Текст книги "Пета. Первый сборник"

Автор книги: Велимир Хлебников

Пета
Первый сборник

Из общего количества экземпляров 200 нумерованных. Первые 50 экземпляров, нумерованные от I до L на плотной бумаге, в роскошной обложке, по цене 1 р. 50 к. за экземпляр и остальные 150 экземпляров, нумерованные от 51 до 200, на плотной бумаге по цене 75 к.

Евгений Шиллинг

Humoresque
(отрывки)

I

1

 
Страшннет белком бирюза,
Коза отвернулась от трав.
Медора закрыла глаза,
Закрыла пустыню Моав.
Прошла миновала гроза,
Просохла зеленость мурав.
Открылись сухие глаза.
Так значит неверящий прав.
 

2

 
Река течет и течет
И выйдет едва ли на луг
Сухие луга – харалуг.
Сочти, и получится чет.
Несет свою зыбь и отчет,
И мной в нее пущенный сук
В нутро, на морской харалуг,
Туда, где ничто не течет.
 

3

 
Реки руки твои,
Ты ими течешь.
Точку поставить над i.
Вытечь из рога мереж.
Рог – золотая рожь,
Рожь – морской колеи
Бесколейность. Читай палеи.
Ты из морского течешь.
Планы достойны сии:
Впасть не в море-мокошь, –
В луг понаправить ручьи,
Вылить на заросли кош.
 

4

 
Сон на задворки она.
Хочет вовсе не спать
Вылить воду до дна,
Всю из глаз изгнать.
Много в лугах полотна,
Мокрый вода тать.
Воду в луга наметать,
Реченьку выгнать со дна.
 

5

 
Греческое – мое любимое,
Ихний люблю Лоос.
Лой, волоокий, Лоос.
Лой не звучит подхалимом.
Лой – Лоос – родимое.
Верное. Лой апракос,
Кличет он дудочкой-примою.
Лой, волоокий, Лоось!
 

6

 
Колено охвачу рукой.
Волосы сбились… не вижу
С ними возиться на кой?
Так я пирата обижу.
Руки разомкну. Долой.
Волосы радостью дышут,
Надо их вскинуть повыше.
Завтра наступает Лой.
 

7

 
Нет ничего, ничего.
Нет у Медоры кифар.
Киноварь валит, как пар.
Нет у кифар своего.
Пышет из деки пар,
Краски стекают. Рибо!
Где-то в ладони удар,
Как бы ответ на «Рибо».
 

8

 
Шумов не бойся архипелаговых.
Их попирай. Перейдут!
Это ль у балок овраговых?
Как же? Ни тени, ни смут.
Все острова одинаковы,
Все тяжелы от фелук!
Все от затмений караковы.
В тенях фелуковых лук.
 

9

 
Медора, сиди у реки.
Лампаду у брода заправь.
Туман изойдет из луки.
Лампада, вот, – явь.
Река утечет. Сотки
Льняное. Потрав.
И вспыхнет тебе из реки
Сухая слезиночка-навь.
 

10

 
Куда, куда, куда?
Там ничего. – Зив.
Сухой у него переливт,
Безводна его вода.
Стада, заблужденья, бурда…
И он растет, Зив.
А хочешь, пройди и туда
Поискать догму-миф.
 

11

 
Помню, читать и писать
Училась под купой мимоз
Книги шептали, как мать…
Евангелие называлось «апракос»
Число любимое пять,
Любимые песенки ос,
Добрый Иисус Христос,
Грудная буква ѣ.
Сладко читать и писать,
Слаще мой нынешний спрос!
Это, как душу спасать –
Знать не один, апракос.
 

12

 
Арника баранья трава.
Будет легче лбу.
Выпрыгнет речка со рва…
Лбом приложиться к столбу.
Столб передам не в дрова.
Дам на морскую гульбу.
Выйди, фелука, в пальбу.
Чайки!.. не расти трава…
 

II

13

 
Что отрыгнул харалуг?
То ли, зачем ты в поход?
Зыбью умыться у лук,
Истин набрать себе в рот?
 
 
Там ничего, – Зив.
Знала б, так по боку бред,
Чем бы нырянье в пролив,
Чем бы улиток в берет.
 

14

 
Гладкая тянет река.
Гладок рукав на руке.
Что ты нашла на песке?
Чем поживилась рука?
 
 
Мокрый вода тать.
Там и песок не такой;
Взрыла легонько киркой –
Вылезли гады свистать.
 

15

 
Лучше бы он был нищим.
 

Константин Большаков

«Монету жалости опустит…»

 
Монету жалости опустит,
Следя за шалостями зорко,
Не для нерасточивших грусть
Под аккомпанемент восторга.
 
 
И не тангируют сомненья,
Невинностью припудри лица,
А этот ускользнувшей день
Не на автомобиле мчится.
 
 
И не растраченностью гордо
Сердец, закованных в перчатки, –
Сквозь охладившихся реторт
«Замеченные опечатки».
 

Атлант
(Аграмматический сонет)

A la memoire glorieuse de St. Mallarme

 
Громоздкий пот на лысине где сосны
Из града и дождей по бороде
Журчащих рек где в ледяной воде
Купают их задумчивые весны
 
 
Черт где угрюмых в каждой борозде
Тысячелетьями веденный осный
Укус вращает тяжести мир косный
И дремлет на качнувшийся труде
 
 
Бог лавров шума от тревоги вспышек
Трамваев зорких глаз на полночь до
Фабричным над стоглазым дыма крышек
 
 
От доменных печей течет Bordeaux
Мышц волокно пружин несокрушимых
На ночи барельеф кудрявья в дымах.
 

Le Chemin De Fer

 
«Выпили! Выпили!» – жалобно плачем ли
Мы, в атласных одеждах фигуры карт?
Это мы, как звезды, счастью маячили
В слезящийся оттепелью Март,
Это мы, как крылья, трепыхались и бились
Над лестницей, где ступени шатки,
Когда победно-уверенный вылез
Черный туз из-под спокойной девятки.
А когда заглянуло в сердце отчаянье
Гордыми взорами дам и королей,
Будто колыхнулся забредший случайно
Ветерок с обнажающихся черных полей,
Это мы золотыми дождями выпали
Мешать тревоги и грусть,
А на зеленое поле сыпали и сыпали
Столько радостей, выученных наизусть…
«Выпили! Выпили,» – жалобно плачем ли
Мы, в атласных одеждах фигуры карт?
Это мы, как звезды, счастью маячили
В слезящийся оттепелью Март.
 

Март 915 г.

Сергей Бобров

Площадь

 
Как будто человек зарезанный
На этой площади лежит!
А дрожь рук говорит, что нечего
Теперешнее ожидать.
 
 
Смех легче был бы не кончен,
Когда бы не тени цветков,
Зарезанный убежит с площади,
Голый бежа вперед.
 
 
Противоположная улица
Повлечет следующий труп;
Так разорваны горла накрепко
На площади в шесть часов.
 

 
Оторван, вслед тощим громадам, –
Руки костлявый не я ли вел!
Но бурь тихих взор, излом-камень
Схватился за меня.
 
 
Как зуб вонзив в отроги замера.
Я вдыхал пронзительную ясы
Но вот – и мне стала площадь столбом,
Стеной, параллельной мне.
 
 
Но и тут был бы весел площади круженье
И паденье прохожих в условную бездну…
Зачем бить, убить, напоминать,
Изъязвлять, топить, душить
Бессонного – тут:
  «– Их тени благовонны
  Над Летою цветут?»
 

Азовское море

 
Вскипает застывший черный шелк.
Спины песков рыжи;
Плетется мясной мухой паровоз.
Прокусывая ленты дымков.
 
 
Сеть степей. Молчите же вы
И колес заштатные вопли.
Ив туман. Хижин рябь.
Сутолок устывшая марь.
 
 
Четыре шага до шелка,
Шелк несется, скрябает берегом:
– Жестяное Азовское море. – Рычи,
Белоязыкой волны жало.
 
 
Скребется простор и хлюпает грузно.
Накален взор и топь;
Звонит, бурчит оцинкованная волна
И жалом жерло желти лижет.
 

Из Федора Платова

Trois Preludes (Петы)[1]1
  См. «Гамма гласных» по Федору Платову – «Второй сборник Центрифуги» М. 1916.


[Закрыть]

Opus 15

№ 1

 
Русалия слюб реси камыри,
Розко лоскали снытра растром.
Саско стрийа ньядо –
Благен вендрорун,
Смотый мандаль мода утра.
 

№ 2

 
Хрыщи скрипом по дороге
Вниз от больницы душевно-больных
Хриплым удушением сердцебиения.
Символизирующим кругом насыпи.
В ненормальности горко,
Одичанием насыпь.
Душевнобольницу душно.
Хребет в рощи розыске сердца,
Равнин славян славно переезд
В ларцах скребение удушливо потное
В искании душевнобольницы,
Урядников клопов раздав.
Сердце на бутафорте.
Иногда в карман спрячешь.
 

№ 3

 
Ють юсла слюза ута,
Cia са юса сусаза.
Дасе селена слозь толь
Толмо полно сини слоу.
Заво сол ют.
 

Велимир Хлебников

Посв. Вере Б.

 
Девы и юноши, вспомните,
Кого мы и что мы сегодня увидели,
Чьи взоры и губы истом не те
А ты вчера и позавчера «увы» дели
Горе вам, горе вам, жители пазух
Мира и мора глубоких морщин
Точно на блюде, на хворях чумазых
Поданы вами горы мужчин.
Если встал он, принесет ему череп «Эс»
Вечный и мирный – жизни первей!
Это смерть пришла на перепись
Пищевого довольства червей.
Скажите люди да есть же стыд же,
Вам не хватит в Сибири лесной костылей,
Иль позовите с острова Фиджи
Черных и мрачных учителей
И проходите годами науку
Как должно есть человечью руку.
 
 
Нет, о друзья!
Величаво идемте к войне – Великанше
Что волосы чешет свои от трупья
Воскликнемте смело, смело, как раньше
Мамонт гнусный жди копья.
Вкушаешь мужчин а la Строганов
Вы не взошли на мой материк.
Будь же неслыхан и строго нов
Похорон мира глухой пятерик
Гулко шагай и глубокую тайну
Храни вороными ушами в чехлах.
Я верю я верю, что некогда «Майна!»
Воскликнет Будда или Аллах.
Белые дроги, Белые дроги!
Черные платье и узкие ноги!
Был бы лишь верен вернее пищали с кремнями мой ум бы!
Выбрал я целью оленя лохматого
За мною Америго, Кортец, Колумбы!
Шашки шевелятся, вижу я мать его.
 

Николай Асеев

«За отряд улетевших уток…»

 
За отряд улетевших уток,
За сквозной поход облаков
Мне хотелось отдать кому-то
Золотые глаза веков…
 
 
Так сжимались поля, убегая,
Словно осенью старые змеи,
Так за синюю полу гая
Ты схватилась, от дали немея,
 
 
Что мне стало совсем не страшно:
Ведь какие слова ни выстрой –
– Всё равно стоят в рукопашной
За тебя с пролетающей быстрью.
 
 
А крылами взмахнувших уток
Мне прикрыла лишь осень очи,
Но тебя и слепой – зову так,
Что изорвано небо в клочья.
 

Александр Лопухин

А

 
О, стокатто тонких колоколен.
С дымкой просини небес!
Цифра восемь, багрово-блеклая
На синем фоне с блесками луны,
Пятно – черная кошка
И чадящая лампа
С мигающим хитро зрачком
    Vien!
 

Р

 
Жребий твои судьба судеб
Начертала на алмазе
Остро отточенной мыслью,
Потому что ты есть!
 

V

 
Шелест. Тьма. Полумрак. Тень.
    Приди!
Свет. Зрачок. Улыбка.
    Я здесь!
Как я люблю разговаривать с красноперыми попугаями.
 

Женщина и змий

Грядущий

1. Во мраке света познаю себя. Познав взыду к горнилу света.

2. Вы видите небо, вы знаете вечность. Они вечны, ибо не существуют.

3. Где хозяин мой? Я его не вижу. Только сущность моя дает знать о нем.

4. Где то, к чему я стремился с начала мира. Где то, о чем я думаю тьмы веков.

5. Оно впереди на одном и том же пространстве, ибо это пространство – нуль.

6. Бойтесь головни моей, о слепотствующие!

7. Когда я уходил – меня преследовали, когда я учил – меня проклинали; что же вы пищите, когда я бью вас.

8. Рабы! восхвалите господина своего, им же живы есть.

9. Тонкое трепетание нежных лепестков, как похоже ты на грохот огромной машины.

10. В пространстве тьмы тем я найду отдохновение, а пока живи.

11. Я видел солнце, но я не видел Бога. Что же мерило высшего?

12. Кругом меня свет. Ослепительный свет. Где же та темная точка, на которой отдохнут мои глаза.

Вячеслав Третьяков

На войну

 
В суматохе вокзала сдерживаются матери.
Навзрыдно прощаются а тоске придушенной…
Они сейчас пойдут на паперти
И будут молиться о том, что разрушено.
 
 
Умерло небо в свечении вечера,
Совсем как у Тютчева…
«Милые, плакать действительно нечего!
Прощайте! Всего наилучшего!»
 
 
Шинель слезла с худого плечика, –
Лихорадит… Холодно…
– Разве он похож на разведчика, –
Голубь в канаве желобной!
 
 
«Мама не надо плакать,
А не то, не то, я сам…»
Слова врезаются как ножи в мякоть,
А над крышею звезды хаосом.
 
 
Поезд выкрикнул истерически,
Тормоза зашипели, зазвякали,
Брызнул откуда-то луч электрический,
И все безудержно заплакали.
 
 
А когда от поезда остался лишь запах,
И звезды гадали по черной скатерти, –
Под глазами появился синеватый бархат,
И тихо стонали паперти…
 

Ф. Чартов

Дымный город

 
Стынуть дымы в мгле морозной,
Безраздельны дым и мгла.
Кто-то Медленный и Грозный
Подымает купола…
 
 
Эшафоты воздвигает
Над громадой крыш и труб,
И медлительно качает
Посинелый труп…
 
 
Идут стройными рядами
Смутных ратников полки:
Вьют, ревут знаменами…
С мглой сливаются штыки…
 
 
Вся багряна даль за мглою, –
Факел крови жизнь зажгла:
Блещут кровью золотою,
Дымно тая, купола…
 
 
Вот Он дымною колонной
Сам над городом стоит:
Окровавленной короной
В дымным зареве блестит…
 
 
И Державный и Кровавый.
Воскуряясь до небес,
Город дымно-величавый
В мгле развеял и… исчез…
 

От Федора Платова

Математика построений фраз

1. Подлежащее – неопределенная функция пространства и времени субстанций.

2. Сказуемое – определенная функция пространства и времени движения.

3. Сказуемое приведением неизвестных подлежащего к определенности.

4. Равенство подлежащего со сказуемым.

5. Определение, с ограничением функции определяемого, в даянии нового направления определяемому умножением на часть определяемого (определение).

6. Возведение определяемого в степень синекдохой.

7. Сказуемое интеграл по дополнениям и обстоятельствам.

8. Ограничение дополняемого дифференциалом функции дополнения и определения.

9. Обстоятельство времени – дифференциал по I.

10. Обстоятельство места – дифференциал по x, у, z.

11. Прочие обстоятельства – дифференциал по I, x, y, z.

12. Несколько сказуемых при подлежащем – интеграл главного.

13. Соединение подлежащих сложением.

14. Сравнение мнимое тождество восприятия.

15. Метафора в подставлении тождества.

16. Образ первой степени – сравнение, второй – сравнение сравнения.

В защиту художника

В августовской книжке «Русской Мысли» за 1915 г. напечатана статья г. С. Булгакова «Труп Красоты» – о картинах Пикассо – Всегда вообще получаются жалкие вещи, когда о художнике начинает писать человек, которому до живописи, как до Южного полюса, но статейка г. Булгакова – все же нечто вовсе особенное. Беззубое шамканье мистики; – рев цепного пса на вольного бегуна… – что делает безумец Пикассо, ах он бесстыдник: а посадить его в геенну огненную! Вот отец инквизитор начинает по своему инфернальному кодексу обвинение, – в картинах П. Пикассо найдена «некая черная благодать», ежели их повысить рядом с вещами Беато Анджелико, то они испепелятся, – о тащите же, братья – «лисицы», Пикассо in loco tormentorum! Но что толкает г. Булгакова на это обвинение? ах, дело просто, – у страшнейшего процесса над несчастным relaps'ом самая институточья подкладка. Это, видите ли, впечатления личные г. Булгакова от Пикассо! Скажите, какой импрессионизм! Милейший Иван Александрович, душка, – да давно ли вы поступили в инквизиторы? (Старый знакомый! – теперь все объясняется!) Громовое хрипение, шип змеиный, ладан и святая вода – ах г. Булгаков, чорт вовсе уж не так боится ладана, как вы думаете! О тишайшее болотце мистификаторских мистов, – о, грязнейшее обвинение художника! Вы боитесь, г. Булгаков, повесить к себе на ночь вещи Пикассо? Вы дрожите от ужаса перед прекрасной Reine Isabeau? – а не вам ли это ваш же облик кивает из под гениальных лессировок Пикассо?

Оставьте Пикассо, отец инквизитор! Мрак не перед вами, нет, – он укрыл серым пиджачком ваши же плечи; Пикассо здесь не причем. Труп Красоты зловонящий вы таскаете за собой! – не ложитесь спать с собой рядом – это будет много удачнее.

А. Юрлов

Федор Платов

Гор

1913. Opus 9. Sonate № 1.

Глава 1

1. Далекие сини. Все краснее и краснее они. И вот вылезает двурогое солнце. И сини – не сини, а кровь, и струится она от великого, а он выходить, – двурогий, кроваво-красный. Поднимается, струясь в голубые краски и желчь.

2. Гор, великий гор, стоит он и глядит на солнце великое, как оно восходить, и мысли вне гора: так восхожу я.

3. Я был язычником, но уверовал и отрекся от всего, что земное. Я преклонился перед лицом Его. Я бросил чувства свои, и они отошли от меня. И так я ученик Того, кто раньше меня.

4. И встает гор на колени и молится на восток, а на востоке поднимается светило великое. За гором: Я бросил сострадание мое и жалость мою и пошел за Тобою.

5. Я бросил богатство мое и гордость и вот на коленях я, ибо я кроток, как Ты.

6. И прошу я от Тебя чтобы славилось имя Твое и пришло царствие Твое и чтобы нарекся я сыном Твоим. К Тебе говорю я, Великий.

7. Сорок дней голодал я и не взалкал но на-стал сороковой и взалкал я. Ты же камни возложил вокруг меня.

8. Я вижу того перед и говорить он: ты взалкал – так преврати камни в хлеба и говорю я ему не одним хлебом живет человек, ибо знаю я учение Твое и как говорил Ты.

9. Тогда вижу, что ставит тот меня на крышу храма Твоего и говорит мне – прыгни и спасут тебя Ангелы Бога твоего и не падешь ты.

10. Но ответил я: не искушай Бога твоего . . . . . . . . . .

11. Но горе мне: я вижу гору из гор и на ней ты и говоришь мне: поклонись мне, отцу твоему и отдам тебе все царствие мое, как отец сыну.

12. Вон, смотри, дребезжат краски городов моих. Велико царство мое. Так пади ниц.

13. Но встает гор с колен. Велико безволие его, говорится ему, велико смирение его, ибо я был сыном его и отныне сын – . . . .

14. Так исчезни искуситель души моей, ибо безволие мое велико. Я тот, которого уничтожила природа собой. Я вижу очи яростью полны. Но мало этого.

15. Должное исчезновение твое. Куда бежишь. Ты исчезни, дух, проклятый мною. Вот сокращаются мускулы твои и меньше тело его, и тонет, проклятый, в лазурях своих. О велико владычество Твое!

16. Я пойду в землю и уничтожу ее. Я пойду в ад и закрою врата адовы и погибнуть грешники; да пойдут в рай братья мои, коих нет, ибо все. Слава мне. – Так говорит пророк гору.

17. Захочу я и заговорить природа вся, ибо сила твоя, гор. Вот говорю я: обрасти пустыня травой и обрастает она. – Таков голос пророка гору.

18. И воистину обрастает пустыня вся и зеленеет трава на ней. Так, слава ему!

19. Вот обросла пустыня травой; говор за гором; и пойду я в царствие мое на воздусях.

20. И не стало гора, ибо он вверху. Он летит и земля кивает головою своею. Слава Ему.

21. И двурогое тело потемнело, ибо не нужен свет, ибо слышен голос от гора: да будет свет.

22. Вот скрылось солнце, а лазуревые зори сами потекли и дохнули теплом, и густо окутали землю.

23. Заиграло все своим блеском, и закручинилось солнце двурогое, – там: ибо нет нужды в нем.

24. И чувствовало все силу Гора и признало его, ибо видели они, когда молчал он – живи и живется; умри и умерло.

25. А он, единый, свершал путь свой на небо к тому городу, что зовется «город ясный», и управляет городом Мардук великий, говорящий: бог – я.

26. Лети туда, великий учитель, ибо нет сильнее тебя. Лети вселенный и бесконечный, ибо царствие твое близко.

27. Слава тебе!

Глава 2

1. Город великий. Лепечут, щурятся, играют игрушки города. Прекрасное сияет в лазурях; и словно соломенное выделяется небо, безграничное, куда-то стремящееся, усеянное пшеницей двурогого.

2. Лобзаются диким сплетением сини, окутанные алым светом, и он целует их, и жмутся они голые к городу голому, и лобызаются.

3. О, Мардук, это вид с твоей террасы – он съедается пышностью твоей комнаты с колоннами; грозен ты и выделяешься на двурогом, что сзади. Все смешалось в отражении лучей света, а ты, великий, грозен.

4. Мардук.

 
Буйство лепечет ропот,
Вихрь разлелеял огонь;
Чувствуешь шопоты
В топоте кони.
Безумная отвага за сердце.
Шумно клокочут, ручьи.
Если верить, то верь:
В вере чья-то
Безграничная дрожь.
В даль безумную
Все можно.
Дать! мне силу шумную.
 

5.

 
Яд распространяется дальше,
Огонь бежит куда-то,
Безграничная даль –
Огонь туда.
Я – бесчувственник опасный.
Я леса сниму с земли,
Опишу все тайны красными –
Это все мои.
Яд распространяется дальше;
Тайны лепечут листвой.
Огненный вал в даль
Волной огневой.
 

6. Раздавшееся устремилось к нему; волны света облучили его, и лобызают его, и тайно шепчут ему.

7. Раздевшееся.

 
Хаос комнатно опальный;
Вниз летит объект.
Хаос дальний, хаос спальной
Словно тысячи из сект.
Гений грозный, гений – гений, –
Миллионная гипербола; –
Плод величественной тени
На всемирнейшей арене,
Словно ком из верб она.
Чувство разума раздето,
Нежить негу этих дней;
То посмотришь мыслью где-то
Море брызгами волней.
В хаос комнатно опальный
Он вступает без границ.
Растлевает мир бездальний,
Что лежит сомкнувшись ниц.
 

8. Мардук.

 
Я Мардук великой славой
Упоен,
И Мардуковой отравою
Будут поглощенными.
Если он велит станице
Встать,
Будет битва на границе
Ратей.
Превращу в цветы раздумья
Его мощь.
Гору силу и безумья
Будут мощи.
Я своей великой славой
Голову разрушу,
В безграничность млечной Савы
Брошу его душу.
Черность в пышности далекой
Сокрушаю.
Если он поднимет тогу,
Я пойду за рай.
О, проклятье
Безграничное.
Задушу тебя в пожатьи
Сверхлика!
 

9. Молчание гора.

10. Голос пророка.

 
Вихри снежные ко мне в лазури
Безграничности.
Слагаю бурями
Личности.
 

11. Мардук.

 
Толпе прикажу –
Толпа ниже!
Как несчастный, ближе ближе?
 

12. Молчание гора

13. Пророк

 
Я велик, безграничен,
Я ушел от тебя;
Слышу кличи:
Где я?
 

14. Presto.

 
Расшумелся шумно шум
Шипом в шиле тише;
Отголосок думных мумий
Дышит.
Шелест шепчет: шире, шире!
Эй где свет, где тьма?
Шесть над шелестом в Кашире,
Шире!
Шестью три самой сама.
Мрак мрачь.
Мрак мрачь.
Мрак без роду
С куда!
 

15. Кружится тьма, лазури темнеют. Вихрь мрака спускается, кружит свет, холодеет, окутывает город. Лобзание кончается. Звук борется с морозом мрака. А он идет и идет. Мардук отступает: Мардук боится! А! А гибель расстилает свои лапы и охватывает мир. Город мерещится. Ржут люди, бежа от мрака. Воплиться. О горе! горе! Звуки гремят словно медь о медь.

16. Звуки.

 
Цветы цветут
Цветом цвета цветка
Не ты, реут,
Ветью веешь слегка.
Цвет цветет:
Ветер тело его.
Светит лед
В вере веры легко.
Лей, залей
Этот эллипс пера:
Грезят реки недавно.
 

17. Молчание гора.

18. Мардук.

 
Как ты, препревыше меня?
Как ты, безгранично сильней?
Так помни, как солнце безумны поляны
В попойке соловья.
Так я пресильнее! –
Эй рати!
 

19. Слышен шелест оружия. Сильно шумит и снова краснеет тьма; и тьма воинов перед ним. Море колышется и лазурь вылезает через двурогое солнце, – тоже шумит.

20. Мардук.

 
Приходят львиные дни.
Ими
Гибель вас.
Вы видели глаз
Потемнел.
Смелее!
 

21. Рать.

 
Победа! Победа!
 

22. Мардук.

 
Соколом вверх.
Градом стрел
Будет разорван.
Смелее!
 

23. Рать.

 
Победа! Победа!
 

24. Мардук.

 
Вихрем оружия
Вихрь разовьем.
Смелее!
 

25. Рать.

 
Осанна Мардуку!
Осанна тебе!
Мы Вихрем из вихря…
 

26. Светлеет. Шелестит свет шелком и оружие освещает этот звук.

Глава 3.

1. Что то блеклое убивает кровь и опускается двурогое светило и в окно бросает черные лучи. Битва. Снова получает светило их обратно. Ткни бегают и рыдают. Пахнет мерцающим светом. Луч удушлив; и все сонно работает над собою. Бездонная даль играет на террасе дворца, и колоны нагнулись и хотят целоваться. Свет облаками плывет по улицам и прячется в камни, а те блещут заходящим.

2. Мысли Мардука.

 
Страстное в страсти волшебно игривой
Страстно лобзается в сонм лучей.
Ниже лепечут: спаси.
– Если спасаться, иди поскорее
Вихри безвестные, вихри в разуме
Я исчисляю теоремой Пауссена.
Заключу туда их сразу
И спрошу ответь и: где она?
Заключив ответ в облака скрюченные
Я пущу ответ рекламой:
Будут знать ответы лучше
И полезут к страсти самовитой.
 

3. Ропот

panissimo

 
Страшный суд.
От него спаси.
 

stacato

 
Идет.
Реут.
Пошли.
В лед.
Страшный суд.
 

4. Луги шепчут

lente

 
Солнечный бег
По солнечной дороге
Тысяча Ев
По солнечной дороге.
Все это идет
По солнечной дороге.
Черный грех несет
По солнечной дороге.
 

5. Темнеет. Лазури меркнут; черные валы кручинятся, отодвигают золото; лапы лучей поднимаются, делают прощальный знак. Солнце лобзает лазурь и падает в сладострастии наземь. О, солнце!..

Глава 4

1. Безвременье бытия гора.