Текст книги "Фея-крестная Воробьёва (СИ)"
Автор книги: Вероника Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Так, стоять! Мы так не договаривались! Я ожидала, что однокашник «поплывет», будет с вполне понятным нетерпением ожидать нашей завтрашней встречи практически наедине, но что он побежит к Грымзе, я предусмотреть никак не могла. Он что, туда напряжение снимать побежал?!
Не позволю! Только через мой труп!
История повторилась – я взвилась фурией и поскакала в кабинет к Грымзе, решив нарушить их тет-а-тет. Только теперь вместо не очень верного и немного детского «Маргарита Владиславовна! Не трогайте Максима, он мой!» я должна была сказать какую-то другую фразу. К сожалению, от страха, что этот милый, прекрасный, добрый, самый лучший парень будет сейчас целоваться с совершенно другой женщиной, в голове моей царил белый шум.
Рывком распахнула дверь на себя, готовая ко всему. Если нужно, могу и ногти в ход пустить, кстати!
Грымза сидела на своем рабочем месте, уткнувшись в монитор, а Максимка стоял прямо перед ней, зачитывая на английском какие-то письма. Очень надеюсь, что он ей тут не оды любовные читает…
– Воробьева, что тебе? – устало перевела взгляд из-за монитора на меня Грымза. Одурев от нахлынувших эмоций, я даже не услышала глас начальства. Очнулась только от затянувшейся тишины и заинтересованного взгляда Маргариты и Максима. – ВОРОБЬЕВА!
– Да, Маргарита Владиславовна, я пришла чтобы сделать. хм… предложение. чтобы сказать..
– Воробьева, не тратье время! – закатила глаза Грымза.
– Нет, подождите, у меня есть предложение!
– Да, и какое же? – она насмешливо посмотрела на меня.
– Давайте сделаем новогодний корпоратив для наших коллег, но не в клубе, ведь сейчас уже поздно заказывать места, а в театре – на ходу сочиняла я.
– Так, это интересно, а почему бы и нет, действительно. Воробьева, присядь! – она указала мне на стул прямо перед собой.
Ой, нет-нет-нет! После моей демонстрации прелестей, которыми меня наградила природа и помогла удержать в узде благодаря нагрузкам в спортзале Марина, боюсь, что мне не корпоративом новогодним нужно будет заниматься, а собственными поминками…
Макс, похоже, понял глубину моих мыслей и указал взглядом на стул позади монитора Грымзы.
Я села так, что той видна была только моя голова, но зато какой обзор предлагался Максиму! Я чуть истерически не засмеялась. Только вчера я представляла себе, как аккуратно продемонстрирую бывшему однокласснику, что мы уже не дети, как мне выдался шанс сделать это так явно и буквально! Но если я хотела немного возбудить любопытство парня, тут придется показать себя во всей, так сказать, красе.
Ну, раз делать нечего, я принялась использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу.
Приняв соблазнительную позу, начала издалека.
– Маргарита Владиславовна, Новый год – это ведь все же семейный праздник, и я думаю, что каждому из нас хотелось бы встретить этот день с самым близким человеком, – рассчетливо стрельнула глазками Максиму. – А такими людьми за год работы мы стали друг для друга в этом нашем большом кабинете. Конечно, мы как обычно соберемся, чтобы выслушать напутствия от генерального директора, но хотелось бы провести в хорошей, дружеской, даже я бы сказала, интимной обстановке, – снова взгляд сквозь ресницы для Максима.
Все мои слова достигли цели. Грымза заинтересовалась, начала искать что-то в компе, выискивая экономию зарплатного фонда, которую можно было бы потратить на благое дело, а Максим смотрел мне прямо в глаза, и в глазах его бушевала буря. Атмосфера между нами накалилась, и мне казалось, что Видинеев приближается ко мне, все ближе, и ближе, хотя тот стоял на своем месте у окна, прямо около Грымзы.
Наконец та запустила на печать листок, указала на принтер и произнесла:
– Воробьева, не то, чтобы у нас инициатива была наказуемой, но новогодним мероприятием придется заняться тебе. Свободные наши дни и сумму, которую можно потратить на корпоратив, я тебе распечатала. Свободна.
– Максим Леонидович, прошу, давайте продолжим, – обратилась она к стоящему истуканом Видинееву совершенно другим, елейным тоном.
Тот пожал плечами и сел на мое освободившееся место.
Ну и вот чего я добилась? Да, показала, что я уже не маленькая девочка, а вполне себе сформировавшаяся женщина, и чего уж греха таить, увидела, что и Видинеев не маленький щуплый мальчик, а уже настоящий мужчина. Но при этом схлопотала дополнительную работу себе на шею!
Но! Где наша не пропадала? «Наша пропадала везде» – выдал ехидный голосочек совести, за что был одарен мысленной оплеухой.
Укрывшись шарфиком от нежелательных взглядов, приступила к поискам необходимого для организации корпоратива, который должен был уже состояться через две недели. И именно к этой деятельности я подключила все свои способности, включила, как говорится, креатив и сообразительность. Ну и Ульянку подключила тоже. Самую малость, честное слово.
За всей этой жуткой суматохой совсем забыла про то, что навязалась к Видинееву в гости и была разбужена его неожиданным звонком в субботу утром.
– Жду тебя уже десять минут у подъезда, ты где?
– В лифте, – соврала сонным со сна голосом и побежала собираться.
Ох, приготовиться к встрече, которая должна была ознаменоваться нашим первым поцелуем, совсем не получается. Натянула джинсы и водолазку, пригладила волосы, схватила сумку и шубку и даже не мазнула красной помадой по губам и побежала навстречу к Максу.
Тот задумчиво уставился на меня сквозь стекла новых стильных очков, когда я плюхнулась на пассажирское сиденье.
– Что-то случилось?
– Что? Ничего? Поехали давай, не смотри на меня так.
– А что такого? Мне нравится.
Нравится ему, как же. В таком виде меня видела только мама, когда я болела ангиной!
– Слушай, Максим, давай заедем сначала в булочную, тут недалеко, я хотя бы торт куплю, не прилично с пустыми руками идти в гости, – опомнилась я.
– Я уже все купил, не волнуйся, – он указал взглядом на заднее сиденье, где стояли пакеты с символикой соседнего супермаркета.
– А что ты купил? – заволновалась я.
– Продукты, Ален. Фрукты, – Максим одарил меня теплым взглядом, и я, честно признаюсь, даже немного расстаяла. Вах, какой он симпатичный, божэмой! Волосы лежат в легком небрежном беспорядке, оправа очков модная, но совсем не строгая, мягкая темно-зеленая водолазка облегает накачанный торс, и сам он весь такой спортивный, и такой близкий, и такой желанный…
– Ален! Алена! – вырвал меня из фантазий его тихий голос. Максим заинтересованно смотрел на меня. Ох, кажется я сижу и пялюсь на него, растянувшись в блаженной улыбке. Нужно срочно взять себя в руки!
– Ты на дорогу лучше смотри! – рыкнула я от смущения.
Максим пожал плечами и мягко рассмеялся, от чего у меня руках появилась гусиная кожа и порозовели щеки.
Он перевел взгляд от моего лица на дорогу, удобно расслабившись за рулем. Кстати, всегда считала, что по тому, как мужчина ведет машину, можно многое сказать о его характере, и даже предугадать то, как он будет вести себя с женщиной. И это наблюдение меня несколько раз выручало от нежелательных увлечений.
Максим же вел автомобиль плавно, не дергался и ни на кого не обращал внимания, спокойно уступал дорогу на разворотах спешащим людям, за что получал благодарности в виде подмигивающих фар, и не пялился на людей в соседних авто. Все его внимание было посвящено дороге и мне.
– Так, но все равно в булочную давай заедем. Тем более что она недалеко, мы как раз к мимо нее проезжать будем.
Легко прокрутив руль, мой чудесный шофер нашел место для парковки прямо у булочной, и при этом не вопил на чем свет стоит о том, что, мол, город понастроили, а машин понаставили.
В булочной я выбрала свежий прекрасный открытый пирог со сгущеным молоком и грецкими орехами. Захватила несколько ароматных капкейков на всякий случай и встала в небольшую очередь.
– Так вот где ты всю ночь пекла эти самые капкейки! – Хитро прошептал мне прямо в ухо невесть откуда взявшийся улыбающийся Максим.
Впереди стоящая женщина весело переглянулась с продавщицей понимающими взглядами.
– Пекла, пекла! Ты что, мне не веришь? – И возмущенно повела плечом.
Максим помассировал мне плечо через шубу. Подумал, видимо, что я обиделась на то, что он заметил, что я его обманула с этими капкейками в офисе. Меня смутить такой ерундой нельзя, я биологию списывала на первой парте!
– Сейчас – верю! – он очень внимательно посмотрел на меня, так и не убрав руку с плеча, так что мы стояли почти обнявшись.
Женщина, забрав покупки, счастливо и немного завистливо улыбнулась нам едва ли не в лицо.
Максим, подойдя к кассе, отодвинул меня от кассира, рассчитался и отобрал пакет с покупками.
– Ой, вы, наверное, молодожены! Поздравляю! – протягивая сдачу, сказала продавец.
Я открыла рот, чтобы поставить жирную точку в розово-сиропном настроении женщины.
– Спасибо! – спокойно ответил Максим, и, взяв меня под руку, повел к машине, и мне осталось только закрыть свой ротик, надеюсь, без провального щелчка.
Подходя к квартире его родителей на меня накатила тоска. Вот кто меня тянул за язык? Теть Валя меня, может быть, и не помнит… Хотя, если помнит, это даже еще хуже: припомнит еще, не дай бог, как я, сама ни грамма не трезвая, приволокла пьянющего Максима с выпускного, сдала ей его с рук на руки и долго распылялась у дверей, какой он хороший мальчик, прямо само приличие, только вот пить совсем не умеет.
– Ты чего? – уставился он на меня перед дверью. – Уйти хочешь?
– Ну вот еще! Сам, наверное, уйти хочешь! – я нервно ударила по кнопке звонка и тот завелся трелью.
– А вот и вы, гости дорогие! Проходите, давайте! Аленочка, ты совсем не изменилась, все такая же стройненькая, красивая, умница, что пришла, что Максима заставила прийти, он же к нам редко сейчас ходит, все работает и работает – без перерыва, не давая вздохнуть, за нас взялась Максимкина мама. Невысокая, крепко сбитая, в милом передничке с рюшками, тетя Валя мне один в один напомнила мою маму. Только если на голове Максовой родительницы царили короткие каштановые кудри после химзавивки, мама моя была обладателем точно такой же прически, только на блондинистых волосах.
Теплый прием перетек в пышущую от духовки жаром кухню с запотевшими окнами, и мы были торжественно усажены за круглый яркий стол, накрытый скатертью в мелкие цветочки. Перед каждым появилось ведро чаю, гора бутербродов и огромных кусков яблочного пирога. Ко всему этому застолью добавились пирог с грецкими орехами, капкейки (брезгливо рассмотренные хозяйкой) и целый вазон фруктов.
Мы с однокашником переглянулись, но противостоять урагану теть Валиной зависимости подкормить «голодающих детей» противостоять не могли. Что-то приговаривая, расспрашивая, хихикая, она кружила над нами, пока Максим сам не усадил ее пить чай.
– Как я рада, что ты, Аленочка, пришла, наконец, к нам в гости! Я уже сколько Максимку прошу тебя привести, показать, наконец, какой ты выросла. Он так много о тебе рассказывает, ты такая умница, так ему помогла на новом месте, и только благодаря твоему участию наш медведь, наконец, подрос! Посмотри, каким красавцем он стал!
Она гордо оглядела сына. «Медведь», покраснев, накрыл лицо ладонью.
– Ну маааам! – от этого детского привета из прошлого, протянутого басом, мне стало так смешно, что я расхохоталась, а потом и мы втроем уже смеялись вовсю. Да так, что у меня слезы из глаз потекли, и я, радуясь на этот раз, что была (впервые за сколько времени!) не накрашенной, утирала слезы.
– Ой, не могу, Максииим! – теть Валя успокоилась с трудом и потащила нас в зал смотреть детские фотографии.
Максимка хотел прекратить «этот позор», как он его назвал, но потом сам же прибежал с фотоальбомом, и сидел между нами на мягком диване, так по-семейному, такой теплый, родной и близкий… Какая это была сладкая мука сидеть рядом, дотрагиваясь до его руки, задевать бедром бедро и чувствовать жар его тела в такой интимной близости с собой! Я облокотилась на свою руку позади него, как будто бы для того, чтобы было лучше видно фотографии с нашими одноклассниками, приобняв, и, вдохнув его свежий морской парфюм полной грудью, положила голову ему на плечо.
Максим медленно, словно в замедленной съемке, повернулся в мою сторону. Ничего не поделать, его губы будто зовут к себе, манят, и вот мы уже дышим с ним одним воздухом на двоих, и между нами пять сантиметров, два, один…
– Мам, кажется, нам уже пора!
Максим взвился с дивана, выронив несколько фотографий, не прикрепленных к альбому и отскочил к дверям.
– Пора? Ну вы же только что пришли, неужели пора уходить? – огорчилась тетя Валя.
Я непонимающе переводила взгляд с одного на другую. Только что он сидел около меня, такой близкий, теплый и мягкий, как вдруг стоит, облокотившись о косяк двери, сложив руки на груди, спрятав горящий взгляд в себя.
Пока тетя Валя собирала нам пакеты с бесконечными пирогами и совершенно не тронутыми неоцененными настоящей хозяйкой капкейками, пока мы отнекивались от гостинцев в дверях, за сборами и шутками неловкость от скорого прощания прошла.
– Аленочка, не бросай его, пожалуйста, и приходите к нам вдвоем почаще, да и одна приходи, красавица! – Уже в дверях приговаривала теть Валя, пока мы ждали лифт.
– Мам, вернись в дом, холодно же, простудишься, ну!
– Ой, и без тебя разберусь, ты сам с собой разберись! – махнула на него рукой родительница и перекрестила нас, когда мы уже оказались в лифте.
– А по-моему, хорошо посидели, – доверчиво заглянула ему в глаза уже возле своего дома. Максим, как настоящий джентльмен, открыл мне двери и стоял у машины.
– Хорошо, – поджал губы и взгляд он.
– Теть Валя совсем не изменилась!
– Как и ты, – он отвел глаза.
– Ну ты даешь, Видинеев! Как это я не изменилась? И я, и ты изменились! Все, что было в школе, прошло! Мы сейчас совершенно новые и все вокруг нас совершенно новое! Это же так здорово! – под свой красноречивый монолог, высказанный голосом из сахара и меда, придвинулась к нему насколько можно ближе.
– Здорово… – протянул он и я снова попала в плен его темных глаз. Расстояние между нами сократилось… еще… еще…
– До понедельника, Ален! – снова разрушил магию Максим, и, развернувшись, быстрым шагом направился к водительской двери.
От неожиданности и накативших эмоций я даже хлопнула себя ладонью по ноге, глядя, как он уезжает. Вот же черт побери! Я так точно потемнею скоро!
Глава десятая, где героиня справляется со всеми заданиями внутренних солдатиков
Все воскресенье я провела, едва ли не кидаясь на стены от злости. Максим уже был моим! Он уже был моих ручках с идеальным розовым, украшенным стразинками, маникюром, как ускользнул от меня! Дважды! Дважды, рррррр!
Не могу ни спать, ни есть, ни читать. Захлопнула крушку ноутбука, когда поняла, что уже полчаса смотрю на главного героя фильма и думаю, какой он страшненький. Страшненький! Главный герой голливудского фильма! Да этого априори быть не может! У них там фабрика по изготовлению крутых перцев с идеальными зубами и волосами, кубиками пресса на накачанных телах! И этот тоже… вроде бы ничего. Ничего… Ничего хорошего!
Ну я не знаю, что еще сделать. Чем еще мне заманить этого ускользающего и такого желанного кота? Он въелся мне в сердце. И даже сейчас смотрю на чашку с чаем, и кажется, что, подними взгляд, наткнусь на него здесь, в моей квартире, за моим столом, мягко улыбающегося, поправляющего волосы небрежным жестом, близоруко щурящегося без очков.
Да что происходит? Не могу успокоиться, брожу из стороны в сторону, как ведьма!
Тишину дома разрушил телефонный звонок.
Мое сердце зашлось в предвкушении. Может быть, это Видинеев, поняв наконец, что нас друг к другу тянет, решил сделать, наконец, шаг навстречу?
Но такое бывает, навреное, только в любовных романах.
По телефону позвонил мой старинный поклонник Игнат, с которым мы познакомились двести лет назад на рок-фестивале. Да, классный был концерт, ничего не скажешь – море экшена, музыки, пива… тогда Ульянка забралась на сцену, и как… хотя о чем это я? Я же, будто бы, ничего не помню!
Но, увидев на дисплее имя Игната, только перекосилась от разочарования и злобы и засунула его под подушку. Не хочу видеть даже таких прикольных рокеров с теплыми ладошками. Не хочу вообще никаких мужчин видеть около себя, кроме одного. Ох, меня молнией пронзила эта крамольная мысль. Я действительно не хочу видеть никого другого около себя, кроме Видинеева!
И я не просто хочу получить этот трофей, поцеловав его, я хочу находиться рядом с ним, помогать ему, может быть, даже печь пироги (или выдавать за свои чужие, благо адресов классных кондитерских я знаю достаточно), прикасаться к нему всегда, когда захочется, смеяться над фильмами, гулять и слушать его голос.
О нет. Я, кажется, заболела. Я не могу так желать своего одноклассника – ботана. У меня навреняка температура, или грипп, или свиной грипп. Хотя свиной грипп – это как-то не очень гламурно. Как и птичий, впрочем. А бывает грипп фламинго? Это было бы интересно..
«Больная, вы больны!» – «Чем же доктор?» – «У вас грипп фламинго!» – «Надеюсь, розовый?» – «Да! Вам необходимо лечение – смотреть на закаты и танцевать!».
Тьфу ты, что за ерунда лезет в голову. А мне, между прочим, нужно план Барбаросса разрабатывать.
– Итак, что мы имеем? – обратилась я к своим внутренним солдатикам.
– Неприступную крепость.
– Мы брали крепость едой?
– Брали. Не сдалась.
– Мы брали крепость красивым платьем?
– Крепость осталась стойкой.
– Мы давили на жалость?
– Клянемся, такого больше не повторится.
– Мы подключали родителя?
– И внутреннего, и реальную.
– Что еще остается?
– Вызвать ревность!
– Отставить ревность!
Нет, ну правда, я люблю такое дело, но только в случае, если дело касается начала отношений с незнакомым еще парнем. Как-то неправильно давить в человеке на слабую самооценку. И так поступить с родным давным-давно Видинеевым я не могу. Несмотря на его уже повзрослевшую сущность, шикарный вид, уверенную речь, в нем все так же где-то глубоко прячется тот несмелый мальчишка в огромных очках и неказистым портфелем, с которым я села когда-то за парту.
Тогда остается одно – я должна сказать ему о своих чувствах прямо. Ну а что? Мы вроде бы взрослые люди, я ему скажу: Видинеев, в конце-концов, падет к моим ногам! Охоспади, извиняюсь, старые привычки берут свое. Скажу так: Видинеев, будь уже моим в конце-концов!
И сама поцелую его. У него не будет другого выхода, как проснуться от своего летаргического сна, аки спящая красавица, зевнуть, потянуться… то есть, ответить на мой поцелуй со всем жаром, который я почувствовала от него в грымзином кабинете.
– Будем давить на бессознательное! – подкинули классную идею мои внутренние солдатики.
И для того, чтобы все выгорело наверняка, в понедельник с утра я надела платье и заплела косы, чтобы выглядеть точь-в-точь, как в школе. Только накрасилась поярче, ясное дело. Потому что восьмой класс – это восьмой класс, а двадцать семь лет и работу в крупной фирме еще никто не отменял.
Мой внешний вид ожидаемо всколыхнул общественность. Коллеги похихикали, и судя по участившемуся бряканью клавиатур, рьяно обсудили меня в мессенджерах. Ну и ладно. Меня волнует только один человек. Который, кстати, все не спешил появляться.
Работы накопилось реально много. Помимо того, что нужно было срочно решать текущие дела, надо было решить вопросы с празднованием Нового года со своим ехидным коллективом. А раз они такие все тут общительные подобрались, устрою им по-настоящему королевский Новый год. Корпоратив я правда забронировала в нашем драматическом театре, выбрав по-настоящему нудную постановку. Но чтобы немного сгладить впечатление, заказала богатый и обильный фуршет до и после представления, и даже алкогольных напитков заказала чуть больше, чем обычно полагается на такую компанию.
С другой стороны, ничего такого. Я могла заказать спектакль на корейском! Вот бы они там все поумирали, подогнув пальчики, натренированные в обсуждениях в соцсетях, слушая переводчика!
– Му-ха-ха-ха – изобразила я внутри себя сатанинский смешок, глумливо потирая ручки, представляя мучения ушей каждого из пчелок в тисках корейских слов.
– Воробьева! Ты меня пугаешь!
Вот черт, я что, вслух хохотала?!
Сделала невинные глазки и повернулась к Максиму. Ну наконец-то!
– Максим, не язви, тебе это не идет! – чего он такой хмурый? – Как дела? Все нормально?
– Нормально, все хорошо, вот только… – он осекся и посмотрел в сторону открытой от жалюзи «стекляшки» – кабинета Грымзы.
– Что – «только»? Максим, не пугай меня!
– Да нет, все в порядке. А ты чего сегодня вся такая… такая…умм… – он закусил губу.
– Непривычная?
– Да нет, наоборот, очень даже привычная! – слишком уверенно заявил он.
– Это-то и пугает… – мне послышалось, или он правда это сказал?
– Все для тебя, Максимушка, все для тебя! – вытянулась по стойке «смирно» на стуле, выпятив грудь колесом.
Он возвел глаза к потолку, пошевелил губами, кажется, считая, как минимум до десяти, и приступил к работе.
Внутренние солдатики требовали боевых действий и свернули лагерь для отдыха, готовые к наступлению. Пора!
– Максим, можно с тобой поговорить?
– Да, да… я слушаю, – оторвался, наконец, от документов.
– Давай выйдем.
– Давай. Может быть, здесь поговорим? Что-то случилось? Тебе помощь нужна? С удовольствием помогу.
– Нет-нет, это личное!
Максим нехотя поднялся и пошел за мной к дверям.
Солдатики внутри приготовились к бою и в предвкушении поглядывали на победный флаг. Вот сейчас я ему скажу о своих чувствах, и он поцелует меня, и мы вернемся в наш рабочий улей уже другими людьми. Меня затопила волна нежности к нашему общему будущему. Представилось, как Максимка целует меня перед и после рабочего дня, придерживает двери, пропуская в кабинет, или на выходе, и при этом смотрит родными глазами, наполненными неприкрытой любовью.
Мы встали у окна в углу коридора. Максим присел на подоконник, сложив руки на груди, оказавшись на одном уровне со мной. Я улыбнулась. Облизнулась. Внутренний солдатик дает команду:
– Пли!
И я плюю. То есть плию. В общем, начинаю.
– Максим, мы знакомы с тобой сто лет. И даже больше, – делаю шаг как можно ближе. – Мы уже не просто знакомые, а даже, можно сказать, родные люди, – еще один шаг. – Столько лет провели бок о бок в школе, и сейчас работаем вместе, мне кажется, что это судьба ведет нас рядом, чтобы мы были вдвоем, ты так не думаешь? – заглядываю в его посветлевшие на солнце карие глаза.
Глаза улыбаются, и горят, и блестят, но сам Максим напряжен.
Он жадно осмотрел мое лицо и выпрямился, отвернувшись к окну.
Нервно взъерошил волосы, оперся обеими руками о подоконник.
Вздохнул.
Смотрю на него ясными глазами с радостным предвкушением. И медленно понимаю, что что-то идет не так. Вообще не так должен вести себя мужчина, которому практически в любви признаются!
– Ален, ты выбрала неудачное время, чтобы пошутить надо мной.
Даже не поворачивается ко мне.
– Мы стали другими. Я больше не тот мальчик, что был влюблен в тебя. Я думаю, и тебе не нужно сейчас играть со мной, надо мной… Прости, если говорю что-то неправильно, – вполоборота он повернулся ко мне. – Но тебе нужно оставить эти игры, это даже не смешно. Ты прекрасная девушка, прекрасный человек, но я не хочу быть твоим очередным трофеем, твоей собственностью. Да и зачем тебе Я? Вокруг тебя итак множество ухажеров, протяни руку да выбери любого.
Он неожиданно обернулся. Отошел дальше по коридору.
– Прости, но тебе нужно оставить эту мысль. Я не нужен тебе.
Он развернулся и чуть ли не побежал по коридору. От меня. От оглушенной и растерянной меня.
Я прижалась лбом к холодному стеклу. Главное – не разреветься. В конце концов, это не конец света, кого не бросали? И я бросала, и меня. кажется. бросали… так больно…не знаю, может быть, в детском саду?!
Мои солдатики растерянно побросали оружие и ревели, глядя на сугробы за окном. Вслед за ними разревелась и я.
– Эй, Ален, ты тут? – сквозь отчаянное шмыганье услышала я голос Ульяны. Подружка сразу поняла где меня искать – в подсобке, где хранился нужный и ненужный инвентарь. Я сидела на каком-то барабане, чтоли, укрытом мешковиной и всласть ревела, жалея себя, свою загубленную молодость, представляя себя одинокой старухой с котами, прикармливающей на лавочке голубей. Мысленная старуха из меня получилась какая-то странная, с яркими красными губами, в шляпе с пером, меховом зеленом тулупе. В общем, жалкое зрелище. От этой мысли стало почему-то еще горше и я снова заревела в голос.
– Похоже, тут, – донесся до меня сначала голос Ульянки, потом глухой стук, звон разбитого стекла, короткое ругательство и стук каблучков, остановившихся возле моего барабана.
– Чего ревем?
– Меня Максим брооосил!
– Какой еще Максим?
– Леонииидыч!
– Какой еще Леонидыч?
Ну что за тугодумность у такой образованной барышни? Я даже перестала реветь и уставилась на нее, оторвав ладошки от лица.
– О боже.
Я снова закрыла лицо руками.
– Видинеев, чтоли?
Я кивнула.
– Не поняла. Вы что, встречались? И ты мне ничего не сказала? Он тебя бросил? Или ты его? Он тебя обидел? Ничего не понимаю!
Конечно не поймешь, если будешь так тарахтеть!
Я укоризнено посмотрела на нее сквозь пальцы.
– Так. Давай по порядку.
Она опустилась передо мной на корточки и приготовилась слушать, поглаживая рукой коленку.
Не знаю, с чего начать. С того, что привыкла к своему однокласснику сто лет назад, когда пересела к нему за парту в восьмом классе? С того, что догадывалась в глубине души, что он был в меня тайно немного влюблен, как почти вся параллель? Или с того, что когда увидела его в этом ужасном пенсионерском прикиде, подумала, что этот высокий парень столько для меня значит, олицетворяя собой все самое хорошее, и став напоминанием о прекрасном школьном времени? А может быть с того, что проводя с ним так много времени, я прикипела к нему душой, и судя по тому, как у меня волоски вставали на руках от прикосновений к нему, – и телом? Или может быть, с контрольно удара по моему сердцу – с того, что когда я увидела его дома, таким милым, мягким, родным, я подумала, что хочу, чтобы мы принадлежали друг другу? И принадлежали другу другу вполне серьезно, со всеми потрохами, надолго, и даже, как бы это ни звучало, – навсегда?
И захлебываясь в словах, перепрыгивая с места на место, я поведала подружке краткую историю своего падения в ужасную пропасть под названием Чувства.
Ульяна молчала. Молчала даже после того, когда я выплакалась и выревелась.
– Ну? Долго будешь молчать-то? Утешай давай!
– Кого?
– Да, психолог на телефоне доверия из тебя будет никакой! Уволят за профнепригодность через две секунды! – разозлилась я.
– Чего это меня сразу уволят? Вот тебя не то что уволить, треснуть хорошенько надо по макушке!
– Меняяя????? – удивление во мне граничило с яростью.
– Ну конечно. Пристаешь к начальнику, понимаешь ли, вспомнила она, что он ей списывать давал! Воспылала любовью после совместных занятий спортом! Решила, что раз соизволила на мальчика внимание обратить, он должен к ее ногам переспелой грушей брякнуться! А если он боится? Боится, что ты его отвергнешь, после нескольких дней ворочанья за нос. Кстати, есть такое слово: ворочанье?
– Нет.
– Значит, боится, что ты его отвергнешь после нескольких дней, как поводишь за нос ради своего самолюбия! Вы столько вместе учились, ему ли не знать, как ты с мальчиками обращаешься? Двадцать семь лет, а все туда же! Парни на неделю, флирт постоянный со всем, что движется, прямо перед его носом, в рабочем кабинете, который, между прочим, не кабинет, а аквариум, тут даже цвет лифчика скрыть нельзя!
– Хватит завидовать, Федосова!
– Значит, так. Соберись, тряпка!
Мои солдатики подняли голову, выкинув сопливые платки.
– Ну подумаешь, отшили тебя. В первый раз, чтоли? Соберись! Платье расправь! Вытри уже этот ужас под глазами, да не моей юбкой, Воробьева! Ты еще мне высморкайся туда! Вон, краешком этой тряпочки, да аккуратнее, что ты тушь по подбородку-то размазываешь? У тебя столько дел! Корпоратив, а он, к слову, уже через неделю. И через девять дней – Новый год! А ты со всеми этими догонялками Максима и платье себе, наверное, даже не купила?!
– Не купила…
– Форменное безобразие! Никуда не годится такое положение дел!
Мои солдатики, как под горн, восстали из руин растоптанного самолюбия и приняли воинственную позу. Мне даже стало немного смешно. Оттого, что генералом стала Ульяна, которую мне приходилось этими же словами регулярно собирать в кучку после неудачного расставания.
Да.
Надо отпустить. То, что было в школе, было в школе. Действительно, все сейчас по-другому. Почему Видинеев должен до сих пор испытывать ко мне что-то, ну кроме благодарности, что я его человеком из старого дедка сделала? То, что мы с ним так повстречались – это прекрасно. То, что он открыл мне глаза на то, как я могу чувствовать другого человека – прекрасно. Может быть, завтра все изменится, и он найдет свое счастье, или уже нашел. Надо наслаждаться тем, что было, тем, что будет, но самое главное – тем, что есть. Надо жить этим мигом. Жить каждым мигом. Потому что жизнь – это движение.
– Жизнь – это движение..-прошептала я одними губами.
– Что ты там бормочешь, Воробьева?
– Ничего, я тряхнула головой, рассыпав расплетенные волосы из своей прически из кос, которую носила в восьмом классе. – Ничего.
Внутренние солдатики, поймавшие такой мощный дзен, понимающе улыбались друг другу. И вдруг подобрались уверенно, и встали в круговую оборону для нового боя – ежедневного боя – за меня.
Глава одиннадцатая, в которой мало кто понимает, что происходит
Оставшиеся дни я занималась корпоративом для коллег. Организация давалась мне легко, потому что я уделяла продумыванию каждой мелочи все лишние секунды, забивая свое личное время. Утром, пока чистила зубы, я придумывала текст для шутливых грамот от деда Мороза, вечером, за глажкой рубашек, размышляла, как можно отблагодарить самих актеров, дающих новогоднюю историю за три дня до главного праздника года. На работе с утра разгребала все дела, а после обеда начинала обзванивать, переносить, резервировать и согласовывать мелкие детали, из которых, как все знают, и состоит главное. Грымза, видя мои старания, улыбалась и даже не не мучила проповедью по отчету, который я сдала, по обыкновению, позже всех.
И все это время я не бегала от опасной близости к Максиму, хотя замечала иногда его заинтересованные взгляды на себе. Даже не заинтересованные, а какие-то очень внимательные, изучающие. Я же излучала деланное равнодушие, тактичное и деликатное, вполне в духе брошюрок из самых крупных кадровых агентств, гордящихся своей корпоративной этикой.
