Текст книги "Любовь во время войны. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Вера Апанасович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

1.

Я сидела в сыром подвале прямо на земле и, обняв руками колени, пыталась анализировать причины, по которым тут оказалась. Нет, ни сожаления, ни отчаяния я не испытывала, принимая судьбу, как должное. Просто искала скрытый  в  подсознании ответ на вопрос «с чего же все началось?». С того взрыва в Джанкое, унесшего жизнь моего отца – единственного близкого мне человека? Помню, о проишествии я узнала из новостей. Зубря анатомию  в своей съемной квартире в Симферополе краем уха услышала об очередной атаке исламистов, которые напирали на Кавказ с тройной силой и переодически давали о себе знать по всей России. Смертником был взорван супермаркет в моем родном городе. В связи с событиями последних лет, новость скорее была закономерной, нежели  из ряда вон выходящей, но я и подумать не могла, что из тридцати тысяч человек населения смерть выберет именно его.

Да, безусловно это стало решающим фактором, но не первопричиной. Тысячи людей за последние годы потеряли своих близких, однако в этом подвале сидели единицы из них.

Может все началось с той утки, которую мне впервые удалось подстрелить? Начиная с семнадцати лет, отец постоянно брал меня с собой на охоту. Сначала я противилась этому, как мне казалось, дикому занятию, будто чувствовала, что во мне дремлет что-то, что нельзя будить, что изменит мою жизнь. Так и получилось с той злополучной уткой. Мне всегда было жаль ни в чем не повинных животных и птиц, но однажды, переступив, казалось бы, такую незаметную и маловажную черту, что-то во мне изменилось, дав ясно понять, что такой как прежде я уже не буду. Такую точку невозврата я прошла, подстрелив в тот день  утку. Жалость смешалась с непонятным чувством неизбежности и закономерности происходящего. Все это дало толчок к тому, что каждый последующий раз я стреляла все хладнокровнее и хладнокровнее, пока вовсе во время охоты перестала воспринимать птиц, как живых существ. Они стали для меня просто тарелками в тире. Что, в прочем, не мешало мне подкармливать голубей холодными зимними вечерами. Тогда я не понимала, что эта система работает и с людьми...

А может все началось и гораздо раньше, тогда, в далеком две тысячи четырнадцатом, когда я, будучи десятилетей малышкой с интересом разглядывала «зеленых человечков» с автоматами, внезапно наводнивших Крым. Уже в то время я чувствовала магическое притяжение к этим непонятным для меня штукам, которые давали ложное чувство спокойствия и защищенности.

Думаю, что ответ я так и не найду, но чувствую, что ни будь в моей жизни всех вышеперечисленных событий, я бы все равно сидела сейчас в этом подвале в ожидании своей участи. И не потому, что верю в судьбу и предрешенность бытия, а потому что родилась с ЭТИМ внутри. Этим, чему не могу дать определения. И это что-то все равно привело бы меня сюда. Говорят, что все дороги ведут в Рим,  мои же жизеннные дороги, все до единой, вели в этот подвал. И анализируя сейчас такие разные события моей жизни, я легко складываю их в мозаику, из которой нельзя выбросить ни одной детали. Ни одно из несвязанных, на первый взгляд,  между собой событий не было случайным – ни «зеленые человечки», ни утка, ни мой курдский приятель по университету, ни взрыв в супермаркете Джанкоя – ничто не было случайностью.

Если бы мне еще пару лет назад сказали, что я окажусь в плену у армии ИГ между Диярбакыром и Мардином, в местечке Чынар, о котором я никогда доселе не слышала, я бы не поверила. Я бы не поверила даже в то, что я уеду так далеко от Родины. Но человек никогда не знает, на что он способен, до тех пор, пока не случится что-то, что кардинально поменяет его жизнь.

2.

Шел 2025 год. Я успешно сдала сессию и перешла на второй курс Крымского Медицинского Университета. Не скажу, что горела желанием стать врачом, но выбор для девушек был невелик: лечить либо сеять. Вот главные требования, которые диктует нам наше время. Именно эти два понятия гарантировали трудоустройство в состоянии постоянных войн и недостатка продовольствия.

Правда от самих боевых действий мы находились давольно далеко, они еще ни разу не заходили дальше Краснодара, но их отголоски катились по всей России. Вообще границы в нашем мире преобрели очень условный характер. Линии фронтов менялись еженедельно, новые территории присоединялись к непризнанному ИГ ежемесячно. Карты, с четко прорисованными на них границами, выглядели как насмешка. Признание мировым сообществом чего-то тоже стало условностью в силу того, что не взирая на чье-либо  одобрение ИГ существовало, функционировало, побеждало, шло вперед. И его отрицание не делало угрозу меньше.

Однако тут, в Симферополе жизнь шла своим чередом, о происходящем в мире напоминали лишь раненые бойцы с Кавказа, которых иногда отправляли к нам, да рассказы моих знакомых курдов, проходивших здесь экспресс медкурс. Они посещали вместе с нами практические занятия, учились самому основному, после чего отправлялись на передовую.

Именно так я и познакомлась с Сердаром. Ему было двадцать, а он уже «дослужился» до медкурсов, что означало, что воюет он лет с шестнадцати. Обычно по-английски курды говорили плохо, но Сердар был исключением. Именно возможность понимать друг друга и сблизила нас. С первого взгляда он выглядел человеком дотошным – ловил каждое слово и движение наставника. Тогда мне было не ясно, как можно с таким ненормальным рвением пытаться что-то узнать. Только теперь я понимаю, что это была не тяга к знаниям, это было четкое понимание их необходимости, чтобы выжить самому либо помочь выжить товарищу. До сих пор у меня перед глазами стоит образ – смуглый парень старательно записывает что-то на своем планшете, переодически уточняя детали у наставника на неплохом английском. Именно таким я его помню. Все остальные образы словно исчезли из моей памяти, растворились в полумраке сырого подвала.

– Где так хорошо выучил английский? – спросила я, когда мы выходили из палаты.

– Сам, – улыбнулся Сердар.

– Ни за что не поверю, – прищурив глаза сказала я и протянула ему руку. – Марина.

– Сердар.

Так незатейливо началась наша дружба. У меня было чутье на хороших людей, и в этот раз оно меня тоже не подвело. Мы много времени проводили вместе, я учила его русскому, он меня курдскому и турецкому, мы обсуждали разницу культур, политическую ситуацию в мире, я помогала ему с занятиями. Пару раз мы даже побывали в Джанкое, где выбирались вместе с моим отцом на охоту.

К большой неожиданности мое умение неплохо обращаться с оружием не вызвало особого удивления у Сердара, не мудрено, как я узнала позже, каждая вторая курдская девушка служила в регулярной армии Автономии Курдистан. Это было нормой, в то время, как девушки-добровольцы, воевавшие на Кавказе считались героями.

У Сердара на Родине была невеста. Звали её Дилан. Первый раз он показал мне фотографию спустя неделю после нашего знакомства – сероглазая девушка с темнорусыми волосами и серьезным лицом, в камуфляже с автоматом за спиной. Дилан тоже служила в армии.

Было видно, что Сердар скучает по ней, но при мне он говорить об этом стеснялся, однако я всегда старалась его подбодрить и быть рядом, когда ему было тоскливо, хотя, не буду врать, мысль о том, что моему лучшему другу для счастья нужен кто-то еще немного кололо мое самолюбие. Все же слишком близкими людьми мы стали за этих полтора месяца.

Я с грустью думала, что совсем скоро Сердар вернется на Родину, но мы пообещали не забывать друг друга и всегда поддерживать отношения через сеть. Может так оно и было бы, сработай Антитеррористическое Министерство Автономии Крым на ура и предотврати терракт, задержись террорист в пути на пятнадцать минут, не пойди мой отец в тот  злополучный супермаркет... Тысячи «если» витали в воздухе надо мной в тот день, до невозможности затрудняя дыхание, и, боюсь, будут призраком преследовать меня до самой смерти, которая, кажется, вот-вот меня настигнет.

3.

В тот ничем не примечательный, на первый взгляд, день я проспала первое занятие. Поэтому неспеша сделала себе кофе и открыла свой планшет. Слегка дотронувшись до вкладки последние новости Крыма я сделала глоток из кружки. Монотонный голос начал говорить что-то о новой партии раненых с Кавказа, а я углубилась в чтение анатомии человека, надо было подтянуть знания для сдачи темы и выхода на новую. Так прошло несколько минут перед тем, как я услышала, как тот же монотонный голос объявлил об экстренном сообщении  из Джанкоя. Я быстро перевела новости в полноэкранный режим. Голос сообщил о терорристическом акте в супермаркете, по предварительным данным четыре человека погибли, и более десяти были ранены, после чего затих, и вещание перешло в режим «стрим», где я могла видеть развалины магазина, который находился на соседней от нашего дома улице, «скорые», полицию...

Я быстро набрала отца и уже тогда, услышав, что устройство недоступно по техническим  причинам, подсознательно догадывалась, что беды не избежать.

Но надежда – вещь упрямая, она верит только фактам. Поэтому эта самая надежда и  изводила меня, заставляя в сотый раз набирать отца и слышать чертов автоответчик по пути в университет. Я бежала со всех ног, задыхаясь и чуть не падая до тех пор, пока не добралась до двери палаты, где шли занятия у Сердара. Эта дверь охладила мое сознание. Я чувствовала, что открыв ее моя жизнь изменится навсегда. Я по-детски ненавидела эту  дверь, которая против мой воли разделила мою жизнь на «до» и «после». Дверь, открыв которую мне придется, признаться в первую очередь себе, что отца больше нет...

Набрав в легкие как можно больше воздуха я толкнула ее, в тот же момент раздался сигнал об окончании занятия. Сердар уже протискивался сквозь толпу ко мне.

– Что случилось? – взволнованно спросил он.

В этот момент мой планшет принял входящий вызов, где мне официально было доложено о гибели моего отца.

– Мой отец... – я так и не смогла договорить фразу, рыдания захлестнули меня.

Сердар сгреб меня в охапку и быстро повел по коридорам, после чего отвез к себе. Все это время я скулила у него на груди, как побитый зверек. Чувство одиночества росло у меня внутри, выжимая из меня слезы. Я осталась совсем одна, больше в этом мире у меня никого нет. Я никак не могла успокоиться, это немыслимое чувство, что ты остался один во Вселенной доволило меня до иступления, а Сердар все это время молча сидел рядом и крепко обнимал меня за плечи. Я мертвым грузом распласталась у него на груди, пытаясь этими прикосновениями дать отпор поглащающему меня одиночеству.

Когда я немного успакоилась он осторожно спросил, что произошло. У меня не было сил говорить, и я открыла новости на своем планшете. После первых кадров с места проишествия меня снова начала бить дрожь, я снова разрыдалась. Сердар быстро выключил планшет и крепко прижал меня к себе.

– Он был единственным и самым близким человеком в моей жизни, – всхлипывала я. – Теперь я совсем одна. Я его так любила.

Я никак не могла успокоиться.

– Ты не одна, – прошептал Сердар, – у тебя есть я.

Что произошло дальше я помню смутно, как будто дымка окутала комнату, я слабо понимала, что происходит, но мне было настолько одиноко, что объятий мне не хватало, одиночество душило меня, и мне срочно нужно было доказать ему чье-то присутсвие. Я подняла голову и впилась губами в губы Сердара. Он на секунду замер, а я продолжала его целовать, заполняя им образовавшуюся пустоту. Не знаю, хотел ли он в тот момент этого, но выбора я ему не оставила. Оттолкнуть меня тогда  означало убить еще раз, а  в тот день я уже была мертва – и он это понимал. Поэтому Сердар выбрал жизнь, начиная отвечать на мои поцелуи, сначала робко, а потом все увереннее. Я повалила его на спину и не отрываясь от его губ начала раздевать, он начал мне помогать, однако к моей одежде не прикоснулся, тогда я разделась сама. Наше единение длилось считанные минуты, минуты, которые вернули меня в реальность.

Когда все закончилось комната в раз стала четкой до рези в глазах, я села на кровати и быстро оделась. Он последовал моему примеру.

– Извини, – пробормотала я.

Он не ответил, только крепко обнял за плечи, и это меня успакоило.

Как ни странно, тот  случай никак не повлиял на наши дружеские отношения. Разве только мы стали внимательнее к случайным прикосновениям, которые начали вызывать неловкость, отсутствующую ранее.

Тот случай мы не обсуждали, да и  нечего было обсуждать. Все было ясно, я в момент слабости искала поддержки, он, как друг, не бросил в беде. Я знала, что у него есть невеста, и у меня даже в мыслях не было что-то разрушать, я искренне желала Сердару только самого хорошего.

4.

Думалось, что после похорон отца мне станет легче, однако ожидания мои не оправдвлись. С каждым днем я все яснее осознавала плачевность своего положения и все меньше стремилась завершить начинания моей прошлой жизни. Прямо говоря, университет мне перестал быть интересен. Постепенно, с приходом полного осознания произошедшего, апатия моя начала сменяться озлобленностью на тех, кто превратил мою жизнь в ад.

Сердар постоянно ругал меня за мою слабость, говоря, что я должна думать о будущем. Я думала, но с ужасом – ведь меньше чем через месяц мой друг должен был вернуться в Курдистан. Он получил знания и должен дальше противостоять врагу. От одной мысли об отъезде Сердара мне становилось так тоскливо, что хотелось выть.

Впервые безумная мысль поехать вместе с ним проскочила у меня в голове за неделю до его отъезда. Правда тогда она была больше похожа на фантазию, которую я быстро отогнала, но выселить ее из моих мыслей не получилось. Семя ее попало в мое подсознание, глубоко пустив корни, и с каждым часом росло и крепло в моей голове.

За два дня до отъезда Сердара я решилась на разговор.

После занятий я пригласила его пообедать вместе. До моей кваритиры было останвки три, но мы почему-то шли пешком. Я прокручивала в голове предстоящий разговор, думала с чего бы начать, но тема была настолько неоднозначной, что никакие толковые мысли не шли. В итоге я бросила эту затею, решив пустить все на самотек.

– Вкусно? – уплетая спагетти с сыром – верх моих кулинарных способностей – спросила я.

– Очень, – честно ответил Сердар.

– А ты уже купил билеты назад?

– Билеты? – улыбнулся он. – Нас забирают военным самолетом.

– Я не хочу оставаться одна, – отложив вилку быстро проговорила я. – У меня тут никого нет.

– Марина,  я не могу остаться...

– Я и не прошу, я хочу поехать с тобой.

Перестав жевать, Сердар поднял на меня глаза.

– Ты шутишь?

– Почему шучу?

– Это просто глупость, – помотал он головой, отмахиваясь от моей идеи, – ты не видела войну, ты не знаешь, что это такое.

– Да, ты прав не знаю, но хочу узнать.

– Зачем?

– Это и моя война. Она гораздо ближе ко мне, чем может показаться, смерть моего отца –  часть этой войны, значит и месть за него тоже. Сердар, я медик, я умею обращаться с оружием, раз уж на то пошло, я могу быть полезной.

– Месть? Горечь не лечится местью, горечь лечится временем...

Я тут же перебила его:

– Я не хочу ее лечить, лечить – значит ждать облегчения, я не хочу, чтобы мне стало легче, я не хочу забывать, я хочу справедливости. Разве ради этого не стоит жить. и, если надо, умереть?

– Красиво говоришь, но это только слова...

Я заговорила  опять недослушав Сердара:

– А ты? За что воюешь ты?

Я прекрасно знала ответ на этот вопрос. Четыре года назад вся его семья – отец, мать и два брата –  была убита армией ИГ, при захвате и чистке города.

Прием был запрещенным, но мне ничего не оставалось, кроме как пойти ва-банк.

– Разве ты не воюешь ради справедливости?

– Нет, – помедлев ответил Сердар, – у меня просто не было другого выхода.

– Ерунда, – снова перебила я его, – выход есть всегда, ты мог уехать, как сделали тысячи людей! Сердар, тебе было шестнадцать, никто не мог заставить тебя воевать, однако ты сделал свой выбор. Почему же ты хочешь помешать мне сделать свой?

– Я никогда не воевал, чтобы мстить. Я воевал, чтобы защитить свой народ.

– Ключевое слово «воевал», – не унималась я.

– Марина, это невозможно, ты никуда не поедешь, и это мое последнее слово!

– Ну почему? – чуть не всхлипывала я.

Сердар встал из-за стола, взял куртку и, повернувшись ко мне, напоследок сказал:

– Ты сама знаешь...

После этого он вышел, оставив меня наедине с моими печальными мыслями. Но сдаваться было рано.

Я была очень расстроена. И, если уж признаться себе, особенно тем, что Сердар так запросто может оставить меня здесь и совсем не хочет, чтобы я ехала вместе с ним.

Я откупорила бутылку шампанского, заготовленную на отъезд Сердара, и с каждым глотком моя уверенность в себе крепла. После того, как на дне ни осталось ни капли, я была абсолютно уверена, что попаду в Курдистан. Как, когда – не важно, но я добьюсь своего.

По пути в магазин за второй бутылкой я начала разрабатывать план Б. Он оказался на удивление прост – билет до Стамбула, отуда на автобусе до Диярбакыра, оттуда до Чынара, где я и найду Сердара.

По мере того, как пустела вторая бутылка, мои мысли становились все спутаннее, а эмоции все четче. Мне стало душно и тесно в своей комнате, ощущение того, что я теряю время и надо срочно что-то предпринять сподвигло меня к мысли попытать счастья еще раз, поговорив с Сердаром. А моя хмельная уверенность решила, что я должна сделать это именно сейчас.

Ни секунды не медля я набросила куртку и выбежала из дома. Но даже прохладный воздух не возымел ни малейшего отрезвляющего эффекта. Да я и не хотела трезветь. В глазах все двоилось, но, переодически спотыкаясь, я все же дошла до остановки.

– Привет, заходи, – жестом пригласил меня войти Сердар.

Я неуклюже вволилась в квартиру. Именно в этот момент он заметил, что что-то не так.

– Марина, что с тобой? Ты пила?

– Я пришла поговорить, с этими словами я опустилась на диван.

Сердар сел рядом.

– Я хочу поехать с тобой!

– Марина, мы уже говорили об этом...

– Да, но не закончили, по крайней мере я. Пожалуйста, возьми меня с собой, тебе ведь это ничего не будет стоить, – я старалась говорить четко, но язык мой не хотел слушаться.

– Ты права, мне ничего, но тебе это будет стоить всего!

– Чего всего? – вскричала я. – У меня ничего нет.

– У тебя есть будущее, это самое главное! Ты закончишь университет, станешь врачом, будешь спокойно жить. А боль... Она со временем утихнет.

– Да плевать я хотела на университет! Одна жалкая причина, чтобы остаться против ста достойных, чтобы уехать. Отец бы одобрил мой поступок, я уверена, – слукавила я. – Я не хочу забывать о том, кто виновен в его гибели. Пойми, у  меня никого нет, только ты один искренне обо мне заботишься, я не хочу терять эту заботу.

– Ты еще найдешь человека, который будет о тебе точно также заботиться, человека, котоый будет тебя любить.

Почему-то от этих слов перехватило дыхание, словно кто-то невидимый сильно ударил поддых. Комната, которая и так двоилась, поплыла.

Я схватила Сердара за руку.

– А ты не хочешь? – глядя ему в лицо тихо проговорила я.

Немного помолчав он ответил:

– Хочу. но это невозможно, ты знаешь...

Мне было плевать на реалии и возможности, мне было плевать на будущее, я услышала то, что хотела услышать. Ведь очень часто обстоятельства складываются не в нашу пользу, но это отнюдь никак не влияет на наши чувства.

Не могу сказать, что алкоголь сподвиг меня на то, что произошло далее, но он одозначно придал мне смелости. Смелости не только на действия, но и на признание самой себе в том, что этот мужчина,  тихо сидевший рядом, больше, чем просто друг. Я слышала в этом горячем молчании, которое жгло меня изнутри диким пламенем, и аналогичное признание себе самому Сердара. Эта безумная энергия, с которой впервые за долгое время сняли запрет, передавалась мне через его руку, которую я до сих пор держала в своей.

Я потянула Сердара на себя и начала целовать, страстно, боясь не успеть насытиться. Он обнял меня за талию, касаясь моей кожи его руки обжигали сердце. Это странное чувство, будто кто-то щекочет перышком грудную клетку изнутри. Не было той неуверенности, сквозившей в каждом движении в прошлый раз, было ощущение, что Сердар неоднократно прокручивал этот момент в голове, настолько все было хорошо. Исчезла мальчишеская робость, боязнь сделать ошибку, как в физическом, так и в плане морали. Ведь от себя не сбежать, так ведь? Сердар полностью отдался себе самому, наверное поняв, что измена живет в голове, вне зависимости от того, находит ли выход в реальной жизни. Измена – это желание подарить сокровенную частицу себя другому человеку.

По мере того, как я ощущала его дыхание все ниже – сначала на шее, потом на плечах, груди – я все выше парила над грешной землей, прося неведомые силы о продлении момента. Мои пальцы рисовали  красные полосы страсти на его спине, каждое прикосновение доставляло мне удовольствие, неведомое ранее. Удовольствие с привкусом грусти, ведь это может больше никогда не повториться. В то время, как тело мое горело в безумном танце страсти, мозг мой занимался бесполезным делом – старался запомнить каждую эмоцию, вызываемую прикосновениями Сердара. Глупый, ведь эмоции можно вспомнить лишь пережив момент занова, а суждено ли мне это – не знал никто. Не ловите страсть за хвост, не храните ее в памяти, она подобна сухим лепесткам роз, утратившим красоту и благоухание, обреченным напоминать о том, что было и чего сейчас нет. Живите стратью в настоящем! С этой мыслью наступило полное умиротворение, вслед за которым нас одновременно накрыл  дикой волной пик наслаждения. Вздрагивание наших тел напоминало парные удары одного сердца. Сердар распластался на мне не в силах пошевелиться, а я куталась в тепло его широких рук, обнимавших мои плечи.

– Можно попросить у тебя кое о чем? – еле слышно произнесла я.

– Конечно!

– Скажи, что я для тебя важна, и ты всегда будешь моим другом, – я  не могла требовать большего и хотела, чтобы он это знал, чтобы был спокоен, чтобы его не мучала совесть за произошедшее.

– Обещаю, что всегда буду твоим другом и буду рядом, когда тебе нужна будет помощь. Ты на самом деле очень важна для меня.

Мне больше ничего не нужно было в этом мире. Есть две вещи,  которые, в зависимости от обстоятельств, могут быть нам как друзьями, так и врагами – это слова и время. И сегодня мы все вместе пришли к миру. И слова и время были на моей стороне!

– Спасибо, – все также тихо отозвалась я.

Сердар обнял меня крепче, после чего лег рядом и задорно проговорил:

– Ну что, Марина, пора спать, ведь завтрашний день обещает быть трудным...

– Это почему? – привстала я.

– Ну как, тебе надо собирать вещи, уже послезавтра нас заберет самолет.

Я не смогла сдержаться, вскочила и как ребенок с визгами запрыгала на кровати. Сердар только улыбнулся.

Это была первая ночь, когда мы заснули рядом...