Текст книги "Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести]"

Автор книги: Василий Стенькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

До берега оставалось метров двадцать. И вдруг лодка сделала резкий крен – мы все в воде.

Я плыву на спине. Следом за мною Ставров. Старик и старшина ухватились за лодку и, энергично двигая ногами, гнали ее к берегу. Вода обжигает тело, льдинки царапают шею, подбородок. Недалеко от берега Ставров, отставший от меня метра на три, начал все чаще и чаще нырять. Возвратился к нему, и он тут же утянул меня под коду. Вспыли, я схватил его за ворот комбинезона так, чтобы он снова не уцепился за меня. Наконец, ноги касаются дна. Перевозчик и Филинов причалили метрах в ста ниже по течению. Вблизи мы увидели развалившуюся сараюшку. С подветренной солнечной стороны ее разделись и обсушились.

Мы не сразу догадались, почему перевернулась лодка.

– Вон варнак ваш опрокинул, – сердито проворчал старик, стрельнув колючим взглядом в Ставрова. – Поганец!

Ставров недели две путал, выкручивался, пытался выяснить, что известно о нем следователю. Но и у самого опытного преступника рано или поздно происходит психологический надлом, когда он убеждается: запирательство бесполезно, чистосердечное признание – единственный выход из положения.

Такой момент наступил и у Ставрова.

– Ладно, – бросил Ставров, отрешенно махнув рукой. – С чего начинать? С самого детства?

– Нет, – спокойно сказал следователь. – Вашу жизнь до момента выезда из Канского района мы уже записали. Там все верно. Начинайте с войны, только без путаницы.

– Пишите.

– Запишем потом. Рассказывайте, а мы с товарищем капитаном послушаем.

– Наш хутор на реке Ея, – начал Ставров, – со слов родителей представлялся мне райским местом... В тридцать девятом году я в Боготоле сел на поезд и со многими пересадками доехал до Краснодара, а оттуда – до хутора. Там жила тетка, сестра отца, одинокая старуха. Она обрадовалась приезду племянника и не чаяла души во мне. Ну, немного пожил у тетки и поехал в станицу, поступил шофером в райпотребсоюз. Осенью сорокового меня призвали в армию. Началась война.

Наша часть сражалась в моих родных местах. Весной сорок второго года наш батальон попал в окружение. Командир приказал пробиваться в одиночку. Я пришел в свой хутор. Жил у тетушки. Немцы, по слухам, заняли Кавказ, подходят к Волге. Я рассудил так: наши придут не скоро, помирать с голоду неохота – надо искать работу. В станице встретил дружка, он служил в немецкой полиции. Работа, говорит, легкая: ходим вокруг станицы да песенки поем.

Словом, подал я заявление о желании служить в полиции. Написал автобиографию: отец раскулачен, потом будто бы расстрелян НКВД, сам, мол, сидел в тюрьме. Это я цену себе набивал. Приняли. Первые дни действительно вроде ничего. Служба не трудная, платили нормально. Потом послали в Днепровские плавни, партизан ловить. Там страшновато было...

– Сколько партизан вы лично убили?

– Не знаю, не могу сказать. Стрельба сильная была.

– Продолжайте, Ставров.

– После Сталинграда немцы покатились на Запад. И мы, вся полицейская шушера, – за ними. А куда деваться? Добровольная служба в полиции, участие в карательных операциях против партизан – за это не помилуют. Так и бежали с ними. В начале сорок пятого я попал в лагерь. Это немцы придумали – дескать русские освободят вас из лагеря, поверят, что вы не по доброй воле служили у нас...

– Одну минуту, Ставров, – перебил следователь. – Вы когда ушли из Краснодарского края?

– Летом сорок третьего.

– До начала сорок пятого, почти два года, немцы даром кормили вас?

– Нет, конечно. Где-то западнее Киева, потом в Карпатах нас посылали против партизан...

– Много раз вы лично участвовали в боях?

– Порядочно.

– Вместе с немцами?

– Да, одним нам они, должно быть, не доверяли.

– Расскажите подробнее о споем участии в карательной операции под городом Чагор Черновицкой области.

Ставров сильно вздрогнул, прикрыл глаза ладонью и минуты две молчал. Мы его не торопили.

– Нас подняли ночью по тревоге, – начал он медленно, как бы через силу. Оберлейтенант Шарнгорст, командир «зондеркоманды», к которой мы были причислены, объяснил: вблизи Чагора в деревне укрылись партизаны. Под утро мы заняли деревню. Взрослых мужчин расстреляли всех до единого, дома сожгли...

– Рассказывайте дальше.

– Так вот, нас определили в лагерь. Условия? Наравне со всеми военнопленными. Эти четыре месяца показались мне длиннее четырех лет...

– Кто вас освободил?

– Наш лагерь находился в Австрии, его освободили американские войска. Привезли на сборный пункт в Грац. Большой, красивый город, разделен рекой. Мур называется. Жили мы там здорово: пили, любовь крутили с австриячками. И наших девок дополна было. Все могло кончиться хорошо, если бы не...

Ставров остановился на полуслове и задумался. Видимо, еще сомневался – все ли знают о нем.

– Смелее, Ставров. Чего это вы заколебались? Расскажите о ваших встречах с капитаном Харрисоном.

– Значит, и об этом знаете? Разрешите попить, гражданин следователь?

Я налил стакан воды из графина, подал Ставрову. Он залпом выпил.

– Однажды вечерком я с товарищем пошел на вокзал, – начал Ставров. – Просто от безделья. Может, бабенок хотели подцепить... У пакгауза разгружали вагон. Ящики, в них коньяк с красивыми этикетками. Мы обратили внимание: грузчики долго задерживаются на складе, и ящики остаются без присмотра. Улучили подходящую минуту, взяли по ящику – и деру. Нас поймали, отвели в полицию, а оттуда – в тюрьму.

Дней десять прошло, однако. Вызывает этот самый капитан Харрисон...

– Какой он из себя? Обрисуйте.

– Высокий, плотный, я на рост не жалуюсь, а рядом с ним – пацан пацаном. Волосы пепельного цвета, может, седые, блестящие, будто корова лизнула, а тут, – он показал на пробор, – широкая просека... Глаза болотные... Ну, зеленоватые и всегда мутные... Очень смешные у него уши: маленькие, одно ухо оттопырено, а второе прижато к голове.

– Переводчик присутствовал?

– Нет. Капитан Харрисон прекрасно говорит по-русски: чисто, без акцента. Я даже думаю, что он из белоэмигрантов, и фамилия Харрисон не настоящая.

– С чего начался ваш разговор с капитаном Харрисоном?

– Он попросил рассказать о моей жизни. Я сообщил о раскулачивании отца, а потом столько наговорил на себя, – здесь Ставров выругался столь крепко, что мы со следователем поморщились, – уши вянут. Будто я дезертировал из Красной Армии, лично поймал и расстрелял командира партизанского отряда и еще черт-те что...

– Это зачем же?

– Наверное, хотел больше угодить Харрисону. И что меня сбило с толку: Харрисон ничего не записывает, мели, думает, что хочешь... Ладно. Потом он спросил о ящиках. Тут уж не соврешь – с поличным поймали... Да, говорит Харрисон, попал ты, как кур во щи. А парень ты, видать, хороший. Я тебе помогу выпутаться из этой истории. Я, понятно, обрадовался, стал просить его, чуть ли руки не целую. Только, говорит, услуга за услугу. Когда вернешься на родину, выполнишь несколько наших поручений. Я сообразил, в какую беду толкает меня капитан. Нет, отвечаю, я лучше два года – это Харрисон объяснил, что за мое преступление по здешним законам полагается два года – отсижу в австрийской тюрьме, а шпионом не стану.

Он, зараза, смеется. О, это слишком просто, говорит. Нет, голубчик, мы тебя здесь даром кормить не будем, передадим русским, вместе с описанием твоих похождений у немцев.

По его звонку зашел солдат с магнитофоном. Прокрутили мой рассказ. За такое, подумал я, не помилуют. И тут мне пришло в голову решение: принять предложение капитана Харрисона, выпутаться из беды, а вернусь на родину – там посмотрю. Хорошо, говорю, я согласен, если поручения не очень опасные.

В общем, назавтра меня из тюрьмы перевезли на частную квартиру, стали обучать, как выявлять оборонные предприятия, их назначение, мощность, пропускную систему...

– Об этом, Ставров, мы поговорим позднее, – остановил я Ставрова. – А сейчас скажите, кому и как вы должны были передавать собранные шпионские сведения?

У меня мелькнула мысль: нельзя ли воспользоваться способом, который определили Ставрову, и вывести на связь разведчика западной державы, возможно, живущего в нашей стране под каким-то прикрытием.

– Капитан Харрисон дал мне пять или шесть заполненных открыток. Когда появится необходимость, я приезжаю в Москву и бросаю одну открытку в любой почтовый ящик. Через три дня в обусловленном месте меня встречает женщина. Она будет держать в руках мою открытку...

– Вы познакомились этим способом?

– Нет.

– А где открытки?

– Я их сжег в пункте фильтрационной проверки.

– Почему?

– Во-первых, боялся, что открытки навлекут подозрения на меня, во-вторых, я не собирался выполнять поручения Харрисона...

«Какая возможность упущена!» – подумал я с сожалением, и рассказ Ставрова значительно потерял интерес для меня.

– Явка с повинной, – сказал следователь, – могла серьезно облегчить вашу участь... Вы не знали об этом?

– Знал, как не знал. Капитан Харрисон разъяснил и предостерег, чтобы я не попался на эту удочку.

– Почему?

– Потому, что после явки с повинной, сказал он, начнется проверка и выявится моя служба в немецкой полиции и «зондеркоманде». А этого мне не простят.

– Скажите, а документы вы действительно теряли в октябре сорок пятого года? – спросил следователь.

– Нет, конечно. Заявление в милицию я сделал для того, чтобы изменить имя и получить второй аттестат. Все документы тогда были при мне, уже позднее я их уничтожил.

...В октябре сорок пятого года в ресторане Харьковского железнодорожного вокзала сидели за столиком три молодых солдата. Все они только что уволены из армии в запас. Официант, седой мужчина, прихрамывающий на правую ногу, принес солдатам счет и предупредил, что ресторан закрывается.

Высокий длиннолицый солдат в лихо сдвинутой пилотке полез в карман и вдруг упавшим голосом сообщил:

– Братцы, у меня бумажник сп... перли...

– Ты что, Николай, шутишь?

– Честно, ребята...

– Надо заявить в милицию.

Дежурный отделения милиции внимательно выслушал хмельных друзей, что-то записал на листочке бумаги и велел зайти утром. Ночь солдаты прокоротали на жестких скамьях зала ожидания. Назавтра их принял пожилой майор.

– Вы можете подтвердить личность Ставрова? – обратился майор к солдатам.

– Так точно, товарищ майор. Вместе служили, – не моргнув, подтвердили они.

– Хорошо, вы можете быть свободны.

– Николай, мы тебя подождем внизу, – сказал небольшой чернявый солдат.

Майор достал из стола бланк, нацепил на нос старомодные очки с самодельными проволочными дужками.

– Фамилия? – строго переспросил майор.

– Ставров.

– Имя и отчество?

– Никифор Игнатьевич.

– Как Никифор? Друзья только что Николаем тебя именовали...

Майор отодвинул бланк и недоверчиво посмотрел на заявителя. Ставров разыграл смущение.

– Видите ли, товарищ майор, по документам я Никифор, а называю себя Николаем. Никифор – старое, неприличное имя...

– Неприличных имен нет, – пробурчал майор, видимо, вполне удовлетворенный объяснением Ставрова.

Он протянул заполненный бланк и записку.

– Это справка о том, что ты заявил об утрате документов. Видом на жительство служить не может, но до дому доберешься... С запиской пройдешь к военному коменданту, второй подъезд налево. Получишь продуктовый аттестат и денег на дорогу. В другой раз рот не разевай, – напутствовал майор, дружелюбно улыбаясь.

Прощаясь с «сослуживцами» на перроне вокзала, разъезжались в разные стороны отвоевавшие свое солдаты, Ставров в который раз повторял:

– Вот спасибо, ребята, выручили, а то волокиты не оберешься.

Тонко рассчитывал Ставров. Прими вымышленную фамилию – первая же проверка все выявит. А Ставрова Никифора могли проверять сколько угодно.

– И еще один вопрос, – сказал следователь, заканчивая допрос. – Как вам удалось в один день выписаться и сняться с военного учета?

Ставров скупо улыбнулся: чего же, мол, тут сложного.

– Вскоре после приезда сюда я пошел прописываться. Разговорился с паспортисткой. Эммой ее звали. Девушка рослая, симпатичная, посмеяться любит. Я пригласил ее в кино, она согласилась. После еще встречались. Когда я узнал, что моей персоной интересуются в этом доме, вечером пошел к Эмме и сказал, что у меня большие неприятности на работе и мне надо срочно уехать. Оставил Эмме паспорт и военный билет. К обеду все было готово.

– Кто предупредил вас?

– Наш диспетчер Устюжанинов. А ему под большим секретом сообщил директор автобазы...

Ставров ушел в сопровождении дежурного. Дело закончено.