Текст книги "(На)следственные мероприятия"

Автор книги: Вероника Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Слава ками, очки я не забыл! Жесту, которым они были водружены на нос, увы, недоставало изящества, но зато хватило скорости, чтобы стыдливо прикрыть второй повод для публичного позора как раз за мгновение до того, как дедуля мог бы его разглядеть.

Для своих лет доселе неизвестный родственник выглядел весьма моложаво, лишь немногим старше моего отца. И надо сказать, даже что-то общее в чертах имелось. Более тяжеловесное лицо разве что, но, если я правильно помнил туманные наставления Тамико, Тору [6]6
  В переводе означает «море».


[Закрыть]Ишикава занимал на Земле какой-то очень важный пост, к тому же являлся главой семьи, а тут волей-неволей придется не просто выглядеть, а и в действительности быть солидным и надежным.

Он накатывался на нас, как море, в полном соответствии со своим именем: плавно, незаметно, но неотвратимо. Прилив, а не человек. И хотя с виду в тягуче подползающей к твоим ногам полоске воды обычно нет ничего страшного, стоит зазеваться, и размякший песок затянет тебя по щиколотки.

Пятьдесят метров. Сорок. Тридцать. Двадцать. Десять…

Остановка. Тишина. Даже ветер куда-то вдруг подевался. Испугался, что ли? Впрочем, ему простительно, он же слепая стихия, а я все-таки человек. Да и те, что замерли в нескольких шагах от меня, тоже люди. Надеюсь.

Все подробнейшие инструкции по встрече родственника вылетели из моей головы еще утром, после рукоприкладства, устроенного Морганом, но, пока я судорожно пытался вспомнить или придумать, что делать дальше, кое-кому не потребовалось ни минуты раздумий, чтобы заявить:

– Ну вы прям как кукуруза!

Я повернулся к Эд, по-прежнему не покидающей капот лимузина. Девчонка смотрела на вновь прибывших, что называется, во все глаза и, что самое интересное, выглядела совершенно довольной собственной фразой… Что она там сказала?

– Кукуруза?

Видимо, в моем голосе с удивлением соседствовало явное недовольство, потому что ребенок немного смутился. Правда, отступать не стал:

– Ну-у-у, кукудза…

Звучит почти знакомо. И все же, что конкретно она имела в виду?

– А, вспомнила! Якудза!

Вот теперь лицо Эд засияло ничуть не слабее закатного солнца, а я порадовался, что успел вовремя спрятать глаза за темными стеклами очков. Цвет? Да ками с ним, с цветом! Беспечное словоизлияние постороннего в данной ситуации человека оказалось куда хуже всех возможных вынужденных изменений моей внешности.

В нашей семье было запрещено говорить о якудзе. Нет, конечно, никто не стал бы наказывать меня за это слово, случайно или намеренно произнесенное, но достаточно было и осуждающего взгляда отца, чтобы быстро научиться соблюдать неписаные правила. Причин мне никто не называл. Мама что-то знала, это точно, но в хранении секретов, особенно этого, вела себя еще строже, чем отец. Касательно же Тамико… Вот сестра – та еще трещотка! Может, именно поэтому и предпочла убраться подальше от незваного родственника?

– Какой непосредственный ребенок.

Ну да, Моргану дочурка давно уже не по средствам… Ками, о чем я только думаю?!

Голос дедушки звучал тихо и спокойно. На первый взгляд. И несминаемо, как вода. Ни одна черточка сурового лица не дрогнула, и все же мне показалось, что меня отчитали самым унизительным образом. А за что, позвольте спросить? За ребенка, который вовсе не обязан придерживаться всех этих традиционных заморочек?

– Рад приветствовать вас, Ишикава-сан!

Я изобразил поклон. Как сумел: практики-то никакой, можно сказать, с ранней юности не было. Видимо, сумел плохо, потому что мои старания были отмечены странным звуком, похожим на фырканье. Или сморкание. Наверное, надо было сложиться пополам, как того требовал этикет, но чем ниже опускалась моя голова, тем больше в ней, да и во всем теле возникало напоминаний об утреннем сотрясении. И, нагнись я еще ниже, мог бы попросту не удержаться на ногах.

– Желаете проследовать в резиденцию?

Он прошел мимо меня к распахнутой двери лимузина, так и не произнеся больше ни слова. Телохранитель, помощник или кем там являлся его сопровождающий, последовал за своим начальником на прежнем отдалении и, когда садился в машину, сделал все возможное и невозможное, чтобы не всколыхнуть своими движениями ни складочки дедова кимоно.

Признаться, я закрывал за ними обоими дверь с облегчением. Огромным.

– Важная шишка? – спросила заметно притихшая Эд.

– Мой дедушка.

– А больше на бабушку похож в своем халате… Можно я с тобой поеду? Ни разу не каталась на такой машине!

– Собственно…

А что потом? Отпустить ее ночевать в одиночестве? Положим, за одну ночь с вполне разумным ребенком ничего страшного случиться не должно, однако, учитывая район и особенно соседей Моргана… К тому же если отец попадает в странные ситуации по теоретически невозможным стечениям обстоятельств, то дочь в этом смысле пошла намного дальше. Сама себе устраивает приключения то есть. И можно не сомневаться: будучи предоставлена сама себе, Адвента воспользуется своими талантами по полной программе.

– Я хотел предложить тебе переночевать у меня.

– У тебя дома? Суго-о-ой! – снова воспользовалась чужеродным словечком Эд, но восторг быстро сменился подозрительностью. – Папа не придет сегодня домой?

– Садись, поговорим по дороге. – Я пихнул ребенка на переднее сиденье и захлопнул дверь, прежде чем рыжий сорванец попытался бы оказать сопротивление.

Надо сказать, она обиделась. Надула губы на целых пять минут, пока плавное покачивание лимузина и почтительно расступающиеся перед нами прочие участники дорожного движения все-таки не вернули в глаза Эд восторженные искорки. Хотя от главного вопроса не отвратили:

– С ним что-то случилось, да?

– Э… Нет, ничего не случилось.

Надеюсь, что ничего.

– А почему его не было дома, когда я пришла?

– Потому что твой папа занят.

– У него задание?

У него очередной приступ то ли психического расстройства, то ли усталости от прелестей привычной жизни! А впрочем… Я невольно снизил скорость, чем явно усугубил положение машин, едущих в одном потоке с лимузином, но траурный вид пока успешно избавлял от праведного негодования водителей.

Он ведь еще весной вел себя… ну, скажем, тревожно. Весь тот бред с завещанием, к примеру? Что Морган вообще кому-либо может завещать, кроме своих долгов? Летом ему, правда, вроде стало спокойнее. Или так только казалось? В конце концов, работы навалилось много, некогда было отвлекаться на всякую ерун… На личные дела в смысле. А сегодня его опять вдруг взяло и накрыло, да так, что обычное уныние переросло в свою полную противоположность. А что, если он и впрямь решился покон…

Я покосился в сторону Эд.

Нет, это еще более бредовая идея! В конце концов, по самоубийству страховку не платят, только если несчастный случай или, скажем, убийство при задержании…

При задержании?!

Успокойся, Амано. Дыши глубже! Вот так. Хорошо. Ты же помнишь: никаких сообщений о розыске не было. Значит, Барбара все-таки его прикрывает. С другой стороны, это лучше, чем ничего: если бы розыск был объявлен, может статься, что уже нынешней ночью…

– Твоему папе нужно было уехать.

– Надолго?

– Ну… как закончит свои дела.

Или покончит с собой, причем неизвестно, какое развитие событий вероятнее.

– А что за дела? Он не говорил?

– Что-то личное. Э-э-э… семейное.

– Очередного ребенка усыновляет? – хмыкнула Эд.

О, такой поворот событий был бы самым желанным! Для меня сейчас. А для Моргана, конечно, вряд ли.

– Не знаю. Он и мне ничего не сказал.

– Это плохо, – глубокомысленно заявила девочка.

Кто бы спорил?

– А насчет меня он попросил?

Не успел. Или не подумал. Или даже не собирался?

– Ну да.

– Здорово!

На самом деле ничего «здорового» в происходящем не было, потому что всю оставшуюся дорогу я никак не мог себе представить способ, которым Эд способна ужиться под одной крышей с двумя церемонными куклами. И, как выяснилось, только зря ломал голову: когда дедуля выбрался из лимузина и заметил, что ребенок тоже направляется к дому, меня встретил еще один морской прилив. На этот раз ледяной.

– Что она делает?

– Идет домой.

– Разве это ее дом?

– Сейчас это ваш дом. И мой. А эта девочка – дочь моего друга.

– Наследник Амано водит дружбу с гайдзинами? [7]7
  Дедушка имеет в виду людей другой национальности. Вообще всех других национальностей, кроме японской.


[Закрыть]– процедил дедушка сквозь зубы и тут же, словно запамятовав, сменил тон на снисходительный: – Видно, кровь дает себя знать…

Вот теперь я и вправду заледенел. Если, конечно, ярость способна оказаться настолько холодной.

Кровь, значит?! Разумеется, речь идет о моей матери. О ком же еще? Понятно, почему отец не любил вспоминать, что где-то далеко, на Земле, у него тоже есть семья. Родительская. Маму не приняли в нее ни тогда, ни сейчас. Да, дедуля, раз уж приехал в наш дом, похоже, готов был примириться с делами давно минувших дней, может, даже сделал бы вид, что не помнит прежних размолвок, но…

Хорошо, что Адвента оказалась здесь. Вернее, плохо: незачем девочке было все это слышать. Но мне надо было. Чтобы не питать насчет деда опасных иллюзий.

– Эд, иди обратно в машину.

Растерянный взгляд. Дрогнувшие губы.

– Я отвезу тебя…

И вернусь? Ну уж нет!

– Поедем домой.

На сей раз девочка решила побыть послушной: в два счета заняла прежнее место на сиденье. А вот я не намерен был больше исполнять роль почтительного внука и радушного хозяина.

– Ключи от дома – в гостиной. Можете занимать любые комнаты, пользоваться всем, что понадобится. Чего-то не хватит – сделайте заказ. За мой счет. Желаю приятного времяпровождения!

Дедуля выслушал все, что я сказал, даже не делая попыток прервать тираду, и только потом спросил, уже у моей спины:

– Как я должен все это понимать?

Как-как… Есть одно предложение, но не слишком пристойное для употребления в обществе.

– Мой дом открыт для вас, Ишикава-сан.

– А твое сердце?

У меня очень умная сестра. Очень хитрая. Безгранично предусмотрительная. И бесконечно подлая. Почему она ни словом бы не намекнула, с чем я могу столкнуться?! Чего хочет этот человек, несколько минут назад незнакомый мне, а теперь почти ненавистный? Проложить тропку к внуку в обход сына и невестки? Сентиментальным стал на старости лет? А может, все остальные потомки тоже от него отвернулись, и теперь старикан хватается за любую соломинку, лишь бы вернуть видимость семьи?

– Мое сердце принадлежит только мне. И когда-нибудь будет принадлежать женщине, которую я выберу, не оглядываясь ни на чьи пожелания.

Я двинулся к машине. В полнейшей тишине, нарушаемой только хрустом песка под ногами.

Дедушка не стал ни отговаривать меня от принятого решения, ни осуждать. Только вслед донеслось замечание, сделанное, как мне показалось, с каким-то особым выражением:

– Гордый и горячий… Весь в отца.

Горячий? Да я холоден как лед! И тверд как камень. Ну, по крайней мере, хотел бы сейчас так думать про себя.

Эд тоже молчала. Долго. До самого дома. Парковать лимузин во дворе между многоэтажками оказалось труднее, чем пилотировать баржу в метеоритном поясе Ландо, если верить рассказам Рэнди, плотно поработавшего в свое время в команде по отлову контрабандистов. Зато девочка немного оттаяла, когда получила порцию завистливо-восхищенных взглядов от соседей по дому и случайных прохожих. Даже вызвалась приготовить ужин. А пока она громыхала в кухне кастрюлями, тарелками и прочей посудой, я набрал на комме номер… Ну да, как раз так кстати помянутого Доусона.

– Привет, Рэнди!

– О, наш болезный! Как голова?

– Пока на плечах.

– Хорошо, что ты в этом уверен.

– А что, есть повод сомневаться?

Где-то поблизости от Доусона раздался смех. Звонкий. Женский.

– Да нет. Я же сказал: хорошо, что ты уверен. Я вот сейчас, например, голову успешно теряю…

Смех стал заливистее.

– Рэнди, я тебя отвлекаю?

– Немного. Но будем считать, что своим звонком ты совершаешь благородный поступок, организуя мне передышку перед следующим наступл…

Окончание фразы утонуло в звуках чего-то, весьма похожего на поцелуй.

– Ты с Лионой?

– Браво, капитан Сэна! Вы сегодня дьявольски проницательны, учитывая постигшую вас травму.

– Надеюсь, ты ей не сказал о…

– Подожди, сейчас выйду на балкон.

Какое-то время комм молчал. В смысле не издавал никаких членораздельных звуков, только свист, шипение и стук.

– Так сказал или нет?

– Вообще-то…

Я замер в ожидании грохота неба, падающего на землю.

– Нет. Но это не имеет значения.

– Как это не имеет?!

– Я спросил, когда пришел, не случалось ли с ее братиком в последнее время каких-то неурядиц. Ну так, на всякий случай спросил.

– И что она ответила? – прохрипел я.

– Что Морган хорошо усвоил уроки юности и теперь если делает глупости, то только те, за которые готов нести ответственность.

Бум… Бум. Буммм! Нет, это не кулинарные упражнения Эд. Это гвозди, забиваемые в крышку гроба, причем еще неизвестно, моего или Морганова. А может, общего? Нам и одного на двоих хватит. В тесноте, как говорится, да не в обиде.

– Чего притих? – поинтересовался Доусон.

– Ничего. Задумался.

– Так о чем хотел спросить-то?

А я хотел? Ну да. Точно.

– У тебя на завтра какие планы?

– У нас отгул! – пропел в комме голос Лионы, и следом снова раздались шуршание, смех и свидетельства прочих нежностей.

– На самом деле отгул?

– Да, Барбара устроила аттракцион невиданной щедрости.

Исчезновение Моргана. Мой отпуск. Отгул Доусона. Или я и вправду потерял остатки разума, или все эти события связаны друг с другом крепче, чем хотелось бы верить.

– Джей, я так понимаю, тоже…

– Его командировали в Коммцентр. Читать лекции новичкам.

О, ну хоть кто-то из нас займется делом! Правда, учитывая особое отношение Паркера к таким вещам, как наставничество… Нет, даже не хочу думать, какие лекции и кому он собирается читать!

– А сама наша госпожа?

– С утра собиралась быть на месте. А может, и весь день.

Отличная новость. Барбара у себя в кабинете уязвима куда больше, чем в полевых условиях. Особенно если удар наносит враг, против которого у любящей тетушки нет адекватного способа защиты.

– Спасибо, Рэнди.

– Да не за что. Ты отдыхай давай.

– Сам отдыхай… Труженик любовного фронта. Или тыла?

– А это мы еще посмотрим…

Он отключился под очередной взрыв смеха.

– Готово! – высунулась из-за дверного косяка рыжая голова. – Руки помыть не забудь!

Интермедия

– Что скажете, Варварушка? Чем порадуете старого больного человека?

Их снова было трое в этой душной бильярдной комнате, и Барбара наполовину уныло, наполовину с каким-то злорадным удовлетворением подумала, что теперь они все будут видеться каждую неделю чаще, чем за последние десять лет. А главное, будут вынуждены раз за разом нести свои кабинетные телеса в…

Тут полковник фон Хайст все же решила себя одернуть. Хотя бы потому, что сама последнее время не уделяла должного внимания своей физической форме. Должного – по личному мнению и согласно программе, разработанной официально назначенным инструктором. Пренебрегала занудными упражнениями в пользу… Хм, здорового и даже слегка буйного времяпровождения с человеком схожих взглядов на дисциплину и субординацию.

– Первая фаза закончена. Насколько я понимаю. – Барбара покосилась в сторону начальника Отдела Внешнего Наблюдения.

Брайан О'Лири утвердительно кивнул:

– Место преступления они покинули все вместе.

– А дальше? – с нажимом спросил Артанов.

– Мы не ведем слежку в Дип-Дип-Тауне. Это… чревато.

– Да знаю я! – махнул рукой глава Управления Городского Правопорядка. – Но осведомителей-то никто не отменял?

– Они еще не выходили на связь, – равнодушно сообщил О'Лири, разбивая пирамиду из шаров.

– И когда выйдут? – не желал униматься Артанов.

– Завтра. Послезавтра. Когда сочтут возможным. Вы же понимаете, Алексей Викторович, не все так просто…

– А мне показалось как раз наоборот!

Барбара невольно улыбнулась и не успела вовремя спрятать улыбку: глава Управления подозрительно сощурил глаза.

– Или мне и впрямь показалось? А, Варварушка?

Пришлось признать:

– Это было несложно, сэр.

– Вот! Слышите? Вот как надо работать! А этот ваш… специалист. Он точно справится с делом? Или все-таки нужно готовить кого-то на замену?

Полковник фон Хайст взвесила все «за» и «против» предложения Артанова и решительно качнула головой:

– Нет, сэр.

– Уверены?

– Если мой… специалист не справится, то мы узнаем об этом слишком поздно, чтобы делать вторую попытку. И потом, если не справится он…

– Не справится никто? – съязвил глава Управления Городского Правопорядка. – Не слишком ли это самонадеянно звучит, Варварушка? В моем распоряжении имеются весьма достойные люди, исключительные мастера своего дела, замечательные профессионалы.

Барбара помолчала, прикидывая, насколько неуставной будет выглядеть довольная улыбка, но все же решила сдержаться и не трепать самолюбие своих собеседников больше необходимого. На первый раз.

– Очень возможно, сэр. Но ТАКОГО профессионала у вас точно нет.

Глава 2

16 августа

Морган Кейн

Ночь в компании с душем – лучше, чем просто бессонная ночь, если вы не можете лежать на одном месте больше четверти часа. Да и вообще лежать не можете. Я надеялся, что зуд и жжение к вечеру сойдут на нет, но скажите, когда мои надежды, даже самые скромные, имели обыкновение сбываться?

Хуже всего, что ощущения, не позволявшие надолго сомкнуть глаза, не кучковались в каком-то одном месте, а меланхолично путешествовали по мне. Вверх-вниз, вверх-вниз, изредка замирая как вкопанные, видимо, чтобы поразмыслить над дальнейшим маршрутом. Понятно, что это хулиганил пресловутый нейропроводящий гель биорезонансной системы, втиснутой в мое многострадальное тело. И возможно, он именно так и должен был себя вести, но… Понимание всех аспектов сложившейся ситуации облегчения конечно же не приносило. Снотворное я принимать даже не пытался: после реакции, возникшей у «абсолютно нейтрального вещества» с моим организмом, страшно было решиться на новый эксперимент.

Чем дольше человек остается без сна, тем мрачнее становится его сознание. Вот и я помрачнел примерно часам к трем ночи до такой степени, что вполне уже осознанно подошел к мысли наложить на себя руки и… Еще минут через двадцать осуществил задуманное. Без незапланированных синяков не обошлось, но на фоне моей нынешней веселенькой расцветки пара лиловатых пятен выглядела всего лишь этаким легким цветовым акцентом. А найденный выход из положения казался мне практически идеальным. Ровно до того момента, пока дверца душа не распахнулась, а следом не раздался истошный крик. И звук падения. Одного тела, довольно легкого. А чуть погодя в поле видимости моего взгляда вплыл очень тяжелый кулак.

– Ты что творишь, каналья?! Повеситься вздумал?!

Поскольку времени, потраченного на сон, явно оказалось недостаточно, соображал я медленно, и только наполовину удачная попытка нащупать ногами пол, а вернее, желание убраться подальше от разъяренного Диего, смогла прояснить обстановку. По крайней мере, напомнить моему все еще дремлющему сознанию о ночных делах.

Я потянул за страховочный конец паутины, которую соорудил по подобию парашютного ранца из подручных материалов, шлепнулся ступнями о мокрый пол и наконец-то смог из-под мышки верзилы разглядеть Брендона, хлопочущего на полу над инфантой, которая в данный момент явно пребывала в беспамятстве.

– Она же из-за тебя чуть не умерла!

Можно было возразить, что несколькими часами ранее моя жизнь рисковала расстаться со мной, но вместо этого я только молча смотрел, как Элисабет приводят в чувство, сажают на кушетку и закутывают в одеяло.

– Оденься хоть! – Мне в лицо полетели шорты.

– Не ругайтесь на него, – тихо попросила инфанта.

– Ругаться? Ругаться?! – снова вспылил Диего. – Да его убить мало!

– Но он же не хотел меня напугать?

– Может, он сначала сам скажет, чего хотел? – Теперь ко мне повернулись все трое, с настойчиво-вопросительными взглядами, живо напомнив этим…

Их было слишком много, похожих воспоминаний. Начиная колледжем и заканчивая совсем недавним прошлым. И каждый такой раз, каждый божий день я, запинаясь, краснея или бледнея, пытался объяснить смысл своих намерений, а главное, совершить то, что было намного труднее и практически никогда не заканчивалось успехом: понять, почему объективная реальность никогда не желает совпадать с моими планами на нее.

Ну вот что мне делать сейчас?! Снова начать извиняться? Посвятить инфанту в правила и устройства техники безопасности при выполнении внутриатмосферных полетов? Это было бы совсем глупо по двум причинам. Во-первых, незачем забивать девочке голову вещами, которые в течение ближайшей недели уж точно не пригодятся, а во-вторых…

Одна правда всегда тащит за собой другую. Расскажу подробности, сразу возникнет вопрос: откуда я их знаю? И даже если разбирательства не начнутся в ту же самую минуту, останется сомнение, подозрение, тревога… Да бог знает что еще! И главное, никакого доверия не будет. Правда, если возьму и совру, в будущем это тоже грозит мне отставкой от двора юной принцессы мафии.

Но, с другой стороны, разве я планировал оставаться здесь дольше, чем это предусмотрено приказом? Ни в коем случае. У меня своя инфанта имеется, и с характером куда более суровым. А с этой девочкой, насколько бы хорошей, красивой, чудесной она ни была, мне к алтарю не идти и детей не крестить. Одна маленькая ложь, две, три… Пусть даже сотня. Неважно. Меня ведь здесь не должны любить, верно? Нигде не должны любить, пусть мне иногда этого хочется до такой боли…

Итак, немножко неправды? Что ж, попробуем. Девочке, да и обоим ее спутникам нужен кто-то старший. Или правильнее будет, старшой? Тот, кого они слушали бы. Тот, кто руководил бы или хотя бы вдохновлял и направлял. Но, конечно, не в любимом стиле Барбары: «Встал и пошел! Выполнять!» Скорее в стиле моего отца.

Капля снисхождения, капля сочувствия, пять капель заботы, средней между отеческой и дружеской, три капли искреннего внимания к деталям, соль и перец по вкусу – вот и весь рецепт. Ах да, еще ни в коем случае нельзя показать союзнику (если, конечно, рассчитываешь на сотрудничество), что ты в чем-то определенном круче его. Ты просто – круче. Быстрее. Выше. Сильнее. И главное, тебе не нужно ничего никому доказывать. Ты уже все доказал. Себе в первую очередь. Как бы еще применить этот верный и действенный способ?

Хотя мне ведь даже не нужно стараться. Я действительно круче всех их, вместе взятых. Ну у кого, скажите, могла возникнуть аллергия на нейтральное во всех отношениях вещество, которое даже груднички могут безболезненно трогать, нюхать, глотать наконец? И кто, вместо того чтобы взывать к разуму и чувствам, грубо вторгся для начала в череп напарника, а потом и в хрупкий мир ювелирного салона? Вряд ли отец гордился бы мной в этом смысле. Да, вряд ли. Но попытка была? Будь здоров! Удачная? Э-э-э… Не самая провальная. Если формально подойти к выполнению приказа, и вовсе – предельно успешная. Так чего же я жду?

Выдох. Вдох. И в омут головой! Какая у нас лучшая атака на все времена? Правильно, нападение:

– Мои желания спрятаны в недрах самого надежного депозитария этой Вселенной: я могу их только продать, но не позволить выкрасть, а в плане платежеспособности, уж извините, никто в этой комнате на роль покупателя не подойдет. И потом, господа, и вы, сеньора миа… Вы с треском провалили проверку. Благодарите Святую Деву, что экзаменатором был я, а не тот увечный старик из парка.

– Какую еще проверку? – грозно сдвинул брови Диего.

– Тест моего собственного изобретения.

– Ах, так это ради него понадобилось лезть в петлю? – догадливо предположил Брендон.

– Петель было несколько, если вы не заметили. Ну да дело не в них…

Трудно чувствовать себя крутым, разгуливая в одних шортах, которые к тому же постоянно норовят сползти вниз. Кажется, что все только и делают, что смотрят, но не просто на твое ничем не защищенное тело, а вглубь его, туда, где прячется душа, трясущаяся от страха. От страха за совершенно чужих людей.

Меня, в случае чего, вытащат, можно даже не сомневаться. Хотя бы для того, чтобы тетушка, томно щуря глаза, зачитала перечень новых нелепых поручений, результаты которых ей так нравится получать в моем исполнении. А вот девочку вытаскивать никто не будет. Даже хуже: ее могут назначить на заклание еще до конца всех испытаний. Подгонят к городу войска раньше, чем намечено, соберут спецназ по провинциям, и никого не будет больше волновать судьба несчастной сироты, вся вина и беда которой состояли только в том, чтобы однажды почувствовать ответственность за других.

Я не смогу сделать из принцессы королеву в течение нескольких дней. Не по моим это силам. Но подвести инфанту к трону на самое близкое расстояние, какое только возможно… Почему бы и нет? С высоты больнее падать, не спорю, зато пока летишь, преисполняешься гордости от того, что все-таки сумел забраться наверх. И тогда каждая ступенька станет самой настоящей вершиной. Каждый пункт списка.

– Сеньора миа.

Она послушно подняла подбородок, как прилежная ученица.

– Вы должны раз и навсегда приказать себе привыкнуть к неожиданностям. – Особенно на те дни, пока я рядом. – Привыкнуть к тому, что они все равно будут случаться вне зависимости от вашего желания.

– Разве к такому можно привыкнуть? – хлопнули серебристые ресницы.

А я почем знаю? У меня эта привычка практически врожденная, а вот как все происходит у нормальных людей…

– Я не говорил о возможностях. Это нужно. Просто нужно. Даже если бы в душе на самом деле висел труп, это еще не повод терять сознание. Потому что в вашем случае потеря сознания – это потеря не вашего личного контроля, а контроля вообще. Что будут делать ваши люди? Защищать вас. Спасать. Прикрывать собой и все такое. Это хорошо. Нет, это замечательно! Но отступление без руководства куда опаснее, чем отчаянная атака во главе с беспечным сорванцом: она-то как раз вполне себе может получиться.

– Я не понимаю… – всхлипнула Элисабет.

Ну в точности Эд, когда слушает мои нотации! Настоящие, имею в виду, а не обычное ворчание. А чем можно поднять самооценку ребенка? Только одним: внушить, что возраст не помеха всем прочим достоинствам.

– Вы, сеньора миа – королева, святая дева и смысл жизни этих людей… Что-то не так, мистер Брендон? На вашем лице улыбка.

– Нет, ничего, ничего! – залопотал Ли, встретив угрюмый взгляд Диего.

– Тогда продолжаю. Итак, вы – то единственное, что должно оставаться живым, целым и невредимым. Но если тело можно защитить разными внешними способами, то с тем, что ранит ваше сердце, справитесь только вы сама. Со страхом, например. Со смертью близкого человека. С ненавистью и любовью наконец.

– С любовью? – переспросила инфанта. – Разве ее тоже нужно…

– Думаю, об этом пока рано говорить. Согласны? Или у вас уже есть…

– Никого у нее нет, – доложил телохранитель, и судя по тому, как он поспешил с ответом, но убрал недовольство из голоса, в нашем королевском доме все-таки назревала революция. Мирная.

– Это хорошо. То есть плохо, конечно, в общем, но сейчас и для всех нас – хорошо. Любовь оставим на потом. Сначала решим другие проблемы!

– Я не должна бояться?

– Вы можете делать все, что пожелаете. Вы же королева, помните об этом. Но поскольку у вас есть подданные… Да, пока маловато. Кстати, с увеличением количества степень ответственности обычно падает, так что в этом ваше нынешнее положение не слишком завидно.

– Я забочусь о… – Элисабет покраснела. – О своих подданных.

– Конечно! Даже не вздумайте думать иначе! И подданные заботятся о вас. Причем не меньше и не горячее. Но у них больше свободы в действиях. Должно быть больше свободы, иначе… Играть в куклы весело. Наверное. Но нерезультативно.

– Я же не запрещаю…

– И не надо пробовать. Вы должны излагать только свою волю, а уж наше дело ее исполнять как умеем. Это понятно?

– Не очень, – призналась инфанта.

– Попробуйте запомнить пока вот что, сеньора миа. Ради вас любой человек в этой комнате может совершить очень странный или очень опасный поступок, возможно, даже такой, который ударит вас больнее мачете. Но это будет всего лишь наше понимание вашей воли. Приказ мы исполним дословно, как только он будет отдан. А вот волю королевы мы проводим к разуму через наши сердца. Только так. И, значит, все, что сделаем, будет сделано с самыми чистыми помыслами и ради вашего блага.

– Но как это связано с…

– Мы беспрекословно принимаем вашу волю, вы – нашу службу. Самую неожиданную. Принимаете как должное. Всех остальных людей и их мозговых тараканов, пожалуйста, бойтесь, если пожелаете. Нас – не нужно.

– Значит, вы… – Она сделала шаг вперед, словно собиралась дотронуться до моего плеча, но донельзя кстати возникшая легкая судорога мышц, заставившая меня передернуть плечами, напомнила инфанте о соблюдении необходимой дистанции. – Вы не собирались…

Ну вот, теперь можно и вернуться к тому, с чего все началось. К объяснениям.

– Вешаться? Вообще-то я пытался поспать. И мне это даже удавалось, пока… Да, я, пожалуй, вполне выспался. И честно говоря, не отказался бы от завтрака, если в этом доме еще осталось съестное!

Они помолчали. Все трое. Девочка – явно напряженно вспоминая, что завалялось в холодильнике. Брендон – опасливо косясь в сторону телохранителя, поскольку хоть и разделял рвение своего товарища по несчастью, но вряд ли был настроен на активные боевые действия. Диего… На лице этого верзилы мысли читались с трудом. Но именно их нехватка, похоже, и породила следующее заключение:

– Я думаю, нам всем стоит послушать этого человека.

И они послушали. Хотя пришлось приложить несколько больше усилий, чем я предполагал, чтобы внушить троице очень простую мысль о белой вороне, каковой мне приходилось выглядеть сейчас в любом уголке столицы. Может, где-то и существовал квартал или резервация, населенная исключительно индейцами в боевой раскраске, но она явно не годилась для осуществления следующего пункта по списку, а именно: промышленного шпионажа.

Каковы из себя должны быть шпионы? Либо шикарно-ослепительны, чтобы слепить всем глаза своим блеском, либо незаметны даже при прямом и очень внимательном взгляде. Я сейчас не подходил ни под первую категорию, ни под вторую. Элисабет, впрочем, тоже. Из Диего и Брендона можно было, при определенном старании, изобразить что-нибудь пригодное для дела, но, прежде чем начинать сражение, всегда неплохо определиться, на каком поле оно будет происходить. Поэтому сразу после раннего завтрака мы отправились туда, где промышленных секретов было пруд пруди. В Малый Сити.

Я уже посещал его пару раз, последний – совсем недавно, в компании Амано, но как это обычно бывает, все бегом да бегом, не поднимая взгляда от протоколов… А тут выдалась возможность постоять на месте и полюбоваться лабиринтами из стекла, стали и бетона, поднимающимися на невероятную высоту. Центральный Сити, конечно, впечатляет непосвященного больше, но именно здесь, между биржевыми сводками, акциями, облигациями, бизнес-планами, прочими бумажками, стоящими невероятных денег, и обычной жизнью расстояние было минимальным: в одном и том же кафе могли сидеть за соседними столиками офисные труженики и мамаша, выгуливающая ребенка в последние деньки перед школой.