Текст книги "Дроздово поле, или Ваня Житный на войне"

Автор книги: Вероника Кунгурцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 11
Грузовик «Застава»

Как только занесли крылатую девушку в номер и свалили на широкую кровать, Яна Божич заорала: дескать, что со Златыгоркой?! Она тоже умерла? Бросила меня, как мама… Ваня Житный поспешил успокоить девочку, мол, спит она, скоро проснется.

– Так же, как мой соловушка? – спросила дитёка, и Ваня увидал, что она нашла себе новую игрушку: положила беспробудно спящего птаха рядом с Микки-Маусом на белую подушку. Соловей лежал, как барин в лазарете, один клюв торчал наружу, а мышь мягкой лапой обнимал его. Жаворонок дар речи потерял при виде этой картины.

А корова Росица Брегович стояла перед зеркалом и внимательнейшим образом себя разглядывала. Яна Божич шепнула Ване, что она уж два часа так стоит, все смотрит и смотрит. Дескать, я уж и хвостик ей расчесала, и резинку заново перевязала, и колокольчиком звенела – нет, ничего не действует, стоит и с места не сходит.

– Ну ладно, ладно, – проворчал Шишок, поймавший на себе укоризненный Ванин взгляд, – что, Росица корову никогда не видала? Подумаешь – трагедия! Два-ста рогаста, четыре-ста ходаста, один махтун, два ухтахта – чем плохах-то?!

Вдруг дверь отворилась, и в номер скользнула понурая цыганка Гордана.

– Этта, этта… этта что такое?! – заорал Шишок. – Этта зачем здесь?! А ну вон отседова, пока я из тебя цыганскую лапшу не настрогал!

Но Гордана рухнула на колени, вопя, что она теперь от ангела никуда, ангел – защита ей от томагавка, а она защита ангелу, вместе – до самого конца! Пускай хоть режут ее, пускай хоть душат ее, карты отберут – она отсюда ни ногой!

Ваня потащил Шишка в ванную – пока левая рука домовика и вправду не взялась за цыганку – и рассказал о своих подозрениях: а вдруг, де, Гордана – вила и есть, а они ее выгонят, тогда как наоборот должны всячески защищать! Постень стал плеваться: он ни за что не хотел поверить, что цыганка может быть той, которая им нужна. Ваня Житный говорил, что она ему самому не нравится, а вдруг… Надо, дескать, смотреть правде в глаза – коль она с ними, значит, что-то тут есть…

– Тут есть чем поживиться! – негодовал Шишок. – Вот и все дела!

Ваня просительно сказал:

– Пускай остается с нами! Будем за ней приглядывать в шесть глаз: твои да мои да еще жаворлёночка!

– Ничего себе… А Златыгорка?! – вскричал Шишок. – А еще за Яной надо будет смотреть и за коровой, – а ну как она за них возьмется?

– Ничего, – отвечал мальчик. – Просто… просто теперь мы не станем разделяться, все будем вместе!

Домовик безнадежно махнул рукой – дескать, все это на него навалится, ему теперь придется ночами не спать! Ну да ладно, мол, воля твоя, хозяин, делай, как знаешь, но под твою ответственность!

Ваня Житный взял с Горданы честное цыганское слово, что она ни под каким видом не сделает Златыгорке ничего худого. Гордана заорала:

– Ни-ни-ни, никогда! Лохушкой буду, если слово цыганское не сдержу!

Златыгорке решено было не говорить про происки Горданы, и жаворлёночку тоже велели молчать – чтобы девушку не расстраивать. Жаворонок, скрепя сердце, согласился. Только спросил:

– И соловейке ничего не говорить?

– И соловейке! – подтвердил Ваня.

Птах тяжко вздохнул – видать, у него никогда еще секретов от товарища не было.

Пока посестрима с соловушкой дрыхли, Шишок в коридоре столковался с тремя сербскими военными, которые как раз ехали на Белый Дрим.

– И так тут задержались! – косился домовик на цыганку, которая учила Яну Божич раскладывать пасьянс. – Хотя лешак-то, конечно, не должен дать себя в обиду, – продолжал постень, – да вот незадача: не взрослый он, ребятенок тоже, хотя с виду столб столбом! Ох, связался я с малыми ребятами… И ты, хозяин, не знай когда повзрослеешь – надеюсь, уж в следующий наш поход обзаведешься бородой?!

Наконец дождались: проснулась самовила, а соловейко еще раньше головку вскинул – как увидал, в чьих объятиях спал, так смахнул незадачливого мыша крылом и выругался по-вороньи. Яна Божич, тяжко вздыхая, подняла свою игрушку, дескать, никто-то тебя, бедненький мышонок, не любит…

Соловей с похмелья все перья встопорщил и, видать, все слова, кроме как про воронью мать, позабыл. Так что к нему никто – даже жаворонок – не рисковал соваться.

Златыгорка же, очнувшись, почувствовала себя виноватой – дескать, белый день за окном, все собраны, только она дрыхнет. Цыганка – ажно колода в воздух взлетела – кинулась к девушке, мол, я все про твои крылышки знаю:

– Ты – ангел!

Вила замахала руками:

– Нет, это не я! Я не виновата! Я не милосердный ангел!

Никто ничего понять не мог, наконец, разобрались: оказалось, Златыгорка, прослышавшая про то, как натовская операция называется, решила, что ее обвиняют в содеянном «милосердными ангелами»!

А Шишок, пока суть да дело, увел Ваню Житного в сторонку и рассказал: дескать, пришлось ведь сознаться солдатам-то, что мы – русские, а то не хотели брать.

– Но и то, правда, сомневались – дескать, не журналисты ли мы?! Какой, говорю, журналисты! Ну, тут они медаль мою увидали – и живо согласились! – хвастал домовик. – Понимают…

Как раз и сербские войники в дверь заглянули, мол, ежели едете, так давайте быстрее.

– У них камуфляж, как у нас с тобой, – толкнул Ваня постеня в бок. А тот кивнул и прошептал: только у них винтовочки снайперские, а у нас – временно – никаких!

Златыгорка соловья подхватила, который на крыле не стоял, Яна – Микки-Мауса. Ваня Житный с Шишком коровенку потащили от зеркала за хвост, хоть и упиралась она всеми четырьмя копытами…

– Что за мазохизм! – ворчал домовик.

В конце концов пришлось зеркало покрывалом завесить. Ваню кольнуло – ох, нехорошая примета! Но некогда было рассусоливать – грузовик под окнами «Гранд-отеля» уж фырчал мотором.

Оба солдата с водителем сидели в кабине, так что корову Росицу Брегович под дирижерское мановение левой руки Шишка удалось незамеченной загрузить в кузов, в передней части которого стояли деревянные ящики и пулемет в кожухе. На капоте Ваня увидел грязные разводы: то ли масло вытекло, то ли тормозная жидкость – видать, грузовичок был прострелен во многих местах. Судя по всему, машина попадала в серьезные переделки!

Кузов тоже оказался не простой: борта укреплены двумя рядами досок да еще резиной, и в бортах – бойницы, как будто это не грузовик, а крепость на колесах.

И вот – поехали! Корова лежала подле крытых ящиков и жевала свою вечную жвачку, поглядывая одним застекленным глазом, вторым простым на кружащиеся вокруг грузовика горы в зеленом весеннем пуху. Остальные сидели подле Росицы.

Домовик – видать, вспомнив про фронтовые дороги Отечественной войны, – весь напыжился и вдруг заорал:

 
Соловей, соловей, пташечка,
Канаре-е-чка жалобно поет!
Эй, раз! Эй, два!
Горе – не беда!
Канаре-е-чка жалобно поет!
 

Соловей от песни пришел в себя, встрепенулся и прощелкал: какая, де, удивительная песня! Это самая лучшая песня, какую ему довелось слышать в своей соловьиной жизни! А Шишок, велев всем подпевать, затянул тут новую:

 
Солдатушки, бравы ребяту-ушки,
Где же ваши же-о-оны?
Все дружно грянули:
Наши жены – ружья заряжены,
Вот где наши жены!
 

Даже корова подмукивала:

 
Солдатушки, бравы ребяту-ушки,
Где же ваши деды?
 

Грузовик вдруг остановился – это сербские солдатушки, не выдержав, решили перебраться в кузов, и подхватили песню:

 
Наши де-еды – славные побе-еды,
Вот где наши деды!
 

А после войники и сербским песням выучили попутчиков, дескать, сербы ведь тоже без песен да шуток на войну не ходят! Конечно, контрабандная корова не осталась незамеченной – но когда все сообща поют, тут уж не до рогатого скота!

Как охрипли, стали знакомиться. Сербов звали Явор и Деша. А водитель Драган, словно услышав, что про него говорят, выставил из кабины руку и помахал.

Явор вытащил из кармана пачку сигарет и принялся угощать Шишка, дескать, это югославская «Дрина», сигареты хоть и без фильтра, но нормальные такие. Домовик медлил, и Гордана шепнула ему в ухо: у сербов, когда что-то дают, отказываться не принято, обидишь! Шишок вытянул сигаретку, бормоча, что с войны, де, не курил, ну да ладно…. Потом стал интересоваться, а вот, дескать, папиросы «Герцеговина-флор», которые генералиссимус уважал, в Югославии еще выпускают? Оказалось, не выпускают.

– Зря! – осудил домовик.

Деша принялся говорить, что сейчас уж ничего в Югославии не выпускают, и неизвестно, когда станут что-либо выпускать! Дескать, они поехали в Приштину за патронами, и вот все, что надыбали, – показал на ящики, – и то случайно! Все военные заводы лежат в руинах. Ящик патронов на роту дают – и все! Чем стрелять-то?! Как захватишь базу оаковскую – больше всего радуешься, если там боеприпасы остались! Эх, ведь! А у шиптар-то в последнее время: и тебе мины, и тебе средства связи, и тебе приборы ночного видения – все по последнему слову техники. НАТО старается, под видом гуманитарной помощи шлет!

А Явор, с гордостью подняв свою винтовку кверху, сказал: но, дескать, наше-то ружьишко, ПТР-42, хоть и сорок второго года выпуска, и еще немцев било…

– Ого! – восхитился Шишок. – Вот это я понимаю!!!

– А действует – дай бог всякому, – докончил Явор. Оптический прицел, мол, на него насадили – и все дела! Бьет шиптара на расстоянии двух километров! «Бэтээр» насквозь проносит, и танк сбоку пробивает! Нет, дескать, мы свои «Черные стрелы» ни на какое натовское добро не променяем!

Деша же, чтоб невзначай оружие не сглазить, перевел разговор: дескать, мы почему вас взяли-то, у нас командир ведь – русский, Медведь, может, слыхали?.. Больше русских тут почитай что нет, он один, неужто не знаете: подполковник, разведчик-диверсант?.. Пассажиры качали головами отрицательно – а Росица настороженно замычала, видать, решила, что медведь, хоть и подполковник, корове не товарищ.

Явор с Дешей, уж и забыв почти про попутчиков, наперебой стали вспоминать: дескать, а помнишь, как Медведь, в красном берете, письмо жене писал? Дело было на горе Паштрик, на самой границе с Албанией, в карауле Горожуп. Снайперы шиптарские бьют, а он пишет, пишет… А красный берет – это ж находка для снайпера!

– Медведь себе красный спецназовский берет специально из Белграда выписал, мы-то носим защитные… – пояснил Деша.

– А помнишь, как он танкистов на… девушках легкого поведения оженил? – Явор, обращаясь, к пассажирам, рассказал тут свою историю: Медведь, дескать, для операции пару танков выписал в штабе бригады, а танкисты приехали не одни… Да еще с ракией… Ну, Медведь не стал танкистов наказывать: у них работа больно нервная, танкист ведь – постоянная мишень для всех. В танках, замаскированных под кущи, те танкисты с бабами и ночевали… А среди ночи орудийный залп раздался! Все подскочили: оказалось, одна из девок выстрел случайно произвела – хорошо, что в сторону Албании снаряд улетел! А перед тем как танкистам уехать, Медведь их поженил! Въехали в село на танках, а после в магазин – прямо сквозь стеклянную витрину, вдрызг ее расколотили! Медведь самолично выбрал смокинги танкистам, а девкам белые платья, а как полиция приехала – объяснили им: у танкистов, дескать, свадьба! Все гуляем, ребята!

– А недавно, я слыхал, – добавил Деша, – танки те сгорели, натовская бомбежка… Девушки-то недолго честными женками побыли. И где они теперь?..

Опустились сумерки, и решено было остановиться, заночевать в стороне от дороги, дескать, ночью-то в шиптарские засады и попадают. Мол, шиптар-разведчик закопается по горло в землю, листвой себя закидает и ночь напролет так стоит, караулит сербских войников, после по рации доложит своим, а те встречают… Так что тут, де, под каждым деревом – шиптар, глядите внимательно под ноги! Маленькая Яна наступила на корягу и вскрикнула:

– Ой, шиптар!

Явор сказал:

– Да шутит Деша, не бойся! И мы ведь тут, с тобой!

Ваня отошел в кусточки и случайно подслушал разговор – вначале выйти никак не мог, а после уж поздно оказалось… Голоса были – женский и мужской. Мальчик, спрятавшись за колонну букового ствола, в прорехи лиственных ветвей какого-то кустарника увидел двоих: Драгана и… Гордану! Чего это они?.. А цыганка тут произнесла:

– Не хотела говорить – да ведь придется!

– Ну что, что такое? – нетерпеливо спрашивал шофер.

– Ты не очень-то на грузовик свой надейся: потому как примешь через него смерть!..

Драган остолбенел, а цыганка кивнула, дескать, Гордана зря говорить не будет, так что постарайся, де, на другой транспорт пересесть, а эту развалюху неплохо бы в утиль списать! И оказалось, что не только Ваня Житный подслушивает, раздались знакомые птичьи голоса. Соловейко прощелкал:

– Вот вор-рона!

А жаворлёночек прощебетал:

– Чтоб ей в небе пусто было!

Драган же только усмехнулся, поворотился и прочь пошел.

И вдруг глухой гул залепил уши: это по небу, подобно осиному рою, летели натовские бомбардировщики со смертоносным грузом на подкрылках. Их были десятки, с опознавательными знаками шестнадцати цивилизованных государств: дескать, мы в своем праве, праве сильного, а ну-ка – попробуйте, остановите нас! Никто, де, вам не поможет – ни Бог, ни царь и не герой! И страны такой нету, чтоб помогла вам, одни вы теперь на всем белом свете!

Молча, подняв скорбные лица к занесенному железными тучами небу, жались к жалкому грузовичку люди и птицы, самовила и домовой, взрослые и дети, военные и мирные. И уже где-то, – не так чтоб далеко, – раздались взрывы: опрастывались черевостые бомбами самолеты…

После полегли в кузове вокруг коровы Росицы, кое-как укрывшись брезентом, на часах оставили Шишка с соловьем.

С утра пораньше отправились в путь. В грузовичке «Застава» – сербы и с машиной познакомили попутчиков – трясло на горной дороге немилосердно. Дескать, вот поднимемся на вершину – и дома, в своем подразделении! А лес сдавил горбатую дорогу так, что ветки скребли по бортам и норовили сшибить тех, кто сидел в кузове.

Явор содрал с пулемета кожух и, раздвинув ящики, водрузил орудие на кабину. Ваня понял, что это неспроста и принялся внимательно глядеть по сторонам: правда, ничего не увидел. А Златыгорка послала на разведку пташек и прижала Яну к себе. Шишок же принялся поглаживать пустой левый рукав, словно собирался спустить руку с цепи. Гордана поднялась в рост и стала оглядывать местность: дескать, тут, ежели что, не «томагавки» ведь будут пускать – так что ей бояться нечего!

Грузовик летел вниз по крутому склону а тут сбоку – еще дорога, и обе сходятся в одну… И вдруг из лесу птичьи крики раздались: мол, там, на встречнике, люди в кустах, перекликаются нашими голосами, берегитесь, де! Но уже раздался первый выстрел! Грузовичок с разгону выехал на ровное место и… встал: из него на ходу еще выскочил Драган и стал дугою палить в кусты, а после откатился за колеса. Ваня тут вспомнил предсказание Горданы и, свесив из-за борта голову, с беспокойством поглядел на шофера: но с ним все вроде было в порядке. А с кабины Явор жарит из пулемета очередями… кажись, по яворам! Ваня, глядя в дырку борта, людей в лесу не замечал, хоть стреляли оттуда так, что головы не поднять. А из соседней бойницы целился куда-то Деша. Шишок же, оскалясь, вытолкнул в следующую бойницу свою левую руку да нет, не шуица то была: снайперская винтовка – в точности такая, как у Деши, даже оптический прицел в наличии! Ваня оглянулся: Златыгорка прикрыла могучим телом Яну, а Гордана – вот ведь! – навалилась на «ангела», верно, все думала, что пули ее не возьмут – то ж не «томагавки»! Корова Росица старалась сжаться в белую моль, правда, безуспешно.

Но тут Явор упал на дно кузова – из плеча кровища хлещет! Ваня, путаясь в коровьих ногах, бросился к нему, на ходу пытаясь открыть вещмешок, чтоб достать бинты, но Явор заорал: стреляй, де, вишь, орудие простаивает! Ваня, поднявшись в рост, нажал на гашетку пулемета – вышло ведь! Только получил в грудь так, что отлетел. Тут домовик подбежал, показал, как надо стрелять. Ваня оттолкнул его и сам стал бабахать: куда уж летели пули – неизвестно, хорошо, что не в свой кузов!

А Шишок вдруг выпрыгнул из машины, ружье кверху поднял и заорал:

– За Родину! За Сталина! – а после: – За Родину! За Пушкина! – и понесся куда-то в заросли. Деша с Драганом – за ним!

И вдруг – все стихло: и сразу слышно стало, как жаворонок с соловейкой выкликают из кустов свои птичьи поздравленья, дескать, тут люди полегли, а другие по винограднику вниз побегли …

Но вдруг еще пара выстрелов раздалась: оставшиеся в кузове вздрогнули. Ваня со Златыгоркой спрыгнули на землю поглядеть, что там в кустах случилось…

Но уж вертались сербы с домовиком, под завязку нагруженные трофейным шиптарским оружием. Сложили гранатометы с автоматами у коровьих копыт, задний борт закрыли – и Деша велел Драгану ехать потише, чтоб вконец не растрясти раненого Явора.

Жаворонок сидел на длинном стволе шиптарского гранатомета. А соловей слетел на дно кузова, куда капала кровь из раны скорчившегося подле коровьей морды Явора, и принялся, запрокидывая головку, пить эти капли: опохмеляться, что ль после попойки в «Гранд-отеле»?! Златыгорка подняла соловейку, на плечо себе посадила и прочирикала: дескать, теперь Явор – твой побратим ведь! А соловушка вздохнул: жаль, де, только он об этом не знает! Ваня ждал: а вдруг Явор случайно коснется губами коровьего рта… Но – увы, боец переменил положение: и морда Росицы оказалась в стороне.

Ваня Житный принялся, заговаривая кровь-руду, перевязку делать: «На реке Яне, на острове Буяне стоит стол дубовый. За этим столом сидят тридцать три девицы, все они сестрицы. Они шьют-пошивают, кровавые раны зашивают. Ты, ворон, не крякни, кровь у Явора не капни». Посестрима, превратившись в сестру милосердия, помогала мальчику. Яна Божич, услыхав свое имя, перелезла через коровий хребет и, усевшись на ящик, стала отирать пот со лба раненого.

Деша говорил, что им, де, еще повезло: гранатометчик OAK промахнулся и с ходу, с первого выстрела, не попал в грузовик – а то бы не сдобровать им…

– Эх, «бэтээров» у нас нет! – вздыхал серб.

Дальше без всяких приключений добрались до села Леджана, состоявшего из двухэтажных, большей частью, домов, в основном пустующих.

Из ближайшего дома выбежали солдаты, помогли перенести раненого, после добытое оружие да ящики с патронами стали выгружать и сообщили: Медведя-то, дескать, похоронили ведь, да… третьего дня еще… Пошли мы громить гнездо террористов в селе Резало, командир в дом заскочил, где они сгрудились, как почал стрелять – и тут в дом случайная мина саданула, и всех, кто там был, в клочки разнесло! Дескать, клочки те мы собрали и похоронили – вон и могилка, там, на поляне, и честной крест уж стоит…

Деша с Драганом свои защитные береты стащили с голов, а у Вани с Шишком беретов не было – так они просто головы повесили. Вот ведь – всю дорогу говорили об этом Медведе: и на тебе! Вот оно – занавешенное зеркало в номере «Гранд-отеля»! Хоть бы Явор оклемался: пуля где-то возле легкого ведь застряла!

Все покинули грузовик, корова одна осталась в кузове и жалобно мычала, дескать, спустите меня на землю.

Тут появился жирный мужик в пятнистой армейской форме, но в белом поварском колпаке, средняя пуговица камуфляжа отскочила, и из района пупка выглядывала застиранная майка. Шишок шепнул Ване: большинству фигур, де, подобает носить свои складки в складках тоги, а не обтягиваться одеждой, будь то даже военная форма – надо, мол, уметь прилично драпироваться.

А повар, потирая руки, говорил:

– Ну, где тут коровка? Мне уж передали, что вы говядину привезли, молодцы, ребята!

Вот те и на! Корова Росица Брегович повалилась на дно кузова, мечтая стать микробом. А Драган с Дешей стали неуверенно противоречить, дескать, Баня, это не наша корова-то, чужая…

– Ничего, ничего, – говорил Баня, заглядывая в кузов, – на войне – все общее. Помянуть ведь надо Медведя-то, сегодня как раз три дня, а у меня кроме фасоли – ничего! Раз вы никакой жратвы, окромя коровы, не привезли – будем варить говядину! Ну а ракии у меня на всех хватит! – подмигнул повар новоприбывшим.

Деша с Драганом пожали плечами и виновато посмотрели на попутчиков, дескать, что ж делать – придется стрелить корову-то, поминки – ничего не попишешь! И Шишок… неожиданно согласился, что ж – святое дело! Сейчас, де, мы ее сами выгрузим, а вы уж тут разбирайтесь, мол! Ваня Житный глаза выпучил: неужто до того возненавидел домовой демократку Росицу, что готов сдать на поминальную лапшу?!

А Шишок шепнул мимоходом Ване да Златыгорке с Горданой, дескать, живо в кузов! Мальчик без долгих разговоров перелез через борт, хотел бабам помочь – а они уж с другого борта ноги переметывают, Яну Божич за руки втаскивают.

Постень же мигом оказался в кабине, левую руку из рукава выпустил, в руль вцепился, на педали нажал – и грузовик «Застава» сорвался с места. Мальчик велел женщинам и корове лечь на всякий случай на дно. Выглянул…. Орали сербы-то, ругались почем зря, но стрелять не стреляли – ни в воздух, ни в колеса: берегли патроны для шиптар.