Текст книги "Части"

Автор книги: Вера Соколинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Сцена была живописна. Хоть он не Христос, а я не Магдалина, напрашивалась цепочка ассоциаций.

–Приходите ко мне в воскресную школу, – закончил разговор отец Александр.

Это было уже слишком. Куда меня только не приглашали! Разве что в воскресной школы мне не хватало! Хотя, куда обычно приглашают священники? Может, это профессиональное Е-2 Е-4? Мы распрощались. Он ушел в таинственную дверь. А я повторила раздевание перед алтарем, привычно, как само собой разумеющееся. На душе у меня было легко и весело. В церкви по-прежнему никого, и святые с икон смотрели на меня почти влюблено. (Хорошо все-таки иногда не надевать очков!)

На пороге церкви меня ждал сюрприз. Дверь была закрыта. Меня охватил ужас. Ночь в церкви! Я конечно, очень грешная женщина, но не панночка же гоголевская! И я кинулась вслед за священником. Только не одна! Провести ночь со священником, в церкви, после крещения! – в это невозможно поверить. А вдруг он уже ушел? – холодком пробежало по спине.

У двери алтаря я остановилась. Женщинам туда нельзя. Но оставаться одной было страшно. Я постучала. Получилось как-то робко и кокетливо – так символически стучат в спальню. Ответа не было. Я собиралась его позвать, но никак не могла подобрать подходящей формы (вот она, идиотская трепетность по отношению к словам!): традиционное "молодой человек" не годилось, "мужчина" в данном контексте звучало вызывающе кощунственно, "отец Александр" я не могла из себя выдавить, еще минута и я завопила бы как малолетняя дурочка: "Саша! Я не останусь тут одна!".

Он вышел и, пообещав найти ключ, исчез. Я, успокоившись, цинично размышляла, что будет, если ключа он не найдет: кощунственно проведет меня через алтарь, мужественно высадит окно или джентельменски составит компанию... Интересно, как мы будем спать? Я поморщилась от неуместного воспоминания об отрубленном пальце отца Сергия (вечно память вытаскивает всякую чушь!) Я уже мечтала, чтобы этот ключ провалился. Но он, как назло, нашелся!

Я вышла в темноту дождливого осеннего вечера. Крещеная и задумчивая. Даже приобщение к церкви у меня получилось в булгаковском стиле, с мистической дымкой, карнавальной веселостью и пронзительным сексуальным лейтмотивом.

Несколько раз потом была в этой церкви, она всегда была полна народом и молодыми священниками с козлиными бородками, блудливыми глазками и гнусавыми голосами.

Так я и не стала прилежной прихожанкой, до сих пор не соблюдаю обрядов и не хожу на службы, но постоянно ношу крестик и трепетно отношусь к идеям христианства.

Может быть, прояви в свое время молодой цесаревич больше внимания к юной Коллонтай, одной монархисткой стало бы больше и история русской революции была бы другой...

Сережа

Я о нем не вспоминала. Когда слышала фамилию, спрашивала, как он – больше из немотивированной жизнерадостности и праздного любопытства.

Греться под солнцем чужой влюбленности обычно приятно, независимо от отношения к источнику излучения. Но от влюбленного взгляда этого мальчика мне хотелось закрыться, как от яркого солнца. Я избегала его, но натыкалась на него постоянно: так осторожно ходят по дому, помня, что где-то под ногами маленький котенок или щенок, и обязательно наступают-таки ему на лапу. Почему циничные приставания одних меня забавляли, внимание других льстило, а пронзительно искренняя Сережина любовь вызывала почти физический дискомфорт, я не задумывалась. Но когда в проливной дождь он однажды провожал меня до университета, держа зонт над моей головой, это показалось мне метафорой наших отношений. Влюбленный юноша мужественно и благородно готов защитить меня от стихии и принять на себя потоки с неба и зонта, а я, которой он из-за своего маленького роста кладет зонт на голову, мучаюсь и мечтаю, чтобы это скорее кончилось.

Я знала, что Сережа женился, и даже обрадовалась, когда он заехал в гости вместе с женой. Маленькая, серая мышка, прекрасная пара – позлорадствовала я в душе и почувствовала себя свободной. Мои хлопоты хозяйки и веселая болтовня вдруг снова наткнулись на пронзительный влюбленный взгляд. Ерунда, – подумала я. "Мышка", видимо, была совсем другого мнения. Сережина жена, с ненавистью посмотрев на меня, скандально заявила, что ей, как видно, давно пора... Видя, с какой неохотой он последовал за ней, и слыша, злой отрывистый шепот в коридоре, я проводила их с не меньшей радость, чем встретила.

Через несколько лет до меня дошли слухи, что Сережа ушел с последнего курса юрфака, решил стать писателем и увлекся психоанализом. В этом ряду неожиданных поворотов его судьбы тривиальный развод терялся.

Мы встретились на свадьбе знакомого. Внешне он не изменился, но пронзительного влюбленного взгляда не было. Ну, слава Богу, – облегченно вздохнула я, – и пошла танцевать с этим маленьким, хрупким молодым человеком. И тут меня сжали сильные мужские руки. Я не успела осознать, как мне реагировать на захватывающие меня объятия и поцелуи, как развязный вопрос "Тебя не смущает моя эрекция?" добил меня окончательно. "Смущает" не передавало моих ощущений!!!

"Я тебя провожу...", – в интонации не было вопроса, и уверенность этого мальчишки меня покоробила. Но, тем не менее, через несколько дней я оказалась у него в гостях...

Порог его жилища оказался для меня переходом в другой мир. Завораживающий мир страсти и безумия. Из огромной пустоты комнаты хлынула музыка. Не обволакивающая, томная и мягкая, как свет свечей, которую женщины считают эротической, а музыка, навеявшая мне картины сотворения мира. Под эти звуки я представила себе извергающиеся вулканы, исчезающие континенты и мировые катаклизмы. Подобное чувство возникало у меня только перед Большим Хаосом в Алупке, где выглянувший из-за камня динозавр был бы более уместен, чем гнусавые комментарии экскурсовода о том, что все это сделано по проекту какого-то архитектора.

Как объяснить перемену, произошедшую с тихим субтильным мальчиком? Мне почему-то вспомнился Зевс, принимавший разные облики для соблазнения нимф. Энергия, сила и безумие, как робот-терминатор, высвободились из "взятого напрокат" тельца. Я чувствовала себя, как героиня фильма, попавшая в древний храм на непонятный языческий обряд. На моих глазах происходило камлание шамана: сначала он выглядит сумасшедшим, впадает в транс страсти, а потом через него являются могущественные духи. Между вспышками жгучего наслаждения мелькал страх: я была во власти безумца, одержимого мной. Казалось, вот сейчас, когда властвует лишь основной инстинкт, мелькнет нож для колки льда или на мою шею смертельно обовьет платок, да мало ли атрибутов в империи чувств! Память услужливо подбрасывала мне известные сюжеты о преступлениях на почве страсти – в наших свиданиях было что-то от игры в русскую рулетку.

Когда половодье страстного безумия возвращалось в берега рассудочной повседневности, он практиковался на мне в психоанализе. Я про себя вспоминала анекдот о психиатре, который от своих пациентов отличается только тем, что уходит спать домой. Не в силах сломить мое сопротивление самостоятельно (мне вовсе не хотелось, чтобы мою душу препарировали, а я, как при клинической смерти, наблюдала со стороны!), Сережа привел меня на курсы под названием "Пойми себя и других".

Первое впечатление от Всемирных Центров Взаимоотношений было странное: безумная радость незнакомых людей моему приходу настораживала, общая экзальтация бросалась в глаза, люди в слезах выскакивающие с занятий сбивали с ног... Когда на первом занятии с нас взяли слово, что 2 недели воздержимся от секса, употребления алкоголя и наркотиков, я подумала, что ожидается очередное занудство и поняла, что мне это напоминает протестантские общины, с радостным пением православных гимнов, здоровым образом жизни и идеалом крепкой семьи. Но к религии курс отношения не имел. Скорее это была групповая психотерапия. Сначала тебя погружали в атмосферу небывалой заботы, внимания и нежности (для большинства недоласканных русских женщин подобные подарки были невиданной роскошью) – потом начинали резать гадкую правду.

Я пришла туда с твердым убеждением, что у меня нет психологических проблем, есть материальные, рабочие.. какие угодно, но с психикой у меня все в порядке. Но мне не дали пребывать в этом счастливом заблуждении... По результату психоанализа я приближалась к герою Джерома, который обнаружил у себя симптомы всех болезней, кроме родильной горячки.

Сережа нежно массировал мне спинку и ловил каждое обращенное ко мне слово инструкторов.

Его попытки продолжить разбор моего эго самостоятельно, его инструкторские нотки и "ОК" в ответ даже на мое "Меня тошнит от твоего ОКея!" раздражали. Вне его маняще-экзотического дома я позволяла себя любить все капризнее.. Провожая, Сережа держал меня за руку, а я с досадой замечала, что на нас смотрят, и думала: он похож на моего сына, причем от Пьера Ришара.

Зачем я снова еду к нему? – спрашивала я себя и не находила ответа. А зачем альпинисты, рискую жизнью, лезут на злополучную вершину? А сумасшедшие водники гибнут на порогах? Почему нас, цивилизованных людей, так влечет пламя костра, а электричество не заменяет свечей?

Неслыханный коктейль из наслаждения, страха и удивления пьянил, но привыкания не наступило. И это танго не оказалось для меня последним.

Через несколько месяцев я по делу зашла к Сереже на работу. Ни молящего влюбленного взгляда, ни дьявольской энергии страсти – хрупкий молодой человек с высоким детским голосом. Мятежный и могущественный дух покинул данное тело. Герой излечился от безумия. Это походило на жалкий реверанс реализму в конце романтических романов, где героиня, оказывается, спала или ей накануне подмешали опиум в вино.

МАГ

Чудище

Чудище. Так я называла его про себя. Сначала были интересные письма, восхищения моей красотой, куртуазные предложения... – но при встрече я не сбежала лишь потому, что попросту остолбенела. Очки с толстенными линзами на веревочке, промасленная рваная куртка, козлиная бородка и длинный (крысиный) хвост жидких волос, кривые зубы и мерзкая улыбка, сверкающая симметричной парой металлических коронок... В дополнение к сильнейшему заиканию и полутораметровому росту – это было уже неправдоподобно. Такие образы удавалось создать только Нагиеву в "Осторожно, модерн".

Он продолжал писать еще настойчивей и предлагал мне сыграть в Красавицу и Чудовище. Так он стал именоваться Чудищем. Но в отличие от сказки, кроме брезгливой жалости в моей душе ничего не возникало. Чем трогательней, нежней и заботливей он ко мне относился, тем больше я себя чувствовала бессердечной стервой и раздражалась. Меня терзала мысль, что человек не виноват в своем уродстве и отказывать ему в общении (ведь от меня не требовали ничего, кроме разрешения меня иногда видеть и всегда любить!) несправедливо – я соглашалась увидеться – потом испытывала омерзение, созерцая его улыбку, и ужас, что меня могут увидеть с подобным типом. Я зарекалась покончить с этим. Затем сыпались умные письма, разыскиваемые для меня материалы – неделю я не отвечала – потом опять чувствовала себя неблагодарной стервой. Ни то, ни другой ощущение не добавляло радости в мою жизнь.

Чудище прислало приглашение на свой день рождения. Я придумала массу благовидных предлогов для отказа и успокоилась. Но когда мне объяснили, что мое присутствие – единственный желанный подарок и празднование будет тогда, когда мне удобно – заготовленных аргументов не хватило. Я мямлила что-то, как не выучивший урок школьник, и все-таки согласилась (с настроением получившего двойку, несмотря на все свои ухищрения). Для участия в пикнике в Лосево от меня требовалось только придти в пятницу на "Озерки" (еда, теплые вещи, палатка и прочие мелочи.меня уже не касались). Взяла сына, решив доставить удовольствие хоть ему, купила в подарок пару хороших книжек и, не ожидая от выходного ничего приятного, отправилась выполнять тягостную обязанность Прекрасной дамы.

Дима

Познакомься, это Дима (Ах, да я слышала что-то про его сводного брата!).

Всю дорогу я была погружена в мрачные раздумья на тему: больше кавалеров хороших – разных у нас уже достаточно!...

Но холод осенней ночи, шум Вуоксы и звездное небо вывели меня из забытья. Картина была необыкновенная! И вдруг среди мельтешения вокруг костра чуждых людей – Дима, с задумчивыми глазами, как море, меняющими цвет. Загадочно мерцающие огоньки лукавства в насмешливых щелках, как фонарики, плывущие по воде, разгораются и гаснут от легкого дуновения слова. Магия мягкой улыбки, делающей отстраненное лицо по-детски открытым и родным.

Больше я не видела ничего. Только шелковистые волосы, которые мои руки шевелят, как ветер траву. Волна, пробегающая по волосам, разливается во мне безбрежной нежностью.

Катамараны, пороги, костер, суета... Мишка чуть не утонул, искупавшись в сентябрьской Вуоксе, когда катамаран перевернулся на порогах. Я укутывала дрожащего сына, поила его горячим чаем, но ужаса не было. Я ощущала присутствие Димы, и в душе не осталось места для страха!

– Можно я помогу твоему сыну?

Господи, какой странный вопрос.

– Ну, помоги...

За Диминой спиной театр теней. Неуловимый жест, странный звук... Мишку перестало трясти, он заулыбался и улегся у костра.

– Что-то подобное уже с ним было? – прозвучало почти утвердительно, и резкий звук заставил меня вскрикнуть и ощутить занозу в сердце.

– Не смей меня пугать!

– Извини, я просто хотел, чтобы ты избавилась от прошлой боли. Не волнуйся, он не заболеет. Тебя это не пугает?

– Что? То, что Мишка не заболеет?

– Нет, то, что я ... маг...

– А ты маг? – с озорной веселостью спросила я. Меня распирала необъяснимая радость.

– Тебя не пугает общение с таким человеком?

– Нет – уверенно ответила я и замолчала, чтобы не выпалить: я обожаю тебя и пугает меня только то, что ты можешь исчезнуть или какой-нибудь идиот прервет наш бессмысленный диалог! Но вслух произнесла – Завораживает!..

Мы не могли перестать целоваться даже под испепеляющим взглядом именинника. Присоединившись к очередному тосту, мы отошли от стола во мрак ночи, и время для меня перестало существовать. Периодически по нам скользил свет фонариков... На нас натыкались перепившие гости и обходили, как препятствие. Заметив, что праздник отшумел, мы перебрались к костру. Мои руки согрелись под его свитером, но я отнюдь не собиралась их вынимать...

– Я хотел бы подарить тебе блаженство.... Но здесь это невозможно.

Сидеть всю ночь у костра, прижавшись к Диме, и было неслыханным блаженством, которое не смогли нарушить демонстративно-скандальная выходка новорожденного, ночной холод, накрапывающий дождь и затуханье костра.

Утром, как два ежика в тумане, мы брели к станции, каждую пару шагов отмечая поцелуями. Туман был необыкновенный, казалось, что мое сознание просто кадрировало нужный объект, залив остальное белым цветом.

Как-то органично мы перешли к семейной жизни. Без долгого привыкания, компромиссов. Будто мы с незапамятных времен были вместе и встретились после долгой разлуки.

Я не предполагала, что я способна так безумно влюбиться! Мой опыт двух разводов, осознание себя матерью двоих детей, интеллект и принципы ...– все, что было до этой встречи, казалось старым кино, не имеющим ко мне никакого отношения. Неважно было, верю ли я магию и в то, что мир таков, как рассказывал Дима, важно лишь то, как восхитительно он улыбается, занимается любовью, ест, играет с Лешей, молча кладет деньги на холодильник, курит... Главное, то, как мы жили, было воплощением моего представления о счастье!!!

Дима видел ауры, рассказывал мне о магии и медитировал вечерами. Я, еле утащив из комнаты плачущего ребенка и отдав ему в качестве компенсации за пропущенную медитацию все оставшиеся в доме свечки и ароматические палочки, пила с мамой чай на кухне. Маме мой возлюбленный нравился, а его занятия квалифицировались как безобидная странность.

– Вера, у каждого мужчины своя придурь, у твоего по крайней мере безобидная: во-первых, сам дома, во-вторых, денег на эти, прости Господи, медитации не надо...– размышляла моя мама. Но позвонила-таки в психдиспансер, не стоит ли на учете... Узнав, что не состоит, окончательно успокоилась и включила слово "медитация" в свой лексикон.

Чудище возвращается

Блаженствуя, мы совершенно забыли о Чудище, благодаря которому познакомились, но оно не замедлило о себе напомнить. Я, как ни в чем ни бывало, продолжала получать нежнейшие письма с предложением сходить куда-нибудь по случаю все того же дня рожденья. Отсутствие каких-либо упреков растрогало меня, и я ответила извинениями, что испортила ему день рожденье, и готовностью остаться друзьями. Между братьями тем временем состоялся менее дипломатичный разговор. Чудище обещало уничтожить Иуду, если он сею секунду не примет ультиматума: сейчас же уехать, никогда со мной не видится, не оставлять никаких координат. Вечером мы с Димой дружно хохотали над таким вариантом развития событий. Чтобы поставить точки на i, я язвительно написала, что мы с Димой всегда будем рады его приходу. Я упивалась счастьем и не верила ни в какую магию, кроме магии любви...

Диме стало плохо. За сутки он приобрел вид человека, перенесшего долгую изнурительную болезнь (мама почему-то с медицинским цинизмом обмолвилась, что на наркомана не похож; ее глубокая задумчивость красноречиво говорила: пока она не нашла этому всему логического объяснения...) "Он все-таки решился... Кто же ему помогает?" – только и обронил Дима на мое беспокойство и растерянность.

– Верочка, я люблю тебя, но если я останусь с тобой – умру... Понимаешь, меня просто убивают, магией, а моих сил недостаточно...

У меня было ощущение наивного зрителя "От заката до рассвета": что за бред! Это триллер или фантастика? Какое смешение жанров! При чем здесь магия?! Одно дело моя жизнь, любовь, семья, работа... И совсем другое – маги, вампиры, болезни, чудеса... "Мастер и Маргарита" – моя любимая книга, но для меня это только гениальная литература! Я допускаю, что жизнь можно метафизировать различными способами, что парадигма теософии...– да, "есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!"... Но какое отношение все это имеет к моей жизни?!?

Тем не менее, ненависть Чудища убивала Диму. Я отказывалась верить своим глазам, но мой возлюбленный вынужден был со мной проститься, до момента, когда он сможет с этим справиться. Я, так и не сумевшая это постичь, смогла четко все сформулировать, только при попытке объяснить маме наше двухчасовое стояние в обнимку под осенним дождем.

Она в отсутствии любви и смерти

Жизнь моя внешне текла обычно, а в душе творилось что-то невообразимое. Мой обширный интеллект, опыт и здравый смысл отказывались помочь, и я погрузилась в состояние Марьи-Искусницы: "Что воля, что неволя – все равно".

30.09

Загадочный сумрак ночи нейтрализует трезвую, как сода, обстановку кухни. Прошла инициированная суета дня. Я так старательно заглушала ей горечь вопроса "Неужели всё?" и ноющую боль от напрашивающегося ответа. Боль, которая еще чуть ощущается под анестезией надежды, но уже не дает о себе забыть...

Свечки. Пара листочков, исписанных обрывочными фразами. "Ночной дозор" на 8-ой гл. и знакомый успокаивающий голос в унисон моим раздумьям тихо поет: "Есть две земли, и у них никогда не бывало общих границ, и узнавший путь кому-то обязан молчать..."

Бессмысленно смотрю сквозь пламя, пока свечки не удваиваются в моих глазах. Ночной дозор самосохранения требует выйти из сумрака подобных размышлений. Голос из магнитофона предательски настаивает: "но пока нет твоей любви, мне всегда будет хотеться чего-то еще!" Восковая слеза ползет по свечке, оставляя след и на моей щеке.

Оживившийся к ночи ребенок вдохновился идей рисования, вовлекает всех в свою деятельность. Радостная интонация "И я люблю тебя!!! И к нам идет парусный флот!.." ассоциативно отрывает клапан воспоминаний о недавнем счастье, тем самым вонзая иглу глубоко в сердце..

"Я хочу Диму нарисовать! Помоги мне.." Это уже смешно. Господи, котенок, как непостижимо тесно мы с тобой связаны. Даже страшно. "Самой бы кто помог..":)

Рисование забыто. Малыш упорхнул за очередной мимолетной идеей, оставив меня в оцепенении. Столь же стремительное возвращение было ознаменовано фразой: "Я хочу быть Димой!"

Пришедшая мама уличает меня в тоске и с упреком напоминает о именинах. Ребенок настаивает: "Хочу с Димой играть в прятки!"

–Он уже играет в прятки со мной...:)

Алесей Дмитриевич, будто что-то поняв, покорился маминым попыткам увезти себя...

Еще одни безумный звонок. Мамино кокетство. "Как узнаем друг друга? Я Вас по цветам, ведь Вы на свидание.." Поразительная привычка разговаривать со всем, как с больнимы и идиотами одновременно. Ловлю себя на мысли, что я, видимо, люблю не цветы, а само желание мне их подарить.

Ребенок воспользовался переходом бабушки в амплуа телефонногоо кокетства и упрямо объявил: "Я буду, буду Димой!"

БГ добрался до напеваекмой мной вот уже 3 года "Как хорошо проснуться одному..."

Когда-то сочла душесвное спокойствие самой насущной целью. А получив, за что боролись, ощутила бевзоздушное пространство. "Что толку просто быть?!." Стоило мне осознать, что покой – антитеза жизни, ("Пустые города, пришедшие, увы, в упадок навсегда!") как ко мне пришли краски, звуки, тепло любимых рук, запах волос, острое счастье и .. следом неизменная тупая боль. Круг замкнулся? Схоластический силлогизм. Леплю мягкий воск, как мысле-форму..

"Лучше бы Бегемота послали: он обаятельный..." "Верните мне моего любовника!"

Слезливая тоска дошла до злости "Не дождетесь!" Яростно переставила мебель. "Глупо, конечно, погибнуть погребенной под собственным секретером:)) Как там поется, "Так лучше, чем от водки и от простуд.. Другие придут.." – не хочу никаких других!!! "Единственное, что мне нужно – знать, что он жив-здоров", – врала я сама себе.

"В любом случае я благодарна за неделю счастья, я считала, что уже не способна так любить" – убеждала я себя. Уже привыкла, что жизнь у меня, как у собаки Павлова, вырабатывает условный рефлекс: за вспышкой счастья последует разряд тока. Я не глупее подопытного животного, но рецепт безболезненной жизни, то бишь, не любить, не совершать безумств, для меня равносилен смерти (я так жила последние 3 года, как во сне!) Вот, видимо, восстановилась до своего нормального состояния – занималась я психоанализом.

Ну, вот, кухня получилась, а остальное оставим для следующего порыва. "А я нисколько не устала! И без тебя я не пропала!.." – пела я вместе с Пугачевой. Будем считать, как Алла Борисовна: "Мои мужья отпадали, как ступени у ракеты!" А сама упорно ждала звонков и писем. Мой прагматичный ум не знал, как относится магия к современным средствам связи. Ну, хоть на "мыло" мог кинуть пару слов, – негодовала я и продолжала изливать на бумагу свою тоску.

Полковнику никто не пишет!

Полковника никто не ждет!...

Вдруг она спросит: "Где же ты был,

Если любил меня, если любил?.."

Из старой песни

Осеннее настроение. Промозглый ветер проникает в душу. Сыро, неуютно и одиноко. Осенней листвой облетает былая радость. Время медленных движений и философских раздумий.

Бреду с Лешей по разноцветной листве и плету венки. Прохожие оборачиваются на мимолетную пышности наших уборов. Днем солнце еще вселяет надежды на возвращение тепла и любви, но разум констатирует: время неумолимо движется к зиме.

Может, он не мог позвонить... Внутренний голос услужливо подсказывает:

* В армии (вычеркиваем)

* ...тюрьме (маловероятно)

* ... реанимации (тьфу-тьфу-тьфу..)

Далее в ход идет менее убедительное, но более вероятное:

* амнезия (вне сериалов встречается только частичная, т.е. из памяти стирается только данное любовное приключение и конкретный номер телефона)

* не может улучить минуту, когда другая выйдет, чтобы напомнить тебе о своей любви (кому крохи с чужого стола?!.)

* не на что купить жетончик (он потерял не только деньги, квартиру, но и работу, компьютер, друзей...ручку )

* секретарша ушла в отпуск, и некому напомнить, чтобы он позвонил какой-то...

* неожиданно уехал (как герой знаменитого фильма в Ленинград или, например, в Париж. развеяться... Что это в сущности меняет? Если и не от тебя, то ведь и не к тебе ...)

* болеет (для тех, кто с переломом челюсти, есть почта...Нет, нет, челюсть и руки одновременно ломают крайне редко, а без сознания не бывают неделями... А если уж мужчина не думает о тебе даже на больничной койке, вряд ли вспомнит, выйдя на простор многообразия жизни...)

Ну, насколько тебе дорог мужчина, который уже забыл о твоем существовании, гордая ты моя?!?

Подобно дневному проблеску солнца, эротический сон. Более похожий на жизнь, чем сонное бодрствование последних дней. Сброшенная зачем-то ночью рубашка, утренний душ и ощущение беспричинной радости целый день. А потом, проходящей эйфорией шампанского, ощущение холода и пустоты. Жажда тепла его рук, ощущения волос, колоссальной радости присутствия любимого человека. Зафиксированная памятью картинка воплощенного счастья, когда каждый приход с работы – незабываемая встреча, когда они с Лешкой играют и по-мальчишески смеются... Но детское "хочу быть Димой", и от моей улыбке своим воспоминаниям не остается и следа

Я ждала Вас напрасно.

Не пришли Вы, увы.

Дура я – это ясно!

Но и Вы не правы.

Лужи обходить уже нет смысла: в туфлях хлюпает вода. "...пятница, 13-е число да к тому же високосный год!" С волос уже течет за шиворот. Мокрые полы пальто прилипают к коленям. Разворачиваюсь и иду в противоположную сторону от дома. С чего я взяла, что заказное письмо может быть от него? Прогулялась! Теперь вожделенная цель – дойти до горячей ванны.

Ощущение, как будто по мне пробежало стадо бизонов. Проклятые рудники! Обрывочные сны гриппозной температуры. Чай с медом. Горячие влажные наволочки. Пульт. Носовой платок размером с простынь. Спать уже не могу, а делать ничего еще не хочу. В качестве компромисса иду пить чай.

Лешкины 39,2 взбадривают, как холодный душ. Сироп. Мама уже разбивает ампулу. Некогда болеть и хандрить – лечить надо. Все хорошо, малыш, чего ты приуныл? "Хочу с Димой играть!" – "Я тоже, крошка. Видимо, только в другие игры:)"

Окинув аналитическим взглядом все свои "любови", постигнув, как мне казалось, закономерности, я возвысилась до "мудрого" обобщения, которое должно было стать тем, чем сердце успокоится.

***

По зодиаку моя стихия – Земля. И как бы ни был широк диапозон допустимого моим сознанием и не зашорен ум, в коктейле, который называется жизнью, мой пласт, как тяжелый ликер, опускается на дно, не смешиваясь с остальным содержимым.

Видимо, по принципу биполярного притяжения меня влекут, живущие в иных стихиях. Гофмановский мечтатель Ансельм – Женя, Рейслин, в чахлом, болезненном теле которого скрыто магическое могущество, – любимый и чем-то неуловимо похожий на него персонаж Димки; иной Дима...

Но магического дара не хватает даже на гармонизацию собственной жизни, не говоря уж о любимой женщине... И когда волшебство рассеивается, моя земная сила хранит дом, дает силы выжить, снова дарить любовь и держать, держать удары, когда маги, разрядив в суе свои амулеты, обессиливают и исчезают, бросая меня на произвол судьбы.

Я выживу еще раз. И снова смогу взлететь. Взлететь и с сочувствием посмотреть на бывших волшебников, растративших себя на дешевые фокусы. Загнанный жизнью Ансельм стал циником и о капельмейстере Крейслере напоминают лишь оперные голоса волшебных змеек; от Рейслина осталось лишь больное тело, в котором больше не вспыхнет внутренний огонь, и потухшие остекленевшие глаза... Бедные, как они сдали без моей всемогущей любви!

В погоне за миражами своей возвышенной сущности, они не остановились перед тем, чтобы сбросить земную тяжесть, пусть даже это была любовь, семья, дети.. Тактический прием, оправданный необходимостью духовного выживания. Но в таких сферах царят не Евклид и Ньютон, а Лобаческий и Эйнштейн. И спасительны лишь алогичные решения...

Платить по веселям за предательство, пусть даже совершенное из субъективно правильных побуждений, им уже не по силам. А без моей земной укорененности их носит, как ворох опавших систьев. И рано или поздно, они падают к моим ногам... Но чудеса не моя стихия. Для меня это осенняя грусть о прошлом, за которой в свое время придет буйство весеннего обновления. Такова магия Земли.

Только я обличила былых возлюбленных, зареклась наступать снова на те же грабли и успокоилась, почувствовав себя мудрой и сильной, как позвонил Дима.

Где мои благие намерения?

Я современная, самостоятельная, здравомыслящая женщина, – самонадеянно убеждала я себя, – мне нужен нормальный мужчина, без всяких магических заморочек, за которого можно выйти замуж... А Дима пусть останется замечательным романтическим приключением, я могу с ним иногда просто встречаться, болтать... Мы можем быть друзьями, – в тот момент я казалась себе убедительной и даже поверила в это. Да, он странный, но замечательный, он мне нравится, но безумные страсти с исчезновениями не для меня, поэтому мы будем друзьями, – вот именно так бесповоротно я пресеку его ухаживания. Мы весело поболтаем о новостях, не забыть посмешить его своими рассказами о Москве... с такими мыслями я шла на свидание с Димой.

Стоило мне увидеть родное лицо, розу в его руке и ощутить забытый запах его сигарет (на который я теперь почему-то так призывно оборачиваюсь), как мне пришлось строгим голосом напомнить себе декларацию о намерениях. Но, несмотря на розу, Дима был холоден. Ни намека на былую страсть и нынешнее ухаживание не было. Вот такого нахальства я не ожидала! Мой конструктивный план рушился, противодействия оказывать было нечему, я становилась все язвительней, веселой болтовни упорно не получалось. Бокал вина согрел только тело. Я злилась на себя и упорно не могла понять, что же не так. Наверно, мы разом пришли к одинаковому выводу. "Где мои благие намерения?" – только и успело пронестись в моей голове.

– Да, дружбы у нас не получится, – улыбался Дима, – а я так надеялся...

– Ты тоже?.. – и мы захохотали, пугая прохожих.

Вдруг у него начались сильнейшие судороги... Я обнимая Диму, чувствовала, какой силы спазмы сжимаю его мышцы.

– Димочка, что случилось?

Зрачки его от боли расширились... Я оторопела. Такое я видела только в любимых "Иствикских ведьмах"!

– Балуется, гад!

Господи, опять это магическое наваждение! Опять в мою жизнь вторгается какой-то иррациональный бред! Такое бывает только в кино. Все прекратилось так же вдруг, как началось. Этого не может быть, но ведь я не могу не верить своим глазам! Может, есть какое-то рациональное объяснение. Как прежде, я отмахнулась, решив подумать об этом завтра. Главное, ведь мы снова вместе, идем ко мне и впереди у нас целая ночь...