Текст книги "Приют пилигрима"

Автор книги: Василий Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава вторая: Роман

Услышав сигнал будильника, Роман открыл глаза и сел в постели. Нужно было собираться на завтрак.

Он вволю наплескался под душем и как всегда, тщательно побрился. Вытираясь полотенцем, он вышел из ванной и подошёл к окну. Мир пребывал в состоянии перехода из мрака ночи в сияние дня, и день этот по ясному небу обещал быть солнечным.

В почти безлюдном зале ресторана Лемеха не оказалось, поэтому Роман плотно позавтракал в одиночестве. Словоохотливый официант сообщил, как вчера «наши продули испанцам», а безразличный к футболу Роман поинтересовался подробностями, с озабоченным видом качая головой.

Вернувшись в номер, он устроился за письменным столом у окна и открыл ноутбук. Прочитав поступившую почту, он уточнил кое-какие сроки у издательства, подтвердил название повести, которая стояла в очереди, послал Светке искромётный игривый привет и занялся, наконец, делом. По плану, сегодня предстояло написать никак не меньше десяти страниц.

Посмотрев на голубое небо над монастырём, Роман застучал по клавишам.

Когда-то он работал программистом, устроившись по хорошему знакомству в одну небольшую частную фирму, занимавшуюся оптовыми поставками различного компьютерного «железа». Программистом, правда, Роман лишь числился: по специальности ему пришлось поработать всего один раз – он написал небольшую узкопрофильную программу. В основном же он помогал с оформлением и комплектацией заказов. Ещё время от времени он собирал компьютеры для «своих», делая это с гораздо бо́льшим удовольствием, нежели всё остальное. Ну и, конечно, как всякий нормальный программист, в свободное время резался в «Doom» и симулятор «Формулы-1».

Как-то раз Романа вызвал к себе шеф, хотя слово «вызвал» совсем не подходило к их простецким отношениям друг к другу – ведь именно шеф и взял его к себе, поскольку приходился Роману родным дядей. (Это были времена, когда все устраивались на работу исключительно по знакомству, а в стране вовсю буйствовала молодая российская демократия с нечеловеческим лицом.) Когда Роман явился, шеф, не отрываясь от компьютера, попросил племянника помочь в одном деле и кратко поведал следующее. Старинный друг шефа, с которым они «когда-то вместе начинали», и который теперь работал редактором в одном популярном компьютерном журнале, подкидывал ему иногда работу, заключавшуюся в написании всевозможных статеек про компьютерную начинку, программы, и «вообще что-нибудь на эту тему». Такая работа шефа никогда не тяготила, приходясь, напротив, по душе и выполняемая уж никак не ради не слишком больших гонораров – с деньгами у шефа было всё в порядке.

Вот и теперь друг просил о короткой статье – обзоре новейших винчестеров, но как раз сейчас шеф был сильно занят, поэтому решил поручить это племяннику, если у того, конечно, есть желание. Роман был не слишком занят (если не считать прохождение очередного уровня в компьютерной стрелялке), и охотно согласился, поскольку по долгу службы был «в теме».

Статья получилась, как ни странно, не скучной. Роман умудрился ввернуть в неё пару-тройку шуток, оказавшихся весьма уместными, хотя речь шла, казалось бы, о вещах серьёзных и далёких от юмора. В целом обзор вышел толковым, к тому же понятным не только специалистам, но и людям, общавшимся с компьютером на «вы».

Шеф, прочитав статью, удивился, растерянно поблагодарил племянника, и послал сей труд своему другу в редакцию.

Через пару дней этот друг позвонил самому Роману и сообщил, что его обзор пойдёт в ближайшем номере журнала. Ещё он расспросил Романа о его житье и увлечениях, и затем попросил об очередном материале для начинающих пользователей – по каким критериям следует подбирать персональный компьютер, намекнув при этом, что в случае, если статья снова придётся «ко двору», ему могут и дальше подкидывать подобные заказы. Если, конечно, Роман не против. Он согласился, порадовавшись, что его талант оценили. Нужная статья была готова в тот же день. На этот раз друг шефа, ознакомившись с материалом, без обиняков предложил Роману вести в их журнале рубрику, где давался обзор новых компьютерных игр. Роман согласился.

Теперь он заезжал в редакцию, где сдавал написанное и получал диски с очередными играми, поскольку играть в них стало теперь его обязанностью. Совмещать обе работы было Роману легко, и одно другому нисколько не мешало, а дядя был искренне рад за племянника.

Время шло. Роман продолжал помогать дяде, а в свободное от работы время и дома по вечерам отстреливал из всех видов оружия жутких монстров, вникал в стратегические хитрости очередной цивилизации, и пилотировал бомбардировщики и спортивные болиды. Незаметно пролетело полтора года, как вдруг грянул дефолт, журнал канул в небытие, и виртуальная жизнь Романа прекратилась. Фирма дяди выжила, здорово пострадав материально. Половину сотрудников пришлось сократить, но племянника дядя не тронул. Теперь свободного времени на работе у Романа не было совсем, он крутился как белка в колесе, совмещая несколько обязанностей сразу – уже в полном объёме, а не так, как прежде.

Когда кризис понемногу отступил и Роман привык к новому ритму жизни, он стал чаще вспоминать о своей работе в журнале.

Ещё когда он знакомился с компьютерными играми, он отмечал, что сюжет некоторых из них весьма неплох и его можно было развить, отчего могла получиться хорошая история сама по себе, способная превратиться в увлекательное чтиво. Разработчики игр, если только сюжет не был построен на каком-либо фильме или западном кретиническом комиксе, дальше, естественно, не шли, поскольку не занимались литературой, да и игре это было по большому счёту ни к чему. Роман же любил читать фантастику и уважал стиль фэнтези, поэтому сюжетные линии многих игр сами собой развивались у него в голове, богатой воображением, выходя далеко за рамки игрового пространства. Один из таких сюжетов, имея в своей основе небольшое зёрнышко из подобной «игрушечной истории», пророс у него в голове, пустил корни и вымахал в нечто, как ему самому казалось, весьма ветвистое и интересное. Однажды вечером, вернувшись с работы, Роман решил эту историю из своей головы перенести на бумагу.

Повесть на сто пятьдесят машинописных страниц была готова через месяц.

Поскольку экономика страны потихоньку оправилась после удара и принялась вовсю навёрстывать упущенное, стали появляться новые фирмы, журналы и всё остальное в том же духе. Роман послал свою повесть одновременно в несколько журналов.

Увлёкшись сочинительством, он, ожидая результата, принялся писать дальше. Через три месяца было готово целых пять рассказов – три коротких и два подлиннее. Это были традиционные фантастические вещи, в каждой из которых крылась оригинальная идея, и составляющая суть рассказа. Но Романа тянуло к более лёгкому жанру – фэнтези. Лавры Толкиена не волновали его, просто ему было интересно выдумывать сюжет, оживлять персонажи, изобретать хитросплетения судеб. Всё это давалось ему легко, писал он быстро, практически сразу набело. Рассказы он послал по тем же адресам, что и первую повесть, и взялся за новую, бойко стуча вечерами по клавишам домашнего компьютера.

Через полгода после отправки первого произведения, он получил по электронной почте сообщение из одного журнала о том, что повесть принята редакцией и скоро будет напечатана в таком-то номере, и ему предлагалось ознакомиться с отредактированным текстом (без права, впрочем, изменить что-либо), и получить после публикации причитающиеся деньги – совсем не такие большие. Но Роман писал вовсе не ради денег, просто утоляя свой интерес к этому новому увлекательному делу.

Через год он уже имел на своём счету три публикации. Тогда же он и придумал себе несколько заносчивый, и даже кричащий псевдоним, и дальше печатался уже как Норд Ветров.

Его заметили и охотно печатали уже два журнала, пока однажды одно из издательств, специализирующееся как раз на жанре фэнтези, не предложило ему работать на них.

Роману удалось, «продавая себя», не продешевить и заключить с издательством неплохой контракт. Теперь его книги, пусть и в мягком, «карманном» переплёте, появились на уличных лотках и в книжных магазинах.

Поскольку контракт подразумевал работу по согласованному с издательством плану, и ежедневно нужно было писать определённое количество страниц, чтобы уложиться в сроки, Роману пришлось уйти из дядиной фирмы. Они расстались очень тепло, закатив напоследок небольшой банкет «в честь рождения в недрах славной конторы недюжинного литературного таланта». Так он стал человеком, пишущим за деньги.

Роман выдумывал историю за историей, удивляясь, откуда это у него берётся: раньше он этой способности за собой как-то не замечал. Истории эти, конечно, были по большому счёту далеки от истинной литературы; оригинальность свою они потеряли уже после десятой повести, когда творчество уступило место производству. Но тиражи этого читального попкорна росли, гонорары Романа тоже увеличивались, и гонка продолжалась. Издательство заключило с ним очередной контракт, и им же теперь принадлежал псевдоним Норд Ветров, но Роман был не против. Он по-прежнему легко писал то, что теперь требовали его редакторы, даже названия новых повестей придумывались не им, вернее, он не мог настаивать на своём, хотя, в общем-то, и не пытался этого делать. Подобная жизнь его вполне устраивала.

У него появились деньги. Будучи человеком весёлым и общительным, Роман быстро оброс множеством знакомых, старательно набивавшихся к нему в друзья. Его это нисколько не тяготило. У женщин он и раньше пользовался популярностью, а сейчас иногда просто уставал от их натиска. Он привык относиться к жизни легко и не придавал этому большого значения. О женитьбе и создании семьи он вообще не думал, живя так, как ему жилось: без напряжения сочинял повесть за повестью, бойко стуча по клавишам ноутбука, весело оттягивался в многочисленных компаниях, легко меняя подружек, и никогда никому из них ничего не обещая. Врагов и обычных завистников у него тоже хватало, но вреда они ему не причиняли, а он их даже не замечал, хотя они часто мелькали вокруг, умело улыбаясь или делая вид, что безразличны ко всему.

В редкие часы, когда он ни с кем не общался и не щёлкал клавишами, он, будто вываливаясь из какой-то дрёмы, осознавал, что его занятие – не более чем способ заработать на жизнь. Он знал, что талантлив и способен на большее, но развивать в себе это ему было лень. Он почти перестал читать – даже любимую фантастику.

Но как-то раз, рассеянно слушая телевизор, постоянно включенный на кухне, он наткнулся на передачу, в которой упомянули один из известных библейских сюжетов. В само́й передаче ничего особенного не было, да и об этой истории Роман слышал и раньше, но тут он оторвался от приготовления еды, уловив какую-то неувязку. И неувязка эта была не в передаче, а в этом библейском сюжете. У него было такое ощущение, словно среди обычного городского пейзажа, виденного много раз, блеснуло, отразив солнце, стекло окна, которое кто-то открыл, преобразив на мгновение всю скучную картину. Этот яркий луч ударил по глазам, достав до самого сердца, оставив в душе неуловимое ощущение чего-то нового. Роман задумался и вдруг понял: этот эпизод в Библии все толковали однобоко, но стоило лишь чуть-чуть посмотреть на это по-другому, как всё менялось. Смысл истории при этом оставался прежним, но приобретал ещё большую глубину и какой-то, совсем уже нечеловеческий трагизм. Вслед за осознанием этого, Роман удивился, как такая очевидная вещь не была замечена другими.

Вернувшись к своей обычной деятельности, Роман не перестал раздумывать на эту тему. Та история не отпускала его. Он купил Библию и внимательно прочитал нужное место, ещё больше укрепившись в мнении, что люди просто не обращают внимания на эту удивительную метаморфозу, которая открылась ему.

Роман настолько увлёкся этой идеей, что прочитал всю Библию целиком. Он не был верующим, являясь несгибаемым материалистом, всегда едко подшучивая на подобные темы, и после прочтения и Ветхого, и Нового Заветов остался при своём мнении. Но именно тот сюжет показался ему достойным того, чтобы изложить его в литературной форме. При этом Роман понимал, что собирается идти иным путём, нежели Булгаков с его рукописью о Понтии Пилате.

Неутомимо выполняя свои обязанности в соответствии с контрактом, он продолжал размышлять о том, чтобы взяться за повествование на библейскую тему. Не отрываясь от работы, он стал потихоньку собирать необходимый материал: от подробного описания климата и природы в Палестине, до исторических документов и исследований, выуживая из них всё, что касалось быта и нравов людей, живших много сотен лет назад в тех местах. Он даже совместил полезное с приятным, побывав во время очередного отпуска в Израиле, и посмотрев на эту землю своими глазами.

Замысел зрел в нём, наливался силой, рос и ветвился, подобно дереву, но Роман не торопился браться за его воплощение, хотя время для этого он мог бы найти – всё-таки не так уж и загружен он был своей рутиной. У него уже был готов подробнейший план будущего романа, скрупулёзно выверенный, и даже имелись некоторые наброски. Но он всё тянул – сам не понимая почему. Он жил предвкушением настоящей, серьёзной работы и ему это предвкушение нравилось. Так он и тянул, продолжая жить размеренной жизнью, строча повесть за повестью по редакционному плану, веселился с друзьями и кутил с женщинами.

Темы для очередных карманных книг находились уже не так легко, как прежде. По совету редакторов, поднаторевших в этом деле, он стал писать приключенческий сериал – с одним и тем же главным героем, втравливая его каждый раз в новую переделку. Таким образом, выигрывалось время для придумывания чего-то свежего. Роман понимал, что издательство выжимает из него всё, что можно, пока не иссякнет эта «золотая жила», пока его книги пользуются спросом. И если не потянет он сам, удовлетворяя этот спрос, издательство избавится от него, а под именем Норд Ветров будет работать целая бригада чернорабочих, так называемых «литературных негров», книггеров. Такие люди штамповали целые романы в рекордно короткие сроки, работая по чёткому плану и выдерживая единый заданный стиль повествования – таким же, по сути, образом, как создавался анимационный фильм с целой армией художников: фазовщиков и прорисовщиков.

Помня об этой угрозе, Роман подсознательно, не признаваясь в этом даже себе самому, оставлял работу над своим главным романом на «чёрный день».

А пока всё было в порядке, порох в арсенале для холостых выстрелов ещё имелся, и Роман без устали бил по клавишам своего ноутбука всеми десятью пальцами, и радовался жизни.

Он жил один, не позволяя женщинам ограничивать свою свободу. Ему наконец-то удалось купить новую квартиру – небольшую, но весьма приличную и очень удобно спланированную, куда он и намеревался перебраться в ближайшем будущем. Старое жилище Романа настоятельно требовало са́мого капитального ремонта, там царил, предваряя близкий переезд, жуткий бардак, в котором даже ему самому, закоренелому холостяку, было уже неуютно. В новой квартире ещё шли последние отделочные работы, и Роман решил одним махом разделаться со всеми неудобствами, решив удрать на неделю-другую куда-нибудь на нейтральную территорию. О поселении у Светки не могло быть и речи – он не терпел таких плотных отношений со своими подругами, – поэтому, по совету одного хорошего приятеля, эстета и пижона, решил поселиться в пансионате на природе. По утверждению приятеля, место было сказочной красоты и сейчас не такое людное (зима – одни праздники миновали, до других пока не близко). Хоть Роман и не любил долго оставаться в одиночестве, всё же согласился. Он уладил срочные дела с издательством, решил остающиеся вопросы с ремонтными бригадами в обеих квартирах, быстро собрал вещи, и вот уже три дня жил в доме отдыха, находя особую прелесть в малочисленности постояльцев и тишине этих действительно красивых мест.

Глава третья: Николай

Перехватив поудобнее сползший с плеча ремень этюдника, Ефимов поднялся по ступеням парадного входа, над которым витиевато нависало: «пансионат „Приют пилигрима”» и толкнул дверь. В пустынном просторном холле, где в углу на диване кто-то сидел, уставившись в книгу, он сгрудил прямо на пол неуклюжий этюдник, кофр с аппаратурой и сумку со всякой одёжной всячиной, и подошёл к стойке администратора, чтобы зарегистрироваться. Ему понравилось отсутствие назойливых коридорных служащих, норовящих схватить вещи и тащить куда угодно по первому требованию, а потом скромно, но неотвязно ожидающих мзды за свои услуги.

Ефимов попросил у девушки в форменной одежде за стойкой поселить его в номере с видом на монастырь, ответил на ряд скучных формальных вопросов, где-то расписался и, получив ключи, направился к оставленным вещам. Тут-то как раз и появился вялый парень, одетый, как и подобает коридорным, и молча подхватил кофр.

– Возьмите что-нибудь другое, – сердито сказал Ефимов, отбирая у парня кофр, и направился к лифту, злорадно слушая, как за спиной раздаётся пыхтение и стук острых углов этюдника по чужим коленям.

Едва очутившись в номере, Ефимов прошёл сразу к окну и отдёрнул шторы. На холме в ответ блеснули купола монастыря. Ефимов довольно хмыкнул и только тогда осмотрелся.

Незаметно потирая ушибленное бедро, коридорный получил трудно доставшиеся чаевые и, наконец, исчез. Ефимов облегчённо вздохнул и занялся распаковкой вещей.

Всё началось с того, что в восьмом классе родители купили Ефимову фотоаппарат «Смена». Уже в девятом классе школьная стенгазета была немыслима без его фотографий. Если раньше лист ватмана, висящий на стене рядом с учительской, привлекал к себе только злых осенних мух, то с участием Ефимова каждый новый её выпуск становился маленьким событием.

На каждой перемене у стенгазеты с бесхитростным названием «Школьный звонок» толпился народ. Сначала, по праву старших, её тщательно исследовали долговязые старшеклассники, и уже после них толпа каждый раз становилась ниже ростом, останавливая своё падение на первоклашках. Когда звонок разгонял всех потенциальных читателей по классам, их место у стенгазеты занимали свободные от занятий учителя. Скучную официальную информацию, размещённую в левом верхнем углу, никто не читал (даже учителя), взгляды всех приковывались к снимкам.

Сбор металлолома: долговязый Костик по кличке Самосвал глубокомысленно разглядывает ржавый радиатор отопления, прикидывая, кому из одноклассников его доставка окажется по плечу; мелюзга из четвёртого «Б» тащит, облепив, словно муравьи, какую-то чудовищную железную кровать с витыми блестящими прутьями на спинке (на которой, вероятно, зачали не одно поколение); на вершине «медной горы», ощетинившейся торчащими в разные стороны трубами и проволокой, стоит с победным видом физкультурник Виктор Дмитриевич в своём спортивном костюме и свистком на шее. Комсомольское собрание: грозный комсорг Алексей Спектор убедительно вещает что-то собравшимся, аккуратно подглядывая в бумажку; староста девятого «А» Светка Смагина, близоруко щурясь у карты мира, проводит короткую политинформацию о ситуации на Ближнем Востоке, тыча изящным пальчиком в район Амазонки; комсомолец-обормот Зацепа угрюмо смотрит в пол, не желая отчитываться о причинах своего отставания по всем предметам (кроме физкультуры); завуч Ирина Альбертовна гневно обличает ответственных за моральный облик Зацепы добродушных двойняшек Вову и Славу, потрясая гигантским деревянным транспортиром; грозный комсорг Спектор гомерически хохочет, откинувшись на спинку стула и неловко загораживаясь газетой «Правда» (снимок быстро исчезает со своего места и через перемену белый прямоугольник со следами клея героически закрывает открытка «Да здравствует Первое мая!»)

Вся бурная школьная жизнь во всём своём многообразии: приезд шефов, приём в пионеры, самодеятельный кукольный театр для малышни и так далее, с неизменным коронным «последним кадром» в правом нижнем углу – самый весёлый снимок за неделю, традиционно наклеенный неровно. Все снимки Ефимов печатал в нескольких экземплярах, чтобы главные герои не портили газету, отдирая фотографии «на память».

До появления в стенгазете Ефимова, фотографий там не было совсем; лишь изредка унылая редколлегия во главе с очкариком Андрейкой изображала совместными усилиями нечто нелепое, привлекая к данному артефакту ещё больше мух. С приходом Ефимова из прежнего состава редколлегии остался один Андрейка, он-то и крапал по заданию Ирины Альбертовны листки с официальной информацией. Поначалу Ефимов ещё и рисовал (и довольно неплохо) и писал короткие статейки на тему школьной жизни, постепенно замещая всё это фотографиями собственного производства. Так стенгазета превратилась в одну большую еженедельную иллюстрацию. По сути, вся газета теперь держалась исключительно на Ефимове: он писал её название и самостоятельно придумывал остроумные подписи к своим снимкам.

После окончания школы все его друзья и одноклассники занялись подготовкой в институты, и только он один был далёк от этого. Ефимов не был отличником, но и отставаний по каким-либо предметам не имел, питая, впрочем, склонность к гуманитарным дисциплинам.

Его комната была превращена в фотолабораторию, а его мастерской являлась улица. Ефимов не расставался со своей «Сменой» нигде и никогда, даже если всего лишь выходил из дома за хлебом. Отец ставил ему в упрёк «нежелание учиться, чтобы получить образование», на что Ефимов отвечал, что книги это те же учителя, а когда и где с ними встречаться – его личное дело. И в подтверждение своих слов он сидел в библиотеках и изучал химическую обработку фотоматериалов, свойства светофильтров и композицию.

Когда пришла пора «отдать священный долг Родине», Ефимов, не раздумывая, взял с собой в армию «Смену», которую украли в первый же месяц службы. Возня с устройством автомата, изучение повадок потенциального врага, и борьба за чистоту казармы и дисциплину в строю не давали времени ни на что другое, и поначалу Ефимов не слишком скучал по любимому занятию.

Однажды он проходил по территории части, в то время как поблизости группа офицеров во главе с командиром полка пыталась запечатлеть себя для истории, неумело орудуя новеньким фотоаппаратом. Ефимова окликнули и попросили «щёлкнуть» всю их компанию целиком. Лишь только почувствовав в руках камеру, он преобразился. В течение последующего получаса он уверенно командовал офицерами, говоря, где встать и в какую сторону смотреть, а те безропотно подчинялись.