Текст книги "Авантюристы гражданской войны (историческое расследование)"

Автор книги: Виктор Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Уже после разоблачения Азефа, в 1910 году, Савинков напишет: "Горе наше, быть может, в том, что рост нашего Центрального Комитета и нас, Боевой организации, не превышал роста Азефа".

В то время Борис Савинков выглядел так: "Сухое каменное лицо, презрительный взгляд; небольшого роста, одет с иголочки; не улыбается, веет безжалостностью".

В 1909-1911 годах Савинков воссоздал Боевую организацию эсеров и возглавил ее. Хотя сам он обладал нелегким характером и противоречивой репутацией, было решено, что никто лучше не поставит "работу" террора. В новою Боевую организацию Савинков набирает боевиков ему "лично близких", ужесточает в организации дисциплину, утверждает свои особые, почти диктаторские, полномочия. После разоблачения Азефа последовал целый ряд разоблачений более мелких фигур в эсеровской партии. Партию лихорадило, и в каждом партийце виделся провокатор… Атмосфера всеобщий подозрительности приводила к мысли о возможности роспуска партии.

Во второй Боевой организации эсеров было всего 13 человек, включая самого Бориса и его вторую жену – Е. Зильберберг. На английском острове Джерси боевики создали "динамитную лабораторию". В конце 1909 года большая часть боевиков выехала в Россию "на работу"…

Главной задачей, которою поставили перед собой Савинков и его организация, было убийство императора. Планировались также второстепенные задачи: убийство министра юстиции И. Щегловитова, министра внутренних дел П. Столыпина, великого князя Николая Николаевича.

Но террористов преследовали неудачи. Один из них был арестован, за несколькими велась слежка. Савинкову стало ясно, что его "конспирация" раскрыта полицией, и он отзывает своих боевиков из России. Группа считалась "проваленной", и ее руководитель решает создавать новую организацию. Но возрождению новой группы помешало новое громкое разоблачение в среде боевиков – известие о провокаторстве Кирюхина и самоубийство боевика Бердо, которого "затравили" подозрительные товарищи, и сам Савинков в том числе.

На Боевую организацию партия эсеров затратила за два года около 70 тысяч золотых рублей, однако организация ничем себя не проявила. Боевики спокойно и достаточно обеспеченно жили во Франции, Англии и не стремились к опасной борьбе в России.

Тем временем лидеры партии эсеров пришли к выводу, что террор не только бесцелен, но и вреден. Было решено свернуть всю террористическую деятельность партии. В конце 1910 года Савинков запишет: "Меня так-таки вышибают. Деликатно, честью просят. По шеям". В обнародованном партией эсеров "Заключении судебно-следственной комиссии по делу Азефа" виновными в атмосфере провокаций, по логике комиссии, оказались все члены Боевой организации, и прежде всего Савинков. Текст "Заключения" ошеломил его. Он немедленно составил протест, который подписали все боевики. Борис Викторович писал, что заключение ССК – "это удар для террора почище Азефа. Знаете, у меня шевелится подозрение, что члены ССК именно и преследовали цель – убить террор. Гадко, противно".

В начале 1911 года Савинков полностью отошел от эсеров и террора.

Еще будучи студентом, Борис Савинков начал писать и публиковать под псевдонимом "Виктор Ропшин" свои декадентские стихи и поэмы. О смерти, любви, ненависти… Псевдоним придумала Гиппиус, имея в виду местность Ропшу, с царским дворцом, где "террористы восемнадцатого века" задушили императора Петра Третьего.

Теперь, пройдя "школу кровопускания", он пишет "Воспоминания террориста" и роман о революционерах-террористах под библейским названием "Конь бледный". В романе, размышляя о необходимости и полезности террора, приходит к выводу о его греховности. В свои 28 лет автор "Воспоминаний" уже ощущал себя личностью исторической.

Борис Викторович живет во Франции, осознав, что спрятаться от охранки и от своих мыслей в России он не может. Он попадает под влияние "мистического народничества", что "занималось" превращением религии в "душу революции", богоискательством. Его друг М. Прокофьев писал, что Савинков "умом дошел до необходимости религии, но не дошел до веры". Его христианские искания, духовная раздвоенность бесили "революционное окружение", что кичилось своим атеизмом. Духовный кризис террориста усилил разрыв с горячо любимой женой, которая уже не могла терпеть его "вздорного" характера, испытывать постоянное чувство тревоги и опасности.

В то время он заводит дружбу с литераторами "крута" Зинаиды Гиппиус, входит в парижскую масонскую ложу.

Новый его роман "То, чего не было" был построен на автобиографической фабуле, в нем он снова отрицательно отзывался о кровавой практике эсеров. Публикация романа до бела накалила отношения Бориса Викторовича с лидерами эсеров. Да и сам Савинков сознательно шел к разрыву с эсеровским ЦК. Его влекло искусство… Он говорил: "Писать мне необходимо, как птице петь… Я не могу не писать…"

В это время Савинков, неожиданно для своего окружения, сближается с марксистом Г. Плехановым и вместе с ним издает газету "Юг". В те годы, до и после революции, трудно определить политическое лицо Савинкова. Он как ртуть стремится заполнить пустоту, стремится занять свое историческое место.

С началом мировой войны, в 1914 году, Савинков становится активным оборонцем и добровольцем вступает во французскую армию, чтобы сражаться против немцев – врагов России. Вместе с другим видным террористом Моисеенко, Савинков обратился с открытым письмом к эсерам, призывая на время войны отказаться от открытой борьбы против царя, поскольку эта борьба будет использована для военного разгрома России. В отличие от Ленина, Савинков ставил не на "врагов" – Германию, а на "союзников" – Антанту.

В августе 1917 года в столицах и на фронте усилилась подрывная работа большевиков и анархистов. Законы Временного правительства не исполнялись, а власть начала перетекать к Советам рабочих и солдатских депутатов. На страну, разоренную трехлетней войной, надвигались голод, инфляция, хаос. В довершение всего правительство Керенского начало подвергаться нападкам не только "слева", но и со стороны "правых" сил – сторонников военной диктатуры, "твердой руки", восстановления дореволюционных порядков.

Выразителем интересов "правых" стал генерал Лавр Корнилов, наделенный огромной властью главнокомандующего всеми вооруженными силами страны, глава "теневого" "Союза офицеров". Корнилов рассматривался "правыми" как "кандидат в военные диктаторы" вместо либерального, осторожного Керенского. Многим тогда казалось, что только Корнилов сможет "железной рукой" восстановить порядок в стране и преодолеть революционный хаос.

26 августа Корнилов потребовал подчинить себе все части в Петрограде и двинул на Питер казачьи войска для свержения Временного правительства. Он объявил, что берет всю полноту власти в свои руки. Напутанный Керенский сместил Корнилова с занимаемого поста и объявил мятежником.

В истории корниловского мятежа странной и таинственной выглядит роль Бориса Викторовича Савинкова.

В апреле Семнадцатого, вместе с лидерами эсеров Черновым и Авксентьевым, Борис Савинков возвращается в Россию из эмиграции…

И сразу же он получает влиятельный пост комиссара Временного правительства, сначала в 8-й армии, потом – при Ставке Верховного главнокомандующего. В июне 1917-го он уже – комиссар Юго-западного фронта. Еще через месяц – товарищ (заместитель) военного министра революционной России Александра Керенского.

Савинков лета 1917-го входил в десятку самых влиятельных людей страны. Подруга Бориса, поэтесса Зинаида Гиппиус, писала тогда в дневнике: "… наш Борис по всем видимостям ведет себя молодцом. Как я рада, что он у дел!"

Но несмотря на то, что Керенский продвигал его по служебной лестнице, он не верил Борису. Как то, в сердцах, Керенский бросил Савинкову: "Вы Ленин, только с другой стороны! Вы – террорист! Ну, что ж, приходите, убивайте меня!"

В июле, когда коалиционное правительство Керенского утвердилось у власти, Савинков становится управляющим военным министерством. Именно он интриговал против главкома Брусилова и продвигал Корнилова на пост Верховного главнокомандующего.

Савинков вынашивал свой план создания сильной армии и "сильной власти" во главе с самим собой и в компании с Корниловым. Он принял непосредственное участие в разработке корниловской программы "мероприятий" в целях утверждения железной дисциплины в армии и в тылу.

Бывший террорист рассчитывал с помощью Корнилова ограничить власть своего "патрона" Керенского и, сыграв на их противоречиях, самому пробиться к рулю власти. Недоверие и интриги царили тогда в Зимнем дворце.

Савинков уговаривал Керенского ввести в столице военное положение, провести реформы в армии, восстановить смертную казнь на фронте и в тылу и арестовать особенно зарвавшихся лидеров большевиков и анархистов. "Действия должны быть самые решительные и беспощадные…" – убеждал недавний революционер. Савинков тогда поверил в "спасительность" военной диктатуры и пытался привлечь на свою сторону "правые казачьи круги".

Видя нерешительность Керенского в обуздании революционной стихии, 9 августа 1917 года он подает в отставку, хотя через неделю после уговоров забирает заявление об отставке. В августе Борис почти ежедневно бывал у четы Гиппиус – Мережковский. В тот день, 9 августа, Гиппиус запишет в своем дневнике;

"Идея Савинкова такова: настоятельно нужно, чтобы явилась, наконец, действительная власть, вполне осуществимая в обстановке сегодняшнего дня при такой комбинации: Керенский остается во главе (это непременно), его ближайшие помощники-сотрудники – Корнилов и Борис. Корнилов – это значит опора войск, защита России, реальное возрождение армии. Керенский и Савинков – защита свободы…

Савинков понимает и положение дел, – и вообще все, самым блистательным образом… я не вижу, чтобы Савинковым двигало сейчас его громадное честолюбие. Напротив, я утверждаю, что главный двигатель его во всем этом деле – подлинная, умная любовь к России и ее свободе…" Еще через две недели Савинков был отправлен Керенским в ставку Корнилова для переговоров о введении в столице военного положения. Но Корнилов уже не шел на компромиссы, требовал отставки Керенского и его министров, передачи себе всей полноты власти.

Предчувствуя потерю власти, Керенский пошел на союз с большевиками для мобилизации всех революционных сил на разгром мятежных войск. Союз с большевиками стал роковой ошибкой премьера. Поняв, что карты Корнилова биты, Савинков добивается своего назначения петроградским военным губернатором и командующим обороной столицы от войск мятежников.

30 августа – 1 сентября 1917 года мятеж был подавлен стараниями не только Савинкова… Против мятежников, кроме войск правительства, выступили вооруженные дружины красногвардейцев и черногвардейцев-анархистов – будущая армия ленинского переворота.

Солдаты, которых вел Корнилов на столицу, отказались принимать участие в мятеже. Корнилов, Деникин и другие мятежные генералы были арестованы. Хотя Савинков вышел из этой сложной игры победителем, то была "пиррова победа".

Воспользовались победой "злонамеренные" большевики, что на волне "революционной истерии" провели перевыборы и "большевизацию" Советов и фактически узаконили свои вооруженные формирования Красной гвардии.

"Левые" ораторы и "левая" пресса обрушили на Савинкова град обвинений в "подстрекательстве" генералов к мятежу, в сговоре с реакционными силами. "Левые" силы требовали немедленной его отставки. Савинкова изображали как предателя и возможного кровавого диктатора, стремившегося, "потопив в крови" революцию в стране, восстановить монархию. Уже в сентябре 1917 года он был "брошен в жертву левым", лишился всех своих должностей и за "двойную игру" был исключен из партии эсеров, одним из основателей которой он являлся. Керенский, рассматривая Савинкова как своего политического конкурента, с удовольствием расстался с неугомонным экс-террористом.

Правда, уже через несколько дней после своего "изгнания" он возвращается в "большую политику" как избранный депутат Предпарламента Временного Совета Российской республики. Тогда же он избирается делегатом будущего Учредительного собрания – "предбанника", как шутил Савинков, и провидчески добавлял: "…предбанника, перед кровавой баней". Он чувствовал, что заигрывания Керенского с большевиками добром не кончатся…

25 октября 1917 года государственная власть оказалась в руках большевиков. Вместе с генералом Алексеевым Савинков безуспешно стремился разблокировать осажденный Зимний дворец. Керенский же, бежав в Гатчину, все еще надеялся организовать военные силы для похода на мятежный Питер. (В первом бою гражданской войны – под Гатчиной – сходятся три "героя" нашей книги: Дыбенко, Муравьев и Савинков.)

В Гатчине к Керенскому примкнул казачий генерал Краснов и несколько верных ему полков, а также Савинков, ставший почему-то делегатом Совета Союза казачьих войск. Еще в сентябре 1917-го Савинков предлагал правительству опереться на казаков в борьбе с большевиками. "Казак" Борис Савинков потребовал от свергнутого Керенского "какое-либо официальное положение", но Керенский уклонился от ответа, все еще видя в Савинкове конкурента на уже навсегда утраченную власть.

Генерал А. Деникин в "Очерках русской смуты" пишет, что Савинков в Гатчине "возбуждает офицеров гатчинского гарнизона против Керенского и предлагает Краснову свергнуть Керенского и самому стать во главе движения… В поисках "диктатора", создаваемого его руками, он отбрасывает уже всякие условные требования "демократических покровов" и от идеи власти, и от носителя ея".

На следующий день собрание офицеров и казаков Гатчины настоятельно потребовало, чтобы Савинков был назначен руководить их обороной от наступавших с севера "красных" матросов. 30 октября Борис Викторович принял должность начальника обороны Гатчины. Но уже через день, почувствовав, что выступление Керенского – Краснова обречено, он одним из первых бежит из Гатчины в ставку Главнокомандующего, под предлогом поездки за военными подкреплениями.

Чувство самосохранения заставило его покинуть Гатчину, где уже через несколько часов были "красные", а ненадежные казаки, замирившись с ними, "купили" полную свободу, пообещав выдать и Керенского, и Савинкова.

Савинков остановился в Луге, откуда главнокомандующему всеми российскими войсками Духонину шлет телеграмму: "…совершенно необходимо сосредоточение верных Временному правительству войск в районе Луги для защиты законной власти". Вскоре он сообщает Духонину: если в Луге сосредоточить 2-3 дивизии с артиллерией и небольшими конными отрядами, то поход на Питер "без особого труда увенчается успехом" при личном командовании самого Савинкова. Действительно, Советская власть была так слаба и распространялась тогда только на столицу, что 15-20 тысяч верных штыков могли изменить ход истории.

Но как раз таких верных штыков уже не существовало, и переброску частей без ведома Советов уже невозможно было осуществить… Да и сам Духонин со своим штабом будет расстрелян солдатами спустя 10 дней после получения этого письма.

К тому времени Савинков, отказавшись от "лужского плана", проберется на Дон, который станет центром сопротивления власти большевиков. Войдя в контакт с различными антисоветскими силами, Савинков убеждал казаков и офицеров создать дееспособную, добровольческую армию, готовую пойти на Москву и Питер. Он входит в образованный генералом Алексеевым "Донской Гражданский Совет" – альтернативу новой власти в столицах, помогает формировать первые полки "белой" гвардии.

Деникин вспоминал: "За кулисами продолжалась работа Савинкова. Первоначально он стремился во что бы то ни стало связать свое имя с именем Алексеева, возглавить вместе с ним организацию и обратиться с совместным воззванием к стране… Начались длительные переговоры между генералами Алексеевым, Корниловым, с одной стороны, и Савинковым, с другой…

Савинков доказывал, что "отмежевание от демократии составляет политическую ошибку", что в состав Совета необходимо включить представителей демократии в лице его – Савинкова и группы его политических друзей, что такой состав Совета снимет с него обвинение в скрытой реакционности и привлечет на его сторону солдат и казачество; он утверждал, кстати, что в его распоряжении имеется в Ростове значительный контингент революционной демократии, которая "хлынет в ряды Добровольческой армии…"

С января 1918 года Савинков организует на Дону "боевые дружины" (общей численностью до 500 человек), целью которых был вооруженный террор против большевиков в Петрограде и Москве, в частности убийство Ленина.

Однако усилия Савинкова не увенчались успехом, он не может найти общего языка с "правыми" и рвет связи с деятелями Дона, которые ратовали за восстановление монархии или полную автономию Казачьего края. Деникин писал: "Савинков внушал к себе недоверие со стороны правых и чувствовал это. Когда он что-нибудь предлагал, все настораживались и старались отклонить предложение".

Генералы не испытывали доверия к террористу-революционеру Савинкову, и он осознает, что на Дону он чужой среди своих и не достигнет "первых ролей". Генералы оттирают его от руководства "белым делом", как слишком "левого политикана, с темным прошлым". Савинков взял поручение Алексеева "организовать демократическое сопротивление большевикам в Москве".

Близко знавший Бориса Викторовича английский дипломат и разведчик Локкарт, описывая характер Савинкова, замечает, что тот "так долго прожил среди шпионов и провокаторов, что подобно герою одного из его романов в конце концов сам не мог разобраться толком в том, кого он в сущности обманывает – своих врагов или самого себя". Гиппиус писала: "В Савинкове да, есть что-то страшное. И ой-ой, какое трагическое. Достаточно взглянуть на его неправильное и замечательное лицо…"

В феврале 1918 года непревзойденный конспиратор инкогнито пробирается в Москву. И хотя он был личностью довольно известной, хорошо узнаваемой, и хотя он знал, что попадись он чекистам – ему несдобровать… он решился на этот шаг.

В полувоенном френче прогуливающегося по Москве Савинкова можно было принять за советского служащего – бюрократа средней руки. Он подолгу просиживал в сквере у Большого театра, где назначал встречи своим агентам. Очевидно, Савинков обратился к своим старым "подельникам"-конспираторам, стремясь привлечь их к созданию сильного антибольшевистского подполья.

За несколько месяцев он оформил крупную организацию "Союз защиты Родины и Свободы" из осколков партии правых эсеров и отдельных, "бойцовски" настроенных представителей партий кадетов, народных социалистов. Члены этой подпольной организации не только были вооружены, но и подавляющее их большинство имело за плечами боевой опыт фронтового офицерства.

"Союз" был наиболее опасной для властей боевой организацией и насчитывал около 5000 добровольцев, имел отделения в Казани, Калуге, Костроме, Ярославле, Рыбинске, Челябинске, Рязани, Муроме. В каждом из этих городов создавались склады оружия на случай выступления. Центральный штат "Союза", возглавляемый Савинковым, находился в самом центре Москвы и существовал под видом "лечебницы для приходящих больных". Помимо Бориса Викторовича, руководителями этой организации были генерал-лейтенант Рычков, полковник Перхуров и командир латышского советского полка, охранявшего Кремль, Ян Бреде.

Среди офицеров латышских стрелков, наиболее близких к Кремлю, Савинков сумел создать ячейку своего "Союза", надеясь с их помощью захватить все большевистское правительство. Савинкова и латышей объединяло общее неприятие только что подписанного большевиками и немцами Брестского мира (по которому Латвия переходила под власть Германии).

Программа "Союза" предусматривала установление твердой диктаторской власти, способной защитить ростки демократии, передел земли в пользу крестьянства, воссоздание национальной армии и продолжение войны против Германии с помощью союзников.

6 марта 1918 года в газете "Русские ведомости" появилась статья Савинкова, в которой он писал, что "большевики служили и служат немцам". После этого власти газету немедленно закрыли, а редактора и замредактора бросили в застенки ЧК, где из них с пристрастием "выбивали" сведения об авторе.

Основной задачей "Союза защиты Родины и Свободы" Савинков, считал вооруженное свержение правительства большевиков. После переворота было решено немедленно объявить войну Германии, помочь союзникам, которые субсидировали Савинкова.

От французского посла Нуланса Борис Викторович получил более двух миллионов рублей, 200 тысяч рублей дал на организацию Масарик, создавший движение чехословаков, готовых сражаться против немцев за свою государственность. Эти деньги давались в надежде на то, что Савинков создаст новый фронт против Германии и в обмен на разведывательную информацию.

Однако чекисты наступали "на пятки" великому конспиратору. В начале июня 1918 года они арестовали около 100 членов "Союза" в Москве, в том числе многих подпольщиков из латышских полков. Несколько сот "союзников" было арестовано чекистами в Казани.

Но строгие конспиративные правила организации спасли от провалов ее основные силы. Ни один из руководителей и начальников отделов "Союза" не был арестован. У самого Савинкова была удивительная интуиция подпольшика, и он покидал конспиративные квартиры за полчаса до того, как туда врывались чекисты. Некоторое время Савинков прятался даже в английском консульстве, а затем сумел перебраться в Поволжье, в Казань.

Провалы организации Савинкова заставили иностранных покровителей быть бережливее. Французы заявили, что не дадут больше денег, пока не увидят, что Савинков имеет "людей, способных идти в бой". Летом 1918 года, когда началось новое масштабное наступление немецких войск на Париж, положение Франции стало критическим. Нужно было во что бы то ни стало оттянуть силы противника с Западного фронта.

Савинков и члены французской миссии разработали план антибольшевистского восстания. Члены "Союза защиты Родины и Свободы" должны были поднять восстание в Москве в первых числах июня. И хотя этот план имел большие шансы на успех, Савинков от него вскоре отказался. Он посчитал, что даже при победе восставших в столице, город оказался бы во вражеском кольце, и миллионное население Москвы было бы обречено на голод. А это в конечном счете привело бы к капитуляции восставших.

Было решено привести в исполнение план №2, по которому восстания замышлялись в городах вокруг Москвы: в Ярославле, Казани, Рыбинске, Костроме, Муроме, а англо-французский военный десант должен был помочь восставшим, высадившись в Архангельске и нанося главный удар через Вологду на Москву. Опираясь на помощь Антанты и соединившись на Волге с союзным чехословацким корпусом и войсками самарского Комитета Учредительного собрания (Комуча), восставшие намеревались с севера и востока осадить и штурмовать Москву. После объединения сил и захвата столицы сторонники Савинкова предполагали объявить войну Германии.

Борис Викторович был связан и с террористами из партии левых эсеров, которые организовали в июле 1918 года убийство немецкого посла в Москве Мирбаха с целью спровоцировать войну Германии против Советской России.

В ночь на 6 июля 1918 года 120 членов "Союза защиты Родины и Свободы" и распропагандированный ими советский броневой дивизион подняли восстание в Ярославле. В городе находились крупные военные склады, и восставшим удалось быстро вооружить несколько тысяч антибольшевистски настроенных горожан.

Полковник Перхуров (правая рука Савинкова) объявил себя главнокомандующим Северной добровольческой армией и губернатором Ярославской губернии. Советские учреждения в Ярославле заменялись городской управой, членами которой стали меньшевики, эсеры и кадеты. Около 200 "видных" большевиков было арестовано, а несколько из них расстреляно. И хотя восставшим удалось создать из крестьян Заволжья несколько полков, превосходящие силы Красной Армии после 15 дней боев захватили Ярославль.

"Красные" овладели Ярославлем после многочасового обстрела города из тяжелой артиллерии, используя химические снаряды. 57 офицеров из восставших, оказавшись в окружении, сдались… полку немецких военнопленных, который в Ярославле ожидал своей отправки в "фатерлянд".

Офицеры-"союзники" заявили, что их Северная армия находится с Германией в состоянии войны, поэтому потребовали для себя места в германских лагерях для военнопленных. Но немцы не сдержали обещания и выдали офицеров на расправу чекистам.

7 июня началось восстание в Рыбинске. 400 членов "Союза защиты Родины и Свободы" вел в бой сам Савинков. Но местное ЧК заранее узнало о готовящемся восстании, и все попытки "савинковцев" захватить артиллерийские склады в городе были отбиты. После двухдневных боев восставшие отступили из Рыбинска. Только два дня продержались восставшие в захваченных ими Муроме и Ростове.

Крах восстания сопровождался массовыми казнями "союзников" эсеров и просто сочувствующих обывателей, провалами ячеек "Союза защиты Родины и Свободы" в Москве и Казани.

Войска Антанты не поддержали восстаний, как было обещано: очевидно, не хватило сил на крупные десанты, поэтому продолжение восстания с целью срыва Брестского мира утрачивало смысл.

В августе 1918 года Савинков и полковник Перхуров бежали в Казань, захваченную восставшим корпусом чехословаков. Чувства горечи и разочарования царили в окружении Савинкова после грандиозной неудачи восстания, которое готовилось полгода.

Осенью 1918-го Борис Викторович распускает свою организацию и записывается простым солдатом в белогвардейские войска. Он принимает участие в боевых партизанских операциях белогвардейского полковника Каппеля в тылу Красной Армии. Отряды Каппеля были частью войск Комуча (Волжского эсеровского правительства – Комитета Учредительного собрания) и действовали в районе Сызрань – Симбирск.

В ноябре 1918 года Борис Савинков "всплывает" в Омске и приглашается Сибирским правительством в свой состав. Возможно, он и был режиссером переворота, приведшего адмирала Колчака к власти над Сибирью, Уралом и Средней Волгой. Однако Колчак, очевидно, не желал держать около себя столь беспокойную и популярную фигуру: через неделю после переворота Борис Викторович отправляется за границу, во Францию, представителем Верховного правителя России Колчака.

Курсируя по маршруту Варшава – Прага – Берлин – Рим – Париж – Лондон, Борис Викторович всюду умудряется добывать денежные займы на "белое" дело. Самолеты, танки, военное снаряжение, обмундирование поплыло потоком к Колчаку после проникновенных речей экс-террориста Савинкова.

За год с небольшим он перезнакомился с президентами Польши, Чехословакии, премьерами Англии, Франции, Италии. Особо теплые отношения сложились у него с военным министром Англии лордом Уинстоном Черчиллем. Помощь шла из различных источников и имела огромное значение в деле организации антибольшевистских фронтов. "Без опоры на иностранцев мы воевать не могли", – констатировал позже Борис Викторович.

Помимо политической деятельности, он не оставлял литературу и журналистику. В Варшаве Савинков редактировал газету "Свобода", а в Париже руководил Бюро печати колчаковцев "Унион". Из Европы он рекомендовал Деникину и Колчаку действовать под демократическим флагом, дабы не раздражать "общественное мнение стран Антанты". Борис Викторович советовал отказаться от лозунга "Единой и неделимой России" и войти в союзнические отношения с польскими войсками и с войсками Симона Петлюры. Но генерал Деникин так и не признал возможности федерации или автономии бывших территорий Российской империи. "Единого фронта" против большевиков не получилось.

Савинкова прочили представителем "белых" в Праге, ведь он очень хорошо знал президента Т. Масарика, был с ним в дружеских отношениях. Но экстеррорист принял приглашение своего гимназического друга – диктатора Польши Ю. Пилсудского. В Польше Савинков создает "Русский политический комитет", в надежде на продолжительную борьбу против большевиков.

Еще в апреле 1920 года польские и петлюровские части начали наступление по всему фронту против советских войск. Через 10 дней наступления, разгромив "красных", поляки захватили Киев и большую часть Правобережной Украины. В это время начала действовать созданная хлопотами Бориса Савинкова в Польше Русская народная армия (РНА) под командованием генерала Б. Перемыкина и братьев С. и Ю. Булах-Балаховичей. Это была армия, объединившая под антибольшевистскими лозунгами бывших офицеров, интеллигентов и недовольных "военным коммунизмом" крестьян. Двадцатитысячная Русская народная армия контролировала Белорусское Полесье и некоторые северные волости Украины.

В конце мая – в июне 1920 года началось успешное наступление "белых" в Южной Украине – Северной Таврии. Новым претендентом на руководство всей антибольшевистской борьбой стал командующий Русской армией, созданной из остатков Добровольческой армии, генерал Врангель.

Врангель потребовал, чтобы РНА, которую собрал Савинков, из Полесья попыталась пробиться в Приазовье и присоединилась бы к Русской армии. Но польское военное руководство и Савинков выступили против верховенства Врангеля. Борис Викторович отказался даже формально подчиняться Врангелю каждый "тянул одеяло на себя".

Поляки же не желали чрезмерного усиления "белого движения" и воссоздания "Единой и неделимой России". Но в офицерских кругах Русской народной армии зрело стремление к объединению с армией Врангеля. Подобные позиции разделяли и братья-атаманы С. и Ю. Булах-Балаховичи. Когда начались мирные переговоры межу Польшей и РСФСР и война между этими странами фактически прекратилась, С. Булах-Балахович без консультации с Савинковым телеграфировал Врангелю об оперативном подчинении ему своих частей.

Однако огромная удаленность Полесья от Приазовья не давала возможности проявиться этому оперативному взаимодействию. Борис Викторович готов был порвать со своими генералами и атаманами, но французский атташе рекомендовал ему не противодействовать решению о присоединении к армии Врангеля.

В 1920 году Борис Савинков развернул активную деятельность по созданию антибольшевистского центра, а также Западной белой армии.

Поражение основных белогвардейских сил – генералов Колчака, Деникина, Юденича – не смущало "великого заговорщика". Он наконец-то ощутил себя "вне конкуренции" белых генералов и рассчитывал единолично возглавить борьбу против большевиков. Его надежды стимулировались крупными вкладами в "его дело" польского военного ведомства и генерала Нисселя – главы французской военной миссии в Польше. И поляки, и французы требовали от подполья во главе с Савинковым развединформации и активизации террористических действий на советской территории.