Текст книги "Клонинги"

Автор книги: Весела Люцканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

20

Хензег обеспокоен. Он видел, кто вышел из моей комнаты, выследил его и приказал ликвидировать. Ночью. Чистая работа. Без шума и без свидетелей! Без воображения. Хензег всегда продумывает все дела до конца. И все-таки он обеспокоен. Приходит ко мне и долго расспрашивает о разговоре с клонингом. Я ничего не скрываю. Не скрываю и того факта, что клонинг, которого мы считали мертвым, до сих пор, жив. И того, что я никогда не верил в его смерть.

– Дорогой мой Зибель, – говорит Хензег и испытующе смотрит на меня. – У тебя есть только два пути. Подумай!

Он улыбается и уходит. Улыбка не предвещает ничего хорошего. Я остаюсь один. Два пути, сказал Хензег, что он имеет в виду? Один путь – смерть. А второй? Тоже смерть. Что выбрать. Разве это выбор? Покончить с собой или быть убитым – существует ли какая-нибудь разница? Видимо, существует.

А позже ко мне приходит Андриш. Мы разговариваем как старые друзья. Вспоминаем добрые старые времена. Смеемся, но Андриш нервничает. Бедняга! Здорово его обработал Хензег, выглядит мягким, как глина.

– Мы с тобой всегда делили трудности и опасности, – Андриш выпрямляется. – Ты был мне настоящим другом. Позволь оказать тебе услугу.

Он оставляет у меня на столе маленький пузырек с зеленой жидкостью. Мы оба стараемся не смотреть на него.

– Спасибо тебе, дружище, – роняю я.

– Хочешь, сыграем в шахматы? У тебя еще есть время.

И смотрит на стенные часы. Сколько у меня еще времени?

– Около трех часов, – говорит Андриш в ответ на мой немой вопрос. – Но лучше тебе поторопиться…

Он оставляет меня одного. Он никогда не проигрывал.

21

Срок, установленный генералом Крамером, еще не истек.

– Они давно тебе не верят, – говорит Елена со стены. – Вспомни, с каких пор тебя не приглашают на совещания!

Я вспоминаю.

– Настал твой час, – злобно шепчет Старик. – Как ты думаешь, зачем прислали Папанелли?

Я прекрасно знаю, зачем его прислали, никогда не заблуждался на этот счет. Никого ни о чем не стану просить. Старик уселся в угол и смотрит на меня в упор, мстительно сверкая глазами. И в голосе, старческом и тонком, звучат мстительные нотки.

– Пришел твой час. Это каждого ожидает. Покажи нам теперь, как нужно встречать смерть. А мы посмотрим. Видишь, скольких я с собой привел? Помнишь их? Знаешь их?

Комната полна людей, и все они мертвы и потому не могут быть здесь, и все-таки они здесь, и, если я подниму глаза, я их увижу. И узнаю.

Конечно, они здесь.

Наверное, не все, которых я убил. Все не смогут поместиться в моем кабинете. Пришли только те, с выбитыми глазами, израненными руками, с выдранными ногтями, разорванными утробами, выжженными спинами. И Елена пришла. И наши дети. Я вижу только Елену, остальных не вижу. Она снова молодая и красивая, влюбленная в меня.

– Елена, тебя я не убивал. Почему ты здесь? Зачем ты пришла с ними, ведь я всегда хотел тебе только добра?

– А что такое это твое добро? Сам-то ты знаешь? Почему ты думаешь, что для меня это добро?

И клонинг здесь. Выходит вперед и становится рядом с Еленой. Как я ей отвечу? А она ждет. Старик выглядит усталым, он вытирает платком кровь, подбираясь ко мне все ближе. И остальные надвигаются на меня, а в кабинет входят все новые. Стоя плечом к плечу, они смотрят на меня со страшной ненавистью в глазах.

– Мы ждем тебя! Давай!

Я чувствую на лице их дыхание, они прижимаются ко мне, их ненависть душит меня. Елена молчит. Но только ее рук я не чувствую на своей шее. Я любил ее. Любил больше детей, больше жизни. И она любила меня. Сейчас мне хочется видеть только ее, отдельно от остальных, хотя бы на мгновение отдельно от остальных, а потом… Но она поворачивается и собирается уходить.

– Подожди! – кричу я.

Я инстинктивно нажимаю на кнопку под микроскопом. На глазах у всех, окруживших меня плотным кольцом пол раскрывается, все заглядывают в образовавшееся отверстие, но ничего не видят. И Елена удивленно смотрит на меня. Спускаюсь. Ступенька, вторая… Елена приближается осторожно ступает за мной мы скрываемся от взглядов, я хватаю ее за руку и тащу за собой. Но и остальные кидаются за нами.

– Теперь мы тебя не упустим! – кричит Старик.

Я смеюсь. Впервые за много лет смеюсь свободно. Они не знают, куда я иду. А с Еленой я могу отправиться хоть на край света. И сотворить любое чудо. Все еще ничего не понимая, она удивленно смотрит на меня. Ладно я расскажу ей. Эта лестница ведет к смерти. Не только к моей. Сейчас у нее на глазах я сделаю то, что она от меня хотела. Уничтожу всех, кого я создал. Я их создал, я их и уничтожу.

Мы проходим через лабораторию. С ужасом в глазах Елена смотрит на колбы. Читает надписи и еще больше ужасается. Чего она так боится ведь они никогда не оживут. Комедия закончилась вместе с ее автором. Ничего не останется. За лабораторией через несколько ступенек находится ядерный самоликвидатор. Никто не знает где он. Никто кроме умного Зибеля, непогрешимого Зибеля, вечного Зибеля. Дерну за ручку и через секунду все взлетит в воздух.

– Это правда? – спрашивает Елена. – Ради меня?

Ради нее. Ради них. Ради себя. Ради всех и вся. Я иду не чувствуя под собой ног не чувствуя своего тела. Я снова бог. Слышите БОГ?

Но что происходит? Я падаю, куда-то падаю куда-то лечу становлюсь совсем легким бестелесным. У меня не хватает сил.

ЗОВ

Он выглядел как и прежде. Но что-то в нем изменилось.

– Рихард! – позвал я.

– Он не узнает вас, – сказал доктор Гольбаин у меня за спиной. – Его мозг – как чистый экран.

Я почувствовал, как вдруг у меня подкосились ноги, мне необходимо сесть. Я попытался придвинуть стул но стул, крепко припаянный к полу не двинулся с места. Я пошатнулся, но доктор вовремя поддержал меня.

– Не волнуйтесь, – тихо прошептал он мне на ухо. – Наблюдайте за ним. Завтра вы должны будете выглядеть как он. Запомните его жесты, обратите внимание на его взгляд посмотрите.

– Что вы с ним сделали?

Доктор что-то мне объяснял его лицо было обеспокоенным и добрым глаза за очками – тревожными и добрыми но я ничего не слышал напрягался, но ничего не слышал. Его губы двигались, но до меня ничего не доходило. Все пропадало в белой мгле.

Я снова поискал стул. Еще настойчивее.

Доктор Гольбайн усадил меня. Как сажают куклу.

– Завтра вы должны выглядеть точно так же, так же, так же, – стучало в мозгу.

«Должен выглядеть, значит, не буду таким…», – с трудом связал я. И остановил свои взгляд на губах доктора Гольбайна. Они двигались, но голоса не было.

Была тишина. Отчаянная полная обступившая меня со всех сторон тишина.

Клонинг встал рядом со мной. Доктор наблюдал за нами Рихард поднял руку и боязливо потрогал меня, желая проверить реален ли я или только отражение в зеркале. Я был реальным все еще.

– Вы действительно похожи, как две капли воды. До последней минуты я сомневался. Не хотелось верить, что они могут дойти до такого. Но сейчас я здесь, чтобы спасти вас.

Можно ли ему верить?

– …много лет работаю в области молекулярной биологии. Достиг больших результатов с энзимами. Вы что-нибудь слышали об энзиме «Ревертаза»?

Я не слышал.

– Естественно. Мы работали в двух разных направлениях. Вы – против человека. Мы – для человека.

– У меня не было выбора…

– Знаю, знаю, – тепло улыбнулся доктор Гольбайн. – Никто вас не упрекает. Я прочитал ваши записки. Думаю, что тот писатель не очень их изменил. Но обезопасил себя заглавием «Сумасшедшего» как вам нравится? Сделал из вашей трагедии бизнес. И это у него получилось. Теперь это бестселлер. Но каждый верит, что это записки сумасшедшего. И удивляются воображению писателя. Даже ученые. И они считают вас сумасшедшим. Это официальная версия, которой пока и я вынужден придерживаться. Но с завтрашнего дня один я не смогу справиться. Вы должны будете мне помочь.

Я улыбнулся. Как я мог ему помочь? Я?

– Сейчас им невыгодно вас убивать, – еще тише сказал он. – Эта история наделала слишком много шума. И все поверили в ваше сумасшествие. Впрочем, это хорошо. Но они еще раз захотят вас увидеть. Вы все еще опасны. Поэтому сегодня ночью…

Он замолчал огляделся сверкнув очками в белое лицо Рихарда и продолжал:

– …будет промыт и ваш мозг. Спокойно. Ведь я здесь для того чтобы этому помешать. И чтобы вывести вас отсюда нетронутым. С ним – он с болью показал на Рихарда. – я опоздал. Видимо он попал к ним в руки уже давно.

– Но как вы им помешаете?

Я уже знал зубья этой машины, которая ничего не выпускала и все перемалывала. Из-за меня погибли многие – старик, который подобрал меня в лесу, девушка, которая помогла распространить записки по редакциям, парень со стройки, приютивший меня всего на одну ночь, ученый, кабинет которого я посетил, журналист, обещавший все описать, ребенок, сказавший мне только название улицы, и многие другие, которых я не знал и смог узнать во время своего бегства по незнакомому городу, где на каждом шагу меня подстерегали неизвестность, голод и смерть. Я вызвал сумасшедшую тревогу, яростные споры, дискуссии, симпозиумы, конференции, сенсации и снова смерть, смерть, смерть… Гибли люди, а мне удавалось ускользнуть, умирали люди, а я выживал. Не умрет ли и этот доктор по дороге в свой кабинет прежде, чем вытащит меня отсюда?

– За минуту до включения аппарата мы отсоединим один из контактов. После того как проснетесь, вы должны смотреть на мир его взглядом. Будьте внимательны… его взглядом. Пока я вне всякого подозрения. Любая ваша ошибка погубит нас обоих. И не только нас. В этой больнице еще есть люди, которые могут пострадать. И которые принимают участие в организации вашего побега. А когда мы вытащим вас отсюда, вы будете нам очень нужны. И он, ваш Рихард. Тогда уже никто не посмеет утверждать, что все это выдумка сумасшедшего. Мы будем бороться до конца, докажем с помощью фактов, документов. С вашей помощью. Понимаете?

Понимаю. Или пытаюсь понять. А Рихард?

– Поздно? – Я показал на него взглядом.

– Его мозг – как чистый экран, – печально покачал головой доктор Гольбайн. – Нарушены все связи. Сохранены только инстинкты. Он заново начал воспринимать мир. Вряд ли он когда-нибудь начнет говорить. У него стерта вся его предыдущая жизнь. Ничего не могу обещать.

И он пострадал из-за меня. Из-за меня?

– Рихард? – позвал я.

– Он реагирует на ваш голос, но не на имя, – грустно улыбнулся доктор.

– И на это свое лицо, которое он уже видел в зеркале. Запомните его взгляд, запомните его. А теперь нам нужно возвращаться. Скоро придет сестра делать вам укол. Не сопротивляйтесь. И не бойтесь. Я вам обещаю…

Даже слушать было страшно.

Но я не мог не надеяться. Не мог не верить.

– А когда я выйду отсюда, – заикаясь, спросил я, – и когда все будет кончено и запретят эти эксперименты, я смогу работать с вами в вашем направлении вместе с ними, с моими… братьями, клонингами, которые, если… когда-нибудь…

Доктор Гольбайн дружески потрепал мое плечо.

– Конечно, молодой человек. Перед вами широкое поле деятельности. Синтезирован искусственный ген, созданы матрицы для синтеза, выделен вирус, который является источником энзима, а сам энзим получен в чистом виде в стране, куда мы вас отправим и там вы займетесь генной инженерией, онкологией. Вы хорошо знаете капризные энзимы, и молекулярные основы иммунитета, и структуру вирусов. Но прежде должна удачно пройти эта ночь.

Должна пройти эта ночь. Эта ночь тянулась, разорванная на бесконечно долгие секунды, за время которых я прошел всю свою сознательную жизнь до той минуты, когда я пошел за Зибелем, а он не оглянулся. А начиная с того дня я шел к смерти и не боялся, теперь мне оставалась эта ночь. И после того как я пережил столько других ночей, после того как я выскользнул из стольких ловушек, из рук стольких людей, превративших технику в средство подчинения и угрозы, в моей душе уже не было места страху. Разве я мог бояться после смерти старика, спрятавшегося в лесу, чтобы спокойно дожить свои последние дни, после смерти девушки, которая остановила своим телом машину, после смерти журналиста, застреленного, чтобы он не рассказал об ужасных записках Зибеля, после смерти парня, сброшенного с лесов на строительстве, после смерти ученого, который выслушал меня внимательно и должен был встретиться с кем-то еще, разве мог я бояться сейчас, когда правда уже дошла до людей, до таких людей, как милый доктор Гольбайн с грустной улыбкой, который готов пожертвовать собственной жизнью, только чтобы вытащить меня отсюда.

Когда-нибудь я расскажу обо всех них.

Только бы прошла эта ночь…

Но даже если доктор Гольбайн не сможет вытащить меня отсюда и эта ночь будет для меня последней, даже если мне придется еще сто лет смотреть на мир пустым взглядом Рихарда, я не имею права роптать на судьбу, я выполнил свой долг…

Шаги в коридоре… Затихли перед дверью мой комнаты.

Слышится дыхание медсестры.

Я встал…