Текст книги "Обезьяний ящик"
Автор книги: Василий Пригодич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Об авторе этой книги
ГРЕЧИШКИН Сергей Сергеевич (основной псевдоним – Василий Пригодич) [р. 24. III. 1948, город Берлин, Германия – 03.12.2009, Петергоф] – историк русской литературы конца XIX-начала XX веков, поэт, лит. критик, эссеист, член Союза писателей Санкт-Петербурга, член Международного ПЕН-клуба, Санкт-Петербургского русского ПЕН-центра.
Родился в семье петербуржцев-ленинградцев: военного врача, рентгенолога-радиолога, полковника и преподавательницы немецкого языка. В 1971 г. окончил отделение русского языка и литературы филологического факультета Ленинградского государственного университета. Занимался в "брюсовском" и "блоковском" семинарах П.Н. Беркова и Д.Е.Максимова. В 1971-1973 гг. работал старшим редактором журнала "Правоведение". В 1973-1985 гг. служил в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Рукописный отдел, Блоковская группа сектора Новой русской литературы). С 1985 г. – литератор на "вольных хлебах".
Как историку литературы Г. принадлежит свыше 70 публикаций (исследовательские статьи, публикации документов, подготовка текстов, комментарии), посвященных творчеству Андрея Белого, Александра Блока, В.Брюсова, М.Волошина, А.Ремизова, Ф.Сологуба, В.Зоргенфрея, Ю.Балтрушайтиса, Б.Пастернака и др. Многие из них созданы в соавторстве с А.В.Лавровым (ныне – академик РАН). Лучшие совместные работы вошли в книгу: Гречишкин С.С., Лавров А.В. Символисты вблизи. Статьи и публикации. СПб., "Скифия", 2003.
Г. ввел в научный и читательский оборот сотни писем, ряд прозаических и мемуарных произведений выдающихся представителей русского Серебряного века. Уже ранние историко-литературные "штудии" Г. привлекли к себе внимание таких ученых, как В.М.Жирмунский, М.П.Алексеев, Д.С.Лихачев, Ю.М.Лотман, И.С.Зильберштейн и др., которые высоко оценили источниковедческую ценность и высокое качество исследований молодого ученого.
Статьи и публикации Г. по Серебряному веку (1970-1980-х гг.) отличаются строгим академизмом, содержательностью, беспристрастностью, архивной выверенностью, изяществом стиля и специфической филологической "выделкой", свойственной ученым Петербургской филологической школы. Работы Г. публиковались в издательствах: "Наука" ("Литературное наследство", "Литературные памятники", "Ежегодники Рукописного отдела Пушкинского Дома"), "Художественная литература", "Советский писатель", "Советская Россия", "Правда" и др.
Стихи Г. начал писать еще в школьные годы, и уже с университетских лет поэзия Г., отличающаяся специфическим накалом чувств и своеобразием слога, стала достоянием узкого, но компетентного круга российских и зарубежных почитателей. Тогда же поэт взял литературный псевдоним "Василий Пригодич", составленный из родового имени и девичьей фамилии матери. В 1970-1980-х гг. чужеродность поэзии Г. канонам советской литературы была столь очевидной, что об издании его стихов не могло быть и речи. Впервые девять стихотворений Г. были опубликованы в Германии: Василий Пригодич. Из книги "Картонные личины" // Грани. Издательство "Посев". 1982, N 126. С. 49-57. В мае 1989 г., в период "перестройки", состоялось первое публичное чтение стихов Г. в ленинградском Доме культуры работников пищевой промышленности. Г. трудно отнести к кругу питерского литературного "андеграунда" или вообще причислить к какой-либо литературной группе. "Самость" поэзии Г. заключается прежде всего в основательных общегуманитарных познаниях автора, в его особом духовном опыте..
Это свойство стихотворений Г. было подмечено критикой после выхода в свет первого его сборника "Картонные личины", изданного в 1990 г. Ленинградским отделением издательства "Художественная литература". По мнению выдающегося петербургского поэта и критика В.Кривулина, "Картонные личины" – "книга замечательная прежде всего подкупающим сочетанием высочайшей поэтической культуры, мощного филологического багажа и поразительной наивности, почти инфантильности видения". Стихотворения Василия Пригодича "построены на постоянном внутреннем диалоге автора с классическими текстами.., читаются как дословная черновая запись горячечного спора все о том же – о судьбе России, "о приключеньях индивида на этой маленькой планетке", – сколько об этом было говорено в 70-е годы во время бесконечных кухонных застолий, ставших в те годы единственной формой свободного выражения общественного мнения! Но то, что активными и непосредственными оппонентами, собеседниками (едва ли не собутыльниками) Пригодича оказываются Г.Державин, А.Пушкин, Ф.Тютчев, К.Случевский, А.Блок, Андрей Белый, В.Ходасевич, Н.Клюев, Б.Пастернак, А.Солженицын, придает речевой атмосфере сборника высоту, недосягаемую для большинства современных русских поэтов" (Кривулин В. Маска и лицо. Классическое наследие в современной артикуляции // Независимая газета. 1993, N 21 (4 февраля). С. 7).
В 1995 г. Г. выпускает второй сборник стихов – "Пришелец земли", пронизанный исповедально-покаянными мотивами. Автор послесловия к книге пишет: "Воспринимать такие стихи трудно и страшно. Для этого необходимо мужество… Для этого необходима "взрослость" – взрослость современника, который хочет, способен, имеет мужество осознавать себя в мире, не оправдавшем оптимистические посулы европейского гуманизма. Приготовьтесь к восприятию отражения в поэзии мук и конвульсий сегодняшней цивилизации, катаклизмов и неврозов современного общества. Сквозная и ведущая тема поэтического творчества Василия Пригодича – тема Смерти и Воскрешения… Поэт не щадит гуманистические идеалы прошлого именно потому, что они обнаружили в XX веке свой утопически агрессивный и тоталитарный дух, обернулись против Человека, почти неузнаваемо обезобразили его божественный лик… Но не угасает надежда на возвращение Бога, на воскрешение Человека. Поэт ждет возвращения Бога после почти целого столетия забвения его Человеком" (М.Л. Иначе – ничто. Послесловие // Василий Пригодич. Пришелец земли. – СПб., 1995. С. 123).
В третью книгу Г. ("Ветер в ничто". СПб., 2001) вошли стихотворения разных лет, а также лирические посвящения поэтам Серебряного века, друзьям и единомышленникам. Эти лирические посвящения являются, по мнению В.Кривулина, "актуальным продолжением горячечного спора, затеянного еще Вл.Соловьевым и подхваченного лагерными дискуссиями на Соловках и Колыме, в русском Берлине, Праге…". Отдельные "посвящения" критик воспринял как "новейшую версию поэтического осмысления мистико-большевистской утопии", как "полемику, выдержанную в стилистике русского символизма, но взрывающую ее изнутри" (Кривулин В. Келья, книга и вселенная // Арион. Журнал поэзии.– N 3. 1994. С. 53). Г. публикует стихи в журналах и альманахах: "Новый журнал" (СПб.), "Арион" (М.), "Византийский ангел" (Киев), " Kreschatik" (Германия) и др.
В последние годы жизни Г. под псевдонимом Василий Пригодич активно выступал как лит. критик, эссеист. Им опубликовано свыше 120 статей о книжных новинках, но не только. Иногда Г. выступал и как политический публицист. Вел раздел "Книжная полка" в газете "London Courier" и в интернет-журнале "Русский переплет". Статьи и пространные эссе Г. зачастую вызывали яростную и нелицеприятную полемику как в "бумажных", так и в сетевых изданиях. 50 избранных статей Г. вошли в книгу: Василий Пригодич. Кошачий ящик // СПб., "Геликон Плюс", 2003. За свою литературную карьеру Г. публиковался в журналах, альманахах и газетах: "Новый мир", "Звезда", "Русская литература", "Труды по знаковым системам" (Тарту), "Новое литературное обозрение", "Wiener slawistischer Almanach", "Смена" (СПб.), "Вести", (Таллинн), «Ваш тайный советник», «Новости Петербурга», «Территория бизнеса» и др.
Г. много работал как "сетевой" литератор, постоянно публикуясь в интернет-изданиях "Лебедь" (Бостон), «Русский Переплет», «Поэзия. Ру»" (СПб.), «Удафф» (СПб) и др., являлся членом редакционной коллегии интернет-журналов "Русский переплет" и "Поэзия. Ру". Сетевой словесности, полагал Г., с ее мгновенностью, спонтанностью, «цветущей сложностью», раскованностью и мыслительной свободой принадлежит будущее.
Почти девять лет с нами нет Сергея Гречишкина, Сережи…
С его уходом образовалась зияющая пустота, никем и ничем не заполняемая.
Мы похоронили поэта на обрывистом склоне над никогда не замерзающей пригородной речкой.
Кладбище это – между Санкт-Петербургом и остальной Россией.
3 декабря в день кончины мы приходим поклониться его могиле.
Нас много, и память наша крепка.
Глеб Валентинович Маркелов, 2018 г.
Настоящий сборник был в основном подготовлен к изданию самим автором – Сергеем Сергеевичем Гречишкиным.
Байки кремлевской диггерши, или Потерянный рай
Давно не писал я ничего путного: болел. За мной, читатель! Поговорим о самой скандальозной книге минувшего года: Елена Трегубова. Байки кремлевского диггера. М., Издательство «Ад Маргинем», 2003. 382 С. Тираж 50 000 экземпляров. Это издательство, вопреки административному нажиму, отличается тем, что издает НЕОРДИНАРНЫЕ книги. Из-за чего скандал? В книге идет речь о кремлевской «хунте» (так скажем), – вот и скандал. У начальства высокого ума нет (вечно в истории российской), посему был хамски снят с эфира репортаж о книге в передаче «Намедни» Леонида Парфенова (НТВ), у дверей квартиры Трегубовой был подожжен взрывпакет. К чему это привело? К тому, что «Байки» давно занимают первое место в рейтингах книжных продаж.
О слове "диггер" (по-английски "diggers" – копатели). Так именовали себя сторонники Джерарда Уинстенли, лидера крайне левого крыла Английской революции. Движение диггеров ("истинных уравнителей") было подавлено военным диктатором Оливером Кромвелем. В наши времена диггерами именуют себя люди, изучающие городские подземелья, тоннели, канализационные стоки и т.д. Трегубова, изгнанная из журналистского кремлевского пула, в предисловии пишет: "…на протяжении всех этих лет я чувствовала себя диггером из фантастического фильма, который спускается и в кромешной темноте и адском зловонье пробирается по запутанным лабиринтам. И, наконец, – что самое мучительное – вступает в контакт с местными обитателями. Внешне они иногда слегка напоминают людей, но в действительности – совсем не люди, а абсолютно другой, даже не скрещивающийся с нами биологический вид" (С. 15-16).
Это пафосное заявление не совсем верно, скорее, совсем не верно, ибо, прочитав эту исключительно занятную и забавную книгу, читатель приходит к простому, как мычанию, выводу: они – люди, такие же, как мы с вами, только хуже нас, намного хуже, ибо им несравненно больше приходится лгать, подличать и изворачиваться (как говаривали опытные питерские проститутки: «суетиться под клиентом»). Мы склонны демонизировать ВЛАСТЬ, наделять ее сакральными и мистериальными функциями, харизматическими обертонами, а на самом деле не только КОРОЛЬ голый (см. главы: «Как меня вербовал Путин», «Как Путин кормил меня суши», «Мой „друг“ Володя Путин», «Как Путин испортил мне Пасху», «Борис Ельцин, живой и мертвый», «Дедушка старый, ему все равно»), голые и свита, и обслуга-прислуга, да и сама хроникерша без одежды. Вот так! Кремлевские реформаторы, как правило, у Трегубовой – «отвязанные», «реальные и правильные пацаны», пестующие не благополучие России-Матушки, а собственные вульгарные шкурнические интересы.
Думается, поэтому книга и вызвала высочайший гнев. Автору следовало подпустить мистического тумана, набросить на кремлевских фигурантов покрывало Изиды, романтический флер, ничего этого нет, посему "байки", вопреки желанию автора, воспринимаются как документальная сатира. Небожители оказываются злобными лилипутами-интриганами, зачастую коварными и подлыми. Рекомендую эту книгу всем: бодрит и отрезвляет, как огуречный рассол после ночи непомерных возлияний.
Вся книга пронизана стенаниями о травле, о несправедливом исключении журналистки, публиковавшейся в "Русском телеграфе", "Известиях", "Коммерсанте", из прикормленной кремлевской "машиной", пишущей кодлы. "Байки" еще полны дамской обиды на несостоявшийся роман с… – молчок. Читайте сами. Трегубову выгнали взашей из элитарной "тусовки". Вот почему я вынес в заголовок название знаменитой поэмы "Потерянный рай" (1667) Джона Мильтона, яростного участника политических пертурбаций в Англии середины XVII века. Автор одновременно "мстит, кроваво мстит" (слова Карандышева из драмы А.Н. Островского "Бесприданница") обидчикам и робко пытается сказать: "Папа, я больше не буду".
Мадемуазель Трегубова нарушила некоторые тайные "законы", за что и была изгнана из корпорации. Какие? Читайте и обрящете. Читатель, любое человеческое сообщество: страна, правительство, бизнес-круг, ученый совет Кембриджского университета, коллегия адвокатов, Международный ПЕН-клуб, тюрьма, казарма, больница и прочая, и прочая, и прочая – живут по определенным законам, которые не следует нарушать, ибо это жестко карается. Мы не говорим об уголовном законодательстве – другая песня. Нарушение корпоративных законов, в конечном итоге, наказывается изгнанием из корпорации. А нарушение императивных поведенческих узаконений в российской тюрьме, казарме и больнице карается смертью (я совершенно серьезно).
Книга написана пленительным "макароническим" языком: горючая смесь комсомольского жаргона, новорусского "новояза" с "канцеляритом". Все время встречаются обращения: "Володь", "Володя" (понятно к кому, да?), "Борь", "Борька", "Саш", "Стальевич", "Сережа", "Лужок", "Берёза", "Рома", "Лёша" (вот здесь раскроем обращение – Кудрин) и т.д. Не чурается автор и табуированной лексики, к примеру, главки "Ну, все ребята, вам п…ц!", "Уё…ть отсюда! И поскорее" (так у автора). Процитируем яркий образчик стиля: "Чубайс – вдохновенный Вольный Каменщик!.. В смысле Чубайс как раз Невольный Каменщик! Он – фиганутый на голову масон, работающий круглые сутки, человек миссии, абсолютно бескорыстный. Именно из-за этого его каждый раз так все и имеют" (С. 301). Умри, Денис, лучше не скажешь. Подобные цитаты можно было бы многократно умножить, но зачем. Кстати, все кремлевские насельники у Трегубовой – фельетонные негодники и записные мерзавцы. Симпатию у автора вызвали лишь Чубайс, Ельцин и олигарх Владимир Евтушенков. Очень жаль, что книга не снабжена именным указателем: это был бы "бекедер"-путеводитель по закоулкам кремлевской власти.
Кстати, книга не только уморительно смешна, но и поучительна. Читатель постепенно приходит к несложной мысли, мол, политика вершится не президентом, правительством, парламентом, а зачастую случайными людьми за кулисами, в приемных, "под ковром", в кулуарных разговорах, на лестницах, в коридорах и на кухнях. К примеру, Трегубова утверждает, что многие важные политические решения принимались-октроировались на даче знаменитой российско-британской журналистки Маши Слоним. Автор четко фиксирует правительственные "наезды" на свободную прессу, телевидение, радио, попытки обуздать их и стреножить. Поражает поведенческая и вербальная пошлость, пошлость и пошлость кремлевских "небожителей". Удивляет и то, как бессовестно легко продаются-перекупаются журналисты. Эх, "четвертая власть"…
Путина Трегубова не любит. Почему? Читайте книгу, она того стоит. Скажу лишь, что психологический портрет Владимира Владимировича, созданный мадемуазель-журналисткой, странен, пристрастен и… пугающ (так скажем). Путин у Трегубовой – некий механизм, спроектированный для… – опять молчок. С несравненно большим пиететом Трегубова описывает удивительные похождения Бориса Николаевича. Сцена, где на королевском банкете в Стокгольме Ельцин, разогретый звоном и содержимым "чаш", решил женить Немцова на кронпринцессе, не уступает лучшим страницам "Русского Ювенала" – Н. Щедрина (главка "Стокгольмский кошмар"). А вот и вывод автора книги: "Дедушке можно было простить все. Потому что он всегда, не важно – вменяемый или невменяемый, живой или мертвый, – оставался крутым" (С. 57). Чудил старый барин, что и нравилось обслуге, а вот новый барин не чудит… Процитирую поразительный фрагмент из книги: "Как-то раз на мои упреки в изобретении Путина Березовский признался: – Слушайте, Лена, да я в тот момент его и не знал почти! Ну два раза вместе водки выпили – и вперед, в президенты! Зная легендарную динамичность Березовского, в это охотно верится" (С. 377).
Собеседники "кремлевской диггерши" чрезвычайно, предельно откровенны. Вот признание "Славы" Суркова – ведущего кремлевского политтехнолога из администрации президента Путина: "Знаешь, вот попомни мое слово: сейчас, конечно, застой, но еще через несколько лет вы все еще вспомните с благодарностью, что мы этот застой удерживали! Потому что сейчас еще лет восемь в стране застой будет, но зато потом – ка-ак еба…ет – никому мало не покажется!" (С. 375). Радужные перспективы, а? Сказано простенько и со вкусом.
Читаешь эту забавную книгу и вдруг впадаешь в грусть-тоску. А что с Родиной-то будет, если арапа заправляют какие-то бесцветные и пустые человечки. Да, да, бесцветные и пустые – именно так. Поживем – увидим.
Я уже сказал, что книга проникнута некоей дамской обидой, в ней много, увы, истероидных интонаций, автор страдает в существенной мере и манией преследования. Трегубова еще очень молода, в ее тексте очень много детского, капризного, максималистского. В ее обличениях зачастую важны не сами фиксированные факты, а девчоночье желание сказать: я, я, я, смотрите, с какими крутыми дяденьками я ходила на дискотеку. Но есть в книге и совершенно иной "сокрытый двигатель": слезы и боль за Россию, проповедь свободы во всех ее проявлениях, манифестированное отвержение любых притеснений и утеснений. Работа в кремлевском журналистском "пуле" нанесла Елене Трегубовой тяжелейшую психологическую травму. Все пройдет, и это пройдет. Писательница еще порадует нас новыми "байками".
7 апреля 2004г.
«Маленькая барабанщица», или Большая книга
Соскучился я по тебе, любезный читатель, а так поговорить хочется. Есть и повод – замечательная книга: Джон Ле Карре. Маленькая барабанщица. Перевод с английского Е. Осеневой и Т. Кудрявцевой. М.: Издательство «Эксмо», 2004. 540 С. Тираж 6100 экземпляров. Роман написан двадцать лет назад, но он сейчас сверхактуален. Почему? Читай дальше.
Несколько фраз об авторе. Джон Ле Карре, один из самых известных в мире английских романистов, родился 19 октября 1931 года в Пуле (графство Дорсет) в семье предпринимателя. Его подлинное имя – Дэвид Джон Мур Корнуэлл. Детство его материально было вполне благополучным, но, мягко говоря, отнюдь не безоблачным: мать оставила семью, когда Дэвиду-Джону было пять лет, отца несколько раз арестовывали за финансовые аферы.
Будущий писатель учился в Оксфорде и в университете Берна (Швейцария), преподавал немецкий и французский языки в Итоне, ряд лет прослужил одновременно в Министерстве иностранных дел и в "Интеллидженс сервис". Как это часто бывает, он занимался разведывательной деятельностью под прикрытием дипломатического статуса (был вторым секретарем британского посольства в ФРГ, а позднее – консулом в Гамбурге). После выхода в свет третьего романа "Шпион, пришедший с холода" (1963), который принес писателю мировую славу, он выходит в отставку. Двоящийся образ британского разведчика Джорджа Смайли – героя нескольких романов нашего автора – стал понятным и близким (а, может быть, непонятным и далеким) миллионам читателей в разных странах. Ле Карре – автор двадцати книг, добрая половина из них была экранизирована. Псевдоним он выбрал случайно, посему домыслы журналистов о том, что он якобы взял фамилию предков – французов-гугенотов, бежавших при кардинале Ришелье в Англию, – газетная утка.
Джон Ле Карре – один из основателей-фундаторов нового для литературы второй половины минувшего столетия жанра – политического триллера. Опыт службы в разведке предопределил магистральное направление его творчества. В одном из интервью писатель признался: "Я исследовал секретные службы как некое подсознательное народов, которым они принадлежали. Меня интересовали подлинные, подспудные страхи и мифы, которыми они жили. К примеру, история КГБ эпохи "холодной войны" демонстрирует полнейшее психологическое соответствие "конторы" состоянию советского общества того времени – его комплексы, его фантазии, его абсурдные, бессмысленные страхи перед русской эмиграцией… Сюда же относятся и всякого рода заблуждения – особенно в отношении США. И наоборот – неадекватность Запада в отношении к России. Я понимал, что могу использовать свой опыт для иллюстрации более широких сфер жизни. Именно поэтому разведка стала местом действия моей "человеческой комедии"". Чрезвычайно любопытное и важное признание…
Выше я упомянул, что книга написана двадцать лет тому назад. Международный терроризм, который сейчас паровым катком катится по всему миру, тогда еще только делал первые шаги. Шаги, разумеется, крупные. Все человечество ужаснулось и содрогнулось после захвата в заложники и убийства израильских спортсменов во время Мюнхенской Олимпиады 1972 года. Однако для подавляющего большинства европейских, американских и советских обывателей это была далекая "экзотика", мол, пусть "они" истребляют друг друга на Ближнем Востоке, а у нас тихо, уютно, спокойно и сыто.
В романе "Маленькая барабанщица" поставлена и чрезвычайно остроумно и элегантно решена психологическая проблема политического терроризма. Впервые в истории мировой литературы она была заявлена в гениальном, по словам Блока, романе Андрея Белого «Петербург» (1912 год). Герой романа – Николай Аблеухов – по заданию некоей революционной партии – должен взорвать бомбой своего отца, важного имперского сановника. На самом деле это – провокация «охранки». Белый новаторски показывает «сращение» охранного отделения и боевого террористического подполья, спонтанный переход боевика в правительственного агента и наоборот. Вспомним знаменитого Е.Ф. Азефа, чье появление-разоблачение было предсказано Белым, который одновременно командовал боевым отрядом эсеровской партии и был платным агентом охранки.
Сюжет романа весьма непрост: действие "перетекает" из Германии в Англию, в Австрию, в Грецию, на Ближний Восток. В основе сюжета лежит неустанная борьба израильских спецслужб с палестинскими террористами при равнодушной и поверхностной помощи соответствующих организаций европейских стран. Да, взрывы происходят в Европе, но европейцы еще не слишком понимают, что это навсегда.
Героиня романа – молодая актриса Чармиан (Чарли), вопреки своей воле, оказывается втянутой в сложнейшую шпионскую игру по уничтожению главаря палестинских террористов. Заманившие ее в свои сети представители израильских спецслужб (Гади Беккер, Курц (он же – Шульман и Рафаэль) и Шимон Литвак) – истероидные, рефлектирующие люди, которым приходится убивать врагов, нарушать законодательство чужих стран, что приводит к тяжелейшим психическим травмам, депрессии, нервным срывам. А их противники – не рефлектируют, не терзаются угрызениями совести, не рассуждают, не обсуждают приказы, а убивают просто так, в том числе и совершенно неповинных людей.
Писатель реконструирует психику террористов. Она – другая, читатель, не такая, как у нас с тобой. Впрочем, другие – не означает плохие. Этими людьми движет слепая, нерассуждающая, огненная, яростная ненависть не только к Израилю, но ко всему западному миру. Любой американец, европеец, россиянин – взрослый, ребенок, старик – может быть убит, ибо он враг, рожденный и проживающий на вражеской территории. Роман удивляет каким-то пугающим психологизмом, которого не было в прежней литературе. Развлекательный триллер постепенно вырастает в Большую книгу с полнокровными персонажами и серьезнейшими проблемами.
До самого финала непонятно: на чьей стороне автор. А на чьей? Не скажу! Читатель, кстати, вместе с автором переходит из лагеря в лагерь, сочувствует то тем, то этим. Весы писательского замысла все время колеблются. Погружение в мир политического терроризма убеждает в схожести методов боевиков и противоборствующих спецслужб. Все двоится, мысленные фантомы переворачиваются: террорист оказывается спецагентом, и опять наоборот. Героиня, прошедшая специфическую обработку, не понимает: кто боевик, а кто агент.
Чрезвычайно интересны и образы левых западных интеллектуалов, которые, как раки, попадают в сети террористов и от напыщенных "революционных" фраз легко переходят к кровавым деяниям. Книга очень грустна: с арабскими боевиками никогда не удастся договориться. С боевиками ИРА, с басками, возможно, получится, с палестинцами – нет. Это другая порода людей. Вот их кредо: нужно "стремиться к тому, чтобы уничтожить собственность и казнить богачей" (С. 156). Под этот ранжир попадаем и мы с Тобой, читатель, ибо мы состоятельней насельников палестинских лагерей. Еще фрагмент из монолога лидера боевиков: "Я убил немало людей, которые наверняка достойны уважения… Но мной, когда я убиваю, движет любовь. Я убиваю ради Палестины и ради ее детей" (С. 496).
Всем нам в школе рассказывали о подвигах Николая Гастелло и Александра Матросова. О них написаны книги и сняты кинофильмы. Каждый день мы видим по телевизору и читаем в газетах о том, как в Ираке, в Саудовской Аравии, в Чечне, в Узбекистане боевики-смертники ценой собственной жизни отнимают другие жизни. Нужно признать, читатель, что такого массового героизма не было в человеческой истории. К примеру, ни один секретарь райкома КПСС не умер за коммунистическую идею. Как же нужно истово в Аллаха и в палестинскую идею верить, чтобы неколебимо ради них идти на неминуемую смерть.
В своем романе Ле Карре измерил и сфотографировал леденящую бездну, разделяющую европейское и восточное мировидение-миропонимание. Ей-Богу, страшно. Проницательный читатель скажет, мол, это сделал еще Р. Киплинг. Да, но романист все это невероятно углубил и усложнил. Важна в "Маленькой барабанщице" и тема двойничества: противники одновременно и похожи, и непохожи друг на друга. Вспомним замечательную мысль Н.С. Лескова: "Натуральный факт в мистическом выражении".
Среди писателей много дураков, одаренных художников, но житейски глупых людей. Читатель, Ты не поверишь, но именно так относились, например, к Блоку и Андрею Белому Д.С. Мережковский и З.Н. Гиппиус. Сказанное ни в коем случае неприложимо к романисту. Книга удивительно умна, многие мысли автора, надеюсь, войдут в сборники афоризмов. Приведу две фразы: "В глубине души… большинству бунтарей хочется лишь обрести новый, более совершенный конформизм" (С. 134); "Для женщины ложь – это способ обороны. Они обороняют правду, как обороняют девственность. Женская ложь – свидетельство добропорядочности" (С. 144).
Вот такая книга: загадочная и блестящая, как фейерверк, и пророческая, ибо в ней предсказано не только то, что сейчас происходит в мире, но и то, что неминуемо произойдет…
21 апреля 2004 г.