Текст книги "Рассказы опустевшей хижины"

Автор книги: Вэши Куоннезина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Быть может, вы, мой читатель, с которым я делюсь своими мыслями, найдете мои рассуждения немного сложными. Но жизнь в лесу заставляет не только быть настороженным, но и располагает к внимательным и глубоким размышлениям. Помните, что тот, кто живет в первобытном лесу, в этом храме Природы, способен видеть гораздо дальше и глубже, чем человек, живущий в обычных городских условиях.

Только невежеством, бездумием или озлобленностью людей можно объяснить то, что совершенно безобидные звери получили репутацию опасных, и жестоко преследуются Немного доброжелательности и уважения к их свободе – вот все, что нужно от вас диким животным. Все же я должен оговориться, что свобода не всегда правильно используется ими. Так было с моим скунсом. Он облюбовал себе мою палатку, где я устроил склад продуктов, часто скрывался там, и в конце концов я обнаружил среди кулей и ящиков его новорожденное потомство. Он, конечно, не учел всех обстоятельств и сделал это без злого умысла, потому я не имею к нему никаких претензий, все обошлось мирно, к удовольствию обеих сторон. Скунс – прирожденный джентльмен, но, к сожалению, не может отгадывать мыслей и не знает ваших намерений, когда вы натыкаетесь на него в темноте. Обычно ваши мысли враждебны, и он соответственно реагирует, но его нелегко рассердить, а терпение его удивительно; только доведенный до неистовства, он выставит против вас свою батарею. Скунс, освещенный лунным светом, – феерическое зрелище, вы видите только длинные белые, горизонтально расположенные полосы и белый чепчик на голове, черный фон его шкуры не улавливается глазом; быстрыми гибкими движениями он поворачивается то в одну, то в другую сторону, и чудится, что извивается белая ядовитая змея с белым пятном на голове. Этот безобидный, беспечный зверек, видимо, убежден в том, что людям очень приятно, когда он появляется в их палатках, хижинах или под полом дач. Но все же, каким бы неприятным ни было открытие, что скунс поселился в продуктовой палатке, это все-таки лучше, чем увидеть лося в каноэ. А со мной был такой случай; спешу добавить, что меня самого в каноэ в тот момент не было. В то утро я вытащил лодку на песчаный берег озера и собирался отправиться в местечко Уаскезье, расположенное на расстоянии тридцати миль водного пути от моего лагеря. Делая последние приготовления для своего путешествия, я вдруг услышал легкий треск и хруст. Выглянув в окно, я увидел своего приятеля лося. Не торопясь, он спокойно расхаживал взад и вперед по моему каноэ. Я выбежал к нему из хижины с криками, это, видно, напомнило ему о чем-то, и он стал вытаскивать ноги из дыр, в которых ему, видно, было не очень удобно; выбравшись, он встал в стороне, созерцая вдребезги раздавленное каноэ; при этом вид у него был глубокомысленный и отрешенный. Это была явная небрежность с его стороны, и я помню, что рассердился на него Правда, было одно смягчающее обстоятельство – его молодость и неопытность. Но для меня это было плохое утешение. Как-никак, а каноэ нужная вещь, когда предстоит путешествие исключительно водным путем протяжением в тридцать миль. Лось, огромный, как лошадь, зверь, – опасный гость, и особенно если он стал у вас завсегдатаем; необходимо убирать с его пути все, что ломается и бьется. Чтобы быть справедливым, я должен взять часть вины на себя: мне нужно было спрятать свое каноэ где-нибудь повыше на дереве и получше его там закрепить. Итак, перестав сердиться на лося, я положил поврежденное каноэ на козлы и собирался его отремонтировать при первой возможности. Такое необычное положение моей ладьи возбудило явное любопытство у бобров. Как-то ночью эти предприимчивые и удивительно умные зверьки повалили дерево как раз поперек многострадального суденышка – каноэ разлетелось на мелкие щепки.

Никто из этих моих гостей ничего не ждал от меня, за исключением бобров, с которыми я сюда приехал. Но до тех пор, пока я не появился на сцене, они сами боролись за свое существование; и если бы я неожиданно исчез, они, должно быть, разбрелись бы по разным местам, но жили бы не хуже, чем здесь. В глубине души я все же лелею надежду, что кто-нибудь из них тосковал бы без меня. Мне доставляет большую радость кормить моих друзей и наблюдать своеобразную манеру каждого из них брать лакомые кусочки; интересно, как они приближаются ко мне и как ведут себя после еды. Очень любопытно, проснувшись поздним утром или днем после бессонной ночи, увидеть, как все угощения исчезли, потому что, пока я спал, разная лесная мелюзга, а иногда и большие звери, хорошо поработали, бегая туда и обратно, унося с собой столько лакомых кусочков, сколько они могли унести. Мне доставляет большое удовольствие слышать, как проголодавшиеся труженики, усердно потрудившиеся несколько часов, что-то бормочут от удовольствия, уплетая за обе щеки сухари, яблоки, или же набрасываются на блюдечко с рисом, залезая туда обеими лапками и жадно поглощая это угощение. А зимой я радуюсь, когда нахожу углубление в снегу под старым корнем, потому что знаю: это дом счастливых маленьких созданий, которые крепко спят, туго набив свои животики.

Жизнь каждого из этих тружеников Дикой Природы настолько интересна и своеобразна, что стоит набраться терпения и повнимательнее наблюдать их. Можно узнать много интересного и о тех, кто живет в воде или на ее поверхности и труднее поддается изучению и влиянию: о водяных жуках, которые оставляют свою естественную среду и выползают из скалы, чтобы погреться на солнце, или о гордых гагарах-белошейках, самых крупных и совершенных из ныряющих птиц. Гагары носятся вокруг озера наперегонки друг с другом с какими-то необыкновенными всплесками и шумами и доводят бобров до неистовства своим загадочным получеловеческим хохотом. Однако эти царь-птицы не умеют ходить, зато летают отлично, а в воде играют с артистической свободой.

У гагары обычно только один или два птенца, мать сажает их на спину, и так они весело плавают. Иногда у них гостят другие гагары, и я видел у нас на озере перед окнами моей хижины до восьми в стае. Но постоянно в каждом озере живет лишь пара гагар, и только в том случае, если озеро очень большое, их бывает больше. Гагары играют и плавают на озере все лето. Они улетают на Юг ранней осенью и всегда на протяжении всей своей жизни, которая, как мне говорили, длится сто лет, возвращаются. Вполне вероятно, что гагары, подобно орлам и диким гусям, составляют брачные пары на всю жизнь. Мое предположение подтверждается тем фактом, что с тех пор, как я поселился на озере Ажауан, одна и та же пара ютилась здесь каждое лето, и я не знаю, как долго они жили здесь раньше. Обе гагары знают меня очень хорошо, хотя с самочкой у нас нет такой тесной дружбы, как с самцом. Он подплывает к хижине регулярно каждое утро, вскоре после рассвета, и разговаривает со мной на расстоянии около ста футов; у него очень громкий голос, и я мало что понимаю из того, что он мне говорит; когда я появляюсь на озере в своем каноэ, он приветствует меня в знак дружбы трубным кличем. Но стоит только кому-нибудь из чужих показаться на озере или же у берега на опушке леса, как он издает какой-то необычный предостерегающий клич. Гагара величественная, очень красивая птица и не только служит украшением здешних мест, но и помогает нам.

Каждый из этих обитателей леса и озера делает свое дело и. как бы ничтожно он ни выглядел, выполняет свой долг, предназначенный ему природой. Даже крошечные птички, едва заметные среди этих необъятных просторов, имеют свое собственное место в жизни леса. Посмотрите, как они прыгают веселой стайкой среди опавшей листвы, собирая корм, необходимый для поддержания их крошечной жизни; посмотрите, какие у них живые глазки, какие они умные и уверенные в себе создания, понаблюдайте внимательнее, и вряд ли вы будете сомневаться в их праве на существование и в том, что они выполняют свой долг.

Звери очень быстро узнают заповедные места. Как это происходит, я не знаю, должно быть, есть что-то в самой атмосфере этих мест, или же дикие существа обладают каким-то особым чутьем, помогающим им угадывать опасность и безопасность на расстоянии. Одним из них нужно некоторое время, чтобы оценить положение, другие же реагируют почти моментально – все зависит от сообразительности или же настроения данного индивидуума.

Попробую пояснить свою мысль примером. Это было осенним вечером, два года назад. Я смотрю в окно и вижу оленя, который пасется на зеленом пригорке недалеко от моей хижины. Я открываю дверь, тихонько, не торопясь, спокойным свободным шагом, совсем не подкрадываясь, выхожу из дому. У оленя напрягается каждый мускул, он поднимает голову и смотрит на меня словно невидящим взглядом. В этот момент белка промелькнула быстро, но беззвучно, потому что листья на деревьях мокрые. Олень моментально переводит свой взгляд (но уши остаются неподвижными) и следит за каждым мелким движением белки на пути ее продвижения; он все видит. Потом олень поворачивает голову назад, его глаза на одной линии с ушами – и смотрит на меня. Я говорю ласково, успокаивающе. Вот он махнул хвостом, это означает, что решение принято: либо он умчится сейчас высокими пружинящими прыжками, либо примирится с создавшимся положением и останется. Как он поступит, не знаю. Я снова обращаюсь к нему и тихонько приближаюсь, продолжая говорить. Тогда он успокаивается; напряженный взгляд становится мягче, а потом олень выражает мне свое самое большое доверие: поворачивается ко мне задом, затем наклоняется и подбирает молодые веточки, которые белка сбросила с вершины сосны; пощипывая их, он время от времени смотрит на меня. Так у меня завязалась новая дружба.

Редко, когда возле меня нет того или другого из моих подопечных, хотя я и не всегда их вижу… Треск поваленного дерева или же пронзительный крик молодых бобров с озера вдруг встревожили дремлющее эхо. Дверь внезапно открывается, и я вижу в лохматых лапах пришельца ком глины с палками и сучьями – строительный материал для землянки, сооружаемой в моей хижине; потом легкие семенящие шаги направляются ко мне через всю хижину – это сурок забежал за своей ночной порцией яблока; а вот послышался шорох рогов среди ветвей ивы. Все эти звуки хорошо знакомы мне, не меньше, чем горожанам уличные шумы; они свидетельствуют о том, что я не одинок.

В этих местах, как и в любой дикой местности, встречаются хищники, поэтому я должен быть все время начеку, чтобы оградить моих лесных друзей от опасности. Волки, койоты, медведи, совы, норки и куницы – все они реальные или возможные враги. Те из ночных хищников, которые нападают и днем и ночью, ловкие и хитрые, вечно голодные, делают смертельный набег и быстро исчезают. Поэтому на протяжении многих лет я но провел ни одной ночи в постели. С наступлением сумерек я начинаю свой обход и хожу всю ночь напролет, окруженный бархатной чернотой задумчивого леса, где тихо шепчутся деревья.

И когда я брожу так по волшебным чертогам Тишины, ни один звук, какой бы слабый он ни был, не ускользает от моего слуха. Я должен уловить все звуки, ведь каждый имеет свое значение, я должен определить их быстро и безошибочно, ибо от остроты моих чувств и точности действий может зависеть жизнь тех, кто смотрит на меня с надеждой и ждет моей защиты. Но не только я прислушиваюсь все время к сигналам бедствий, охраняя своих друзей, – они платят мне тем же.

Моя жизнь стала похожа на жизнь разведчиков лесных войн в былые времена, и даже во сне какой-нибудь необычный звук, долетевший из лесу, или же внезапное смятение в Бобровом Доме, а порой просто ворвавшийся привычный шум моментально будят меня. Опасность притаилась в неверных тенях, ожидая наступления дня, когда обостренная настороженность моих подопечных или же моя, менее чуткая, притупится. И все же ее нельзя обнаружить без предупреждения. Сурок, поселившийся в моих дровах, вдруг свистит оглушительно среди ночи без видимой причины вместо того, чтобы спокойно спать; раздается испуганный крик сойки, белка несется без оглядки и, достигнув надежного укрытия, бросает вызов врагу. Я слышу глухой крик совы, белая, как привидение, она скрыта среди зелени, но я знаю – вот-вот она нападет; потом мимолетный звук, едва уловимый шорох, и, извиваясь как змея, промелькнула ласка, быстрая, гибкая, безжалостная, – лесной разбойник, убийца. И ту и другую я должен уничтожить моментально, другой возможности не будет.

Немного позже, быть может, я услышу, как легко и спокойно расхаживающий олень вдруг сделает несколько испуганных прыжков, а пасущийся невдалеке лось – я хорошо его вижу, потому что ярко светит луна, вдруг перестанет пастись, чтобы поймать какие-то, как будто и нереальные, звуки или же почуять предупреждение об опасности в набежавшем ветерке; с озера донесется заунывный крик гагары, встревоженный, таинственный, пугающий. А вслед за ним самый оглушительный из всех ночных звуков, словно пронзительный выстрел из ружья, – дружное шлепанье бобровых хвостов по воде. Потом вдруг воцаряется тишина, зловещая, напряженная, – каждое живое существо в окрестности остановилось, припало к земле или же застыло в порыве движения и в мучительной тревоге ждет, кто же первый зашевелится. Внезапно я вижу, как пробирается извилистой тропой призрачный, словно привидение среди теней, злой разбойник лесной глуши – волк!

Вот тогда, если светит луна и если я вовремя прицелюсь, а самое главное, спокойно и точно сделаю расчет, сокрушительный выстрел моего ружья положит конец происшествию и на много дней избавит моих друзей от тревоги и страшной неизвестности.

Вот так все, что можно услышать и увидеть, а также то, чего нельзя ни услышать, ни увидеть, а о чем можно лишь смутно догадываться, рассказывает мне, как идут дела у лесных обитателей, днем и ночью напоминая о моей ответственности перед ними, потому что они живут здесь под моей защитой.

ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА

Необходимо сохранить

огромные массивы девственного леса

в целях эстетических,

патриотических так же, как и экономических.

Я не берусь быть судьей

и воспитателем общества и не претендую

сказать миру новое слово.

Я только хочу помочь,

в меру своих сил, тем безмолвным существам,

среди которых протекла моя жизнь

Чем дольше человек живет в глуши леса, тем больше и больше он любит Дикую Природу во всем ее многообразии. В конце концов ему становится неприятным охотиться, и если необходимость заставляет его убить, он сделает это с чувством сожаления и сознания своей вины. Старые индейцы, неизменно соблюдавшие языческие обычаи (кстати сказать, среди этих обычаев есть много очень красивых и достойных сохранения), совершали обряд погребения, когда им случалось убить зверя, стоящего на высокой ступени развития и заслуживающего уважения и любви людей. Это чувство приходило медленно, но проникало очень глубоко и казалось мне результатом жизни, направленной главным образом на разрушение, а не на созидание. Я не могу себе представить, что этот переворот в сознании произошел только у меня, и имею достаточно фактов в доказательство того, что люди, побывавшие в аналогичных условиях, за исключением, может быть, только невежд или людей, не способных к мышлению, надменных и эгоистов, переживали то же самое хотя бы в какой-то мере.

Человек, долго проживший в лесу, познавший его тайны и очарованный его прелестью, невольно будет проявлять внимание ко всему живому, что окружает его; у него появится чувство ответственности перед лесом, и, прокладывая себе тропу, он будет стараться не топтать цветы. Не раз я встречал людей, которые, поборов смущение перед присутствующими, находили в себе мужество спасать жизнь муравьев, жаб, змей и других низших существ, рискуя быть поднятыми на смех. Это были мужественные, суровые люди, чье внимание, казалось бы, не должны были привлекать такие ничтожные существа. Говоря о жабах, неядовитых змеях и других невзрачных, безвредных и часто полезных созданиях, мне хочется сказать, что преследование их является результатом ненависти, возникшей от безрассудного страха со стороны тех, кто ничего о них не знает.

Есть на свете много людей, которые ходят по лесу как слепые. Они смотрят на величественные деревья несравненной красоты и высчитывают, сколько квадратных футов досок получится из них или же сколько долларов можно получить с каждой бобровой хатки. Для таких людей прелесть Дикой Природы не существует. Помню, как однажды, уже много лет назад, я работал проводником и повел одного туриста на вершину горы, чтобы показать необозримую панораму девственного соснового бора. Он расстилался у наших ног и терялся в голубой дали. Мой спутник посмотрел вниз – редко кому выпадает счастье любоваться такой сказочной картиной, – я ждал, что услышу восторженные восклицания, но реакция была неожиданной. Он сказал деловито: «Вот бы срубить все это и погрузить на эстакаду. Это, скажу я вам, было бы здорово!»

Отдавая дань уважения экономике, я все же должен сказать: лес существует не только для того, чтобы быть использованным в качестве строительного материала. Необходимо сохранить огромные массивы девственного леса в целях эстетических, патриотических так же, как и в экономических, не говоря уже о работе по лесовозобновлению. Что касается последнего, то при разумном ведении лесного хозяйства можно снабжать промышленность лесными материалами, не разоряя леса. Необходимо обязать коммерческие предприятия сажать шесть-двенадцать деревьев вместо каждого срубленного; таким образом, они сами обеспечат себя строительными материалами. И пусть никто не смотрит жадными глазами на уцелевшие еще в Канаде массивы первобытного леса, потому что лес будет быстро уничтожен, если только дать волю коммерсантам.

Говорят, все живое создано для того, чтобы служить человеку. Но так ли это? Рабство уже вышло из моды, и никто не станет утверждать, что сосновые шишки зреют специально для белок, а олени живут в лесу лишь для того, чтобы волки были сыты. Очутившись в лесу, мы перестаем чувствовать свое превосходство перед волком или белкой, наоборот, мы часто чувствуем себя беспомощными. Люди в огромном своем большинстве не хотят даже слышать о том, что животные, хотя бы в какой-то мере, могут быть одарены умственными способностями; поведение животных они объясняют только инстинктом. Однако многие животные наделены умственными способностями, а все люди – инстинктами. Человек стоит на самой высокой ступени развития по сравнению со всеми живыми существами на Земле, однако это еще не означает, что Природа принадлежит ему, как он надменно это воображает. Он принадлежит ей. Щедрая Природа подарила большие богатства своим детям, и если человек возьмет свою долю, это будет вполне справедливо и честно; но он не должен обижать другие существа и отнимать у них необходимое, они тоже хотят жить.

Природные богатства должны быть использованы благоразумно, и скромность будет здесь хорошим советчиком. Представьте себе человека, гуляющего в чудесном саду; в знак гостеприимства ему разрешили нарвать себе столько цветов, сколько захочется И не слишком ли часто мы поступаем как неразумные дети (я говорю мы, потому что и я грешил этим в своей молодости), унося целые охапки цветов, и, не в силах унести все, рассыпаем и топчем их под ногами.

Каждое живое существо в своей борьбе за жизнь в какой-то мере безжалостно по отношению к другим видам. Человек же извлекает пользу из всего и ото всех, включая своих менее счастливых собратьев. Почти всегда он добывает гораздо больше, чем ему нужно, разоряет природу, не думая о будущем, – это самый большой грабитель, который существует на земле. И, несмотря на высокое положение, которого он достиг, многому ему надо поучиться и поработать над собой, чтобы стать доброжелательным, сдержанным, снисходительным не только в отношении низших существ, но и в отношении своего собрата – человека.

Размышляя обо всем в глуши леса, я пришел к заключению, что есть настоятельная необходимость в наш цивилизованный век издать закон, запрещающий эксплуатацию детского труда в промышленности; подумать только, в течение одного года тысячи подростков были ранены, а некоторые убиты во время работы, в то время как предприниматель-спекулянт богател, собирая большие доходы на дешевом труде. Слишком грустно сознавать, что даже дети становятся добычей хищнического инстинкта коммерсантов.

Когда я впервые узнал об этом, я с трудом мог поверить и до сих пор не могу сообразить, почему нужен закон, чтобы положить конец этому злу.

Не обидел ли я Вас, мой читатель? Я не хотел этого Но если по своему незнанию и недостаточной образованности я допустил ошибку, это произошло оттого, что во время моих недавних путешествий в центры цивилизации я видел много такого, что было для меня полной неожиданностью, многое, чего я никак не мог понять, что ошеломляло меня и вызывало недоумение. У нас, жителей леса, свои неписаные законы, хотя, по правде сказать, и не все хорошие.

Я все еще охотник, но не тот, что раньше, – фотокамера теперь мое оружие. Это гораздо интереснее, хотя подчас и труднее. Я больше не убиваю, если только этого не требует абсолютная необходимость. Некоторым нравится иметь ягдташ, полный дичи, другим – украшать стены своего охотничьего домика шкурами зверей, это дело вкуса, но я люблю их живыми.

Я не берусь быть судьей и воспитателем общества и не претендую сказать миру новое слово. Я только хочу помочь, в меру своих сил, тем безмолвным существам, среди которых протекала моя жизнь. И если этим трудом я принесу немного пользы своему собрату – человеку, я буду чувствовать себя вдвойне удовлетворенным.

Я не рассчитываю сделать много за тот короткий срок, который мне остается жить, но я лелею надежду помочь, хотя бы в очень скромных пределах, заложить фундамент, на котором в будущем более умелые руки и умные головы воздвигнут здание. Таким образом, я смогу быть сколько-нибудь полезным в работе по защите и спасению от окончательного уничтожения некоторых из интереснейших и полезных обитателей наших бескрайних просторов Они ждут лишь доброты и понимания человека, чтобы проявить все, что в них заложено природой, и иметь возможность развиваться Я говорю о рядовых представителях огромной немой армии живых существ, которые не могут нам ничего сказать.

Одним из интереснейших результатов поставленной мной задачи было то, что мне довелось войти в контакт с людьми самых различных профессий. Мне посчастливилось найти много друзей, и я надеюсь, что найду еще больше. Это дорого мне не только потому, что я расширяю свой кругозор и становлюсь более образованным, но, помимо всего, это доставляет мне радость.

Много времени отдаю переписке со школьниками. Я получаю от них огромное количество писем. Одни написаны детскими каракулями, другие наспех – с кляксами, третьи очень аккуратно, со старательно выведенными буквами; каждое из них вдумчивое, и все они носят следы большого труда, вложенного в них удивительно доверчивыми и полными надежд авторами, – любовный труд, если только такой существует. Этой перепиской я очень горжусь. Я стараюсь ответить всем, и шлю письма то на имя всего коллектива, то на имя педагога, а иногда, если характер письма того требует, отвечаю своему корреспонденту лично.

Это моя самая ответственная переписка, потому что я чувствую, таким путем мне дана возможность участвовать в созидательной работе. Но семена, посеянные в молодые, жаждущие знаний умы, прорастут и распустятся цветами добра, когда, быть может, имя садовника будет давно забыто.