Текст книги "Тюрки. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии"

Автор книги: Василий Бартольд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Отсутствие у тюрок представления об ангелах отмечено и у Махмуда Кашгарского. Арабские авторы не всегда ясно отличали манихейство от буддизма, оттого некоторые авторы, как Бируни[47]47
  Бируни (полное имя – Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмад аль-Бируни; 973–1048) – среднеазиатский ученый-энциклопедист; писал на арабском языке; автор трудов практически по всем наукам своего времени.


[Закрыть], приписывают манихейству широкое распространение; с другой стороны, Масуди категорически говорит, что других манихеев, кроме тугузгузов, среди тюрок не было. Под тугузгузами в этом случае, конечно, понимаются уйгуры. Впоследствии, по-видимому скоро после X века, манихейство и среди уйгуров уступило место буддизму и христианству, но как и когда это произошло, источники не сообщают. Даже у писавшего во второй половине XI века Махмуда Кашгарского мы не находим указаний, чтобы в его время еще сохранялось манихейство, хотя Махмуд Кашгарский лучше других знал страну уйгуров.

Замечательно что этот едва ли не единственный арабский автор, пишущий о Средней Азии не по книжным источникам, а на основании личного знакомства с этой страной, совершенно не употребляет слова тугузгуз, а только слово уйгур. Этим лучше всего доказывается, что употребление слова тугузгуз в смысле «уйгур» объясняется только книжными традициями и что у самих тюрок, живших в то время в Китайском Туркестане, такого слова не было.

Уйгуры оставались при Махмуде Кашгарском если не манихеями, то буддистами и христианами, но их западные соседи уже подчинились в то время влиянию ислама. В следующей лекции я постараюсь дать ответ на вопрос, что можно сказать в настоящее время об этом важнейшем факте в истории тюркского племени.

Лекция IV

Успехи ислама среди тюрок начались только со времени господства в Средней Азии иранской династии Саманидов, владевшей в IX–X веках, приблизительно с 820 до 1000 года, культурными областями Русского Туркестана[48]48
  Имеются в виду территории, входившие в состав Российской империи.


[Закрыть]; у арабов эти области, расположенные за рекой Амударьей, получили общее название «Мавераннахр», то есть «Заречье»[49]49
  Первоначально Мавераннахром (пехл. «Farārōd» – «заречье») области по правому берегу Амударьи называли жители левобережного Хорасана. Позднее это название перешло на весь регион между Амударьей и Сырдарьей.


[Закрыть]. В истории мусульманских завоеваний население Мавераннахра иногда называлось тюрками; возможно, что некоторые области находились под властью династий тюркского происхождения; существует мнение, что в омейядском дворце Кусейр Амра вместе с изображениями сасанидского царя, византийского императора, вестготского короля Испании и абиссинского негуса находилось изображение тюркской владетельницы Бухары; но тюркский язык среди местного населения тогда еще не был распространен. По-видимому, арабы иногда ошибочно называли тюркским язык местного иранского населения; только так можно объяснить слова Джахиза, будто между языками иранским и тюркским существует только диалектическая разница, как, например, между мекканским и мединским диалектами.

В течение некоторого времени северная граница ислама и халифата в Средней Азии совпадала, по-видимому, с этнографической границей между племенами иранским и тюркским и с культурной границей между областью земледелия и областью скотоводства. Были города к северу от этой границы, но это были колонии, основанные в степи населением культурных областей. Еще арабские географы X века описывают тюрок как народ, совершенно чуждый исламу и находящийся во вражде с мусульманами, хотя в это время положение уже начало изменяться.

Саманиды, подобно везирам 10 аббасидских халифов, Бармакидам[50]50
  Бармакиды – род, из которого вышли первые персидские министры Арабского халифата. Находились у власти на протяжении всего VIII века.


[Закрыть], происходили из Балха, области, где до ислама господствовал буддизм. Именно этой религии было труднее всего сохранить свое существование рядом с исламом; большое число статуй, находившихся в буддийских храмах, заставляло мусульман смотреть на буддизм как на идолопоклонство по преимуществу. В Индии брахманизм мог сохранить свое существование при мусульманском владычестве, тогда как буддизм, еще прежде пришедший в Индии в упадок, в эпоху мусульманского господства быстро исчез. Таким же образом исчез буддизм в Балхе и вообще в Тохаристане, тогда как зороастризм в Мавераннахре оставался еще в течение некоторого времени; были также общины манихеев, христиан и евреев, из которых только последние сохранили свою религию до сих пор[51]51
  О распространении буддизма, христианства, манихейства в Средней Азии до арабского завоевания см.: А.М. Беленицкий. Вопросы идеологи и культов Согда по материалам пянджикентских храмов, в кн. «Живопись древнего Пянджикента». М., 1954, с. 25–82; главное место в религиозной жизни домусульманской Средней Азии занимал культ, связанный с почитанием огня и пантеона местных божеств. В.В. Бартольд определяет этот культ как зороастризм, однако его отличия от канонизированного зороастризма, господствовавшего в Иране, весьма значительны. В советской исторической литературе эта система религиозных воззрений условно именуется маздеизмом.


[Закрыть]. Но буддизм исчез под влиянием ислама не бесследно; по-видимому, в подражание буддийской вихаре возник тип мусульманской высшей богословской школы – медресе, которая упоминается прежде всего на восточной окраине мусульманского мира и только в XI веке появляется в Западном Иране и в столице халифата, Багдаде. На влияние буддизма указывает большое число медресе в Балхе и его области.

Медресе, существовавшие в X веке, насколько известно, только в Хорасане и Мавераннахре, были сильным средством для распространения ислама независимо от действий мусульманского правительства; может быть, этим следует объяснить, что мусульманская пропаганда за пределами халифата достигла в это время в Средней Азии таких успехов, как ни на одной из других окраин мусульманского мира. Как мы уже видели, Саманиды отказались от оборонительной политики прежних мусульманских наместников Хорасана и Мавераннахра, перестали поддерживать стены, построенные для защиты культурных областей от кочевников, и сами стали предпринимать походы в степь. Иногда эти походы приводили к завоеванию городов; так, в 893 году был завоеван город Тараз, или Талас, на месте современного Аулие-Ата[52]52
  В советское время Джамбул. Ныне городу возвращено исконное название Тараз.


[Закрыть], причем говорится об обращении главной церкви в мечеть, из чего можно заключить, что мусульманской пропаганде здесь предшествовала христианская. Но эти завоевания касались только ближайших пограничных областей, и даже здесь рядом с завоевательными походами Саманидов происходила, независимо от них, мирная колонизация степи переселенцами из Мавераннахра.

Когда ислам сделался в Мавераннахре религией большинства, мусульмане стали продолжать колонизаторскую деятельность, производившуюся в домусульманскую эпоху согдийцами. Так возникли три мусульманских города на нижнем течении Сырдарьи – Дженд, Хувара и «Новое поселение» (аль-Карьят аль-Хадиса по-арабски, Дих-и нау по-персидски, Янгикент по-тюркски, причем слово кент перешло к тюркам от согдийцев)^{15}. Из них вполне установлено местоположение последнего, которому соответствуют развалины, носящие теперь название Джанкент. По словам арабских географов, эти города были населены мусульманами, но находились под властью немусульманских тюрок-огузов, из чего видно, что это не были города, основанные на завоеванной Саманидами территории, но колонии, основанные с согласия местных тюрок переселенцами из Мавераннахра. Как завоеванный Саманидами Талас, так и основанное мирными колонистами «Новое поселение» широко распространили свою торговую деятельность в Средней Азии; от каждого из этих городов вела дорога к Иртышу, в страну неизвестного китайцам тюркского народа кимаков (в тюркском произношении, вероятно, кимек), из которого вышел занявший впоследствии огромную территорию кипчакский народ.

К числу пограничных областей мусульманской культуры принадлежал Хорезм. Окруженный степью с трех сторон, Хорезм издавна вел обширную торговлю с кочевниками; эта торговля должна была еще больше расшириться в мусульманский период. Хорезмийцы, вероятно, принимали участие в основании колоний на Сырдарье, но главная их деятельность была направлена в сторону запада и северо-запада, к бассейну Волги, где тогда жили болгары и хазары. Деятельность хорезмийцев началась здесь еще до ислама; из хорезмийцев происходил предводитель хазарского войска, совершивший в 764 году нашествие на мусульманские области Кавказа, но впоследствии мы находим на службе у хазар хорезмийцев-мусульман, которые выговорили себе право оставаться нейтральными в тех случаях, когда будет происходить война с мусульманскими странами^{16}. Кроме того, в стране хазар и в их главном городе Итиле, при устье Волги, было большое число мусульманских купцов; благодаря этой торговле мог вообще возникнуть большой город в стране, которая сама, по словам арабов, ничего не производила. На юго-западе, в Дагестане, страна хазар непосредственно граничила с халифатом; здесь часто происходили военные столкновения; под влиянием этих столкновений хазарские каганы даже были вынуждены покинуть свою прежнюю столицу в Дагестане и основать новый город при устье Волги, хотя потом арабы и здесь, как в Туркестане, отказались от наступления и Дагестан, кроме Дербента и его ближайших окрестностей, остался в руках хазар. На востоке между государством хазар и пограничными областями мусульман всегда было некоторое пространство, не принадлежавшее ни тем, ни другим; тем не менее из некоторых арабских известий можно заключить, что хорезмийские войска иногда переходили это пространство и принимали участие в происходивших на Волге событиях, из которых главным было наступление на бассейн Волги в X веке русских^{17}.

Наступлению русских на бассейн Волги предшествовало наступление хазар на восточнославянский мир; мы знаем из русских летописей, что несколько славянских народов до второй половины IX века платили дань хазарскому кагану. Как далеко простиралось на север хазарское влияние, видно из того, что русский князь, живший далеко на севере, около Новгорода, когда русские еще были норманнами и говорили на шведском языке, носил титул каган, употреблявшийся иногда и впоследствии, когда к государю русских чаще применялся общеславянский титул германского происхождения князь^{18}.[53]53
  Бартольд имеет в виду сообщения Вертинских анналов, где под 839 годом говорится о посольстве древнерусского князя, который назван хаканом; однако нет доказательств, что речь идет о норманнском князе из Приладожья.


[Закрыть]

Государство, образованное в IX веке русскими на пространстве от Балтийского до Черного моря, нанесло удар могуществу Хазарского царства; непосредственное столкновение между обоими народами стало неизбежным, когда русские направили свои набеги между прочим и по Волге к Каспийскому морю. Известно, что об этих набегах русские летописи не дают никаких сведений; только о последнем из них, о походе на хазар Святослава, летопись сохранила несколько строк. Почти все наши сведения об этом движении русских заимствованы из арабских источников, причем самый подробный из них – рассказ Масуди о первом набеге, происшедшем, вероятно, между 910 и 915 годом, по-видимому, в 913 году. Этот набег был произведен с разрешения хазар, которым русские обещали отдать часть добычи, но потом тот же хазарский каган разрешил своим подданным-мусульманам (к ним присоединились и жившие в Итиле христиане, тоже заинтересованные в безопасности торговли от набегов) на обратном пути напасть на русских, которые были почти все истреблены.

В рассказе мусульман о втором набеге русских, 943–944 годов, когда был разграблен и разрушен главный в то время город мусульманского Кавказа, Бердаа, ничего не говорится о том, был ли он совершен с разрешения хазар или против их воли; не известно также, пострадали ли от этого набега кроме мусульманских земель также земли, принадлежавшие хазарам. Третий поход, поход Святослава в 965 году, был направлен уже против Хазарского царства, которое на несколько лет перешло полностью во власть русских, не исключая и местности, непосредственно граничившей с халифатом в Дагестане; но за пределы Хазарского царства русские тогда не проникали, не трогали мусульманских областей и не преследовали бежавших из Хазарского царства жителей, нашедших убежище на Апшеронском полуострове, около Баку. Как видно из рассказа Ибн Хаукаля[54]54
  Ибн Хаукаль (X век) – арабский географ и путешественник. Автор «Книги путей и стран», которая содержит многочисленные сведения об Арабском халифате и окрестных странах.


[Закрыть], бывшего в это время на юго-восточной стороне Каспийского моря, современники смотрели на этот поход как на окончательное завоевание Хазарского царства; беглецы вели с русскими переговоры, чтобы вернуться к себе на родину и жить там под русской властью. Ибн Хаукаль и потом не знал, что русские покинули завоеванную ими страну и что Хазарское царство было восстановлено.

Чтобы понять ход этих событий, нужно принять во внимание действия того же князя Святослава в других местах. Норманнские походы и в России, как в Западной Европе, первоначально предпринимались только для грабежа; таков был характер первых действий русских на Каспийском море. Потом походы приняли характер завоевательных предприятий, причем целью завоеваний было не присоединение новой территории к своим прежним владениям, но покорение богатой страны для того, чтобы остаться в ней. Когда Святослав потом пришел в дунайскую Болгарию, он решил остаться в этой стране, экономически и культурно стоявшей в то время гораздо выше России и бывшей центром торговых сношений; несмотря на все уговоры, он не хотел возвращаться в Киев. Очень вероятно, что Итиль, имевший не меньшее торговое значение, тоже понравился Святославу и тоже показался ему, сравнительно с Киевом, более значительным и богатым городом, более достойным быть столицей могущественного князя. Для России этот момент имел решающее значение; если бы Святослав остался в Итиле, русские, наверное, подчинились бы влиянию мусульманской культуры. Святослав ушел из страны хазар не для того, чтобы вернуться домой, но чтобы оказать помощь византийскому императору, по его просьбе, против дунайских болгар; византийский посол, по-видимому, застал Святослава не в Киеве, а в хазарских владениях. Ни из русских источников, ни из византийских не видно, покинул ли Святослав свои завоевания добровольно, увлекшись, под влиянием византийского предложения, мечтой о новых завоеваниях, или этому решению способствовали какие-нибудь неудачи на Волге или опасность, угрожавшая от каких-нибудь новых врагов. Ответ на этот вопрос дает, может быть, дошедший до Багдада слух, что именно в 965 году, в год похода Святослава, на хазар напал какой-то «тюркский» народ; хазары обратились за помощью к хорезмийцам; те обещали оказать им помощь под условием принятия ими ислама; хазары согласились, и хорезмийцы освободили их от вражеского нашествия.

О принятии хазарами ислама говорится в мусульманских источниках и по другому поводу, в рассказе о событиях другого периода; по этому рассказу, хазар будто бы заставили принять ислам походы против них Мамуна из города Гурганджа (нынешнего Куня-Ургенча). Имеется в виду не халиф Мамун, как ошибочно полагает Марквардт, а правивший в Гургандже эмир Мамун ибн Мухаммед.

Несомненно, что в обоих случаях известие об обращении хазар в мусульманство было основано на неверных слухах. Государственной религией хазар оставался до конца иудаизм, принятый каганом и аристократией, вероятно, в эпоху Харуна ар-Рашида[55]55
  Харун ар-Рашид (Гарун аль-Рашид; 763 или 766–809) – багдадский халиф из династии Аббасидов с 786 года. Прозвище ар-Рашид («Справедливый») получил от отца при назначении наследником престола. Правление Харуна ар-Рашида ознаменовалось экономическим и культурным расцветом.


[Закрыть], то есть в конце VIII века. Это событие было последним отголоском той широкой пропаганды иудаизма, о которой говорится в Евангелии и у многих античных писателей; только постепенно иудаизм как религия международной пропаганды уступил место христианству и исламу и сделался тем, чем он остается до сих пор: национальной религией, принятие которой людьми других народов представлялось бы совершенно неестественным. По мусульманским известиям, иудаизм был религией хазарского правительства, но не хазарского народа. Хазарское правительство отстаивало интересы иудаизма, и в 922 году в ответ на известие о разрушении синагоги в одном из мусульманских государств был разрушен минарет в Итиле; но среди народа, по словам арабов, мусульман и христиан было больше, чем приверженцев иудаизма^{19}. Поэтому остается темным вопрос о происхождении караимов в Крыму. Слово «караим» в Средние века обозначало не народ, а одну из иудаистских сект, отличавшуюся от большинства иудаистов, как и крымские караимы, непризнанием Талмуда. Караимы говорят на тюркском языке и имеют на этом языке перевод Библии, благодаря чему их язык сохранил большую чистоту. Часть Крыма принадлежала хазарам, и, может быть, здесь жил в начале XI века последний хазарский владетель, хотя этот владетель, по-видимому, был христианином, так как его звали Георгием. Ясных свидетельств о том, чтобы хазары принадлежали к секте караимов, в источниках нет. Против отождествления караимов с хазарами говорят и лингвистические факты; язык хазар, подобно языку болгар, был непонятен для остальных тюрок и, вероятно, был тем же языком, остатком которого теперь является чувашский; язык караимов и караимской Библии мало отличается от большинства тюркских наречий и не имеет ничего общего с чувашским. В этих условиях такие факты, как иудаистская религия и тюркский язык караимов, недостаточны для решения вопроса об их происхождении и их отношении к хазарам.

Ислам, таким образом, не сделался государственной религией в хазарских владениях; но и независимо от успеха или неудачи мусульманской религиозной пропаганды у хорезмийцев было достаточно причин оказать хазарам помощь в борьбе с внешними врагами, тем более что на службе у хазарского кагана была хорезмийская гвардия, которая не могла не пострадать при разгроме Хазарского царства русскими. Возможно, следовательно, что уход Святослава, по крайней мере отчасти, был вызван действиями хорезмийцев.

Более тесно, чем хазары, были связаны с Хорезмом и с мусульманской культурой их ближайшие родственники, волжские болгары. Мусульманские источники говорят об этом сравнительно мало. Говорится только о прибытии в 921 году посольства от принявших ислам болгар к халифу Муктадиру[56]56
  Аль-Муктадир биллах Абу-л-Фадл Джафар ибн Абд-Аллах (895–932) – багдадский халиф из династии Аббасидов с 908 года. В годы его правления Арабский халифат последовательно приходил в упадок.


[Закрыть] с просьбой прислать им знатоков военного дела, которые могли бы построить для них крепость, и знатоков ислама, которые могли бы наставить их в новой вере. В ответном посольстве халифа принимал участие Ибн Фадлан[57]57
  Ибн Фадлан (полное имя – Ахмад ибн Фадлан ибн аль-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад; перв. пол. X века) – арабский путешественник и писатель. В 921–922 годах в качестве секретаря посольства халифа аль-Муктадира посетил Волжскую Булгарию и в своих путевых заметках оставил уникальные описания быта и политических отношений огузов, башкир, булгар, русов и хазар.


[Закрыть], описавший свое путешествие из Багдада к болгарам и обратно через страну хазар. До последнего времени сочинение Ибн Фадлана было известно только по извлечению, сделанному в XIII веке географом Якутом; только недавно установлено, что в Мешхеде сохранилась рукопись, хотя и неполная, труда Ибн Фадлана в том виде, как с ним мог ознакомиться Якут (не хватает лишь нескольких страниц в конце)^{20}.

На Ибн Фадлана, по-видимому, была возложена обязанность содействовать ознакомлению болгар с предписаниями ислама; политическая сторона посольства его не интересовала, послом «от султана», то есть от багдадского правительства, было другое лицо. Ибн Фадлан, насколько известно до сих пор, ничего не говорит о том, как это лицо исполнило свою обязанность и была ли построена для болгар та крепость, о которой они просили, и о том, как болгары первоначально ознакомились с исламом. Некоторый ответ на этот вопрос дает маршрут посольства: из Багдада оно проехало в Бухару, оттуда в Хорезм и только из Хорезма к болгарам. Выбор такого маршрута мог быть вызван только тем, что болгары вошли в соприкосновение с мусульманской культурой через Хорезм и владения Саманидов; из Багдада на Волгу было бы ближе ехать через Кавказ. Тесными культурными связями между болгарами и хорезмийцами объясняется предположение русского летописца о родстве между этими народами. На влияние саманидского государства указывают и монеты, чеканившиеся в том же X веке мусульманскими болгарами. Был период, когда Саманиды не признавали халифа (аль-Мути), провозглашенного в Багдаде, и чеканили на монетах имя прежнего халифа (аль-Мустакфи[58]58
  Оба, и аль-Мустакфи (944–946), и аль-Мути (946–974), были чисто номинальными халифами при султанах из династии Бундов, которая отложилась от Саманидов, захватила Багдад и правила там в 945–1055 годах.


[Закрыть]); то же самое имя мы видим и на монетах, чеканенных в это время в стране болгар.

Помимо мирных сношений между хорезмийцами и болгарами могли происходить и военные столкновения.

Есть известия о походах хорезмийцев на «славян»; едва ли тут может идти речь о настоящих славянах, живущих к западу от Волги. Ибн Фадлан называет царя волжских болгар царем славян; прежде можно было объяснить это выражение ошибкой Якута, но теперь оказывается, что оно находится в подлинном сочинении Ибн Фадлана. По-видимому, волжские болгары, как и дунайские, произошли от смешения тюркско-чувашской народности и славянской, с той разницей, что среди дунайских болгар одержал победу славянский язык, среди волжских – тюркско-чувашский.

Помощь хорезмийцев, может быть, на короткое время спасла Хазарское царство от гибели, но не придала ему новой жизни; после XI века оно больше не упоминается, и монголы в XIII веке хазар уже не застали. С другой стороны, разгромом Хазарского царства воспользовались не столько русские, сколько болгары. По словам Ибн Хаукаля, русскими было разгромлено не только Хазарское царство, но и Болгарское, но об этом ничего не говорит русская летопись и этому мало соответствуют последующие события. С XI до XIII века болгары действовали на огромном пространстве от Великого Устюга до местности южнее Саратова и от Мурома до Уфимского края. В политическом отношении страна болгар, как и Россия, переживала, по-видимому, период распада на уделы. Ибн Фадлан говорит об одном верховном государе болгар, хотя и не носившем ханского титула, как государь хазар; впоследствии русские летописи всегда говорят о болгарских князьях, а не об одном князе. С другой стороны, культура болгарского народа была в XIII веке значительно выше, чем в X веке. По описанию арабских географов X века, болгарские города, Болгар и находившийся в 50 верстах от него Сувар (по-видимому, тоже название племени), в сущности, были ставками кочевников, состояли из хижин и войлочных шатров и летом совершенно покидались, тогда как город Болгар монгольского периода, как показывают его развалины, был каменным городом с населением не менее 50000 жителей. В X веке из страны болгар вывозили только продукты охоты (меха пушных зверей) и пчеловодства; впоследствии у болгар возникло кожевенное производство, унаследованное потом русскими, и болгарские сапоги были предметом вывоза в мусульманские страны, где на них был большой спрос. Земледелие также сделало большие успехи, и в годы неурожая Русь могла получать хлеб из страны болгар. Военная борьба с русскими велась с переменным счастьем; наступление русских вниз по Волге продвигалось медленно; только в XIII веке, незадолго до монгольского нашествия, русские дошли до места впадения в Волгу Оки и основали здесь Нижний Новгород. С другой стороны, нет сведений о том, чтобы болгары достигли успехов в области духовной культуры и имели литературу на своем языке, хотя на этом языке сохранились надписи арабским алфавитом, относящиеся уже ко времени монгольского владычества, к XIV веку. Вскоре после этого в бывшей стране болгар получил господство тот тюркский язык, который утвердился в Золотой Орде; прежний болгарский язык сохранился только в языке чувашей, происходящих, по-видимому, от наименее затронутых мусульманской культурой элементов болгарского народа, совершенно не знавших ни ислама, ни арабского алфавита и до принятия русского алфавита не имевших никакой письменности.

Известный нам теперь маршрут Ибн Фадлана наглядно показывает, что влиянию ислама более отдаленные от мусульманских стран народы иногда подвергались раньше, чем ближайшие соседи мусульман. На пространстве между Хорезмом и владениями принявших ислам болгар Ибн Фадлан видел тюрок, остававшихся при своих шаманских верованиях и ставивших у могил своих воинов камни по числу убитых покойным врагов.

Тюркские народы, жившие в то время в Средней Азии, находились на различных ступенях культуры; говорится и о таких тюрках, у которых даже не было железного оружия и стрелы выделывались из костей. Пример болгар показывает, что влиянию ислама подвергались преимущественно те народы, у которых уже была некоторая культурная жизнь. Якут сохранил нам рассказ об арабском посольстве к тюркам (к сожалению, не сказано к каким, и маршрут посольства не приводится) при халифе Хишаме[59]59
  Хишам ибн Абдул-Малик (691–743) – халиф с 723 года из династии Омейядов.


[Закрыть] с предложением принять ислам. Каган устроил при после смотр своим военным силам и потом сказал ему, что таким людям, среди которых нет ни одного ремесленника, «ни цирюльников, ни кузнецов, ни портных», неоткуда будет добывать себе средства к жизни, если они примут ислам и будут исполнять его предписания.

Нет, по-видимому, фактов в пользу предположения, что распространению ислама способствовала воинственность тюрок, что тюрки увлеклись идеей священной войны и райскими блаженствами, обещанными павшим в такой войне. Возникновение в исламе индивидуального миссионерства, внутри мусульманского мира и за его пределами, было связано с возникновением мусульманского мистицизма – суфизма. В биографиях известных суфиев обыкновенно говорится об обращении ими в ислам большого числа иноверцев; суфии отправлялись проповедовать ислам в степь, к тюркам, и всегда, до последнего времени, пользовались среди тюрок гораздо большим успехом, чем представители книжного богословия. Проповедники-суфии говорили и говорят в степи не о священной войне и райских наслаждениях, а о грехе и адских муках; европейские путешественники в Средней Азии и Центральной Африке одинаково, независимо друг от друга, вынесли впечатление, что рассказы об аде больше всего способствуют распространению ислама. Но в этом отношении ислам не приносил с собой ничего нового; такие же рассказы тюрки слышали от проповедников буддизма, манихейства и христианства; между тем проповедь ислама имела успех и там, где тюрки раньше ознакомились с одной из этих религий.

Главное преимущество ислама заключалось, конечно, в культурном первенстве мусульманского мира, одинаково в области материальной и духовной культуры, среди образованных народов того времени. Кочевники всегда нуждались в произведениях культурных стран, особенно в предметах одежды. Везде, где происходила торговля между культурными народами и кочевниками, в Китае, в мусульманском мире и впоследствии на Руси, кочевникам больше всего были нужны ткани. Торговля с кочевниками была выгодна и для оседлых народов, которые могли получать от кочевников продукты скотоводства, особенно мясо, по более дешевым ценам, чем это было бы возможно при других условиях, но больше всего торговля была нужна кочевникам, которые везде сами пригоняли свои стада к пограничным селениям культурных стран, не дожидаясь, чтобы торговцы приехали к ним в степь. Для пограничных мусульманских стран в Средней Азии торговля с кочевниками имела большое значение; в Хорезме изготовлялись ткани специально для вывоза в степь. Знакомясь с товарами и вообще с жизнью мусульман, кочевники подвергались влиянию не столько ислама как религии, сколько вообще мусульманской культуры, но присоединение к мусульманскому культурному миру было возможно для кочевников только при условии принятия ислама.

В прочном распространении ислама среди тюрок проявилась та сила, которою, по-видимому, обладает ислам даже по сравнению с другими мировыми религиями. Несмотря на то что ислам по числу своих последователей уступал буддизму и христианству, можно сказать, что ислам теперь является единственной в настоящем смысле слова мировой религией, то есть религией, распространение которой не ограничивается народами одного происхождения или одного культурного мира. Временно успехи других религий иногда были более значительны, чем успехи ислама, но не приводили к прочным результатам. Манихейство тоже было некогда мировой религией и имело последователей от Южной Франции до Китая; это не помешало ему впоследствии совершенно исчезнуть. Буддизм начал свою мировую деятельность широкой пропагандой на западе, но остался религией одного только восточноазиатского культурного мира. Христианство имело многочисленных последователей среди тюрок до начала успехов ислама; впоследствии христианство воспринял целый ряд народностей в Западной, Восточной и Южной Монголии, где мусульманская пропаганда не имела почти никакого успеха, но эти успехи были только временными, и христианство является теперь религией преимущественно европейского человечества; по сравнению с европейскими христиане, живущие вне мира европейской культуры, совершенно ничтожны как по численности, так и по своему культурному развитию. Ислам является, по существу, религией передне-азиатского культурного мира, но число его последователей в Восточной Азии, особенно в Индии и на Зондских островах, теперь превосходит число переднеазиатских мусульман. В Китае мусульмане представляют самостоятельную силу, имеют духовную литературу на своем языке и не нуждаются в поддержке извне, тогда как все попытки христиан создать китайскую национальную церковь потерпели неудачу. В Африке христианство также не создало ничего подобного африканскому исламу; среди единственного африканского народа, имеющего свою национальную христианскую церковь, абиссинцев, еще в XIX веке имела успех мусульманская пропаганда. Вообще история знала много буддийских и христианских народов, принявших ислам, и не знала ни одного мусульманского народа, который бы принял буддизм или христианство.

После принятия ислама волжскими болгарами следующий крупный факт, указывающий на успехи ислама среди тюрок, – принятие ислама в 960 году, почти через сорок лет после прибытия болгарских послов в Багдад, многочисленным (200000 шатров) тюркским народом. К сожалению, это известие имеется только в багдадской историографии, а не в сочинениях, писавшихся в Саманидском государстве, и не в арабской географической литературе. Этим отчасти объясняется крайняя неопределенность дошедшего до нас известия; ничего не говорится ни о том, как назывался тюркский народ, ни о том, где он жил. Только в более поздних среднеазиатских преданиях, из которых самая ранняя версия дошла до нас в сочинениях начала XIV века со ссылкой на сочинение XI века, говорится, что принявший тогда ислам вместе со своим народом тюркский хан, именно Сатук Богра-хан Абд аль-Керим[60]60
  Сатук Богра хан (915–955) – основатель государства Караханидов в Центральной Азии. Первым в династии принял ислам и поменял имя на Абд аль-Керим.


[Закрыть], был членом той же династии, которая в конце того же X века завоевала государство Саманидов и положила начала первому тюркскому мусульманскому государству в Средней Азии.

Исторические и географические источники не дают нам даже ответа на вопрос, к какой тюркской народности принадлежала та династия, из которой вышел Сатук Богра-хан и которую в русской науке со времени профессора Григорьева[61]61
  Василий Васильевич Григорьев (1816–1881) – русский историк, востоковед. После выхода его монографии «Караханиды в Мавераннахре» в русской и мировой литературе за династией, правившей в Караханидском государстве, утвердилось название «Караханиды».


[Закрыть] обыкновенно называют Караханидами, по другому титулу того же Богра-хана; в западной науке чаще употреблялся термин илек-ханы, не вполне удачный, потому что титул илек далеко не всегда соединялся с титулом хан, к тому же илеками называли себя не все ханы этой династии.

Когда возникла династия Караханидов, с какими передвижениями тюркских народностей связано ее возникновение, к какой народности принадлежали сами ханы – все эти вопросы остаются совершенно неясными и теперь, после открытия и издания сочинения Махмуда Кашгарского. Махмуд Кашгарский писал в такое время, когда господство династии Караханидов давно уже установилось, и мало касается вопросов прошлого. Представители арабской географической литературы, даже те из них, которые писали после 960 года, еще ничего не знали о существовании на границах владений Саманидов мусульманского тюркского государства; все их сведения заимствованы из книжных источников и относятся к более раннему периоду. Кроме очень простой схемы арабских географов IX–X веков, по которой всю страну между владениями гузов (огузов) и тугузгузов занимали карлуки, мы находим более сложную картину в других арабских известиях, дошедших до нас только в двух персидских сочинениях, анонимном географическом сочинении 982–983 годов, открытом в Бухаре в 1892 году и по имени открывшего его получившем название «рукопись Туманского»[62]62
  Александр Григорьевич Туманский (1861–1920) – русский востоковед, военный переводчик, генерал-майор.


[Закрыть], и в историческом труде Гардизи, написанном уже в XI веке, после 1040 года. Даже эти известия, относящиеся, по-видимому, к более позднему периоду, чем схема географов X века, не дают ясной картины; их трудно привести к согласию как между собой, так и с тем распределением тюркских народностей, которое мы находим у Махмуда Кашгарского.