Текст книги "Метель"

Автор книги: Василий Сигарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Третья картина

Маленькая хилая церквушка на окраине деревни Жардино. Одна из тех, где святые отцы причащают «на скорую руку», а по случаю промышляют тайным крещением или венчанием в духе брата Лоренцо. По углам горят несколько жалких свечей. Их пламя, временами изгибающееся под мертвым дыханием сквозняков, озаряет блаженные лики святых, которые сделались какими-то странными от этого убого света. Кажется, что они то улыбаются, то вообще смеются, обнажив желтые масляные зубы, похожие на кусочки тушеных кабачков.

В церкви Марья Гавриловна, К.И.Т., корнет Дравин и священник, на котором одеяние, требуемое при венчании.

Девушки сидят в углу. Молчат. Тишина. Только за маленькими оконцами бесчинствует метель.

Корнет стоит подле окна, прижавшись к нему лицом и руками. Смотрит. Святой отец удалился за иконостас и там чем-то гремит – похоже, ест.

А метель все кричит и кричит, словно роженица, явившая в руки повитухи мертвеца.

МАША (негромко.) Что же это мой ангел, Володя, все не едет и не едет… Я так боюсь за него… И еще этот сон…

К.И.Т. Какой сон?

МАША (готова заплакать.) Плохой… плохой сон.

К.И.Т. Какой сон? Какой, милая?

К.И.Т. бледнеет, встает и идет к Дравину. Маша закрывает лицо руками и плачет.

МАША (замолкает, шепчет молитву). Прошлой ночью… Прошлой ночью мне приснилось, что Володя… что Володя… что он умер. (Ёжится.) Мне было так жутко смотреть на него, лежащего на траве… бледного и окровавленного. Было видно, что душа покидает его, а между тем… между тем он молил меня страшным пронзительным голосом, молил меня поспешить с ним обвенчаться. Как это ужасно! Как ужасно! Я так ненавижу свои сны! Они всегда такие реальные. Такие страшные и непонятные… Где же мой Володя?! Что с ним?! Какая беда его задержала?!

К.И.Т. (Дравину.) Что там, корнет? Не видно?

ДРАВИН. (Отходит от окна.) Ни черта! Только дьявольская метель бесится, как сумасшедшая.

К.И.Т. (Прижимает указательный палец к губам.) Тише, корнет, тише. Грешно поминать имя нечистого в храме Божьем.

ДРАВИН. (Одаряет небрежным взглядом иконы.) Деньги плочены – пускай терпют.

К.И.Т. Тс-с-с, корнет… Стыдно перед батюшкой.

ДРАВИН. (Усмехается.) Перед этим… (Делает жест в сторону иконостаса.) Он уже пьян, как ямщик…

К.И.Т. (Шепотом.) С чего вы взяли, вовсе он не пьяный.

ДРАВИН. (Зло.) Не пьяный, так будет, пять рублей содрал, гад! Пройдоха! Божья свинья с бородой!

К.И.Т. (Строго.) Перестаньте… Пойдёмте лучше к Марье Гавриловне. Она себе места не находит. Вся извелась. Да и мне неспокойно от этой метели… (Задумчиво.) Странная она какая-то. Точно беду предвещает… Ох, чего бы не случилось, чего бы не стряслось с Владимиром Николаевичем. Ох, не стряслось бы чего… Ведь уже должен быть. Ведь должен?

ДРАВИН. Молчи, дурочка. Не смей при ней.

Идут к Маше, которая сидит, опустив голову и обхватив себя руками. Садятся по сторонам. К.И.Т. обнимает её. Гладит плечо.

К.И.Т. Бедная моя девочка! Что же ты себя терзаешь? Что же мучишь? Что же так убиваешься? Всё будет хорошо, дитя моё. Всё будет хорошо. Осталось недолго… Совсем недолго… Скоро приедет ваш поручик. Должно быть, что-то задержало его в пути. Ведь такая метель…

МАША. (Шепчет.) Жуткая…

К.И.Т. Никакая она не жуткая.

ДРАВИН. Пустяковая.

К.И.Т. Вот видите – пустяковая. Корнет знает в этом толк. (Дравину.) Правда, милый?

ДРАВИН. (Бодро.) Чистая…

К.И.Т. Вот видите, душа моя, вот видите. Скоро будет ваш поручик. Уже недолго осталось. Скоро будет. Лучше расскажите нам с корнетом о нём. Мы ведь только и знаем, что звать его Владимиром Николаевичем. Он, верно, страшно мил, раз так понравился вашему романическому воображению? (Смеётся.) Признайтесь, он – мил, мил, как белый почтовый голубь?

Маша поднимает голову и нежно улыбается от тёплых воспоминаний.

МАША. Он самый милый на свете, мой Володя. Он писал мне письма, когда не было случая свидеться. Я часто плакала от этих писем. Они были такие… такие… они прямо пылали страстию. Я просто не могла читать их спокойно – слёзы всякий раз душили меня. Он такой трогательный… такой… такой… такой… Но он беден… (Пауза.) И от этого все наши несчастия! От этого все наши злоключения! Ох, если бы только он не был беден… если бы только… (Плачет.)

К.И.Т. Несчастная девочка моя. Как, должно быть, это скверно, не иметь денег.

ДРАВИН. (Философски.) Да уж… Без денег ты не человек. Без них, деточек, ты – мужик, только что при звании. (Грустно.) Да и какое там звание, если не можешь проиграть рубля три в бостон. Даже вон этот (кивает головой в сторону иконостаса) и то за «спасибо» не венчает – пять рублей сорвал, паразит! Знамо дело – напьётся! Я их, гадов, по бороде узнаю – у всех липкая от вина. Напьётся, если не уже. Пренепременно напьётся…

К.И.Т. Тише, корнет, тише. Побойтесь Бога. Не терзайте душу бедной Марье Гавриловне! Никакой он не пьяный, наш батюшка! И не напьётся! А деньги, что взял, так их везде берут – это на нужды церкви. (Маше.) А вы, Марья Гавриловна, не слушайте его. Он ведь только и согласился в свидетели, что это приключение напомнило ему прежнее время и былые гусарские забавы. Господи, что я говорю! Не слушайте меня, дурочку! Не слушайте меня, любезная Марья Гавриловна! Не слушайте! Всё у вас будет как у людей! Приличное будет венчание! Всё как у людей! И детки будут! И деньги! И дражайшие ваши родители оттают душою! Только бы ваш поручик приехал! Только бы приехал… Ой, что я болтаю?! Конечно, он приедет. Конечно, приедет. Только вот задержался в пути…

МАША. (Как будто сама с собой.) А ежели нет?

К.И.Т. Приедет, глупенькая, приедет. (Дравину.) Идите, корнет, подежурьте на паперти. Кабы не проскочил он церковь. Ведь метель… Только оденьтесь… Только оденьтесь.

Дравин молча встаёт и идёт к дверям. По пути берёт с лавки полушубок, шапку. Надевает. Уходит.

Ворвавшийся из дверей порыв ветра тушит одну из свечей. Становится ещё темнее.

И как бы по этой причине ветер начинает яростнее бесноваться за стенами. Теперь его вой ещё более страшный, ещё более душераздирающий.

К.И.Т. (Встаёт.) Пойдёмте тоже, моя милая. Пойдёмте, сядем в другое место… Здесь холодно… Вон и угол весь заиндевел…

Маша не двигается. Тупо глядит перед собой.

МАША. Знаете, что я сейчас подумала?

К.И.Т. Что, милая? Что вы подумали?

МАША. Я вдруг подумала… (Молчит.) Я подумала, что если бы мы с Владимиром Николаевичем не воспылали бы друг к другу страстию, то… то я была б… была б намного… намного счастливее…

К.И.Т. (Снова садится рядом, гладит руки Марье Гавриловне.) Что такое вы говорите, душа моя? Молчите, милая, молчите! Это всё от нервов у вас! От беспокойства! От этой метели страшной! Это пройдёт. Пройдёт, милая. Вот прибудет Владимир Николаевич. Повенчаетесь перед Богом и станет вам спокойнее… Это всё от нервов. От нервов всё…

МАША. (Шепчет.) Нет, подруженька моя любимая, нежная! Это оно говорит мне! (Прикладывает руку к сердцу.) Оно так думает! Оно знает… Ему лучше знать! Было б лучше для нас с Володей, если б любовь не вскружила наши головы. И для батюшки с матушкой было б лучше. И для вас с корнетом. И для всего белого света лучше было бы!

К.И.Т. (С силой жмёт Маше руки.) Ничего оно не знает, Марья Гавриловна – оно юное, глупое! Это оно от нервов, от беспокойства, от переживаний душевных, от метели от этой ужасной!!!! И никому не худо вовсе от вашей с Владимиром Николаевичем любви! Всем даже очень хорошо. Все за вас рады… И родители ваши любезные тоже будут рады, узнав, что вы, милая, обрели, наконец, своё счастье! Все, все рады…

МАША. (Смотрит на К.И.Т. умоляюще.) Может, не нужно всего этого? Может, не нужно венчания никакого тайного? Может, домой лучше? Ведь не поздно ещё… Ведь не поздно… не поздно… Быть может, потом родители смягчатся и дадут согласие на брак. Сейчас домой лучше… А Володя поймёт, не разлюбит… Он милый! Он умный! Он поймёт! Поймёт! Я знаю! Я знаю! Знаю я!

К.И.Т. Бедная моя девочка! А ежели всё раскроется? Ежели дражайшие ваши родители прознают про наш заговор? Тогда не видать вам больше Владимира Николаевича. Не видать больше! Выдадут вас спешно за богатого жениха – за первого встречного! Я знаю, как такое делается. Это просто…

Вдруг её обрывает отдалённый голос Дравина на улице: «Сюда! Сюда!»

Обе бледнеют. К.И.Т. вскакивает, бежит к двери, потом возвращается.

Решайтесь, милая, решайтесь.

Маша начинает заваливаться на бок и что-то лихорадочно искать у себя на коленях.

К.И.Т. подхватывает её, держит, панически озираясь по сторонам.

МАША. (Слабеющим голосом.) Всё в глазах помутилось…

К.И.Т. Это от нервов, от нервов…

Распахивается дверь, влетает запыхавшийся корнет. На ходу скидывает шапку, полушубок. Крестится.

ДРАВИН. (Кричит.) Приехали!!! Приехали!!! Где поп?!

Священник выходит из-за иконостаса, поправляет туалет.

К.И.Т. (Дравину.) Марье Гавриловне нехорошо!

ДРАВИН. Нервное… Пройдёт…

Открывается дверь. Появляется молодой человек в заснеженной шубе, с поднятым воротником. Три раза осеняет себя крестным знамением. Рассеянно оглядывается по сторонам. Лица его из-за скудного освещения не видно.

К.И.Т. Где же вы замешкались? Чуть было не уморили невесту. Но, слава Богу, приехали. А то мы уже и не знали, что подумать…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Я не понимаю…

СВЯЩЕННИК. (Подходит к молодому человеку.) Прикажете начинать?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. А… Ага… Начинайте, начинайте, батюшка…

Дравин помогает К.И.Т. поднять Машу. Все подходят к аналою.

Пламя свечей по углам испуганно трепещет.

Тени выплясывают на стенах какие-то шаманские танцы, словно души мертвецов, которых когда-то отпели в этих самых стенах.

А метель всё орёт и орёт, как животное после неточного удара мясника.

СВЯЩЕННИК. (Дравину.) Свечи надобно…

ДРАВИН. (Машет рукой.) Так… Так венчайте, не удержит она. Сама еле стоит.

Святой отец неуверенно смотрит на К.И.Т., потом на жениха. Потом снова на К.И.Т.

К.И.Т. (Шепотом.) Венчайте, батюшка… Дурно ей.

Священник идёт к алтарю и начинает нараспев: «Благослови, Бог наш. Всегда. Ныне. И присно. И во веки веков. Аминь».

ДРАВИН. Покороче, святой отец – в обмороке невеста.

СВЯЩЕННИК. Как прикажете. (Берёт кольца. Подходит к молодым.) Обручается раб Божий…

К.И.Т. (Негромко.) Владимир…

СВЯЩЕННИК. … Владимир рабе Божьей…

К.И.Т. Марии.

СВЯЩЕННИК. … Марии. Во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Аминь. (Даёт жениху кольцо.) Обручается раба Божья Мария рабу Божьему Владимиру. Вот имя Отца, Сына и Святаго Духа. Аминь. (Надевает кольцо Маше на палец. Крестит жениха и невесту.) Господи Боже наш. Венчаю вас славой и честию. Господи Боже наш. Венчаю вас славой и честию. Господи Боже наш. Венчаю вас славой и честию. (Молчит.) Отныне вы муж и жена перед лицом Бога и свидетелей. Поцелуйтесь.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. (Протягивает священнику кольцо.) Я… Я… Я…

ДРАВИН. (Весело.) Не робейте, поручик, целуйте.

К.И.Т. (Марье Гавриловне.) Всё кончилось, милая, поцелуйте мужа.

Маша пристально смотрит на молодого человека, который стоит неподвижно, как соляной столп. Потом она начинает что-то лихорадочно говорить, но губы её открываются беззвучно, словно у рыбы. Наконец она дико кричит: «Не он!!! Не он!!! Не он!!!» Вырывается из рук корнета и К.И.Т., пятится, падает на спину и замолкает. Воцаряется гробовая тишина.

Даже метель стихает, заинтриговано прислушиваясь к происходящему.

Все ошарашено глядят на молодого человека, который идёт спиной к двери и медленно скрывается за ней.

(Шепчет.) Господи, что же это? Господи… (Подбегает к Маше, пытается её поднять.) Марья Гавриловна, голубушка… Марья Гавриловна… Марья… Маша! Машенька!!! Вставайте!!! (Дравину.) Корнет, помогите же!!!

ДРАВИН. (Помогает; испуганно.) Теперь-то что? Теперь-то что?

К.И.Т. Домой её надо… Домой… Никто ни о чём не знает. И мы молчать будем. Только письмо к родителям надо в огонь. В огонь его…

Ведут Машу к выходу.

МАША. Куда мы? Куда? Где он?

К.И.Т. Домой, ангел мой… Домой… Вы ведь сами хотели, милая. Сами хотели.

МАША. (Пытается сопротивляться.) Где мой Володя? Где он?

К.И.Т. Нет его. Нет его.

Исчезают за дверью

Священник остаётся один. Какое-то время он стоит, как вкопанный. Затем идёт, задвигает засов и садится на лавочку.

СВЯЩЕННИК. Уехали… (Вздыхает.) Играют с Богом как дети малые, а он всё видит… Всё видит… И наказывает…

ТЕМНОТА

ЗАНАВЕС

Второе действие

Четвертая картина

Спустя три года.

Бальная зала в одной из усадеб Н-ской губернии. Царит всеобщее оживление. Дамы в богатых платьях, кавалеры во фраках. Все нервно переговариваются и поглядывают на себя в зеркала. Одним словом, ожидают появления кого-то знатного, особенного, желанного. Тут же находится и Марья Гавриловна. При ней Прасковья Петровна и две девицы с модными прическами и более чем вызывающим декольте. Марья Гавриловна менее бледна, чем обычно мы привыкли ее видеть и кажется заинтересована происходящим не более хоровых музыкантов. Она выглядит повзрослевшей и погрубевшей чертами с момента последней нашей встречи. Но нет в том ничего удивительного, потому как прошло три года с тех пор, как судьба сделала ее жертвой своей жестокой шутки.

Наконец, кто-то кричит: «Идут! Идут!»

Хор играет марш.

Входят несколько офицеров. Все как один бравые, возмужавшие на бранном воздухе, обвешанные крестами.

Дамы разом делаются бледными.

Кавалеры во фраках пытаются придать своим телам армейскую выправку, что, надо признаться, им не очень удается.

1-я ДЕВИЦА (возбужденно.) Вон тот улан со шрамом на щеке – это Молодцов, сын покойного Петра Петровича. Говорят, очень способен по части женских сердец. И собою недурен, как видно. До войны часто бывал у нас. Карты уважает, угощения…

2-я ДЕВИЦА. А рядом? Справа? Кто таков?

1-я ДЕВИЦА. (Смотрит.) Который?

2-я ДЕВИЦА. С тростью.

1-я ДЕВИЦА. (Бросает многозначительный взгляд в сторону Марьи Гавриловны.) Ах, этот… Ничего особенного. Птичья такая фамилия, то ли Курочкин, то ли Куропаткин. Прожига. Перед войною промотал все наследство. Теперича почти без гроша… Лучше поглядите на того, что с перевязанной рукой и Георгием в петлице. Это Бурмин. Ему двадцать шесть лет. Некогда был ужасным повесою и грозою местных Артемид. Но молва уверяет, что остепенился и теперь нрава тихого и скромного, во что верится, правда, с превеликим трудом.

2-я ДЕВИЦА. Отчего же?

1-я ДЕВИЦА. Как же отчего… Вы только посмотрите какие хищные взоры метает он по женским шеям и плечикам. Прямо голодный тигр в центре стада антилоп.

2-я ДЕВИЦА. Вы несправедливы к нему, моя дорогая. По-моему, он уже выбрал объект своих притязаний.

1-я ДЕВИЦА. И кто же это?

2-ДЕВИЦА.Как… Вы еще не догадались?

1-я ДЕВИЦА. Помилуйте, не томите.

2-я ДЕВИЦА. Но это же очевидно. Ей и только ей посвящен этот взгляд.

1-я ДЕВИЦА. Но кто же она, эта счастливица?

2-яДЕВИЦА. (шепотом.) Марья Гавриловна…

1-я ДЕВИЦА (глядит на Бурмина.) Бог мой! Вы правы. Он буквально испепеляет ее.

2-я ДЕВИЦА. Не пройдет и дня, как он мобилизует свои любовные умения и тогда…

1-я ДЕВИЦА. Тогда ее бастионы капитулируют

Вторая громко хихикнула.

МАША (строго.) Я не нахожу ваше замечание достаточно приличным.

1-я ДЕВИЦА. Какое именно?

МАША. Касаемое моей персоны.

1-я ДЕВИЦА. Я что-то не упомню, чтобы мы поминали вас в нашей беседе.

МАША. Тогда попрошу и впредь не делать этого.

1-я ДЕВИЦА. Я вижу, вы настроены скандализировать. Раз так, мы вынуждены избавить вас от нашего общества. (Второй.) Пойдемте, дорогая. (Прасковье Петровне.) Бонжур.

Уходят в другой конец залы.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Зачем ты нагрубила им, Маша?

МАША. Я не позволю шутить над моей памятию.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Над чем?

МАША. Пустое… Пойдемте отсюда, маменька. Все это не по мне. Эти люди, эти сплетни, эти… Все это.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Но Маша… Ты просто отвыкла. Мы никуда не ходили со смерти Гаврилы Гавриловича.

МАША. И правильно делали. Пойдемте, маменька.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Ты разбиваешь мне сердце, Маша! Сколько можно жить отшельниками? Я уже стара. Так стара, что чувствую, как костлявая наступает мне на подол платья… И Гаврила Гаврилович вот зовут к себе. Но я не могу умереть, покуда не разрешилась твоя судьба. Я должна принести ему на небеса хорошие известия.

МАША. Не говорите мне про Судьбу, маменька! Я ненавижу ее!

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Как смеешь ты говорить такое, глупое дитя?!

МАША. Смею! После всего, что она сделала со мною, смею.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Чего же такого она сделала с тобою, что ты говоришь так?

МАША. Сделала… Пойдемте отсюда.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Нет. Мы никуда не пойдем. Общество не одобрит таких капризов.

МАША. Меня не интересует мнение этого общества.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Тссс… Кажется, сейчас состоится первое знакомство.

МАША (взволнованно.) Уйдемте, маменька.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Стой!

К ним подходят хозяин и Бурмин.

ХОЗЯИН. Прасковья Петровна, разрешите представить вам Владимира Владимировича Бурмина. Герой войны, полковник. Имеет честь пребывать в отпуску в своем поместье по соседству с вашей деревней.

Бурмин кланяется. Хозяин уходит.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Позвольте познакомить вас с моей дочерью.

БУРМИН. Буду очень благодарен.

МАША (сухо.) Марья Гавриловна.

БУРМИН. (Целует ей руку.) Владимир Владимирович

МАША. (Прасковье Петровне.) Мне душно, маменька. Позвольте, я подожду вас на улице?

ПАУЗА.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Хорошо, Маша. Иди.

МАША. (Бурмину.) Прошу прощения. (Уходит.)

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Вы не обиделись на нее?

БУРМИН. Нет, нет, я ее понимаю.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Мы здесь совсем недавно. Как схоронили нашего батюшку Гаврилу Гавриловича, так и оставили Ненарадово.

БУРМИН. Ненарадово?

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Вам знакомы наши места?

БУРМИН. (задумчиво.) Ненарадово… Нет, не припомню что-то…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Какая жалость. А я было подумала, что вы были тама и порадуете бедную старуху какою-нибудь приятной вестию. Ой, что это я? Совсем стыд потеряла. Вы верно желали общества моей дочери, а вынуждены находиться с моею нудною персоною.

БУРМИН. О нет, что вы! Ваше общество мне приятно.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Это вы из вежливости…

БУРМИН. Надо признать, что отчасти. Ваша дочь мила, и я был бы счастлив…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Тогда нет ничего проще. Я буду рада видеть вас у нас на обеде в воскресенье.

БУРМИН. Но…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Марья Гавриловна тоже будет рада.

БУРМИН. Но…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Ежели вы откажетесь, это разобьет сердце бедной девочки. И мое.

БУРМИН. Согласен. Конечно, согласен. Но боюсь, ваша дочь…

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Не обращайте внимания на сегодняшнее ее поведение. Мы так давно не были в обществе, что она забыла, как надлежит держать себя… Так вы будете у нас?

БУРМИН. Буду.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА. Тогда я бегу обрадовать Машу этой приятной новостию. Прощайте…

Окрыленная уходит.

К нему подходит Молодцов.

МОЛОДЦОВ. Гиблое дело…

БУРМИН. Что?

МОЛОДЦОВ. Ты идешь на заранее проигрышный вист, полковник.

БУРМИН. Я не понимаю тебя. Потрудись объясниться.

МОЛОДЦОВ. Эта девица неприступна, как Камелот. Еще до войны она была чрезвычайно влюблена в одного бедного поручика. Кто таков и что за птица, история умалчивает. Известно только, что родители ее были против их отношений по причине его материальной слабости. Верно, был бесталанным игроком, что, надо признать, нередко среди нашего брата.

БУРМИН. И что же?

МОЛОДЦОВ. (Усмехается.) А далее туман. Роман их разрешился при весьма странных обстоятельствах. Барышня эта сильно заболела и родители ее решили, будто б причиною тому этот поручик. Чтобы не испытывать судьбу, дали согласие на их брак. Но получили от него полусумасшедшее письмо. Он объявлял им, что нога его не будет никогда в их доме и просил забыть о несчастном, для которого смерть остается единою надеждою. В общем, странный тип…

БУРМИН. А дальше?

МОЛОДЦОВ. А после он исчез. Говорят, несколько месяцев спустя было его имя в числе отличившихся и тяжело раненных под Бородиным. А еще позже среди умерших в Москве накануне вступления французов. Так что, с одной стороны дорога как бы и свободна, но с другой – все, кто отваживается ступить на нее, натыкается на призрак бедного поручика. Вот и ты, Бурмин, обязательно столкнешься с ним, с этим призраком.

БУРМИН. Есть и другие призраки на этой дороге.

МОЛОДЦОВ. О таких не ведаю.

БУРМИН. Уверяю тебя, есть.

МОЛОДЦОВ. Ну, вот видишь, ты и сам уверен в несостоятельности твоей затеи. По сему – лучше отказаться от нее.

БУРМИН. Поверь мне, нет никакой затеи.

МОЛОДЦОВ. Тем лучше.

БУРМИН. Лучше?

МОЛОДЦОВ. Ну да, лучше. На сегодня намечается неплохая партия. Видишь тех двух прелестных созданий?(Кивает в сторону девиц, которые ранее были рядом с Марьей Гавриловной.)

БУРМИН. Вижу.

МОЛОДЦОВ. Так вот. Они не имеют ничего против, чтобы сегодня устроить поэтический вечер в моем поместье.

БУРМИН. И что же требуется от меня?

МОЛОДЦОВ. Ты меня поражаешь, Бурмин!

БУРМИН. Нет, право я даже не догадываюсь о смысле твоих намеков.

МОЛОДЦОВ (смеётся.) Хитрец! Каков хитрец!

БУРМИН. Помилуй, это правда.

МОЛОДЦОВ. Вот дьявол! Ты сущий дьявол, Бурмин!

БУРМИН. Но говори же!

МОЛОДЦОВ (перестал смеяться, настороженно смотрит на Бурмина.) Ты не шутишь?

БУРМИН. Нет же.

МОЛОДЦОВ. И рука у тебя не болит?

БУРМИН. Нет.

МОЛОДЦОВ. Тогда я совсем не понимаю тебя…

БУРМИН. Но говори же.

МОЛОДЦОВ. Мне нужен компаньон.

БУРМИН. Ах, вот в чем дело. Так бы сразу и сказал. А то напустил туману, понимаешь.

МОЛОДЦОВ. Ну… Твой ответ.

БУРМИН. (долго не отвечает.) Пожалуй… пожалуй, я откажусь

МОЛОДЦОВ. Что?

БУРМИН. Не гневайся, брат, но сегодня я – пас.

МОЛОДЦОВ. Это все из-за той мрачной особы?

БУРМИН. С чего ты взял? Нет.

МОЛОДЦОВ. Тогда отчего?

БУРМИН. Просто я устал и хочу отдохнуть. Возьми кого-нибудь другого. Соколова, к примеру

МОЛОДЦОВ. Хромого?!

БУРМИН. Ну да, а чем он плох?

МОЛОДЦОВ. Не издевайся, Бурмин!

БУРМИН. Прости.

ПАУЗА.

МОЛОДЦОВ. Так ты идешь?

БУРМИН. Нет.

МОЛОДЦОВ (разозлившись.) Ты глуп, как младенец. (Поворачивается, чтобы уйти.)

БУРМИН. Прости, Молодцов…

МОЛОДЦОВ. К черту… (Уходит.)

БУРМИН. (оставшись один, вслух.) Может быть, нужно было согласиться, раз уж все равно столь грозные призраки стоят на нашей дороге… Хотя… Хотя прав Молодцов. К черту…

ТЕМНОТА