Текст книги "Кащей Бессмертный"

Автор книги: Величка Настрадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Настрадинова Величка
Кащей Бессмертный

Величка Настрадинова

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ

– Поздравляю! Наперед говорю – скучать там будет некогда! Едешь ты в царство-государство Кащея Бессмертного...

– О чем это ты?

– Поздравляю с назначением. И довожу до сведения, что застава эта находится в царстве Кащея Бессмертного.

– Прошу тебя, Виктор, будь серьезным!

– А я на полном серьезе! Дело в том, что там пролегают пути-дороги дерзкого диверсанта, контрабандиста или... черт его знает кого, которого местные люди, а за ними и пограничники прозвали Кащесм Бессмертным.

– А ты уж не из числа ли его дружков? Такую рекламу ему делаешь...

– Да нет. Просто мой брат служил командиром на той заставе...

– Когда?

– Прежде, чем его сразила пуля этого самого Кащея...

– Прости, не знал.

– Да и не нужно всем знать. Сразу поползут слухи... Но тебя я предупредил. А знаешь, как говорили древние римляне: предупрежденный вооружен.

И Виктор рассказал мне историю, которая тогда показалась мне неправдоподобной.

На следующий день мы разъехались. Каждый отправился к месту назначения. Место, где мне выпало служить, было мне совершенно незнакомо. Я едва смог отыскать на географической карте название ближайшего к заставе населенного пункта.

Мой непосредственный начальник оказался преотличным человеком. Веселый, жизнерадостный, он мог сутками не слезать с седла, не терял присутствия духа в самые тяжелые моменты и выжимал одной рукой восьмидесятикилограммовую гирю. Солдаты его боготворили. И прозвище у него было соответствующее – Урс. Рядом с ним я выглядел цыпленком, К тому же еще и не умел ездить на лошади. Но все же, кое в чем я его превосходил. И не только его, разумеется: я был чрезвычайно метким стрелком. Как говорится, передо мной снимал шляпу даше наш инструктор по стрельбе. Во время первой же учебной пристрелки снял фуражку и Урс, и удостоил меня самой высокой похвалы.

Служба моя началась тихо и спокойно. К счастью во всем мире тогда наступило известное успокоение.

Целых три месяца мы жили тихо-мирно, но однажды я заметил, что Урс что-то не в настроении. Вызвал он меня и говорит:

– Опять Кащей! Прилетел на нашу голову!

Я навострил уши и тут же вспомнил рассказ Виктора. Значит, Кащей Бессмертный существует? А я, признаться, тогда не придал должного значения этой полуфантастической истории.

– Как – "прилетел"? – спросил я. – И кто он, наконец, этот Кащей?

– Ежели я тебе расскажу, не поверишь. Местное население считает его колдуном. И не зря. У него из ран кровь не течет – я лично стрелял в него, можно сказать, в упор. И ничего. Скорчился как-то странно... и исчез. Сам знаешь, я не такой уж плохой стрелок. С тридцати шагов не могу промахнуться. Помню, что хорошо прицелился, и рука не дрожала... А вот не достал... Между прочим, собаки его след не берут. Хотя это еще как-то можно объяснить. Возможно, он посыпает за собой каким-нибудь порошком, который притупляет их обоняние. Кроме того, он преотлично ориентируется на местности – знает ее как свои пять пальцев. Умело запутывает следы. В общем, черт знает что делают, но собаки каждый раз сбиваются со следа. А видел бы ты как он ходит – будто летает!

И еще: все, кто хоть раз встречались с ним взглядом, клянутся, будто чувствовали себя как под дулом пистолета. Местные, так те вообще уверены, что его ничто не берет. Сколько раз в него стреляли, сколько ему хитрых ловушек и засад устраивали – ничего. Он всегда вокруг пальца обведет и только его и видели.

Да еще и куражится. Иной раз ребята из секрета приносят с собой его записочки... Вот и сегодня решил "подшутить" – рано утром постовые нашли писульку.

Он ее повесил чуть ли не у них под носом.

Я взял "писульку". Она была краткой: "Я здесь был и снова приду. Преданный вам Кашей".

– Кащей? А чего это он шастает туда-сюда так часто?

– Да нельзя сказать, чтоб уж очень. Перейдет через границу, с месяц где-то проболтается и опять сюда. Отдохнет месяца два-три и... снова.

– Стало быть, обычно около месяца у нас пропадает? И ни разу никто его не видел?

– Наверно, паспорта у него отлично сработаны, а может, живет себе где-нибудь спокойно с подлинными документами. Откуда мне знать? Лицо у него такое обыкновенное, рост – средний. Особых примет нет...

Впрочем, есть: у него необыкновенная походка – такая спорая, легкая, а шаг – необычайной длины. Можно подумать, глядя на его след, что не человек шел, а человекозверь скакал. Конечно, в селах и городах он ходит, как все. В общем, оборотень...

– Почерк человека интеллигентного, – сказал я, вертя в руках записку. Между прочим, вы хорошо проверили? Может, у него среди местных есть сообщники?

– Нет, таких здесь нет, – отрезал Урс. – Уж в этом-то я уверен. Он работает в одиночку, осторожен, как дьявол, и поэтому неуязвим. А необходимые сведения получает от случайных людей. И, наверное, устроил себе несколько надежных берлог...

– Словом, играет в кошки-мышки с пограничной заставой. Ладно, я им займусь! Ты только собак смени, – может, тут какой-нибудь дрессировщик замешан.

Или же ему каким-то образом удается заранее их к себе приручить...

– Лады! Действуй! Но будь осторожен. Он стреляет лучше тебя!

Так начался мой великий поединок с Кащеем Бессмертным, с неуловимым "колдуном". Попервоначалу я заложил капканы на крупного зверя и тщательно их замаскировал. До сих пор никому еще не приходило в голову так сделать. Но в них попались три овцы и один наш солдат. А на двух других я обнаружил издевательские записки с советами, как не следует ставить капканы. На меня начали поглядывать с легкой усмешкой. "Нашелся умник, на Кащея Бессмертного капканы ставить!"

Я разозлился и добровольно принял круглосуточный наряд, не щадя, разумеется, и солдат. В самый разгар этой моей деятельности позвонили с соседней заставы:

– Привет! У нас Кащей побывал и оставил записку на имя молодого офицера с вашей заставы. Что, сами ее возьмете или по телефону прочесть?

Я с досады аж зарычал и выскочил от телефониста, захлопнув за собой дверь ногой.

Урс принялся меня успокаивать:

– Да не обращай ты внимания. Мы все здесь прошли через это и...

– Да, и все смирились с таким издевательством!

– Не говори глупостей. Мы знаем, что здесь не курорт. Так что не обижай зря людей, – отрезал Урс. – Просто пока он сильнее и хитрее нас. Пока! Нет на свете хитреца, которого нельзя бы было перехитрить.

И в сказке на Кащея Бессмертного смерть нашлась...

Ну что, будем его ловить?

– Ты же сам сказал, что мы здесь не на курорте.

– Что предлагаешь?

– Предлагаю ужесточить контроль, заложить более хитрые капканы, выставить новые посты...

– А где людей брать? Участок-то огромный. Не можешь же ты всех круглосуточно в дозоре держать.

Людям есть-пить надо...

– Что ж, тогда напишем рапорт: мол, неспособны мы, отправьте нас в педагогический техникум, где воспитательниц детских садов готовят.

Мы б, наверное, наговорили друг другу кучу глупостей, если бы с соседней заставы не прибыл офицер и не принес трехлитровую оплетенную бутыль с местным вином. Оказывается, у Урса был день рождения. И мы его отпраздновали, а когда на зорьке вышли проводить товарища, вдруг увидели, как у самой кромки невысокого горного выступа, чуть ли не под носом у нашего секрета, в воздух взметнулось нечто среднее между коршуном и человеком.

– Он! – возопил Урс, у которого за секунду всякий хмель испарился из головы.

Пока мы протерли глаза, привидение исчезло. Лично у меня оно оставило смутное ощущение чего-то крылато-хищного.

Вторая моя встреча с Кащеем не была неожиданной. Солдаты засекли его и открыли огонь. Четверо против одного. Он засел в скалах. Я вызвал еще восьмерых. Нас стало тринадцать. Мы медленно стягивали вокруг него обруч. Однако по поведению Кащея нельзя было сказать, что он нервничает. Выстрелы его были чрезвычайно редкими, из чего мы сделали заключение, что патроны у него на исходе, и решили подождать пока он израсходует последний патрон, чтобы взять наверняка.

Но тут же послышались четыре выстрела, за каждым из которых последовал вскрик. Сам же Кащей словно бы взлетел над скалой и стал быстро от нас уходить, пятясь назад. Он так ловко лавировал между камнями, будто глаза у него были на затылке.

Можно было подумать, что его несет неведомая сила.

Я был настолько поражен, что перестал стрелять. А он тем временем огромным прыжком преодолел высохшее русло реки и... ищи ветра в поле.

Тогда же, у тела сраженного солдата я поклялся, что убью его или не жить мне на этом свете!

Заставу охватило уныние, что приводило меня в бешенство. Сдерживая себя, я внушил ребятам, что Кащей за все заплатит... В самый разгар этой психологической подготовки личного состава я получил новую, еще более дерзкую записку.

"Насколько я понял, молодой офицер этой заставы жаждет увидеться со мной. Готов пойти ему навстречу.

Завтра ровно в 17.00 у сухого русла буду переходить границу. Засады лучше всего ставить (следовало подробное указание мест).

Всегда к вашим услугам – Кащей".

На лице моем не дрогнул ни один мускул. Плотно сжав зубы, я тут же принялся смазывать оружие.

Засады мы расставили и в указанных Кащеем местах (вдруг он рассчитывает, что ему не поверили), и в других укромных местах, где я счел нужным. Мы засели в них за три часа до назначенного времени.

Он явился точно в указанное время. Одного только до сих пор я не понял – откуда он выскочил. Словно н впрямь его несла нечистая сила, словно он издали чуял все препятствия на своем пути. Он вырос внезапно, будто из воздуха, метрах в двадцати от меня. Но я не растерялся, как в прошлый раз. Я выстрелил ему в грудь. В левую часть груди. Точно в сердце. Собственными глазами видел: пуля осой впилась в его рубашку цвета хаки. Ну, если и не в самое сердце, то где-то совсем рядом. Кащей неестественно скорчился.

Я подумал: все, попался. Но тут же почувствовал огненную боль в кисти правой руки и выпустил пистолет, прежде чем сделать второй выстрел. Кащей же, низко пригнувшись к земле, сделал несколько прыжков назад, словно предлагая мне удостовериться, что из раны его даже не капает кровь, затем повернулся и гигантским прыжком перепрыгнул через вспаханную пограничную полосу. А оттуда, почти не торопясь, дошел до чахлого лесочка и скрылся на своей стороне. И все это – с пулей в сердце! Или – в области сердца!

Моя же рана загноилась. Видно, пуля была отравлена.

Мне потом рассказали, будто в бреду я кричал, что этого не может быть, что это выдумки, и Кащея не существует.

Когда я пришел в себя, Урс вынес меня на руках из лазарета, поднял высоко и крикнул:

– Он жив, жив!

Я действительно остался в живых, но стал инвалидом. Раздробленная кисть руки навсегда осталась неподвижной.

Меня демобилизовали. Я закончил курс медицинских наук. Теперь я профессор эпидемиологии. Может, это не слишком скромно так о себе говорить, но мои труды получили известность не только в нашей стране.

* * *

Однажды меня пригласили в качестве консультанта в одну экваториальную страну. Я летел на самолете в Н. Самолет сделал промежуточную посадку в С., чтобы взять там еще пассажиров.

Кажется, давно пора взлететь, но стюардесса стоит у трапа, поглядывая в сторону аэропорта. Видно, кто-то запаздывает. А вот и он. По полю несется пожилой человек. Поджарый, безукоризненно одетый. Длинные седые волосы развеваются на ветру. Мать честная, да это же он... Я готов отдать голову на отсечение, что только один человек на свете передвигается таким летящим шагом!

Кащей Бессмертный!

Место рядом со мной не занято. Не знаю почему, но я уверен, что он усядется рядом. И не ошибся.

Закинув небрежно дорожную сумку на полку, Кащей с облегчением вздыхает и приветливо здоровается.

Что-то заставляет его задержать взгляд на моем лице, потом губы его трогает еле заметная усмешка.

Я отвечаю на приветствие, не отводя взгляда.

– Очевидно, и вы обладаете отличной памятью! – говорит он.

– Еще бы, – указываю на изувеченную руку.

– Глубоко сожалею, поверьте!

Я решаю вступить с ним в разговор – ведь сколько лет мечтал об этой встрече! Меня никогда не переставала мучить загадка этого "заговоренного" от пули злодея. Спрашиваю его об этом напрямик.

Он снова едва заметно усмехается:

– К чему вам это? И вы, и я – оба мы давно вышли из игры.

– Я стал врачом. Мне не раз приходилось видеть, как умирают от кровотечения люди, потому что врачи бессильны что-либо сделать. Я в вас стрелял. Не станете же вы утверждать, что это было галлюцинацией?

А и из вашей раны не пролилось даже капельки крови, и вы ушли от меня, словно я кинул в вас шишкой.

Он громко рассмеялся.

– А, вот вы о чем! Ну что ж, раз вас так это интересует, пожалуй, удовлетворю ваше любопытство. И даже с подробностями, если пожелаете. Впереди у нас несколько часов лета, а я, знаете, к старости стал болтлив. Сами понимаете, после того, как всю жизнь молчишь... А жизнь у меня была необыкновенная. Я сын белого человека и женщины из дикого племени, до которого, слава богу, ученые еще не добрались. Отец встретил мою будущую мать во время одной из своих экспедиций в джунглях: она сломала обе ноги. Вылечил ее и взял в жены. Мать была редкостной красавицей, а ему она казалась лесной нимфой. Он рассчитывал, что ее удастся приручить, и она будет блистать в свете. Но он жестоко ошибся. У матери были собственные понятия о мире, и она не пожелала воспринять чужие. Она прожила с ним шесть лет, чувствуя себя зверем в клетке, а на седьмом убежала из дома и вместе со мной возвратилась в лес.

До той поры я воспитывался под руководством двух гувернанток, учивших меня трем языкам, водивших на прогулку и исполнявших любую мою прихоть. Словом, я жил, как маленький принц. С матерью виделся лишь перед сном. Она рассказывала мне о таинственной стране, где все счастливы, о странных растениях и животных. Я воспринимал это как волшебные сказки, они пробуждали в моей душе странные чувства. Зная, что матери это будет приятно, я много бегал, плавал, лазил по деревьям. Потом, в ее "раю", это помогло мне довольно быстро приспособиться к жизни. Я там обрел настоящую свободу – ел и спал, когда, хотел, – на земле или на дереве, дружил с животными и змеями и бегал, бегал, бегал...

В семилетнем возрасте я поступил в необычную школу – мужчина, который заменил мне отца, брал меня с собой в лес. Люди племени жили охотой на диких зверей и сбором диких плодов. Они чувствовали себя хозяевами джунглей. Единственным опасным врагом считали леопарда. Еще издали заслышав его рев, мой отчим кричал: "Беги! Леопард!" И я мчался вместе с ним. Именно он научил меня так быстро бегать...

Я легко бы мог стать чемпионом мира в "цивилизованной жизни", если бы это не было скучно и глупо.

Я с готовностью с ним согласился. А он продолжил:

– Все, кто бегают по тартановым дорожкам стадионов, стремятся к какому-то пределу. Я же бегал, спасаясь от смерти. Согласитесь, разница есть!

Я прервал его:

– А как вам удавалось бегать "задним ходом"?

– О, это отнюдь не легко, и требует огромной подготовки! Так бежит охотник, заманивающий зверя, чтобы убить его в удобном для него месте. Этому бегу обучают с малых лет. Сначала используют кусок слюды, служащей зеркалом, чтобы не удариться спиной о препятствия. Потом их начинаешь чувствовать кожей. Но для этого необходимо в совершенстве уметь концентрировать внимание. Этому обучают на "высших"

курсах лесного лицея, где в мое время преподавали два столетних старца, которые силой взгляда могли перемещать предметы, поджечь сухое дерево, проделать тонкое отверстие в бамбуке. Обычно к двенадцати годам дети племени владеют своим организмом.

Еще год занятий – и им начинает подчиняться кровеносная система. При этом настолько, что любая рана закрывается с такой быстротой, с какой вы захлопываете рот...

– Извините, – прервал я его нетерпеливо. – Но, будучи врачом, я могу поверить, что огромным усилием воли человек может управлять своими органами, но чтобы функционировало сердце, в которое угодила пуля... Ведь не станете же вы отрицать, что я угодил вам прямо в сердце.

Он снисходительно кивнул.

– Да, вы правы. Будучи отличным стрелком, вы метили в сердце. Но в этом-то и ваша ошибка. У меня сердце – с правой стороны. Надеюсь, вам известны подобные случаи?

Я замер от удивления. Вот она, разгадка тайны, мучившей меня столько лет! А он продолжал прежним снисходительным тоном:

– Вам бы целиться мне в лоб!

Я сокрушенно промолвил:

– Сердце с правой стороны! Кто бы мог подумать!

– Люди редко берут в расчет исключения. А они – самое интересное, что есть в мире... Удалившись от дел, я стал коллекционировать исключения. В моей коллекции – жемчужина, напоминающая очертаниями голову дьявола, слоновый бивень необычайных размеров, агат, вглядевшись в который, можно увидеть эротическую сцену... А сейчас вот я отправляюсь за новым курьезом. За куском самородного золота, напоминающего по форме мозг человека.

Я почти не слушал, что он говорит, и он вскоре это заметил.

– Вас, очевидно, интересую я как одно из таких исключений? Кто я? Сын джунглей? Не совсем. Через одиннадцать лет моему родному отцу удалось меня разыскать, и я снова очутился в цивилизованном мире. Меня подготовили к поступлению в лицей. Я отлично справлялся со всеми предметами, но особенно мне удавались языки. Без особых усилий я овладел восемью языками. Это, в сочетании со всем остальным, и предопределило мое будущее. Родина призвала, и я подчинился...

– Погодите, – вставил я; – Это вы о родине отца?

А как же земля матери? Ведь и это – тоже ваша родина. Бывший доминион, подвергавшийся жесточайшему грабежу родиной отца... Как это уживалось в вашей душе?

– Я понимаю ваш упрек. Разумеется, вы на стороне угнетенных. Логично. Вы уповаете на совесть. Но ведь все зависит от воспитания. Меня учили бегать от леопарда, а потом уверили – что я сам леопард! У меня была совсем иная совесть!

– У человека или есть совесть или ее нету! – отрезал я не слишком вежливо.

Он с горечью ответил:

– Меня интересует лишь один аспект спора относительно совести: чтобы на почве столкновений по поводу совести не погибла наша общая родина – Земля.

– Э, мы уже свое отжили, какое нам до этого дело? – неловко пошутил я.

Он махнул рукой:

– Оставьте насмешки. Наверное, и у вас есть внуки...

– Есть, – сказал я. – И мне очень хочется, чтобы мои и ваши внуки встретились не для того, чтобы обменяться выстрелами. И чтобы из них не делали ни леопардов, ни охотников за леопардами! Ведь завтра они будут хозяевами Земли...

Он скептически усмехнулся.

– Что ж, будем надеяться, что наши дети и внуки учтут наш горький опыт и поймут, какой это позор – взаимно истреблять друг друга, и заживут, как подобает человеку. Не напрасно мудрецы говорят: "Назвать себя человеком ничего не стоит, стать им куда труднее!"