Текст книги "Сказочные повести. Выпуск седьмой"

Автор книги: Вениамин Каверин

Соавторы: Аркадий Гайдар,Святослав Сахарнов,Глеб Пакулов,Александр Шаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Живая вода превращается в сиреневый куст, а Таня знакомится с лихоборской Сорокой

Живая вода плескалась в пузырьке. Таня крепко сжимала его в своем черном изогнутом клюве. Еще несколько взмахов – и дома! Вот и знакомая крыша показалась вдали. На трубах сидели воробьи и вдруг все разом шумно вспорхнули, должно быть, испугались большой черно-белой птицы, которая несла что-то непонятное в клюве. А ну взорвется или еще что-нибудь? Мальчишки запускали воздушного змея на Медвежьей Горе. Они тоже, конечно, заметили Таню, тем более что подул ветер и воздушный змей поплыл к ней навстречу. Он был страшный, рогатый, с высунувшимся красным языком. Любая сорока закричала бы караул. Но Таня не закричала, – ведь она могла выронить пузырек! Зажмурив глаза, она приближалась к змею. Поздороваться с ним и обогнуть – это был бы лучший выход из положения. Но и для этого нужно было открыть клюв, а она сжимала его все крепче.

– Сорока-воровка!

– Гляди, ребята! Что-то стащила!

Один камень больно ударил Таню в плечо, другой оцарапал ногу, а третий… третий разбил пузырек! Тонкая, засверкавшая на солнце нить протянулась между землей и небом. Это пролилась живая вода, и там, где она упала, вырос такой красивый сиреневый куст, что Ученый Садовод немедленно написал о нем книгу под названием «Чудо на Медвежьей Горе».

Расстроенная, измученная, с подбитым крылом, Таня полетела обратно в аптеку. Она помнила, что Лекарь-Аптекарь приготовил два пузырька живой воды. Какая удача! Но на куске картона, висевшем между голубыми шарами, было написано: «Хотите верьте, хотите нет – аптека закрыта». Почерк был Петькин, и никто другой не нарисовал бы в уголке чертика с хвостом, изогнутым, как вопросительный знак.

Да, аптека была закрыта, и Таня, взлетев на антенну, с которой были видны все двенадцать улиц Медвежьей Горы, принялась ждать – что еще могла она сделать?

Прошел час, другой, третий. Начался дождь. Таня промокла до последнего перышка – и это было прекрасно, потому что она боялась уснуть, а под дождем не уснешь, тем более без зонтика, правда? Но дождь перестал, и она уснула. Солнце поднялось; когда она открыла глаза, подъезды сверкали после дождя, точно нарисованные мелом на белой глянцевитой бумаге, а кусок картона с надписью по-прежнему висел между голубыми шарами. Лекарь-Аптекарь не вернулся. Но куда же в таком случае делся Петька? Таня полетела на Бега к Старой Лошади, но в ее стойле спал, расставив ноги, грубый Битюг с рыжим хвостом.

– Простите, вы не знаете?.. Прежде в этом стойле часто останавливалась одна девочка… Я хотела сказать, одна лошадь.

– Кобыла Аппетит снята с рациона, – проржал, просыпаясь, Битюг, который прежде возил заведующего продовольственной базой и привык выражаться так же кратко, как он.

– Снята? Почему?

– Как сбежавшая в неизвестном направлении, утащив казенную упряжь, тележку и бочку с водой.

Ничего не оставалось, как вежливо извиниться и улететь. Но куда?

…В отвратительном настроении Таня спряталась в самой густой листве Березового Сада. Все казалось ей в черном свете, даже солнце, на которое, как все сороки, она могла смотреть не мигая. Голубое небо казалось ей серым, зеленые листья – рыжевато-грязными, а птица, сидевшая на соседнем дереве, самой обыкновенной скучной вороной.

– Шакикракишакерак, – вдруг сказала птица.

Очень странно! На чистейшем сорочьем языке это значило: «Добрый вечер».

– Каршишкарирашкераш, – быстро ответила Таня.

Это значило: «Какая приятная неожиданность! Представьте себе, я приняла вас за ворону».

– Нет, я Сорока. Ворона, если вы имеете в виду Белую Ворону, приходится мне тетей. Вы живете в городе?

– Да. А вы?

– Я предпочитаю деревню. Здесь слишком шумно. Вы знаете, совершенно невозможно сосредоточиться. Какое хорошенькое это у вас перо с хохолком!

– Ну что вы, ничего особенного. Вот сегодня ночью я потеряла перо. До сих пор не могу прийти в себя. Знаете, такое белое-белое с черной отделкой.

– Что вы говорите! И не нашли?

– Нет, конечно. Ужасно жалко. Что это у вас на ноге? Неужели колечко? Какая прелесть! Бирюза?

– Да. И у меня еще есть бирюзовые сережки. А вот брошку никак не подберу. Вы не поверите, на днях обшарила все магазины. Нет и нет! Хоть плачь.

– А это колечко вы тоже купили в комиссионном?

– Купила? Зачем? Стащила.

Они потрещали еще немного, а потом Сорока пригласила Таню к себе в Лихоборы.

– Я живу у тети, – объяснила она. – Она будет очень рада. Лететь недалеко, всего сто километров.

«Осторожно, Таня. Помни, что девочки быстро привыкают к тому, что они сороки, тем более что они вообще любят потрещать. Ты девочка, ты не сорока». Можно было подумать, что Старая Добрая Лошадь была тут как тут – так ясно услышала Таня ее грустный предостерегающий голос. Но она устала и была голодна. В конце концов, что за беда, если она проведет денек с этой веселой Сорокой?

– К сожалению, мне необходимо найти Лекаря-Аптекаря, – сказала она. – Он ушел и не вернулся. Я прождала его целую ночь.

– Ну и что же! Тетя скажет вам, куда он ушел. Вы знаете, какие они умные, эти вороны.

Таня задумалась.

– Кракешак, – сказала она наконец.

На чистейшем сорочьем языке это значило: «Я согласна».

Пришлось сделать порядочный крюк, но, улетая из города, не могла же она не заглянуть домой хоть на минутку!

Окно папиной комнаты было распахнуто настежь, он рисовал, лежа в постели, а мама сидела подле с книгой в руках. У нее было грустное лицо. Она, без сомнения, волновалась за Таню. Но почему-то ей стало легче, когда Сорока, приветливо кивая, пролетела мимо окна.

Лекарь-Аптекарь прощается со своей аптекой, а Старая Добрая Лошадь надевает очки

Что же значила странная надпись на картоне, висевшем между голубыми шарами: «Хотите верьте, хотите нет – аптека закрыта»? Не стоит ломать себе голову над этой загадкой, тем более что нет ничего проще, как разгадать ее. Лекарь-Аптекарь испугался. А когда человек пугается, он бежит.

«Нужно сделать вид, что меня нет, – подумал он, поговорив с Великим Завистником по телефону. – А когда человека нет, его нельзя уволить, потому что нельзя уволить того, кого нет. Прекрасная мысль! Но ведь очень трудно сделать вид, что меня нет, когда я тут как тут, в своей ермолке, в зеленом пиджаке, со своими порошками и микстурами, в которых никто не может разобраться, кроме меня. Значит, нужно удрать. Куда?»

И он решил удрать к Ученому Садоводу, симпатичнейшему человеку, который, как об этом неоднократно сообщали газеты, прекрасно относился к цветам, вообще растениям и некоторым насекомым. Можно было рассчитывать, что столь же хорошо он относится к некоторым людям, таким, например, как Лекарь-Аптекарь. Итак, решено!

Он собрался было вызвать такси, но именно в эту минуту – трах! – постучалась Старая Лошадь.

– Вот кстати-то! – закричал он. – Здравствуй, Ниночка. Надеюсь, ты не очень занята и сможешь отвезти меня к Ученому Садоводу?

– Конечно, могу! – с восторгом проржала Лошадь.

Да, это был выезд, на который стоило посмотреть! Отправляясь в дорогу, Лекарь-Аптекарь надел пальто, тоже зеленое – у него была слабость к этому цвету, – и сменил ермолку на широкополую шляпу, и под которой грустно торчал его озабоченный нос. Через плечо он надел дорожную сумку, в которой звенели банки и склянки. Он уселся на передке, чтобы за спиной уютно плескалась вода, и все поглядывал по сторонам – не летит ли Сорока? Петька вскарабкался на бочку. Какой же мальчишка откажется прокатиться – если не на роллере, так на бочке с водой?

Что касается Лошади… О, это был один из лучших дней ее жизни! Когда Лекарь-Аптекарь укладывался, она попросила его подарить ей очки. Конечно, если бы у него было время, он подобрал бы для нее очки по глазам. Но он очень торопился и нечаянно подарил очки, через которые весь мир кажется веселым, счастливым.

Теперь она была в этих очках, выглядевших очень мило на ее бархатном добром носу. Первые два-три километра она шла осторожно, на цыпочках – привыкала, но, как только город с его сверкающими автомобильными фарами, презрительно косившимися на водовозную клячу, остался позади, она пустилась вскачь, приплясывая и напевая.

Как все искренние, простодушные люди, она пела обо всем, что встречалось по дороге. Но встречалось как раз не то, что она видела. Или, вернее сказать, видела она совсем не то, что встречалось. Каменщики в серых фартуках строили дом, а ей казалось, что они не в серых фартуках, а в голубых и что кирпичи сами летят им в руки; мальчишки плелись в школу, а ей казалось, что они бегут со всех ног, чтобы поспеть к началу занятий. Это было даже опасно, потому что на одной улице рабочие чинили мост, а ей показалось, что они его уже починили, и водовозная бочка с пассажирами едва не угодила в канаву.

Ленивая Девчонка лежала на берегу этой канавы, подложив под голову учебник арифметики и выставив на солнце голые ноги.

– Скажите, пожалуйста, как проехать к Ученому Садоводу? – спросил ее Лекарь-Аптекарь.

– Не скажу.

– Почему?

– Лень.

– Но ведь ты уже сказала целых три слова? – с интересом спросил Лекарь-Аптекарь.

– Да. А адрес не скажу. Он длинный.

– Редкий случай, – определил Лекарь-Аптекарь, любивший, как все врачи, редкие случаи и думавший, что, кроме него, никто с ними справиться не может. – Возьми, девочка.

Он протянул ей коробочку с порошками.

– Принимай перед школой.

– Не возьму.

– Почему?

– Лень.

– Тебе лень принять лекарство от лени?

– Да.

– Понятно. Держи ее, Петя! – сказал рассердившись Лекарь-Аптекарь. – Ну-ка. Вот так!

И он всыпал в рот девочке три порошка сразу.

Да, это было сильное средство! Достаточно сказать, что с этого момента никто больше не называл Ленивую Девчонку ленивой. Ее называли как угодно – злой, невежливой, глупой, неблагодарной, капризной, но ленивой – нет, никогда! Как встрепанная, вскочила она на ноги и прежде всего отбарабанила адрес Ученого Садовода:

– Поселок Королей Свежего Воздуха, улица Заячья Капуста, дом семью девять – шестьдесят три, квартира восемью девять – семьдесят два.

Конечно, она хотела сказать, что дом три, а квартира два, но ей не терпелось поскорее выучить таблицу умножения.

– Спасибо, – сказал Лекарь-Аптекарь. – А как проехать в поселок Королей Свежего Воздуха?

– До поворота – прямо, девятью девять – восемьдесят один, – ответила бывшая Ленивая, а теперь Прилежная Девчонка, – а потом налево, десятью десять – сто.

И все-таки, если бы не Застенчивый Кролик, они не добрались бы до Ученого Садовода. Дело в том, что Старая Лошадь побежала к повороту не прямо, а криво (потому что в Волшебных Очках все кривое казалось ей прямым), а потом повернула не налево, а направо. Теперь понятно, почему они сбились с дороги?

Вот тогда-то из грядок капустного поля и выглянул Кролик! Он выглянул и спрятался, а ушки остались торчать. Потом снова выглянул и спрятался, а ушки остались… Потом выглянул и спрятался в третий раз, а ушки… Но тут его окликнул Лекарь-Аптекарь.

Это был обыкновенный Кролик, отличавшийся от других, еще более обыкновенных, тем, что никак не мог сказать одной молоденькой, только что кончившей школу Крольчихе: «Будьте моей женой».

Иногда он говорил: «Будьте…», иногда ему даже удавалось сказать: «моей», но тут он умолкал, краснея, и девушке оставалось только огорченно шевелить ушами.

«Неизвестно, – думала она. – Может быть, он хочет сказать: „Будьте моей сестрой“?»

Опустив глазки, Кролик стоял перед Лекарем-Аптекарем и от смущения не мог выговорить ни слова.

– Ага, понятно, – добродушно сказал Лекарь-Аптекарь. – Ничего особенного. Сильнейшая застенчивость. Проходит с годами. Две капли на сахар два-три раза в день. Только не перебарщивать. У меня был случай, когда один застенчивый юноша, вроде вас, выпил сразу весь пузырек и превратился в нахала.

И он протянул Кролику пузырек и пипетку. Что же должен был ответить Кролик? Ну конечно: «Благодарю вас, сахара у меня, к сожалению, нет. Нельзя ли принимать ваше лекарство с капустой?» А он только открыл и закрыл рот.

– Дядя Аптекарь, – закричал Петька. – Что вы, честное слово! Откуда у него сахар? Он же кролик.

– Пожалуй, – согласился Лекарь-Аптекарь. – Но это лекарство можно принимать и с водой. Сейчас мы это сделаем. Петя, нацеди стаканчик. Ну, братец Кролик, смелее.

Кролик выпил лекарство.

– Спасибо, – сказал он чуть слышно. – Вы заблудились, – добавил он немного погромче. – К Ученому Садоводу – не направо, а налево, – сказал он обыкновенным голосом, как самый обыкновенный незастенчивый кролик. – Он живет в зеленом домике под черепичной крышей! – заорал он, по-видимому совершенно забыв, что минуту назад от смущения не мог выговорить ни слова.

– Извините, я тороплюсь.

И со всех ног он побежал искать Крольчиху, чтобы сказать ей: «Будьте моей женой».

И все-таки они с большим трудом нашли дом Ученого Садовода.

Дело в том, что дом был очень маленький и зеленый, а сад – очень большой и тоже зеленый. А найти зеленое в зеленом трудно, особенно если первое зеленое – маленькое, а второе – большое.

Но еще труднее оказалось найти в этом большом зеленом самого Ученого Садовода. Петька обегал все дорожки, пока не наткнулся на худенького старичка в широкополой шляпе, который сидел на корточках и с озабоченным лицом прислушивался к разговору между Тюльпаном и Розой.

– Невозможно, невозможно, – говорил Тюльпан. – Подумать только, за десять дней ни одного дождя! Ты побледнела.

– В конце концов эта жара погубит нас, – отвечала Роза. – Ты просто не представляешь себе, как мне хочется пить.

– Где же твоя роса?

– Ее выпили пчелы.

Да, стояла сильная жара. Анютины глазки вот-вот готовы были закрыться навсегда, левкои лежали в обмороке, и только канны гордо подставляли солнцу свои огненно-красные крылья.

Вот почему Ученый Садовод так обрадовался, увидев за калиткой Старую Лошадь, которая, по-видимому, – он подпрыгнул от радости, – привезла целую бочку чистой прохладной воды. На передке сидел старичок в длинном зеленом пальто и широкополой шляпе.

«Ага, понимаю, – подумал Ученый Садовод. – Это новая водовозная форма».

– Добро пожаловать, – сказал он. – Вы приехали вовремя. Позвольте прежде всего поблагодарить вас от имени моего сада, который положительно умирает от жажды.

Гусь-обманщик

«Нет, Лекарь-Аптекарь не решится приготовить лекарство для Таниного отца, – думал Великий Завистник. – Как-никак я все-таки часто называю его то старина, то собака. Бывают, конечно, подлецы! К ним относишься хорошо, а они возьмут и устроят гадость. Ну, этот-то нет! Полгода до пенсии. Да и поговорил я с ним как-то ловко: и пригрозил и приласкал. А что, если все-таки приготовит? Что, если этот Мазилка поправится? Страшно подумать!

…Бог с ним, с поясом, – думал он уныло. – Пропал и пропал. Пора мне уже отвыкать от него. Жизнь научила меня завидовать, а по природе-то я же добряк! Я готов все отдать первому встречному. Вот сейчас, например: последнюю рубашку готов снять с себя, только бы Мазилка скончался».

С тех пор, как пояс пропал, он не читал газет. Зачем? Могут напечатать что-нибудь хорошее, а ему вредно волноваться. Могут напечатать, что награжден кто-нибудь, чего доброго, или что дела вообще идут хорошо. Нет уж, бог с ними! Но радио он иногда все-таки слушал.

И вот однажды в последних известиях сообщили, что на днях в Большом Зале Мастеров открывается выставка. Это было бы еще полбеды. Но на этой выставке все картины принадлежали Таниному отцу. Вот это уже была настоящая подлость! Мало того, на выставке – Великий Завистник почувствовал, что ему нечем дышать, – будет присутствовать сам художник, выздоровевший после тяжелой болезни. Так и было сказано: «сам».

Возможно, что Великий Завистник тут же свалился бы в сильнейшем сердечном припадке, если бы не раздался звонок. Кто-то пришел к нему, и, наскоро проглотив микстуру от зависти, Великий Завистник подошел к двери:

– Кто там?

– Га-га.

Это был Гусь, тот самый, о котором говорили: «Хорош Гусь». Он был обманщик, но глупый, и ему удавалось обмануть только тех, кто был еще глупее, чем он. Великий Завистник посылал его разузнать, куда убежал Лекарь-Аптекарь.

– Ах, это ты, старина? Как дела?

– Дела га-га.

– Выражайся яснее.

– Я нашел их, – торжественно сказал Гусь. – Они скрываются в поселке Королей Свежего Воздуха, в доме Ученого Садовода.

– Ах так! Отлично!

– Отлично, да не совсем. Вы их там не найдете.

– Почему?

– Потому что вчера расцвели тополя.

– Ну и что же?

– А то, что он летает, га-га.

– Кто – он?

– Не кто, а что, – сказал Гусь. – Пух от тополей.

– Не понимаю.

– Каждая пушинка немедленно сообщит Лекарю-Аптекарю о вашем приближении. Так приказал Ученый Садовод, а его даже столетние дубы не смеют ослушаться, не то что какой-то там пух. У меня ведь тоже есть пух, так что в свое время я интересовался этим вопросом. Но у меня другой, так называемый гусиный. Тут нужна интрига, га-га. Например, я надену платочек и подойду к ним, знаете, вроде баба принесла им грибы. А вы спрячетесь под грибы. Вам ведь ничего не стоит. Они станут покупать, а вы – раз! И га-га!

– А нос?

– Ну и что же, у баб бывает такой нос. Или иначе: накинуть на домик сеть, чтобы они все попались, а потом вынимать по очереди Лекаря-Аптекаря, Лошадь и Петьку.

Великий Завистник поморщился: он не любил дураков.

– Да, это мысль, – сказал он. – Но понимаешь, старина, возня. Уж если плести сеть, – она мне для других дел пригодится, почище. Кстати, ты не заметил случайно, не валяется ли там где-нибудь ремешок? Такой обыкновенный, потертый? Ну, просто такой старенький ремешок с пряжкой? Не видел?

– Видел. Он на Петьке.

– Что?!

– То, что вы слышите. А зачем вам ремешок? Я лично предпочитаю подтяжки.

– Конечно, конечно, – волнуясь, сказал Великий Завистник. – Я тоже. Значит, так: прежде всего нужно выбрать ветреный день. Пух легко уносится ветром. Если ветер дует, скажем, северный, а ты явишься тоже с севера, – они тебя не заметят. Во-вторых, надеть нужно не платочек, а бантик на шею – в бантике у тебя представительный вид. Стало быть, ты войдешь, вежливо поздороваешься и скажешь: «Не могу ли я видеть Лекаря-Аптекаря из аптеки „Голубые Шары“?» Он спросит: «А что?» – «К вам едет знаменитый астроном». – «Зачем?» – «А затем, скажешь ты, что жена попала ему не в бровь, а в глаз, и теперь он не может отличить Большую Медведицу от Малой. Не будете ли вы добры принять его?» А вместо астронома приеду я. Понятно?

– Понятно.

– Эх, братец!

А нужно вам сказать, что Лора была в соседней комнате и слышала этот разговор. Она сидела на Петькином стуле и читала Петькину книгу, ту самую, которую он не успел дочитать. На полях она рисовала чертиков, и чертики получались совсем как Петькины – с длинными хвостами, изогнутыми, как вопросительный знак. А чтение – нет, не получалось. Может быть, потому, что Петьке было интересно, что будет дальше, а ей все равно. Она обрадовалась, узнав, что Гусь знает, где Петька.

Когда Гусь уходил, она догнала его на лестнице и попросила передать Петьке записку. Записка была коротенькая: «Берегись».

Правда, она написала «биригись», но только потому, что очень волновалась: а вдруг Гусь не возьмет? Но Гусь взял. Может быть, если бы он умел читать, записка мигом оказалась бы в руках Великого Завистника. Он не умел. Ему и в голову не пришло, какую неприятность может причинить ему эта записка.

…И нужно же было, чтобы именно в этот день с Крайнего Севера прилетел Северный Ветер! Продрогший, с льдинками в усах, раздувая щеки, он принялся за работу – срывать крыши, ломать деревья, раскачивать дома, свистеть в дымоходах. Тополевый пух он в одно мгновение унес туда, где даже и не растут тополя. И Гусь, приодевшийся, в отглаженных брюках, в новеньких подтяжках, с черным бантиком на шее, никем не замеченный, пришел к Ученому Садоводу.

Все были дома. Лекарь-Аптекарь, Ученый Садовод и Петька пили чай на открытой веранде, а Лошадь в очках бродила вокруг, пощипывая траву, которая казалась ей сладкой как сахар.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Гусь. – Приятно чаю попить.

– Здравствуйте. Милости просим.

– Благодарю вас, некогда. Дела.

И Гусь рассказал Лекарю-Аптекарю о знаменитом астрономе, которому жена попала не в бровь, а в глаз. Кое-что он напутал, назвав Большую Медведицу просто га-га. Но Лекарь-Аптекарь все-таки понял.

– Пусть приезжает, – сказал он. – Конечно, астроному нужны глаза. Почти так же, как аптекарю – нос.

Еще не было случая, чтобы он отказал больному.

– Благодарю вас, – сказал Гусь и откланялся, шаркнув лапками в отглаженных брюках.

Но тут он вспомнил о записке, которую Лора просила передать Петьке.

– Виноват, мне бы хотелось поговорить с мальчиком, – сказал он. – У меня к нему поручение. Так сказать, личное га-га.

Петька соскочил с веранды, и они отошли в сторону.

– Выкладывай! – сказал он.

Гусь вытащил из-под крыла записку. Вот тут-то и произошла неприятность, о которой Гусь непременно догадался бы, будь он хоть немного умнее. Петька прочел записку и, пробормотав: «Ага, понятно», схватил его за горло.

– Предательство! – закричал он Лекарю-Аптекарю. – Великий Завистник подослал к нам этого шпиона. Надо удирать. Значит, так: вы складываете вещи, а я запрягаю Лошадь.