Текст книги "Сага о халруджи. Последний исход. Книга четвертая"

Автор книги: Вера Петрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Халруджи вспомнил нужный вопрос лишь к концу завтрака, за время которого он едва ли попробовал предложенные яства. Отчего-то ему показались, что они застрянут у него в горле.

– Простите, мое любопытство, настоятель, – произнес Регарди, когда Бертран позвонил в колокольчик, чтобы вызвать Веора. – Одно время я изучал древнюю архитектуру Сикелии и слышал, что раньше крепость была куда больше нынешних размеров. И в ней даже была лаборатория для наблюдения за небесными телами. Это правда?

– Время ничто не щадит, – покачал головой серкет. – Лет сорок назад верхушка башни упала от старости, разрушив много помещений, в том числе и лабораторию. От нее осталась лишь Солнечная Комната. Мы почти ее не используем.

Арлинг не надеялся, что Бертран устроит ему экскурсию по цитадели, но ответ настоятеля его порадовал.

– Солнечная Комната? – с любопытством переспросил он.

– Да. Ее потолок был изготовлен из особого стекла, который когда-то позволял беспрепятственно наблюдать за светилом. Со временем его поверхность испортилась, и теперь находиться в ней днем опасно для жизни.

– Хм, а мне показалась, что ваши покои на последнем ярусе. Значит, солнечная комната где-то рядом?

– Из общего коридора пути нет, его завалило после падения башни. Остался только один проход из моей спальни, который сохранился от предыдущего настоятеля. Он был истинным знатоком небесных светил.

Арлинг покидал Бертрана, почти уверенный, что его миссия в Пустоши подходит к концу. Он знал, что вернется сюда еще раз. Вернется, чтобы проникнуть в Солнечную Комнату и найти там имана.

***

Когда Регарди пересказал свой разговор Сейфуллаху, тот привычно обозвал его дураком.

– Тут же все ясно, – фыркнул Аджухам. – Бертран обратный, а ты – подходящая кандидатура для легкого флирта. Ученики останутся, а ты уедешь, соответственно, никаких слухов распускать не будешь. К тому же у тебя хоть и полно седины в голове, но на лицо ты еще смазлив. Плохо, что с седыми волосами ума не прибавилось. Настоятель поэтому тебя и приметил. Ты чужак, диковинка. Если Бертран и забавляется со своими братьями, то ты будешь приятным разнообразием. А что до Солнечной Комнаты, так это он специально сказал, что дверь в нее из его спальни ведет. Для интриги. Ты сам говорил, что в башне семь этажей. Ты был только на последнем. Твоего учителя нужно искать на нижних шести. Причем искать немедленно, потому что этот Азатхан может явиться и раньше. И тогда всему нашему маскараду конец. Впрочем, ему и так скоро конец, потому что Веор сказал, что я должен срочно пройти все «пороги». Как ты думаешь, что мне лучше показать братьям-серкетам? Как я пляшу гаязет?

Слова Сейфуллаха задели Арлинга, потому что он ничего подозрительного в действиях Бертрана не заметил. Означало ли это, что он потерял бдительность или вообще перестал разбираться в людях? Как бы там ни было, Аджухам был прав в одном – скоро все закончится. Что касалось Солнечной Комнаты, то Регарди чувствовал, что на этот раз интуиция его не подвела. У него не было времени, чтобы обыскивать все верхние комнаты Пустоши. Нужно было сделать выбор – без права на ошибку.

Не желая тревожить Сейфуллаха, он пообещал ему изучить все шесть ярусов башни еще до утра и направился к озеру. Прежде чем сделать шаг, нужно было все обдумать. Был ли Бертран обратным или нет, сейчас значения не имело. И так было ясно, что без него Арлингу в башню не проникнуть. А значит, в скором времени ему предстояло попробовать новую маску. Прислушиваясь к тихим шагам серкетов, Регарди вдруг остро почувствовал, что ему не хватало воздуха. Раскаленного, напряженного воздуха пустыни, от которого хотелось спрятать голову в песок и не вынимать ее до наступления темноты – холодной, спасительно влажной, с пронизывающим до костей ветром. Пустошь давила, словно тело сраженного врага, из-под которого нельзя выбраться. Она медленно умирала, грозя забрать с собой погребенную в ней жизнь. И хотя Арлингу нужно было подумать над планом, отчего-то вспомнился Махди, о котором рассказывал Бертран. Связь, которую он не замечал, но которая крепла между ними с каждым словом, выученным из книги Махди, вдруг напомнила о себе, словно струны случайно задетой багламы. «Когда все закончится, я найду его», – решил Арлинг, понимая, что говорил о собственной смерти. Все закончится с его последним вздохом, который он отдаст людям, изменившим его жизнь.

Он уже собирался уходить, когда из одной пещеры появилась группа Скользящих и направилась в тренировочный зал, где занимались ученики. Серкеты несли длинный ящик, который вызывал нехорошие предчувствия. Не зная, можно ли ему открыто последовать за ними, Регарди заколебался, но тут Бертран, который замыкал группу, махнул ему рукой, приглашая последовать за собой.

– Этот юноша отдал свою жизнь Нехебкаю, – со скорбью в голосе объявил настоятель, когда жрецы опустили ящик перед учениками. Арлинг подумал, что пребывание под землей не шло на пользу его обонянию. Запах мертвого тела, которое принесли Скользящие, он различил только сейчас. Значит, Саалдан не прошел Испытание Смертью.

– Саалдан был храбр, но не прошел Испытание, – подтвердил его догадку настоятель. – Не печальтесь, потому что теперь он в руках Господа. Его кровь стала жидким золотым светом, духовное око поднялось ввысь пламенем, покровы освободились, а глаза, какого бы цвета они ни были, стали прекрасными бледно-голубыми звездами. Вы можете проститься с ним, перед тем как мы отдадим его Нехебкаю.

Ученики замялись и по очереди стали подходить к телу, но задерживались недолго. Возможно, их отпугивала старая кучеярская примета о том, что коснувшись покойника, можно привлечь к себе неудачу. Ведь каждый из них еще надеялся, что именно он сможет пройти Испытание. И хотя Сейфуллах бросал на него выразительные взгляды, Арлинг тоже приблизился к мертвому. Он еще раньше почувствовал сильный запах земли, исходящий от тела, но не мог найти ему объяснение. Зловоние смерти хорошо различалось, и Регарди предположил, что молодой кучеяр умер не вчера. Наклонившись, он определил едва заметный аромат воды из озера. Значит, серкеты хорошо помыли его, прежде чем показывать остальным ученикам. Но был и другой вариант – Саалдана могли утопить.

– Я вижу, ты опечален, мастер Амру, – сказал ему настоятель, отводя в сторону. – Но не стоит оплакивать этого мальчика. Теперь его ожидает лучшая доля, чем нас.

– Его уже ничто не ожидает. Он мертв, – сухо ответил Арлинг, тут же пожалев о своей несдержанности.

– Смерть – это окостеневшая жизнь, – задумчиво произнес Бертран. – Она есть нечто такое, что не целиком переходит в невидимый мир. Настоящая смерть означает мгновенное исчезновение человека из физического мира. Мы и должны умирать, потому что обладаем плотной и твердой основой бытия. Важно понять природу смерти, и тогда нам будет легче смотреть ей в глаза.

Арлинг поклонился ему, мечтая, чтобы внимание настоятеля отвлек кто-нибудь другой. Меньше всего ему хотелось сейчас вести разговоры о том, что забрало у него Магду. Смерть была его личным врагом, который когда-то одержал над ним победу. С тех пор он платил ей ненавистью и кровавой данью трупов, устилавших его жизненный путь. Но настоятель не собирался уходить.

– Рождение и смерть – это явления одного порядка, разве Махди не писал об этом? – с улыбкой спросил он.

Ученики Аттея уже разошлись по залу, Сейфуллах расспрашивал Веора о том, как хоронят мертвецов в Пустоши, серкеты накрывали ящик с Саалданом крышкой и собирались его уносить. Никто не мог помешать их разговору с Бертраном. А жаль.

– Махди больше писал о том, как сделать человека мертвым, чем о том, что происходит с ним после смерти, – попытался уклониться от опасной темы Арлинг, но Бертран был настойчив.

– Полагаю, эту часть книги Джемагул не рассказывал своим ученикам, и ты, мастер Амру не сумел ее подслушать. А между тем, Махди говорил, что после остановки сердца происходит разделение эфирной оболочки. Высшая уходит на питание духовного тела, а низшая остается в мертвом человеке и ускоряет процесс разложения – проникает в природу. После этого сознание умершего восстанавливает все подробности земной жизни и устраивает самосуд. Дальше оно переживает свои лучшие стремления, представления об идеале, созданные в жизни, и достигает высших состояний. Оно переживает их во всей полноте до тех пор, пока сила концентрации, вложенная в них при жизни, не исчерпывается. Тогда начинается тоска по новому, которая порождает импульс к исканию. Он заставляет сознание вновь опуститься в материальный мир, где творится новое орудие – тело – для новой жизни во имя продолжения опыта и исправления обнаруженных ошибок.

– Ни слова о Нехебкае, – подытожил Арлинг. Иман никогда не просил его повторять эту часть книги Махди, и однажды прочитав, Арлинг позволил себе ее благополучно забыть.

– Ни слова, – согласился Бертран. – А между тем, Махди обманул своих учеников. Рассказывая о серкетах, он умолчал главное. То, что делает человека Скользящим.

– Разве одного служению Нехебкаю недостаточно?

– И нищий может молиться Индиговому, но только серкеты обладают умением осознанно проходить порог смерти, так как владеют знанием ее истинной природы. Рождение и смерть – суть явления одного порядка. Переход через точку рождения означает духовную смерть и погружение в материальный мир, и наоборот, точка перехода, воспринимаемая как смерть, есть покидание физического мира, переход в иные миры. Осознание этого – теоретическая победа над смертью.

– Значит, вы умеете оживлять мертвых? Тогда почему вы не оживите того мальчишку, который провалил Испытание? Отправьте его домой, пусть живет.

– Это поспешные выводы, мастер Амру. Испытание Смертью должно показать способность человека к прохождению порога. Если он выдержит его, значит, сумеет развить в себе навыки и умения, которые помогут ему пройти границу смерти.

– Простите мое невежество, настоятель, но о каких умениях идет речь?

– После того как адепт проходит Испытание он получает доступ к тайным знаниям, когда-то переданным Нехебкаем первым слугам. Я перечислю тебе только некоторые навыки, которые развивают в себе серкеты, чтобы пройти порог смерти. Прежде всего, это умение утомлять свои физические органы, не уступая их реакциям, умение противоречить физическим вкусам и потребностям, умение разочаровать себя в получаемых физических наслаждениях в момент их получения. Мы учим наших адептов побеждать смерть, когда земная личность меняет свой состав. Последняя задача посвященных – умение обессмертить физическое тело. Написав книгу, Махди раскрыл многие секреты ордена, но главное учение Нехебкая сохранил в тайне. Это было условие, с которым я отпустил его в мир и разрешил основать школу.

Арлинг задумчиво кивал, соглашаясь больше с собственным мыслями, чем со словами Бертрана. Махди не нарушил слова, данного настоятелю, и действительно, ничего не написал о пороге смерти в Великой Книге. Но Регарди не услышал для себя ничего нового, потому что учитель такой клятвы не давал. А если и давал, то нарушил ее с тех пор, как много лет назад начал обучение слепого ученика из Согдарии. Однако иман никогда не говорил о том, что учил его бессмертию. Он учил его побеждать себя. И называл это – солукраем.

– Позвольте мне остаться в мох заблуждениях, настоятель, – с поклоном ответил Арлинг, чувствуя на себе незримый взгляд учителя.

Понимая, что допускает ошибку, противореча Бертрану, он не мог с ним согласиться. Его друг Беркут прошел Испытание, но учение серкетов не спасло его от смерти. Прах одного из лучших учеников имана до сих пор жег ему сердце, хранясь в нагрудном кармане.

– Я благодарю вас за гостеприимство, настоятель, – продолжил Регарди, кланяясь еще ниже. – Но мой ученик уже готов к тому, чтобы пройти первый порог, а в школе Джемагула меня заждались. Завтра я покину вашу достойную обитель.

К великому облегчению Арлинга настоятель не обиделся.

– Ты упрямец, мастер Амру, – с улыбкой произнес он. – Однако мне не хочется отпускать тебя так рано. Пожалуй, я знаю, чем ты можешь расплатиться со мной за гостеприимство.

Выждав паузу, за время которой в голове халруджи пронесся целый табун мрачных мыслей, Бертран продолжил.

– В обители давно не практикуется мастерство танца. Если ты действительно овладел этим искусством так хорошо, что Джемагул пригласил тебя в свою школу, приходи сегодня вечером в мои покои. Я желал бы насладиться твоим мастерством.

Слова Бертрана во многих отношениях звучали недвусмысленно и таили в себе опасность, но Регарди с трудом сдержался, чтобы не выразить восторг поспешным согласием. Гадая о том, как напроситься к настоятелю в покои, он и не надеялся, что тот позовет его сам. О большей удаче нельзя было и мечтать.

Предупредив Сейфуллаха быть готовым к побегу этой ночью, Арлинг отправился в тренировочный зал, опустевший после того, как серкеты принесли туда мертвого Саалдана. Ученики внезапно потеряли интерес к физическим упражнениям и в задумчивости разбрелись по разным углам озерного зала. У каждого из них было о чем поразмыслить – ведь момент, когда Испытание Смертью станет для них последней границей с миром, неумолимо приближался.

Остановившись у перекладины, халруджи задумчиво погладил гладкую древесину. После драки с Олом в Туманной Башне он совсем не практиковался. Изнурительный переход через такыр с больным Сейфуллахом вряд ли можно было назвать тренировкой. Учитывая, что он собирался убить главного серкета, который, несмотря на заметный жирок, носил белые одежды воина Нехебкая, следовало напомнить телу о предстоящей задаче. О том, как они будут убегать из Пустоши, Арлинг сейчас не думал, решив, что в этом им поможет иман. По крайней мере, он очень надеялся, что учитель окажется в сознании и вспомнит тайные выходы из башни. Регарди был уверен, что найдет имана в Солнечной Комнате. Он не имел права на сомнение. Потому что если учителя там не окажется, ему придется очень быстро выводить Сейфуллаха из Пустоши, спасая его от Испытания Смертью, а потом возвращаться, чтобы тщательно, саль за салем, обыскать каждый камень обители, убивая всех, кто встанет у него на пути. Арлинг не хотел бы заканчивать свой путь в глиняном такыре, но судьба давно не спрашивала его о желаниях.

И хотя тренировочный зал серкетов отличался от Огненного Круга, как вода из бурдюка от воды из горного ключа, Регарди с удовольствием погрузился в его объятия. Серкеты, бродившие вокруг озера, не могли его видеть, Веор, обычно присматривающий за ним и учениками Аттея, куда-то пропал, а представление у настоятеля было хорошим предлогом, чтобы размяться.

Два десятка кругов по пещере разогрели кровь, а прыжки по балкам, воткнутым в стену, освободили голову от ненужных мыслей. Тело слушалось с радостью, выбирая участки посложнее. Пещера Скользящих исчезла, уступив место знакомым очертаниям Огненного Круга и жарким улочкам Балидета. Прыжок – и он летит с крыши городской почты на тюремную башню, с нее на голубятню, а оттуда – на застланную шкурами крышу скотника. Еще не высохшая кожа воняет, но ее зловоние не нарушает покоя ремесленного квартала, вплетаясь в него причудливым узором. Стоит глубокая ночь, но Арлинг не видит ее, впрочем, оставаясь невидимкой и сам. Полет заканчивается падением, от которого захватывает дух и кружится голова. За ним начинается новый прыжок, с дерева на дерево, с крыши на крышу, со стены на стену, затем – падение на руки и подтягивание, кувырок и побег от сторожевого пса, разбуженного ночным гостем. И хотя сначала Арлинг собирался только размяться, но сам не заметил, как от прыжков и сальто перешел к атакам и выпадам. Все должно закончиться этой ночью.

От драки с тенью у Регарди сводило зубы – ему нужен был настоящий противник из плоти и крови. Долго выдумывать его не пришлось. Пусть Бертран проведет свой последний день праведно и в молитвах. Человек, предавший учителя, не должен жить долго. Арлинг будет убивать его по-разному – быстро и мучительно медленно, растягивая удовольствие от затянувшейся мести миру и захлебываясь ненавистью ко всем людям.

Он нападет внезапно, когда настоятель будет упиваться очередным монологом о смерти. Выпад, стрела, скачок, еще выпад… Внезапность нападения, уклонение, бросок-стрела, отбив, скачок, глубокая атака. Арлинг, покачиваясь, замер на краю ямы для прыжков, едва не рухнув в нее с головой. Небольшое озерцо до краев было заполнено стоялой водой, зловоние которой не обещало приятного купания. Не разрешив себе отдыхать, он перемахнул через нее, с новыми силами бросившись на невидимого Бертрана. Простая атака с выпадом, круговая защита и поражение врага. Настоятель мертв.

Но нет. Бертран – предатель и заслуживает изощренной смерти. Иман называл эту технику «игрой на багламе». Правая рука прикрывает голову, а левая острым ребром наносит первый удар в горло. Вторая рука будет целиться в висок. «Такой удар сметет противника, словно колосья пшеницы», – шептал в голове голос имана.

Остановившись у площадки с брусьями для прыжков, Регарди задумался. Если Бертран пригласит его к столу, они окажутся совсем близко друг к другу. Настолько близко, что ему ничто не помешает захватить его горло и оборвать никчемную жизнь предателя.

Арлинг подлетел к деревянному макету в углу пещеры и обрушил на куклу град ударов. Он не будет ждать, когда настоятель сядет к столу. Они схлестнутся прямо у порога, и Регарди будет метить туда, где сходятся ребра грудной клетки – в солнечное сплетение, вложив в удар всю силу и вес тела. Если Бертран и не умрет, то скорчится от боли, и тогда рука-меч халруджи нанесет удар по его шее сзади и сбоку. Пальцы вытянуты, мышцы напряжены, большой палец согнут внутрь. Он подгадает время и ударит, когда Бертран сделает выдох, а внутренняя полая вена на шее наполнится кровью. Ее стенки не выдержат напряжения и разорвутся. Обильная кровопотеря и быстрая, но мучительная смерть. А если атаковать чуть ниже, то можно поразить нервный узел, вызвав легочный спазм, который приведет к остановке сердца.

Регарди сцепил пальцы и нанес удар по кукле в то место, где у человека расположен четвертый шейный позвонок. «Это поражен блуждающий нерв», – терпеливо объяснял иман, когда Арлинг валялся на песке круга, пытаясь втолкнуть в себя немного воздуха после удара учителя. «Возникает чувство, словно дыхание вышло из груди и обратно войти не может, – словно издеваясь, рассказывал иман, в точности описывая то, что ощущал его слепой ученик. – Такое состояние будет длиться до тех пор, пока кто-то не поможет тебе выйти из него. Если этого не сделать, враг умрет от нехватки воздуха». Выждав еще секунду, учитель вернул его к жизни несколькими толчками по груди в области сердца. Пример запомнился Арлингу хорошо.

Вскоре халруджи пожалел, что вспомнил имана, так как с образом учителя вернулась тоска и сожаление об ошибках прошлого. А вместе с ними – сомнения и неуверенность. Каким бы слабым не выглядел Бертран, он носил одежды воина Нехебкая и возглавлял орден серкетов. А кем был Арлинг? Уставшим, слепым чужаком из Согдарии, который давно запутался и не знал, куда идти дальше.

Погладив израненную поверхность деревянной куклы, Регарди понял, что ему нужно. Техника смертельного касания – вот то, что поможет одолеть главного серкета. Наемники Сикелии любили использовать этот метод, когда о враге было известно мало или вообще ничего. Самое сложное – застать противника врасплох. Арлинг помнил, как однажды иман велел ему переодеться врачом, чтобы подкрасться к очередной жертве, которую он для него выбрал. Регарди убил кучеяра, притворившись лекарем, осматривающим пациента. Беркуту повезло меньше. Учитель заставил его переодеться лунным мальчиком и отправил в бордель. Шолох никогда не рассказывал о том, как справился с заданием.

Уверенный, что сделал правильный выбор и, чувствуя, как в нем бурлит будущая победа, Регарди направился к выходу, решив напоследок пройтись по бревну, висящему над небольшим рвом. Но, когда он оказался на середине, со стороны крепления раздался треск, и один конец балки, оторвавшись, рухнул в яму. Успев ухватиться за бревно, Арлинг повис надо рвом. Водой оттуда не пахло, однако он сомневался, что мастера, готовившие зал для тренировок, постелили внизу мягкую солому. Выбравшись, Регарди ощупал крепление и задумался. Веревка казалась достаточно прочной, чтобы выдержать его вес. К тому же бревно вряд ли предназначалось только для ходьбы. На Огненном Круге на таких балках часто устраивались боевые поединки, в которых участвовало по двое или трое учеников.

Было ли это предупреждением? Возможно, атмосфера Пустоши располагала к мистическим толкованиям, но из тренировочного зала Арлинг вышел в глубокой задумчивости. Бертран был не просто первым серкетом. Он был современником Махди. И сумел захватить в плен имана. Не стоило считать его легким противником. Во всяком случае, его нельзя было недооценивать. «Вода может нести лодку, но может ее и опрокинуть, – учил иман. – Атакуй тогда, когда враг не готов. Наступай тогда, когда видишь, что можешь это сделать. Если нет, отступай и хитри». Халруджи кивнул учителю, соглашаясь с его словами. Он будет спокоен и сможет сделать шаг назад, если это потребуется. Никаких эмоций. «Эмоции подобны ветвям и листьям сливы», – продолжал шептать голос учителя. – «Они проистекают из подлинной природы, но теряют связь с ней, когда человек одержим страстью. В эмоциях нет подлинного вкуса. Если бы слива рождала только листья, кто бы любил сливу?».

Иман любил говорить со вкусом, сдабривая речь красивыми метафорами, каждая из которых глубоко врезалась в память его слепого ученика, запоминаясь на всю жизнь. Учитель, как всегда, был прав. Арлинг отправится к Бертрану, вооружившись терпением и спокойствием. Но плыть по течению не станет, а выберет ту сторону, которую подскажет сердце.

У озера было непривычно малолюдно. Тишина и ленивый плеск воды располагали к размышлениям, и Арлинг собирался посидеть пару минут на берегу, чтобы успокоить дыхание после тренировки, послушать внутренний голос и привести мысли в порядок. Однако диалога с собой не получилось.

Халруджи скрывала тень от стены, и Цуф, который появился из ученической комнаты и решительно зашагал к причалу, выдававшемуся далеко в озеро, его не увидел. В руках у него было что-то тяжелое, а шаги звучали гулко и неуклюже. Арлинг еще сомневался, что мальчишка, действительно, собрался топиться, когда ученик на ходу накинул петлю на шею и с камнем в руках бросился в воду. Похоже, Цуф давно простился с жизнью, по-своему определив для себя Испытание Смертью.

Царивший на этом берегу полумрак не давал серкетам разглядеть, что произошло. Погруженные в молитвы, они не обратили внимания на всплеск от падающего в воду тела. Для Арлинга же он прозвучал оглушительно громко. Радуясь, что мышцы были разогреты тренировкой, он прыжком преодолел расстояние до берега и нырнул за Цуфом.

В школе иман заново научил его плавать и даже драться с противником на поверхности воды, но, когда дело касалось подводного плавания, Арлинг становился беспомощным. Привычное ощущение мира сбивалось, а кожа немела, превращаясь в бесчувственный покров. Оставалось надеяться на удачу и интуицию. Первой халруджи не доверял, а со второй редко находил общий язык.

Он наткнулся на Цуфа сразу, крепко схватив его за волосы и ругая себя за то, что не вытащил кинжал из потайного кармана заранее. Мальчишка брыкался, пытаясь освободиться то ли от его рук, то ли от веревки с камнем, которая неумолимо тянула на дно обоих. Некстати подумалось о том, что подземное озеро скрывало под собой затопленный город серкетов, и что в нем могли водиться не только хищные рыбы. Наконец, Арлинг нащупал лезвие и, разделавшись с веревкой, потянул барахтающегося Цуфа наверх. Увы, Аттей не научил своего ученика плавать.

На берегу Цуф долго кашлял и плевался, но халруджи был рад, что помощь лекарей не потребовалась. Что-то подсказывало: их неожиданное купание лучше было оставить в тайне.

И хотя Арлинг не ждал благодарностей, Цуф его удивил.

– Спасибо, – пробормотал он, отдышавшись. – Не стоило, конечно, но… Спасибо.

Регарди пожал плечами и, усевшись на каменный причал, стал снимать сапоги, чтобы вылить из них воду.

– Снова порог не прошел? – буркнул он, не скрывая недовольства. Запоздало вспомнилось, что запасной одежды у него нет, и до вечера нужно было где-то просохнуть.

Наступило молчание. Регарди подозревал, что мальчишка собирался с духом, чтобы что-то сказать, но чужие тайны и слабости ему были не нужны. Он и сам не знал, почему вытащил его из воды. Право на смерть было у каждого, но… только не в Пустоши. Ему давно казалось, что последняя цитадель серкетов еще не рухнула только потому, что питалась погибшими в ней душами.

– Не я должен был ехать с Аттеем, – наконец, вымолвил Цуф. – Учитель всегда брал с собой пятнадцать учеников, магия цифр для него много значила. В нашей школе отбирают по порядку, а не по способностям. Я оказался шестнадцатым и понял, что не смогу ждать еще год. Поэтому в день отъезда я напоил одного из избранных отваром пустынного лопуха, отправил его в больницу, а сам стал пятнадцатым. Надеюсь, «настоящий» пятнадцатый не ушел на тот свет. Мне бы не хотелось платить и за его душу тоже. Впрочем, можно было догадаться, что ничем хорошим этот поход не закончиться. Знаков было достаточно.

– От настойки пустынного лопуха не умирают, – знающе произнес Регарди. В первые годы обучения в школе, когда в нем видели только чужака и соперника, старшие ученики как-то напоили его таким напитком. День, проведенный у выгребной ямы в попытках исторгнуть из себя еще что-нибудь, был мучителен, но все же закончился.

– Нет хороших предзнаменований, нет падающих цветов, – процитировал он, вспомнив поэму одного сикелийского поэта. Ее часто повторял иман, увлекающейся поэзией. Впрочем, Арлинг не удивился бы, если бы ему сказали, что половину стихов, которые читал ему учитель, тот написал сам. Иман был шкатулкой, полной тайн и загадок.

– Все равно спасибо, – уверенно произнес Цуф, отжимая рубашку. – Если бы я убил себя, то попал бы в ад. А я туда не хочу.

– Ад – плохое место, – согласился Арлинг. – У меня на родине верят, что это сдирание кожи в горячей смоле, но некоторые говорят, что ад – это зрелище зол, которые ты натворил в жизни. От него не избавиться никогда.

– Не знаю, о чем я думал. Просто … мне нужно сбежать отсюда. Я хотел быть первым, а стал последним. Да, я прошел один порог, но с твоей помощью, мастер Амру. Веор сказал, что завтра – затмение, и все ученики, даже те, кто не прошел пороги, отправятся на Испытание Смертью. Это конец. Я не готов.

Цуф был не единственным, кто хотел покинуть стены обители. Арлинг безуспешно искал выход из нее уже вторую неделю. А вот то, что серкеты неожиданно заторопились, действительно, было странно. Возможно, это было как-то связано с приездом Азатхана. Полукровка мог прибыть не один, а с друзьями Подобного. Если так, то Бертран вел собственную игру, правила которой были пока неизвестны.

Ему захотелось подбодрить Цуфа.

– В нашей школе говорят так: «Тот, кто хочет, добивается больше того, кто может», – произнес он. – Не стоит стремиться быть первым или последним. Средний путь – не плох, если он твой. И за смертью не спеши. За ней вообще далеко ходить не надо. Не заметишь, как она разобьет твою судьбу, словно стекло.

Слова утешения прозвучали пафосно, и халруджи недовольно замолчал. Ему пора было уходить, но какая-то неведомая сила заставляла его сидеть на этом причале и ждать, пока ученик Аттея не изольет ему душу. А между тем, Цуфа прорвало.

– Говорят, что если кот, выпав из окна, стукнется носом, он перестанет чувствовать запахи. Так вот я – кот, стукнувшийся носом. Это не те серкеты, не та Пустошь. Не то место. Что мне делать, мастер Амру? Я запутался и ничего не понимаю. Мне кажется, я никогда не смогу больше учиться.

Сравнение с котом Арлингу понравилось, но как помочь Цуфу он не знал. Разве что снова процитировать учителя, который вспоминался ему так часто, словно специально думал о нем все это время.

– Человек учиться всю жизнь, Цуф, – сказал халруджи, прислушиваясь к голосу имана внутри себя. – Сначала он учится, но из этого ничего не выходит. Тогда он полагает, что и он сам, и другие ничего не умеют. Я был таким до того, как попал в Сикелию. На этом этапе человек ничего не стоит. На следующем пороге человек все еще бесполезен, но он уже умеет ощущать собственные недостатки и способен видеть недостатки других. Продолжая учиться дальше, он начинает гордиться своими способностями, радуется похвале других и сожалеет о недостатке способностей у друзей. Этот человек ценен. Но это еще не конец. Он учится снова, и…

– И… – повторил Цуф, потому что Арлинг, задумавшись, замолчал.

– На высшем этапе человек выглядит так, словно ничего не знает, – закончил халруджи, поняв, что должен сделать. – Вот, держи.

Он протянул Цуфу мешочек, который слишком долго хранил у сердца. Пора было им расстаться.

– Что это? – спросил ученик Аттея, с интересом разглядывая мокрую вещицу.

– Не развязывай. Хорошенько высуши и возьми с собой, когда отправишься на Испытание. Это прах моего лучшего друга. Его звали Беркутом. Он был Скользящим, тем самым, настоящим серкетом, о котором писал Махди. Возможно, он был последним. Найди себя, Цуф. И запомни. Если будешь держать свой дух высоко, победить тебя будет трудно.