Текст книги "«Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду"
Автор книги: Виганд Вюстер
Жанры:
Военная документалистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Подполковник Карл-Леберехт фон Штрумпф, командир 3-го батальона 171-го артполка, награждает Железным крестом второго класса солдат своего батальона. 21 июня 1942 г. Слева его адъютант, обер-лейтенант Герд Хоффман
Получить подтверждение наших подбитых танков оказалось для меня более трудным делом. Конечно, эксперты могли определить, был ли танк подбит 15-см снарядом или нет. Но такие соображения в определенных условиях не работали. Уничтоженные танки были расположены в нашей зоне, но не заявит ли пехота о них сама? Хорошо еще, что другие батареи и части ПТО не стреляли по танкам, – в противном случае заявка на 5 танков превратилась бы в 10 или 20. Такое часто случалось, как чудо умножения хлебов Иисусом. Кроме нас, артиллеристов, которые и вели стрельбу, кто мог что-то видеть? У пехоты во время русского прорыва были другие заботы. Если они успели реорганизоваться, любые поиски были бы бесполезны. Вопрос на вопрос. Офицер артиллерийско-технической службы, который оказался на батарее из-за проблем с эрозией стволов, сомневался, что на обломках танков удастся найти четкие свидетельства того, что они уничтожены снарядами 15-см гаубицы. В некоторых случаях все четко и ясно, но в целом все чрезвычайно сомнительно. Я хотел пойти и сам начать расспрашивать пехоту, опасаясь, что свидетельства не найдутся, – и предвидя новые конфликты с Бальтазаром. Затем неожиданно на позиции вернулся передовой корректировщик с нужными документами, подтверждающими наши победы. Их запросил Кульман. Лейтенант фон Медем сообщил, что пехоту совершенно воодушевила наша битва с танками. Один только командир батальона подтвердил три победы и нанес их на карту. Была даже одна, которую мы не заметили и не посчитали. Более того, было еще три подтвержденные победы от командиров рот. Так что 5 сожженных танков стали 6 и даже 7, потому что два танка столкнулись, когда первый был опрокинут на бок попаданием под гусеницы. Главное, что теперь мы могли предоставить свои победы в письменном виде. Кульман сам был совершенно горд своей 10-й батареей. Моя вчерашняя недооценка, наверное, оставила хорошее впечатление. Но в противостояние между мной и оберст-лейтенантом Бальтазаром гауптман Кульман вмешиваться не хотел, хотя и хлопал меня одобрительно по плечу и называл наказание чистым пустяком.
Тем не менее я не верил в счет 7 танков. Я бы заметил попадания. Наверное, в возбуждении пехота подарила нам два танка. Зачем спорить с подарком? Останки танков лежали перед нами, включая достаточно свежие, но были и те, что ржавели с зимы. Было ясно, что на сектор в последние месяцы постоянно шли танковые атаки. Я держал свои мысли при себе, лишь замечая по ходу дела адъютанту Петеру Шмидту, которого Бальтазар послал ко мне, потому что он поставил задачу доказательства передо мной, но те рапорты от корректировщика уже шли к Кульману по «официальным каналам». Да, о тех 7 танках теперь кричали с крыш, составляя славную страницу истории батальона, который имел малое к тому отношение, – что разъяснил Кульман, – указав, что все это сделала исключительно его батарея, хотя сам он лично в этом не участвовал и соглашался с Бальтазаром насчет моего наказания.
По крайней мере кольца остались на стволах орудий. Дорисовали и два «опоздавших», так что на каждом стволе было по два кольца, и теперь между командирами орудий и расчетами установился мир. Была роздана горсть наград командирам расчетов и наводчикам, поскольку раньше Железный крест второго класса никто не получал. Корректировщик и оба его радиооператора получили свои первые медали, которые они честно заслужили, хотя они и не подвергались большей опасности, чем каждый и всякий пехотинец. Уже курьезом, Железный крест второго класса осчастливил телефониста на орудийных позициях, который в тот день не имел возможности как-то особенно проявить себя, – возможно, кроме того, что вызвал меня к телефону поговорить с Бальтазаром. С другой стороны, он был надежным солдатом, и «раздатчик» на этот раз не обошел его.
Личный состав 10-й батареи построен для награждения. Командир батальона, подполковник Бальтазар, прикалывает Железный крест второго класса на грудь фельдфебеля, ефрейтора и связиста. Большинство солдат батареи были ветеранами с опытом Восточного фронта
Батарею – с остатками 71-й пехотной дивизии – сменяют части 294-й ПД. 4 июня 1942 г. Одна из гаубиц в густом камуфляже ждет, когда к ней прицепят передок
Упряжки тянут 5500-кг гаубицы на запасные позиции. Дивизия должна была принять участие в операции «Вильгельм», которая должна была начаться через несколько дней, но была отложена до 10 июня из-за проливных дождей
О наградах, в общем, каждый беспокоится сам, как и о медалях за храбрость, а с «гражданскими» наградами даже больше. Если ты достаточно долго выживал в войне и просто исполнял свой долг, твой черед придет, и командир части должен будет придумать повод. Как можно «честно» управлять раздачей медалей? Должны они идти туда, где пишутся кровавейшие «романы», потому что вышестоящие хотят выделить их из массы? Или разве не честнее распределять их в частях согласно квоте, чтобы признать их успех или серьезность их действий? Придумать повод задним числом не всегда просто, но для медали должна быть причина награждения. Если дивизия воюет успешно, награды льются рекой, но если ее отбрасывают назад, регистрируется меньше «актов героизма». В Польше наград было мало, во Франции больше. Большие победы 1941-го до начала зимы вызвали настоящий поток медалей, позже их стали экономить. Когда Сталинград подходил к концу, даже сильнейшие раздачи медалей и повышений в чине не могли остановить коллапс. Вспомнили легенду о спартанцах, и для монумента понадобились (мертвые) герои…
Изучение подбитых танков было информативно в нескольких смыслах. Т-34 был в 1942 г. лучшим и самым надежным русским танком. Его широкие гусеницы давали ему лучшую подвижность на пересеченной местности, чем у других, мощный двигатель позволял развивать лучшую скорость, длинный ствол пушки давал лучшую пробивную способность. Недостатками были плохие приборы наблюдения и отсутствие кругового обзора, что делало танк наполовину слепым. Радиооборудование тоже было плохо отработано, на некоторых танках его вообще не было. Тем не менее при всей мощности брони он не мог противостоять 15-см снарядам, для поражения даже не было обязательно прямое попадание. Попадание под гусеницу или корпус переворачивало его. Близкие разрывы рвали гусеницы. Кроме того, под Харьковом применялись английские танки Мk.II и Мk.III, подвижные на ровной местности, но Т-34 оставлял их позади. Они, однако, были хорошо оснащены многими полезными аксессуарами. Мы с удовольствием брали наборы инструментов, но особо ценили практичные кипятильники, которые можно было заправлять любым видом топлива. Чтобы вернуть «англичанина» в строй, с них снимали башни и использовали как тягачи, но и для этого лучше подходил Т-34.
Наш боевой сектор скоро передали другой дивизии. Тем временем нашу 71-ю собрали вместе и еще раз пополнили. Мы прошли через Харьков на юг, в сторону новой операции на окружение. Харьковская битва успешно завершилась. Оборона против крупномасштабного наступления русских превратилось в разрушительную битву на окружение агрессора. Теперь мы снова шли на восток. Может быть, мы наконец смогли отбросить русских… победный конец войны снова оказался близко. Переправы через Бурлюк и Оскол пришлось вести в тяжелых боях. Но после этого – как в 1941-м – были долгие недели наступления в изматывающей жаре, не считая дней, полных грязи, когда лил дождь.Кроме двух крупных наступательных маневров наш тяжелый батальон редко участвовал в боевых действиях. Нам хватало забот с одним движением вперед. Коренастые тягловые лошади были пугающе худы и всем видом показывали, что не годятся для долгих маршей, особенно по пересеченной местности. Требовалась временная помощь. У нас еще оставалось несколько танков, обращенных в тягачи, но мы также искали сельскохозяйственные тракторы, в основном гусеничные. Немного можно было найти в колхозах прямо у дороги. Русские забрали с собой как можно больше, оставив только неисправное оборудование. Постоянно требовалось импровизировать, и мы всегда были в поиске горючего.
Путь 71-й пехотной дивизии в летней кампании 1942 года был отмечен серией тяжелых маршей по голой степи и многочисленными переправами. Дивизия вновь попала на восточный фронт перед кризисом во время почти победоносного советского наступления под Харьковом в мае 1942 г. Силы батарей 171-го артполка, так недавно пополненного во Франции, таяли в мелких операциях. Некоторые воевали под Изюмом, другие под Харьковом, но всем доставались трудные задачи, такие как борьбы с танками или поддержка быстро движущихся разведывательных подразделений. Тем не менее потенциальное поражение стало победой. Потом началась собственно летняя кампания. Наступление на Сталинград через Оскол и Дон означало, что артиллерия применялась традиционным способом, но на людей и лошадей возлагались непосильные задачи. Эти битвы, иногда превращавшиеся в спешную погоню, доставляли проблем и обозам снабжения, которые по ночам шли следом, потому что им приходилось биться за свою жизнь с русскими формированиями, отставшими за день. Когда они вышли к Дону напротив Калача, сила этого сектора – вкупе с приподнятым западным берегом – а также измотанностью войск, – делала его идеальным местом для зимовки. Но так не должно было быть. Нужно было выйти еще к одной реке.
На схеме:
реки слева направо:
Донец, Бурлук, Двуречная, Оскол, Красная, Донец, Айдар, Деркуль, Калитва, Быстрая, Дон
Линия боевого пути: Харьков, Непокрытая, Чугуев, 10.6., Купянск, 2.7., 8.7., Новопсков, 11.7., 13.7., 13.7., Миллерово, 20.7., 21.7., Чирская, 7.8., 25.8., Калач, Сталинград
Одна из первых потерь 10-й батареи в летнюю кампанию – корректировщик лейтенант Пауль Гарри Алексис Петер фон Медем, родившийся 15 июня 1915 г. в Риге. Он был убит 12 июня 1942 г. в 1,3 км от Татьяновки, когда отказался залечь под огнем. Сегодня его останки покоятся в Алексеевке, к северо-востоку от Изюма на Украине
Для этого нам лучше всего послужил случайный Т-34. Мы высылали «призовые команды», которые охотились справа и слева по дороге нашего наступления на захваченных грузовиках. Для поддержания мобильности мы нашли 200-литровую бочку с соляркой. «Керосин», говорили солдаты – потому что слово «керосин» было для нас незнакомо. 200-литровую бочку везли на танке без башни, на котором подвозились боеприпасы. И все же у нас вечно не хватало топлива, потому что не удавалось как следует удовлетворить даже потребности моторизованных частей. Вначале мы двигали гаубицы целиком, потому что так было проще. Но скоро оказалось, что подвеска наших передков на конной тяге была для этого слаба и ломалась. Это создавало величайшие трудности при движении на позиции. Нам приходилось двигать ствол отдельно. Новые пружины было трудно найти, и офицер артиллерийско-технической службы с трудом мог их поставить в полевых условиях. И вот за каждым трактором двигался длинный караван колесных средств. Мы, конечно, не выглядели как организованная боевая часть. Батарея напоминала цыганский табор, потому что нагрузку распределяли по крестьянским телегам, которые тянули небольшие выносливые лошадки. Из массы пленных, текущих нам навстречу, мы вербовали сильных добровольных помощников (хиви), которые, нося вперемешку гражданскую одежду, форму вермахта и свою русскую форму, лишь усиливали впечатление толпы цыган. Лошади, которые заболевали или слабели, распрягались и привязывались к машинам, чтобы они могли трусить рядом с ними. Я отрабатывал свое наказание «по частям». Местом домашнего ареста служила палатка, сделанная из состегнутых плащ-палаток, которую в тихие дни ставили для меня отдельно. Мой ординарец приносил мне еду. Батарея знала, что происходит, ухмылялась и продолжала хорошо ко мне относиться. Кульман тщательно вел учет времени и объявил, когда оно истекло. Он выделил мне на «выпуск» бутылку шнапса. Я связался с полковым адъютантом и спросил, как продвигается моя жалоба. Он подтвердил ее получение, но объяснил, что оберст Шаренберг отложил ее на время операции, потому что на жалобы у него не было времени. Что мне было делать? Шаренберг и Бальтазар находились в хороших, если не дружеских, отношениях. Мне приходилось ждать и постоянно ждать гадостей от Бальтазара, который пытался выместить на мне зло, отчего то и дело страдала батарея. На гауптмане Кульмане снова сказалось напряжение, как в прошлом году. Теперь его даже перевели в запасную часть на родину. Поскольку другого подходящего офицера не нашлось (доктора Нордмана в полку уже не было), мне пришлось принять батарею. С этим начались постоянные придирки Бальтазара. При Кульмане это сдерживалось, потому что он мог сопротивляться.
Солдаты 10-й батареи выстроили пушки и большую часть личного снаряжения вдоль ручья за небольшой возвышенностью. Полное немецкое превосходство в воздухе означало, что гаубицы не нужно ни маскировать, ни окапывать
Спаренный пулемет вкопан в плодородную украинскую землю и готов к воздушной обороне. Такие земляные работы всегда хорошо видны с воздуха, так что вынутый грунт замаскирован степной травой
Палатка Вюстера тоже старательно вкопана. Самая большая угроза – осколки (прямые попадания крайне редки), так что вынутый грунт насыпается вокруг позиции
Чтобы снять часть нагрузки со слабеющих лошадей, по дороге «заимствовались» сельскохозяйственные тракторы и превращались в тягачи. Отступающие части Красной Армии забрали почти все рабочие машины, так что артиллеристам пришлось ремонтировать те, что остались
Колонна, которую тянет трактор «Сталинец-60», встала посреди бесконечной степи, размягченной недавним дождем. Кроме лафета гаубицы и передка, вокруг которого собрались солдаты, трактор везет и телегу с орудийным стволом (слева). Чтобы разделить вес орудия при перевозке, ствол везли на отдельной повозке. Естественно, так делали, лишь когда угроза встречи с противником была низкой, а орудие не требовалось быстро развернуть
«Цыганский табор» 10-й батареи. Вереницу орудий и передков везет один из советских тракторов. На этой фотографии ствол установлен на лафет, а повозка для ствола едет пустой
Обер-лейтенант Вюстер обедает на придорожном поле. Постоянное преследование со стороны командира батальона Бальтазара было дополнительным бременем
Четыре гаубицы с расчетами расположились в небольшой долине. Через лагерь протекает ручей. После маскировки орудий и установки навесов над окопами личный состав приступил к личной гигиене и стирке. Такие свободные часы во время непрерывного наступления были редкой благодатью, так что каждая возможность использовалась полностью
Развернув орудия в долине, на возвышенности поставили наблюдательный пункт с хорошим обзором окружающей местности
Один из гусеничных тракторов батареи «Сталинец-60». Они имели мощность 60 л/с и работали на сырой нефти. Новый владелец ясно пометил свое имущество: организационный символ тяжелой батареи, и «01636 B/1» (полевая почта 4-го батальона, B – первая буква слова «батарея», 1 – номер орудия)
«Расчетная палатка» и спальное место старшего офицера батареи Вюстера. Здесь рассчитывались данные стрельбы. Один из людей в кадре явно в свободной форме – трусы и тапочки
Пункт связи 10-й батареи. В палатке у телефона вахмистр Блау
Расчет 3,7-см противотанковой пушки дремлет в тени автомобиля «Протце» 6х4 фирмы Круппа (Kfz. 69). Неэффективная против большинства танков, 3,7-см пушка давала эффективную защиту против небронированных целей
Пехота 71-й пехотной дивизии встала лагерем на краю идиллически выглядящей русской деревни. Во время наступления долгие привалы были редкостью – марш начинался до рассвета и продолжался после заката
Пехота свернула лагерь и выходит под утренним солнцем, бьющим с безоблачного неба. Пехота испытывала нечеловеческие нагрузки, нередко делая по 40–50 км за день марша
Пока конные повозки не торопясь едут вперед, мимо катят велосипедисты 71-го разведбатальона. У головного велосипедиста на велосипеде сбоку приторочен МГ-34, у остальных за спиной винтовки
Даже во время коротких операций батарея постоянно получала самые неприятные задачи. Время отдыха было неудобнее, чем у других батарей. В неясных ситуациях мне поручали все виды особых поручений и даже при том, что я был командиром батареи, меня постоянно использовали в качестве передового наблюдателя. Если мой лейтенант, очень неопытный, сталкивался на батарее с трудностями, потому что не мог справиться с ветеранами – шписом и фуражиром, – мне приходилось заступаться за него. Эти двое старались с самого начала осложнить мне жизнь. В любом случае, одна моя вахта в качестве передового наблюдателя принесла нам еще один Т-34 в качестве буксировщика. Я провел неприятную дождливую ночь под брезентом с радистами. Когда наконец настало утро, туман закрыл все. Чтобы размять ноги, я пошел на командный пункт батальона. Я испытывал некоторое беспокойство, потому что недалеко слышался звук вражеских танковых гусениц. Я мог стрелять – но куда? Просто в туман? Так что я стал ждать. Когда я возвращался к окопу радистов, мне пришлось отвлечься на «утренние дела», так что я зашел в кусты и спустил брюки. Я еще не закончил, когда танковые гусеницы лязгнули буквально в нескольких шагах от меня. Я быстро закруглился и увидел танк темной тенью в тумане прямо над постом радистов. Он стоял, более никуда не двигаясь. Я увидел, как радист выскочил из окопа, спасаясь бегством, но потом развернулся, наверное, пытаясь спасти радиостанцию. Когда он выскочил с тяжелой коробкой, танк развернул башню. В ужасе радист с размаху запустил железной коробкой по танку и нырнул в первый попавшийся пустой окоп. Я мог лишь наблюдать, не имея возможности что-то сделать, но мне стало любопытно. Когда башенный люк открылся и 4 русских танкиста выскочили с невероятной быстротой, чтобы скрыться в тумане, я выстрелил им вслед из автомата – без успеха.
Прибежали пехотинцы. Радист пришел в себя. Танк был цел и невредим. Весь инцидент можно было объяснить лишь одним: русские, должно быть, увидели человека с коробкой и решили, что это подрывной заряд. Иначе они не сбежали бы в такой спешке. Было много громких криков одобрения, и по кругу пошла бутылка. Когда туман рассеялся, не было видно ни русских, ни, конечно, танков. Они сбежали в тумане, никем не замеченные.
Наступление, жара и пыль! Внезапно прицеп с орудийным стволом провалился до оси. Хотя рядом не было ручьев, под дорогой, похоже, образовалась промоина, – наверное, поработали сильные дожди. Впереди было много работы. Мы торопливо достали лопаты, и начались раскопки. К колесам и оси привязали веревки, чтобы вытащить прицеп, рядом стояли лошади, отцепленные от передков, – в качестве дополнительной тягловой силы. Мы уже знали, что здесь достаточно часто приходится играть в такие игры. Мимо проезжал Бальтазар, он выглядел довольным:
– Как можно быть столь тупым и завязнуть на ровной дороге. У нас нет времени. Лейтенант Лохман немедленно едет с батареей. Вюстер, вы на прицеп со стволом. Восемь лошадей, восемь человек.Решение было необъективным. Он мог бы позволить мне использовать для рывка Т-34, как я хотел сделать. Одно это могло гарантировать успех «раскопок». Моим людям было ясно, что это была одна из тех маленьких игр, в которые Бальтазар любил со мной играть.
Вюстер на наблюдательном пункте. Его командир батальона, подполковник Бальтазар, позаботился о том, чтобы он проводил за этим опасным занятием больше времени
Тот же наблюдательный пункт. На горизонте видна тщательно замаскированная стереотруба. Жизнь зависит от умения спрятаться: если тебя заметят, ответит советское тяжелое оружие
Когда орудие стоит на огневой позиции, все его незначительные перемещения должны выполняться самим расчетом: это считается более простым делом, чем приводить упряжки с позиции передков
Перетаскивать 5,5-тонную гаубицу по пересеченной местности непросто. Десять человек впряглись в каждый трос, зацепленный за верхнюю часть колеса, чтобы увеличить силу тяги. По фото видно, насколько эта работа тяжела
Наконец, орудие на позиции. Чтобы правильно разместить гаубицу, нужно много сил. Четыре орудия нужно поставить рядом, чтобы старший офицер мог управлять огнем
«Расчетная палатка» Вюстера стоит в тихой лощине, поросшей дубами и дикими цветами
15-см гаубица s.F.H.18 стреляла фугасными, бетонобойными, бронебойными и дымовыми снарядами, каждый весил около 43 кг. Заряд состоял из восьми картузов с порохом, заряд 8 давал максимальную дульную скорость 50 м/с. Максимальная дальность превышала 13 км. Как видно из трех пустых бутылок, этот расчет только что отметил прибытие на новую позицию
Артиллерийская колонна продолжает марш где-то между реками Оскол и Айдар, 10 июля 1942 г. После выхода перед рассветом в полдень делался короткий привал. Расчет отдыхает на повозке со стволом
После того, как мы, кажется, достаточно намахались лопатами, попытка с восемью ослабевшими лошадьми провалилась: прицеп уже нельзя было вытащить. Солдаты тоже были измучены. И я позволил им перекусить – я тоже был рад поесть, потому что ничего полезного мне в голову не приходило. Мимо прошел пехотный батальон с командиром в голове колонны. Это был батальон, у которого мой радист «захватил» Т-34 несколько дней назад.
– Что вы тут мучаетесь со своими хромыми клячами? Так вы никуда не попадете. Но если вы клянетесь святой Барбарой (считается покровительницей артиллеристов. – Примеч. пер .), что в следующий раз не будете экономить снаряды, я поставлю вам пушку на ноги. Договорились?
Веревки и цепи были привязаны к ободьям больших колес повозки так, чтобы они давали крутящий момент. Было важно вытащить повозку с первого рывка. Мы впрягли лошадей, но они могли начать тянуть, лишь когда двинутся колеса. На каждой веревке стояла цепочка из 10–14 человек. За лошадьми встали артиллеристы с кнутами и палками. Я встал за стволом и дал команду: «Тяниииии!» Рывок, колеса двинулись, лошади потянули, и ствол снова стоял на твердой земле.
– Ну вот, и что вы не сделали так с самого начала? – сказал майор, используя обычные клише. – А теперь доставайте бутыль шнапса, которая у вас наверняка где-то завалялась, и вам даже не придется нас благодарить.
Должный запас водки мы везли с собой, и артиллеристы время от времени к нему прикладывались, пили, но не увлекались. Жара сдерживала желание выпить.
Уже под вечер я добрался до батальона, вставшего на отдых у колхоза. Бальтазар скрыл удивление: он не ждал меня так рано. Я не упомянул о пехоте.
В другой раз мимо пыльной, неторопливо движущейся батареи проехал наш командир дивизии, генерал-майор фон Хартман. Я доложил ему в обычной манере.
– Там на фронте заваривается каша. Как быстро вы сможете туда добраться? – спросил он, показав мне место на карте.
– С обычной скоростью марша это займет 6–7 часов. Лошади держатся из последних сил.
– А если у вас будут ваши Т-34 и танки, вы рванете вперед и возьмете лишь самое необходимое? А телеги могут идти следом со своей скоростью. Что тогда?
– Тогда 2–3 часов будет достаточно, если все будет нормально. Но подвеске передков настанет капут, вот почему нам запрещено двигаться с высокой скоростью.
– Сейчас мне на это плевать, на фронте все плохо. Двигайте, полный вперед!Ну, что я и сделал, после того как мы набили танк снарядами до предела. Мы шли на хорошей скорости, делая 30 км/ч, и никого не оставили по дороге. Нас встретили с радостью и ввели в курс дела. Подвеска на двух передках сломалась, как и стоило ожидать, и это означало, что предстоит масса тяжелой работы еще до того, как орудия смогут открыть огонь.
Для каждой повозки со стволом нужна упряжка из 8 лошадей. Лошади с трудом справляются с темпом марша: сегодня, 10 июля, температура 40 градусов в тени, а на небе ни облачка
Вплотную за пушками следует колонна снабжения. Монотонность бесконечной степи до горизонта заставляла все немецкие войска скучать по дому
10 июля одна из повозок со стволом провалилась сквозь дорожное полотно в промоину и застряла по ступицы. Чтобы высвободить повозку, Бальтазар дал Вюстеру всего 8 лошадей и 8 человек
Пройдя почти 30 км, длинные колонны под вечер 10 июля пришли в Новопсков. 4-й батальон Бальтазара занял дома на окраине деревни. Вюстер и повозка со стволом прибыли позже
Рано утром 11 июля батарея покидает ночлег в колхозе у Новопскова. Снова используется возможность применить советский трактор в роли тягача. Немцы еще не знают, что советские окруженцы заняли позиции на холмах на заднем плане
Упряжки с телегами движутся по пыльным дорогам сквозь облака пыли в сторону восходящего солнца, Новопсков, 11 июля 1942 г. Людям Вюстера повезло не попасть в засаду с остальными частями
На коротком отрезке дороги между Новопсковом и рекой Айдар стоят бесконечные колонны брошенной сельскохозяйственной техники. По разным сообщениям, дорогу забили от 200 до 500 тракторов и молотилок
Унтер-офицер 10-й батареи берет на себя роль водителя свежереквизированного трактора СТЗ-1. Ему помогает хиви (справа). Колеса этих тракторов повреждали дорогу и деревянные мосты, поэтому, где возможно, их пускали по обочине
Мост через Айдар, восточнее Новопскова, был взят 10 июля 1942 г. Артиллерийские части переправились на следующий день. С высот за мостом советские части и поймали в засаду маршевые колонны
Советский Т-34 производства Сталинградского тракторного завода бесцеремонно сброшен с подъездного пути к мосту через Айдар. Повозка за танком не несет ствол, что говорит о том, что он водружен на лафет из-за близости противника в ожидании неминуемого столкновения
Когда Бальтазар добрался до меня, было не так просто избежать нового наказания за сломанную подвеску.
– Генерал, конечно, не знал, с кем связался, ты… – Я был удивлен, что он не сказал «идиот». Наверное, Шаренберг поговорил с ним о моей жалобе?
Наступление продолжалось. Однажды длинную, растянутую колонну обстреляли русские окруженцы, прячущиеся в поле качающихся подсолнухов. Такое происходило сплошь и рядом, ничего особенного. Обычно им отвечала только двуствольная установка на пулеметной повозке, а мы даже не останавливались. На этот раз Бальтазар – который был тут – решил, что все будет иначе. Он приказал разгрузить один безбашенный Т-34, взял пулемет и рванул навстречу врагу в подсолнуховом поле, который оставался невидимым.
– Надеюсь, наш тягач не накроется, – сказали артиллеристы, оставленные на дороге. Так и случилось. Из танка поднялись пламя и клубы дыма. Наверное, попали в 200-литровую бочку топлива, стоящую на танке сзади. Артиллеристы смогли увидеть, откуда им придется спасать команду танка. Довольно большая группа побежала к месту происшествия, стреляя в воздух из винтовок для устрашения. Танкисты были еще живы, успев выпрыгнуть из горящего танка, и укрылись неподалеку. Некоторые из них серьезно пострадали. У оберст-лейтенанта Бальтазара серьезно пострадали лицо и обе руки. Он скрипел зубами. Теперь он надолго окажется в госпитале.Ничего этого не случилось бы – вся затея была глупостью с самого начала. Как можно разъезжать с бочкой топлива? Я был рад, что уничтоженный Т-34 принадлежал 11-й батарее, а не моей 10-й. Было непросто найти новый тягач. Теперь Бальтазар какое-то время не сможет меня донимать. Но я не чувствовал злорадства. Я не отозвал свою жалобу, даже когда командир полка мимоходом поговорил со мной о ней, ссылаясь на ожоги Бальтазара.
Генерал-майор Александр фон Хартман, командир 71-й пехотной дивизии, вскоре после начала операции «Барбаросса». В стальном шлеме – майор Герхард Фридрих, командир 171-го саперного батальона. Оба еще встретятся в Сталинграде
Подполковник фон Штрумпф движется в штабной машине (конфискованный кабриолет «Вандерер» W-50). Отметьте треугольный флажок командира батальона с эмблемой 71-й пехотной дивизии
Пулеметная телега батареи, легко поврежденная близким попаданием бомбы. Как ни странно, никто не был ранен. Спаренный пулемет лежит под брезентом задней тележки
30-л/с сельскохозяйственные тракторы СТЗ-1, каждый имел тяговую мощность 15 л/с и был способен на низкой передаче тянуть до 1200 кг. Два трактора сцеплены вместе, чтобы обеспечить нужную силу для буксировки телеги со стволом
Пейзаж Миллерово, городка, взятого в середине июля. За предшествующие дни дивизия понесла ощутимые потери, в основном от неожиданных стычек с советскими окруженцами и отрезанными частями
Колонна снабжения встала в небольшой деревушке. Ливень 18 июля превратил «дороги» в грязь. Русские дороги имели знаменательную способность всего за несколько часов дождя превращаться в траншею с грязью, но снова становиться твердой и пыльной спустя всего пару дней солнечного неба и свежего ветра
Советский штурмовик Ил-2, после вынужденной посадки у дороги, привлек внимание любопытных немецких солдат. Он все еще вооружен ракетами РС-82. Каждая пушка ВЯ-23 (по одной в каждом крыле) имела боекомплект 150 патронов, ее лента свисает под крылом
Охотник за сувенирами уже срезал половину красной звезды с хвостового оперения. Отсутствует и 12,7-мм пулемет Березина УБТ в кабине стрелка. Большинство немцев еще не видели неповрежденным этот самолет, который они уважительно называли «фляйшер» (мясник), так что нет нужды напоминать, что этот самолет стал объектом острейшего любопытства
Четыре главных тягача 10-й батареи. Слева дизельный «Сталинец» С-65, в середине гусеничный ХТЗ-НАТИ (СТЗ-3), справа два сельскохозяйственных трактора СТЗ-ХТЗ (СТЗ-1). Два последних типа ездили на керосине и были построены на Сталинградском (СТЗ) и Харьковском (ХТЗ) тракторных заводах
Батарея Вюстера владела множеством тягачей. Кроме своих верных лошадей, они широко использовали советские тракторы, что снимало с лошадей большую часть нагрузки. Тракторы были и более мощной тяговой силой: С-65 давал 75 л/с, СТЗ-3 – 52, а меньшего размера СТЗ-1 – 30 л/с. Все три модели производились в огромных количествах
После бесконечных дней наступления по бескрайним равнинам в летнее пекло люди и лошади укрылись в тени деревьев в колхозе в районе Миллерово. 16 июля 1942 г.
Полевая кухня пришла. За короткое время «гуляшканноне» («гуляш-пушка») раздала усталым артиллеристам теплую еду