сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
С кладбища людей на двух автобусах отвезли в банк, где в небольшом зале накрыли стол. Часа два просидели почти молча, после чего Апыхтин поднялся, попрощался со всеми, вышел из здания, сел в «мерседес» и отбыл в Москву.
Едва упав на заднее сиденье, он облегченно вздохнул.
- Поехали, Гена… Ну их всех… Без меня погорюют, если так уж хочется.
Водитель диковато глянул в зеркало, столкнулся взглядом с Апыхтиным, тот подмигнул ему заговорщицки, дескать, уж мы-то с тобой понимаем все как надо.
- Поехали, - озадаченно пробормотал водитель и тронул машину с места.
Все вещи Апыхтина уместились в дорожную сумку, он еще с утра забросил ее в багажник. Поэтому, когда увидел на заднем сиденье еще одну сумку, хорошую, кожаную, с наплечным ремнем и медной пряжкой, удивленно посмотрел на водителя.
- Что это, Гена?
- Цыкин в дорогу тормозок собрал… Там, говорит, пригодится.
- Ишь ты… Спасибо, Цыкин… Что же он собрал-то?
- Что-то позвякивающее, - усмехнулся водитель. - Как мне показалось.
Раскрыв «молнию», Апыхтин с трудом удержался, чтобы не присвистнуть - сумка оказалась доверху наполненной бутылками с водкой «Юрий Долгорукий».
- Мы с ним об этом не договаривались.
- Говорит - сюрприз. У него, говорит, и так мало радостей осталось в жизни в последнее время.
- Так и сказал?
- В точности. Я, признаться, немного удивился… Некстати показались мне его слова.
- Испереживался, - нашел объяснение Апыхтин. - С похоронами совсем замотался, так что не всегда понимает, что говорит.
- Не знаю, не знаю… - протянул водитель.
- А что тебе показалось?
- Чудная эта забота… Велел не говорить вам о гостинце, пока за город не выедем.
- Ишь ты, - Апыхтин покачал головой. И тут же связался с Цыкиным по сотовому телефону. - Привет, Миша, - сказал он. - Получил гостинец. Много доволен. Если надеешься, что я кое-что привезу обратно, то должен огорчить - ошибаешься.
- Значит, приглянулся гостинец! - обрадовался Цыкин. - Ну и на доброе здоровье. Это прекрасное средство по перемещению в параллельный мир, как ты выражаешься.
- Только не надейся, что я навсегда останусь в параллельном мире, - ответил Апыхтин уже без улыбки. - Я вернусь, Миша, вернусь. Обрадует это вас или нет.
- Володя! - закричал Цыкин. - Что ты несешь?!
- Вряд ли я вернусь в банк, но в мир… В котором столько всего случилось со мной… Не сомневайтесь. Так и передай Басаргину и Осецкому. До скорой встречи, Миша. - И Апыхтин отключил связь, не дожидаясь ответа.
Слукавил Апыхтин в этом разговоре, сознательно слукавил. Хотя не был он интриганом, не строил сложных взаимоотношений, но что-то в последнее время его настораживало. И сейчас вот, брякнув слова, не вполне соответствующие его настроению, почувствовал, что поступил верно, что он наверняка внесет путаницу в души заместителей. Апыхтин и сам не смог бы объяснить, что именно собьет их с толку, но почувствовал - сделал правильно и своевременно.
- И ладно, - сказал он, вспарывая «молнию» сумки, которую сообразили ему в дорогу друзья-единомышленники. Нащупав лежавшую сверху бутылку с роскошным изображением храма Василия Блаженного, Апыхтин вкусно, одним поворотом мощной ладони свинтил крышку и только тогда увидел, что водитель, не отрывая взгляда от дороги, протягивает ему стакан. - Спасибо, Гена, - сказал он и с каким-то светлым чувством увидел, услышал, как течет в стакан чистая струя водки. Он глубоко, освобожденно вздохнул, словно вытолкнул из себя кладбищенские, могильные, поминальные впечатления дня. - За упокой, да, Гена? - спросил он.
- Надо, Владимир Николаевич, надо.
- Царство небесное, земля пухом, - произнес Апыхтин заученные слова, замер на какое-то время, словно пытаясь понять смысл сказанного, и медленно выпил больше половины стакана. - Хорошая водка, - сказал он.
- Плохой водки не бывает, - усмехнулся водитель. - Ее бывает мало.
- Как говорят мои заместители - прекрасное средство для перемещения в паралдельный мир.
- Параллельный - это Кипр, что ли?
- Круче, Гена, гораздо круче! - И, плеснув в стакан еще водки, Апыхтин завинтил пробку.
В Шереметьево приехали за три часа до отлета, и Апыхтин сразу отпустил водителя домой. Все контрольные, пограничные и прочие службы он прошел с каким-то высокомерием, без единого слова, позволяя делать с собой все, что приходило в голову молодым ребятам, стоящим на страже интересов государства.
Апыхтин смотрел поверх голов в какое-то ему одному видимое пространство, механически вынимал из карманов паспорт, билет, деньги, банковские справки, разрешающие провоз этих самых денег, снова все это рассовывал по карманам и шел дальше - весь в черном, с большой окладистой бородой, с густой темной шевелюрой и в затемненных очках, шел, даже не видя людей, которые попадались навстречу. Получалось, что они сами отходили в сторону, пропуская его, признавая за ним право идти не обращая ни на кого внимания, да что там внимание - он шел, попросту никого не видя.
Наверное, вот так же спокойно и неотвратимо он будет ходить сквозь пространство и людей через много-много лет, когда умрет и его душа, энергетический двойник, невидимый образ, останется на земле с какой-то ему одному известной целью.
Апыхтин прошел через зал ожидания, протиснулся в какой-то узкий проход и неожиданно оказался перед входом в самолет.
И он вошел, пригнув голову.
Стюардесса сразу признала за ним право на странность поведения, провела к креслу и пожелала счастливого полета.
- Спасибо, - обронил Апыхтин, опускаясь на сиденье и не отрывая взгляда от пространства, которое простиралось перед ним не то в прошлое, не то в будущее.
Рядом суетились пассажиры, что-то объявляли по внутреннему радио, пристегивали ремни, кто-то протискивался и усаживался рядом с Апыхтиным, что-то говорил, Апыхтин, не задумываясь, отвечал, попутчики улыбались, радовались его общительности. Наконец наступил момент, когда все расселись, успокоились, замерли перед страшноватым моментом взлета.
Апыхтин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. А когда открыл, оказалось, что самолет уже преодолел половину пути, внизу медленно проплывали розовые облака, похожие на заснеженную равнину при закате. А над головой - черное небо, и Апыхтин нисколько не удивился его черноте, будто привык к такому цвету, будто и не знал, что небо бывает голубым.
Рядом стояла стюардесса с тележкой, от которой распространялся запах пищи.
- Перекусите? - спросила девушка.
- С удовольствием, - ответил Апыхтин и, взяв из ее рук поднос, поставил на полочку перед собой. Рука его как бы сама собой потянулась к кожаной сумке. - Присоединитесь? - спросил он у соседа, устанавливая на поднос бутылку «Долгорукого».
Сосед замешкался, видимо, выпить хорошей водки да с хорошей закуской было и в самом деле соблазнительно, но что-то ему мешало согласиться немедленно и охотно. Видно, не прошел он в жизни тех испытаний, которые освобождают от ложной стыдливости, от неловкости и позволяют предложить угощение, принять его - и отказаться позволяют тоже - легко и свободно.
- Знаете, - сосед помялся, - наверное, не стоит.
- Я бы на вашем месте согласился. - Апыхтин вскинул бровь как бы в раздумье, как бы и в самом деле оценивая желания своего соседа.
- Нет, все-таки воздержусь.
- Как будет угодно. - Апыхтин чувствовал: предложи он еще раз, и сосед дрогнет, выпьет, раскраснеется, разговорится. Но, зная все это, Апыхтин не стал настаивать - и в этом он ощутил полнейшую раскованность. Да, и назойливое угощение тоже может идти от робости и неуверенности, от незнания, как вести себя лучше, правильнее. - Как будет угодно, - повторил Апыхтин, наливая в свой стаканчик щедрую дозу водки. - Но должен вам сказать - воздержание не всегда похвально, далеко не всегда. Говорю это не потому, что мне так кажется, а потому, что твердо знаю - воздержание часто бывает пагубным.
- Вы думаете? - спросил сосед, и это было согласием.
Апыхтин понял. Он мог и не заметить согласия, мог пренебречь им, и на это он был способен, но поступил великодушно.
- Давайте ваш стаканчик, - сказал Апыхтин так просто, так незначаще, как будто это само собой разумелось. И сосед, полноватый лысый человек в мятом сером костюме, но в свежей белой рубашке без галстука, молча поставил свой стаканчик на поднос Апыхтина. И тот, не поколебавшись, наполнил его до самого верха.
- Не многовато? - спросил сосед.
- В самый раз. Слишком малая доза тоже может оказаться пагубной.
- Ну что ж, я чувствую, вы человек знающий.
Если бы он сказал слово «опытный», а оно просилось, это было бы оскорблением, и кто знает, как поступил бы Апыхтин. Но соседу удалось не свалиться в бестактность, он удержал равновесие и произнес слово «знающий». Апыхтин оценил его точность и, взяв свой стаканчик, уже вознамерился было выпить, но заметил, что сосед тянется, чтобы чокнуться.
- Прошу прощения, - сказал Апыхтин, - но сегодня мне чокаться нельзя.
- Почему? - простодушно спросил сосед, уже начав слегка хмелеть - так бывает, человек хмелеет за несколько минут до выпивки, когда стаканы наполнены, когда ничто уже не может предотвратить застолье, когда стакан уже в руке и водка, как живая вода, играет праздничными бликами.
- Потому.
- Ох, простите, - сосед увидел темный костюм Апыхтина, его мрачный галстук, осознал причину свободного поведения попутчика. - Что-то случилось?
- Да, - сказал Апыхтин. - Царство небесное, земля пухом, а мы, бог даст, будем живы! - Он приветственно поднял свой стакан и выпил его до дна.
Соседу ничего не оставалось, как последовать примеру Апыхтина. Его лысина мгновенно покрылась испариной, он протер ее душистой гигиенической салфеткой, вопросительно посмотрел на Апыхтина - как, дескать, уже можно закусывать?
- Ваше здоровье! - сказал Апыхтин, и его слова прозвучали для соседа неожиданно - оба стаканчика были опять полны. Но сосед тоже оказался знающим человеком и быстро усваивал уроки. С полнейшим спокойствием взяв свой стакан, он поднял его в приветственном жесте - точно так же, как это совсем недавно сделал Апыхтин.
- За вас!
- За вас, - ответил Апыхтин.
На этот раз выпили одновременно. Апыхтин протянул руку, пожал плотную ладошку соседа. - Апыхтин, - сказал он. - Владимир.
- Нехай, - сказал сосед. - Фамилия у меня такая - Нехай. Я не виноват, это папа с мамой устроили. А зовут уже более пристойно - Павел Терентьевич.
- Очень приятно.
- И мне очень приятно.
- Еще по глоточку? - Апыхтин встряхнул почти пустую бутылку «Долгорукого».
- Можно, - кивнул сосед.
- Внимание! - прозвучал голос стюардессы в динамиках. - Просим пристегнуть ремни. Наш самолет пошел на посадку. Через полчаса приземлимся в аэропорту города Пафоса. Повторяю…
- Она тоже решила повторить, - усмехнулся Апыхтин.
- Повторение - мать учения, - откликнулся Нехай.
Кипр показался уже в сумерках. Приникнув к пластмассовому окошку, Апыхтин увидел на горизонте возвышающийся над морем остров темно-синего сумрачного света. Над островом нависли тяжелые низкие тучи, и из них время от времени высверкивали ветвистые молнии. Это бывало чрезвычайно редко - над Кипром грохотала гроза. Молнии отражались в темной морской воде, казалось, уходили вглубь и там продолжали ветвиться и полыхать. Берег был усыпан огнями, огни городов и поселков светились в горах, огоньками были усеяны корабли у берега, и все это вместе с грозой создавало картину, совершенно притягивающую.
Апыхтин почувствовал, что его что-то отпускает, ослабевает напряжение и ему хочется, нестерпимо хочется оказаться среди этих огней, на этом острове, который обещает если не праздник, то облегчение, хоть какое-то облегчение, на которое он перестал уже надеяться.
Сосед спал, но в момент приземления проснулся, с удивлением огляделся по сторонам и, сообразив, где находится, улыбнулся, отстегнул тесноватый ремень.
- Похоже, сели? - спросил он.
- Похоже, - кивнул Апыхтин. Вынув из кармана визитку, он протянул соседу. - Возьмите, чего не бывает в жизни… Авось увидимся.
- Банкир? - Мельком взглянув на золоченую картонку, Нехай сунул ее в карман. Вынув свою визитку, вручил ее Апыхтину. - Что бы с вами ни случилось, какая бы проблема ни возникла, а у банкиров, я знаю, время от времени возникают самые невероятные проблемы…
- Это верно, - согласился Апыхтин.
- Так вот: я, Нехай, специалист по устранению проблем.
- Каких?
- Любых. Я уверен - мы с вами встретимся.
- Да? - удивился Апыхтин.
- Не сомневайтесь, это произойдет скоро.
- На Кипре?
- В Москве. Думаю, что смогу помочь вам. Я не самый бесполезный человек на свете.
- Как и все мы. - Апыхтин вчитался в визитку Нехая. - «Специалист по безвыходным положениям. Решение всех проблем - быстро, надежно, деликатно», - прочитал он. - А что значит слово «деликатно»?
- Это значит - в полной тайне от близких родственников, частных лиц, государственных учреждений.
- И это… возможно? - удивился Апыхтин.
- Скоро в этом сами убедитесь.
- Вы предвидите будущее?
- Да, но очень недалеко… Что-то около месяца, не более. До скорой встречи, - Нехай протянул на прощание жаркую ладонь!
Туристическое агентство, с которым связался Апыхтин, оказалось на удивление обязательным - его представитель стоял в зале прилета, подняв над головой картонку с названием фирмы.
- Это Пафос? - недоверчиво спросил Апыхтин.
- Пафос, Пафос! - радостно закивал грек, сверкая черными маслинами глаз. - Лучший город земли!
- Значит, я попал куда надо, - проворчал Апыхтин, влезая в подъехавший автобус.
Была уже ночь, дождь прошел, будто его и не было, неестественно громадная луна висела над морем, отражаясь и дробясь. Лунная осколочная дорожка уходила за горизонт, словно приглашая в путешествие - сладкое и безвозвратное.
Через двадцать минут автобус был уже в городе, мокром, свежем, залитом огнями, распластавшемся под бездонным небом. Апыхтин с любопытством смотрел в окно, но видел только залитые светом витрины. В Пафосе продавали светильники, обувь, вино и мясо. Это он хорошо увидел - вино и мясо. Автобус развез пассажиров по гостиницам, и Апыхтин отметил, что его отель едва ли не самый лучший.
- У вас заказан номер на три места, - почти без акцента сказал человек за стойкой.
- К сожалению, я приехал один.
- А ваша семья…
- Обстоятельства не позволили им приехать, - ответил Апыхтин чистую правду.
- Они приедут позже?
- Нет, они не приедут никогда.
- Вы хотите сказать…
- Да, они умерли.
- Извините. - Грек скользнул взглядом по темному пиджаку Апыхтина и, склонившись над бумагами, повторил: - Извините.
- Все в порядке, старик, все в порядке, - сказал Апыхтин, беря ключи.
Войдя в номер и толкнув за собою дверь, Апыхтин выронил из рук сумки, скинул с ног туфли, сбросил пиджак, галстук, расстегнул брючный ремень и рухнул на кровать.
На этом силы его кончились.
Он лежал на спине, разбросав руки в стороны, и в лицо ему смотрела круглая морщинистая луна. Казалось, она висела сразу под окном, но не раздражала, ему было даже приятно засыпать в ее холодном желтоватом свете. На секунду, не больше, он вдруг увидел лица Кати и Вовки, там, далеко под землей, в полнейшей, нечеловеческой темноте. Они лежали с закрытыми глазами, лицом вверх, как их и положили, но Апыхтин был уверен - они видели его, более того, в этот момент смотрели на него.
- Ничего, ребята, ничего, - пробормотал он, засыпая. - Разберемся.
Юферев не хватал звезд с неба. Имя его не гремело в прокурорских, милицейских коридорах, смурная физиономия не улыбалась гражданам с экранов телевизоров, а женщины, что для него было самым обидным, не провожали его пылающими взорами. Но если говорить откровенно, ко всему этому он и не стремился. То ли занудливость одолела, то ли мудрость посетила в молодом еще возрасте. Он полагал, что быть хорошим следователем и быть известным следователем - совершенно разные вещи. Точно так же не сомневался и в том, что быть хорошим работником и быть любимым начальством работником - тоже разные вещи. Эти показатели могут совпадать, как бы соединяться в одном человеке, могут и не соединяться, но его это уже не касается, это дело высших сил, а в решения высших сил Юферев старался не только не вмешиваться, но даже не думать о них и уж, упаси боже, сомневаться в них.
Столь витиеватые мысли не посещали его, не тревожили перед сном или перед начальственной дверью. И вовсе не потому, что были ему недоступны. Вовсе нет. Юферев спокойно пренебрегал этими суетными мыслями.
Пренебрегал.
Впрочем, одно обстоятельство его все-таки тревожило.
Однажды он поймал себя на ясном предчувствии, что убийство семьи банкира Апыхтина будет раскрыто. Пришла даже уверенность, что бывало с ним довольно редко. Как ни чисто сработали убийцы, сколько ни проявили сатанинской предусмотрительности, а наследили голубчики. Неожиданное убийство Якушкина в раскаленной на солнце железной забегаловке не только прибавило следов, но и показало, что задергались они, занервничали, - и кто знает, какие сейчас судорожные телодвижения производят, какие необратимые ошибки совершают.
