Текст книги "Лето сухих гроз"

Автор книги: Василий Щепетнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Щепетнев Василий
Лето сухих гроз

Василий ЩЕПЕТНЕВ

Лето сухих гроз

– Определенно, Лондон уснул. Всеобщее царство сна, – Холмс педантично поместил "Таймс" на стопку других сегодняшних газет.

Мне это не понравилось: аккуратное обращение с газетами предвещало Большую Хандру со всеми ее атрибутами – раздражительностью, ночным музицированием.

– Холмс, вы немилосердны к бедным обывателям. Могут же они хоть недолго пожить без сенсационных убийств и грабежей.

– Могут, дорогой Ватсон, разумеется, могут. Я не могу, – он внезапно смолк, дотянулся до каминной кочерги и начал бесцельно вертеть ее в руках.

Когда работы было много, Холмс являл собой образчик деятельного, бодрого человека, но стоило наступить паузе, и настроение его в корне менялось. Он страшился оказаться ненужным: это влекло за собой нужду, нищету. И с годами беспокойство росло.

Это чувство знакомо и мне. Чего скрывать, преуспевающего врача из меня не получилось. Люди с удовольствием (надеюсь!) читают мои рассказы, но лечиться предпочитают у других, не отвлекающихся на посторонние дела, врачей.

Купленную практику я растерял моментально – что это за доктор, постоянно оставляющий пациентов ради участия в расследовании жутких преступлений?

Мое участие в расследованиях Холмса объясняется не только связавшей нас дружбой. Подлинные случаи служили основой моих рассказов, питали мою фантазию и воображение; в свою очередь, благодаря этим рассказам известность Шерлока Холмса распространилась далеко за пределы королевства, что обеспечивало более-менее постоянный приток клиентов. Но порой, увы, бывали и дни штиля, как сейчас. Десять дней – ни одного стоящего дела.

– К вам посетитель, мистер Холмс, – заглянула в гостиную Мэри, племянница миссис Хадсон, помогавшая ей по хозяйству – годы брали свое...

– Хорошо, – Холмс не выказал особой радости. – Дело о пропаже любимой кошки.

– Полноте, Холмс, – укорил я его.

– Здравствуйте! – перед нами предстал молодой, румяный человек, средний-средний класс, таких в нашем районе двенадцать на дюжину. "Пожалуй, спортсмен" – я попробовал на посетителе метод Холмса.

– Позвольте... Позвольте мне самому... – молодой человек напряженно переводил взгляд с Холмса на меня.

Холмс молчал. Я тоже.

– Вы – мистер Шерлок Холмс, – наконец решил вошедший, шагнул к Холмсу и затряс его руку. – А вы – доктор Ватсон.

– Совершенно верно. Так что же привело к двум английским детективам, (О, Холмс! Он знал, что званием детектива я гордился еще больше, чем званием литератора, и никогда не упускал случая польстить мне) к двум детективам проницательного русского студента-химика? Вероятно, вы выполняете поручение родных? Получили телеграмму?

– Как... Как вам это удается? – студент выглядел скорее восхищенным, чем озадаченным. – Я, конечно, много читал о вас, но... Это непостижимо!

– Всего лишь умение видеть и делать выводы, – Холмс порозовел от удовольствия. – Русский – у вас определенно славянский тип лица, затем произношение – слишком безупречное, академическое, и, наконец, шнурки не заправлены в туфли. Студент – возраст и галстук; химик – пятна от реактивов на руках, в свое время у меня было довольно таких отметин.

– А родственники? Телеграмма?

– Вы не производите впечатление человека, у которого случилось несчастье, значит, выполняете чье-то поручение. Срочные поручения обыкновенно передают телеграфом, и порез на вашем указательном пальце свидетельствует о том, что вы недавно распечатывали депешу – с некоторых пор их заклеивают липкой лентой с острыми, как бритва, краями. Порез, конечно, пустячный, но если на края ленты нанести бациллы азиатской лихорадки...

– Да? – студент осмотрел свой палец, затем поспешно опустил руку. Позвольте представиться: Фадеев, Константин Фадеев.

– Так что же привело вас сюда?

– Вы совершенно правы – телеграмма, – и он вытащил из кармана лист бумаги. – Я получил ее сегодня от дяди. То есть, он мне не дядя, а дальний родственник... Впрочем, это не важно. Разрешите, я зачитаю?

– Сделайте одолжение, – Холмс откинулся в кресле, прикрыл глаза. Старый конь почуял битву.

– "Константин, постарайтесь убедить мистера Шерлока Холмса приехать в наш летний замок для консультации по весьма важному вопросу. Дело крайне срочное. Браун уполномочен оплатить расходы". Подпись – П. Браун представитель дядиной фирмы в Лондоне. Сахар и конфеты.

– А сам дядя?

– О, дядя... Он – принц Ольдбургский, Петр Александрович.

– Принц?

– Самый настоящий. И праправнук императора Павла.

– Высшие сферы.

– Еще бы. Его жена, принцесса Ольга – великая княжна, – русский выдержал паузу, – сестра ныне здравствующего императора Николая Второго.

– Да, – Шерлок Холмс не склонен был восторгаться или выражать какие-либо иные чувства. Принц, ну и принц. – Что именно послужило причиной обращение ко мне, вы, полагаю, знаете?

– Совершенно нет. Ничего. Телеграмма – единственное, чем я располагаю. Ну и, разумеется, чек. Он – ваш, если вы согласны ехать.

Холмс, мельком взглянув на чек, положил его на стол. Я скосил глаза. Сумма была не безумная, но более чем удовлетворительная.

– Следовательно, принц ждет, что я поеду в Россию, не имея представления о сути дела?

– Получается, так. Вы и доктор Ватсон.

– Обо мне в телеграмме нет ни слова, – мне казалось, что парень знает больше, чем говорит.

– В этой – нет, но дядин поверенный, Браун, получил указание оплачивать расходы двух человек.

– Где вы остановились? Я... Мы дадим ответ завтра, – Холмс вернул чек посетителю.

– Очень хорошо. Вот мой адрес. Мы могли бы отправиться – если вы, конечно, принимаете предложение, – завтра вечером.

– Вы тоже едете в Россию?

– Да. Вакации. К тому же вам потребуется переводчик, не так ли? Я и буду этим переводчиком.

Константин Фадеев откланялся.

– Боюсь, в моей картотеке Россия остается белым пятном.

– Самое время вывести его, – я видел, что Холмс колеблется.

– Ватсон, Ватсон... Десять лет назад я бы, не задумываясь, тронулся в путь, – он взял кочергу, отложенную на время визита русского. – Я как эта кочерга, еще годная в дело, но далеко не новая. Помните, нам ее попортил доктор Ройлотт? Я тогда выправил ее довольно небрежно, а сейчас... – он напрягся, и едва заметный изгиб исчез.

– Вот видите, Холмс!

– Пустое, – но видно было, что Холмс доволен.

– Так мы отправляемся, Холмс?

– Ватсон! Я не решался вас просить. Россия далековата...

– Пустое, – вернул я словцо Холмсу. – Если едете вы, еду и я.

– Тогда собирайте чемодан, Ватсон. Едем туда, где мы нужны! – Хандра исчезла. Холмс вновь был заряжен бодростью, лучшим видом энергии. Он нужен! Его позвали!

Описывать подробно дорогу я не стану. Поезда двадцатого века променяли романтику на комфорт. С точностью хороших часов пролетали мимо города и страны, пролетали и уходили в прошлое, во вчера.

Наш Вергилий, Константин Фадеев, рассказывал о работодателе. Мы действительно направлялись в самые высшие сферы русской аристократии. Итак, "дядя" – принц Ольдбугский Петр усердно занимается свекловодством и сахароварением в поместье матери, Евгении Максимиллиановны, великой княгини, племянницы Александра Первого. Ее муж, отец нашего клиента, принц Александр Ольдбургский – любитель и покровитель наук, известен в ученом мире как археолог, химик и оптик. Жена "дяди", принцесса Ольга, – сестра ныне царствующего императора Николая Второго. Имение Рамонь – это семь тысяч десятин пахоты – около пятнадцати тысяч акров; лес, замок, сахарный завод, кондитерская фабрика. Ольдбургские-старшие живут в замке, Ольдбургские-младшие – неподалеку, в имении "Ольгино".

На четвертые сутки мы добрались до места. Почти добрались. На небольшой станции покинули экспресс.

– До имения десять миль, – Константин огляделся. К нам спешили двое. Это за нами.

Встречающие подхватили наш багаж.

– Я надеюсь, нам не придется идти пешком все десять миль?

– Что вы. Уже пришли, – Константин подвел нас к небольшому составу; паровозик и вагон. – Дядя построил ветку до Рамони.

Вагон оказался роскошным салоном – специально для встреч дорогих гостей, пояснил Константин. Его одного так бы не встречали.

– Как-то будут провожать, – рассмеялся Холмс.

Лес подступал прямо к полотну, казалось, еще немного, и ветви деревьев заколотят по вагону.

Потянуло дымом, гарью.

– Никак, пожар, – я выглянул наружу. Невдалеке горел подлесок – трава, кустарник, а несколько мухиков пытались сбить огонь.

Константин поговорил со слугой.

– Засуха. С Мокия нет дождя.

– С Мокия?

– Народная традиция – отмечать дни именами святых православной церкви. С середины мая. Если в скором времени не приударит дождик, пакала свеколка. Сухие грозы землю жгут, говорят мужики.

Поезд замедлил ход. Напротив вагона стоял экипаж. Нам не пришлось даже прикоснуться к багажу: все сделали слуги.

Меж деревьев голубела вода.

– Это наша речка, Воронеж. Проблемы с мостом – надо строить каменный, под тяжелый состав.

Мост и вправду был неказист: деревянный, на сваях, выкрашенный в темно-зеленый цвет, он напоминал замшелого дракона, притворявшегося спящим, в надежде на рассеянного путника, который примет его за настоящий добропорядочный мост.

А дальше, дальше и выше, стоял замок, словно сошедший с детских книг с кокетливыми зубчатыми башенками, стрельчатыми окошками и всеми прочими финтифлюшками времен Короля Артура.

– Замок Ольдбургских, – сообщил Константин делано-равнодушно, даже не поворачиваясь к замку лицом. У нас-де этих замков – девать некуда.

Нам удалось миновать непроснувшийся мост. Деревья правого берега надвинулись, заслоняя собой добрую старую Англию, на смену видению пришел аромат – тоже из детства, аромат сластей, рождественских даров, счастья.

– Конфетная фабрика. Видите, между ветлами, трехэтажная. А дальше завод. Завод осенью заработает, а фабрике круглый год без роздыху. Золотые медали парижской и лондонской выставок.

Экипаж въехал во двор. Фонтан перед замком бодро шипел водяными струями, а сам замок вблизи обретал объем, вес, сущность, и уже не казался ненастоящим, сказочным.

Нас поселили не во дворце, а рядом, в большом флигеле, называвшемся "Уютное". И действительно, жилище наше было весьма милым, более того, роскошным, но роскошью не броской, а добротной и скромной – если такая возможна вообще. Дубовые панели, ковры, красное дерево. Самого Константина поселили рядом, сорок шагов от "Уютного", в "свитских" номерах. Ничего, очень даже неплохо. Свитские номера – значит для лиц, сопровождающих высоких гостей, для свиты.

Мажордом передал, что принц Петр ждет нас через три часа, желая, чтобы мы сначала отдохнули с дороги. Ужин в семь пополудни, по случаю лета одеваться без формальностей.

Принц встретил нас радушно.

– Располагайтесь, пожалуйста, – он указал на кресла.

Мы сели, а его высочество зашагал по ковру, большому, но изрядно потертому.

– Благодарю, господа, что вы смогли откликнуться на мою просьбу. Дело, которое заставило прибегнуть к вашей помощи, на первый взгляд может показаться мелким, но поверьте, для меня, для всей нашей семьи оно имеет исключительно важное значение. Сигару? – спохватился принц Петр.

– Я предпочитаю трубку, – Холмс полез в карман.

Сигару взял я, не знаю уж зачем. Я не сторонник курения вообще, а сигары пробовал редко. Однажды, если мне не изменяет память. Наверное, действовала атмосфера: принцы, замки, Россия.

– Здесь, в этом кабинете – мой рабочий сейф. Неделю назад я заметил, что из него исчезли драгоценности моей жены: кольцо с бриллиантом и пара рубинов. Пропажа неприятна и сама по себе, но особенно из-за некоторых обстоятельств, связанных с камнями.

– Каких же? – Холмс наслаждался своей трубкой, а я безо всякого удовольствия пускал дым в потолок – тоже не простой, облицованный деревом, по которому были выжжены десятки миниатюр. Шахрезада, тысяча и одна ночь.

– Камни – приданое жены и весьма редкие. Бриллиант – двенадцать карат, а рубины просто уникальны – они светятся в темноте. По преданию, это камни египетских фараонов, и их потеря особенно огорчительна.

– В сейфе хранились только эти драгоценности?

– Да. Собственно, жена держит свои украшения в нашем имении Ольгино, а эти камни я принес исследовать на радиоактивность. Я подозреваю, что свечение является следствием содержания в рубинах примеси радия, и хотел повторить опыт доктора Беккереля – положить на фотопластинку, обернутую светонепроницаемой бумагой. Так вот, я их принес, а на следующий день, когда намеревался провести эксперимент, они пропали.

– А почему вы не стали делать опыт в своем имении?

– Хотел воспользоваться лабораторией отца. Да и ему было любопытно проделать с камнями несколько экспериментов по оптике. Собственно, это была его идея – насчет радия.

– Следовательно, о том, что драгоценности здесь, знали вы и ваш отец, принц Александр. Кто-нибудь еще?

– Жена. Я, разумеется, взял драгоценности с ее согласия.

– Позвольте взглянуть на сейф.

Принц подвел Холмса к стене.

– А, сейф Майера. Солидный ящик. – Холмс осмотрел дверцу. – Сколько ключей от этого сейфа?

– Один.

– Где он?

– Здесь, в конторке, – принц открыл ящичек. – Вот он.

– Вам не кажется бессмысленным заводить отличный сейф, а ключ держать там, где его может отыскать и ребенок?

– В сейфе обычно не хранится ничего особенно ценного. Ключ же лежит в секретном отделении конторки. К тому же кабинет в нашем отсутствии всегда заперт.

– Заперт? Но ведь кто-то его убирает?

– Да. Да, разумеется. Но в доме никогда не было краж.

– Позвольте ключ.

Холмс подошел к окну, под увеличительным стеклом рассмотрел бородку.

– Хорошая работа. Откройте, пожалуйста, сейф, – он вернул ключ принцу.

Дверца, дюймовая сталь, бесшумно открылась. В глубине виднелись бумаги, конверты, папки.

– Где находились драгоценности?

– Видите, здесь дополнительное отделение, с шифром.

Действительно, в правом верхнем углу был еще один ящичек, сейф в сейфе, с четырьмя рукоятками.

– Камни хранились в нем?

– Да. Как видите, опасаться чего-либо причины не было.

Холмс рассмотрел рукоятки.

– Буквенный шифр. Свыше двухсот тысяч комбинаций. Кому известно слово?

– Мне. И отцу.

– Оно где-нибудь записано?

– Нет, мы его помним, оно простое: "зеро".

Холмс несколько минут внимательно изучал сейф.

– Видите ли, мистер Холмс, – принц положил в пепельницу сигару, не нскуренную и наполовину. Нервничает. Годы, проведенные вместе с Холмсом, не прошли впустую: я подмечал и беспокойное шевеление пальцев, и бледность лица. Пульс, наверное, под восемьдесят. – Главная непрятность заключается в том, что камни – рубины – просит на время Александра Федоровна.

– Простите, кто?

– Это я должен извиниться. Снобизм – называть запросто ее импреаторское величество. Но она – жена шурина. К тому же произносить титул – верный способ привлекать внимание посторонних. Мы стараемся этого не делать.

– Зачем императрице понадобились камни?

– Видите ли... Сейчас в моде увлечение оккультными науками: спиритизм, мессмеризм, что там еще. А рубины якобы упоминаются в "Книге Мертвых", древнеегипетском папирусе. Возможно, это действительно те самые камни. Императрице они понадобились для спиритических сеансов. Ольга, конечно, согласилась исполнить проьбу. Поэтому я и поспешил с опытами, кто знает, на сколько рубины понадобятся Александре Федоровне. И вот – они пропали. Очень неудобно, неловко.

– Когда вы получили просьбу императрицы?

– Письмо от нее передал полковник Гаусгоффер, он свой человек при дворе. Полковник и должен был отвезти камень.

– Гаусгоффер? Я где-то слышал это имя.

– Он полковик германской армии, сейчас в длительном отпуске.Известен путешествиями в Гималаи.

– Да, да, вспомнил. Экспедиции восьмого и двенадцатого годов, – Холмс прикрыл дверцу сейфа. – Когда полковник прибыл в имение?

– Неделю назад.

– А камни пропали...

– На следующий день.

– Полковнику известно о пропаже?

– Нет. Никому не известно, кроме нас с отцом. Я очень рассчитываю на вашу помощь.

– Я приложу все силы.

– Только... Дело предельно деликатное, вы понимаете?

– Я приложу все силы, – повторил Холмс...

Ужин, верно, по случаю лета, имел место быть на террасе, с которой виднелись река, станция, лес и невесть какая даль за лесом.

Все проходило довольно мило – нас представили их высочествам – ее императорскому высочесту принцессе Евгении, ее императорскому высочеству принцессе Ольге, принцу Ольденбургскому Александру (без титулов, без титулов, у нас в Рамони летом запросто), молоденькой девушке Лизе (воспитаннице Александра), и полковнику Гаусгофферу. С Константином мы уже были знакомы. Разговор завязался оживленный – о ланкастерской системе взаимообучения, о сравнительных достоинствах немецкой и французской метод извлечения сахара из свеклы, о полифонических монетах (по-моему, реверанс в сторону Холмса), и еще, и еще. Беседа шла на очень недурном английском, и Константин мог отдохнуть. Он и манкировал обязанностями, ведя приятную беседу с молоденькой, лет семнадцати, воспитанницей.

Признаться, я был несколько разочарован, не найдя роскоши арабских сказок – золотой посуды, гор икры, танцующих невольниц, гуляющих павлинов и медведя на вертеле. Довольствоваться пришлось мейсенским фарфором, стерлядью по-казацки. И игристыми донскими винами. Правда, где-то неподалеку слышались противные крики, и студент уверял, что это павлины.

Когда дамы покинули нас, стало полегче. Или просто потянуло прохладой реки. На смену игристому пришел серьезный портвейн. Холмс раскурил трубку. Я не замечал никаких признаков погруженности в раздумья, казалось, мой друг просто отдыхал, наслаждался вечером. Впрочем, порой я замечал и признаки неудовольствия, легкие, едва заметные даже для меня, проведшего бок о бок с Холмсом многие (и лучшие!) годы. Я бы сравнил настроение Холмса с настроением великого хирурга, которого спешно пригласили к коронованной особе удалить бородавку.

Журчала вода каскада, бежавшая вниз, я, благодушный, умиротворенный вином, следил за прихотливым разговором.

– Материализм, идеализм – слова, ярлыки. Наука отличается от суеверия прежде всего терминологией, – старый принц вел главную тему, остальные подыгрывали ему, впрочем, не без изящества. – Возьмем открытия в медицине. Материалисты, если не ошибаюсь, объясняли раньше причину холеры дурными испарениями, миазмами. Не так ли, доктор Ватсон?

– Э... Совершенно верно.

– Колдуны же и знахари считали, что дело в демонах холеры. Теперь, после открытий профессора Коха, наука установила: причина холеры – микроб, невидимое глазу существо, вселяющееся в человека и доводящего до болезни. Чем отличается микроб от демона?

– Но, ваше высочество, – полковник не забывал титуловать принца. Наверное, и потому, что обращаться по имени и отчеству, как это принято у русских, гораздо труднее. – Вы не можете отрицать того, что наука являет собой могучую силу.

– Именно. Именно, Herr Oberst. А у нашего народа есть поговорка: сила есть, ума не надо. Ученые все более используют руки, а не голову, наука бьет тараном там, где нужно найти ключик, вставить в скважину и повернуть.

– Найти! То-то и оно! Они, ключики, под ногами не валяются.

– И не должны выляться, Herr Oberst. Ибо втопчут их во грязь. Или, что хуже, откроют дверь.

– Почему же хуже?

– Дверь пропускает в обе стороны.

Я сидел и слушал знаменитую русскую беседу. Солнце успело закатиться, принесли лампы

– К счастью или несчастью, дверь эта потаенная и непостоянная, покажется и исчезнет надолго, на всю жизнь, превращая ключик в безделицу, в ничто – до следующего раза в другое поколение.

Длинная дорога, незнакомое место, новые люди, вино – все это вместе создало во мне странное состояние благости, восторженного покоя. Я потягивал портвейн, постепенно пьянея, но ничуть не тревожась этим. Такие милые люди, такой спокойный, уверенный Холмс, да и дело выходило хоть и загадочным, на мой взгляд, но не страшным, не кровавым. Приятное дело, приятное место, приятные люди.

– Ах, что это я разболтался, – спохватился принц Александр. – Время позднее, а вы с дороги. Доброй ночи, доброй ночи всем. А завтра, я уверен, все трудности разрешатся.

Холмс вежливо поклонился.

Все поднялись.

– Всего... Всего восьмой час! – запротестовал я.

– В Лондоне, Ватсон. В Лондоне, – Холмс взял меня под локоть и твердо повел по дорожке вокруг замка.

Яркая, полная луна светила лучше всяческих фонарей.

– Я... Я вполне трезв, Холмс.

– Не сомневаюсь.

– Но я действительно трезв. А вот вы, Холмс, не пили почти ничего. Ни вы, ни другие, – сейчас до меня дошло. Что стаканы остальных оказались лишь пригубленными.

– Отдаю должное вашей наблюдательности, Ватсон.

– Тогда почему мы ушли?

– Потому, что с нами попрощался хозяин.

– Ах, да. Водопроводчики, верно? – мы успели дойти до нашего пристанища, когда Холмс, наконец, отпустил мою руку.

Мы сели в кресла около столика (Людовик Шестнадцатый).

– Наши хозяева заботливы, – Холмс указал на бутылку. – Ваш любимый портвейн. Желаете?

– Нет, – хмель потихоньку таял, искушение росло, но я удержался.

– Отлично, – он вернул бутылку на стол. – Ну, каково ваше впечатление, Ватсон?

– Просто загадка. Сейф с шифром, а драгоценности исчезли. Невообразимо!

– Да, – Холмс грустно улыбнулся.

– Вы... У вас есть гипотеза?

– Думаю, мне известно, кто взял драгоценности.

– Неужели?

– Полагаю, что это известно и принцу Петру.

– Тогда зачем...

– Думаю, и похититель знает, что я знаю, и что знает принц Петр.

– Погодите, Холмс, погодите. Он знает, что вы знаете, что знает... Нет,это слишком запутанно. Зачем вообще было звать вас, если всем все известно?

– Грязная работа, Ватсон. Грязная работа. Вы тоже можете протереть пол в приемной после визита больного, но держите для этого санитарку, не так и?

– Да, – я вздохнул. – Держал, когда практиковал. Но все же...

– Семья Ольдбургских может себе позволить пригласить экспертов из Англии. Это богатая семья, Ватсон, очень богатая.

– Кто же похититель?

– Завтра, Ватсон, все завтра. Вы ведь помните – самым деликатным образом. И переведите часы, или лучше дайте их мне. Вот, Ватсон, теперь вы окончательно в России.

Мы разошлись по спальням. Окна моей комнаты выходили на парк. Кроме луны, нигде не виднелось ни огонька. И тишина, полная, почти абсолютная тишина.

Безмятежный, убаюканный покоем, я засыпал с мыслью, что более легкого дела я не знал за все годы знакомства с Холмсом.

Как может человек ошибаться!

Стук в дверь разбудил меня, стук и настойчивый зов:

– Ватсон, Ватсон, вставайте!

– Холмс, это вы? – я посмотрел на часы. Господи, даже здесь четверть шестого, а в Лондоне?

– Быстрее одевайтесь, Ватсон, я жду вас.

Если Холмс будит так рано, значит не без оснований. Я пренебрег бритьем, ограничась умыванием. В холл я спустился через десять минут, но Холмс уже ушел – на столе лежала записка – "Идите к левому крылу замка". Видно, дело не терпело отлагательств. Странно. Я-то думал, что Холмсу осталось положить руку на плечо похитителя и сказать "верните драгоценности", а это совсем не обязательно делать так рано.

Холмса я нашел сразу, Холмса и еще несколько человек – принца Петра, полковника Гаусгоффера и Константина.

– Доктор, взгляните. Может быть... – принц выглядел растерянным, смятенным. Подойдя ближе, я понял причину волнения – за кустами в траве лежала мисс Лиза, воспитанница старого принца. Восковая бледность ее лица настораживала, а когда я попытался отыскать пульс, холод тела подтвердил девушка мертва. Рука ее вывернулась под немыслимым углом, а, приподняв туловище, я понял окончательно – сломана шея.

– Она мертва, – сообщил я очевидное присутствующим.

Холмс кивнул.

– Ее нашел садовник. Он сообщил мажордому, тот – принцу Петру, а затем подошла и моя очередь. Какова, по-вашему, причина смерти, Ватсон?

– Возможно, падение с высоты, – я задрал голову вверх, и все остальные – тоже. Там, наверху, на высоте около пятидесяти футов, виднелось открытое окно башни.

– Выпала оттуда, – предположил полковник.

– Ваше высочество, вы, я полагаю, должны сообщить о случившемся властям? – Холмс вопросительно посмотрел на принца.

– Да. Я телеграфирую в город.

Через четверть часа к замку подъехала телега, пара санитаров осторожно положили на нее тело бедной девушки. Пришел и доктор. К сожалению, он не знал английского, а Константин был настолько потрясен, что использовать его в качестве переводчика,да еще в столь специфическом деле, не представлялось возможным. Пришлось объясняться на дурном французском и скверной латыни.

Я опущу подробности – в работе врача хватает малопривлекательных моментов. Окончив обследование, мы передали тело санитарам обряжать в одежду, доставленную из замка. Пожелав успехов коллеге, я направился по пыльной дороге назад, к замку. Вернулась жара, тянуло гарью, опять, наверное, горел лес.

Холмс был в "Уютном", в холле, успев выкурить несколько, судя по плотности дыма, трубок. Вместе с холмсом, напротив в кресле, сидел Константин.

– Располагайтесь, Ватсон. Сейчас нам подадут бутерброды. Или желаете чего-нибудь поосновательнее?

– Нет, – я и бутербродов не хотел.

– Итак, Константин, вы виделись с мисс Лизой после ужина?

– Да, мистер Холмс. Недолго. Она... Она должна была помогать принцу Александру в приготовлениях к какому-то эксперименту.

– Ночью?

– Да... Что-то связанное с лунным затмением. У принца Александра разносторонние интересы, а к этому затмению он готовился особенно тщательно. Лиза говорила, что принц очень волнуется. И поэтому она должна немедленно идти в лабораторию.

– Лабораторию?

– В замке под нее отведено несколько комнат, в башне и в нижних этажах. Химические, оптические опыты, фотография...

– И мисс Лиза помогала ему?

– Иногда. Это было знаком особого доверия со стороны принца Александра.

– Спасибо, Константин.

Студент что-то пробормотал и, задевая по дороге мебель, вышел.

– Ну, Ватсон, что скажете вы?

– Смерть девушки наступила после падения с высоты. Определяются переломы костей, вероятны разрывы органов.

– Вероятны?

– Мы не производили вскрытия. Это не принято здесь по религиозным мотивам. Я сужу по тому, что грудь и шея девушки имели значительные раны она упала на куст, сучки, а крови, как вы сами видели, возле тела практически не было, следовательно, кровотечение было внутренним.

– Спасибо, Ватсон.

– Холмс. – я откусил-таки бутерброд, – а что говорит старый принц?

– Его не могут найти.

– Он исчез?

– Вы совершенно точно охарактеризовали ситуацию.

– Но почему вы сидите здесь?

– Ватсон, мы с вами находимся в России, стране со своими законами и обычаями. Я не могу действовать без ведома властей. Кража драгоценностей частное дело. Смерть – нет. С минуты на минуту ожидают следователя из губернского города.

Я посмотрел на часы. Ого! С момента пробуждения минуло три часа.

Слуга на странном французском передал, что нас ждут в замке.

Ставшей привычной дорога мимо фонтана, гулкая прохлада замкового холла, паркет, массивные двери – все воспринималось мной ясно и резко, отпечатываясь в памяти высококлассным дагерротипом.

В кабинете нас ждали принц Петр и незнакомец – мужчина средних лет, с бородой и усами, в чесучевом свободном костюме.

– Мистер Холмс, доктор Ватсон – Свиридов Олег Юрьевич, следователь, принц прибавил какой-то длинный чин.

– Весьма, весьма рад! – усердно начал трясти руку следователь. Похоже, все в России говорят по-английски. Совсем неплохо. Или семья Ольдбургских жалует англоманов. – По какому же делу пожаловали в наши палестины, мистер Холмс?

– Мне поручено отыскать некую... пропажу.

– Пропажу? – следователь был невысок и, скорее, тщедушен, но голос, басовитый, глубокий, невольно заставлял относиться к его владельцу со всей серьезностью. – Ох, уж эти пропажи. Мой совет, если не побрезгуете – ищите среди прислуги. Девяносто шансов из ста. Девяносто девять.

– Я приму это к сведению.

– Осмотрим место происшествия, господа! – следователь энергично повел нас наружу. Ничего не оставалось, как идти за ним.

– Значит, здесь нашли тело. Вы, мистер Холмс, вероятно все тщательно осмотрели?

– Да, – и Холмс подробно рассказал об утренних событиях, а я – о результатах обследования тела.

– Падение с высоты, да... Бывает. Кто последним видел мисс Лизу?

– Вероятно, отец. – принц Петр выглядел наиболее уставшим из нас, хотя был тщательно выбрит, причесан и одет.

– Принц Александр? Тогда мне нужно переговорить с ним.

– Его... Его нет.

– Нет? Он что, куда-то уехал?

– Все лошади в конюшне, а на станции он не появлялся.

– У него в привычке вот так... Уходить?

– Нет. – с каждым "нет" принц все более мрачнел.

– Тогда, может быть, вам известно, чем именно собирались заняться ваш отец и мисс Лиза?

– Лиза ассистировала... помогала отцу в его опытах. Один из них отец собирался провести этой ночью – сфотографировать лунное затмение каким-то совершенно особым способом.

– И где проходил этот опыт?

– В лаборатории. Я покажу.

Мы вернулись в замок боковым, неглавным ходом, и поднялись в башню.

– Это верхняя лаборатория, – проговорил принц, открывая дверь.

Мы вошли. Следователь сразу направился к полураскрытому окну.

– Ага! – он выглянул, посмотрел вниз. – Понятненько. Из этого окна и выпала мисс Лиза, – он начал изучать подоконник.

Комната напоминала мастерскую оптика – зеркала, линзы, призмы.

– Любопытно, – Холмс обратил внимание на большую, футовую линзу, закрепленную на массивном штативе.

– Осторожно! Бога ради, не сдвиньте! Здесь очень чувствительный часовой механизм, – шагнул к Холмсу принц.

Холмс стал перед линзой, заглянул в нее.

– Луч из окна, пройдя сквозь линзу, попадет на призму, – он указал на призму, укрепленную в нише стены. – Судя по всему, дальше луч пойдет вниз. Видите?

Действительно, в нише под призмой начиналась небольшая, около квадратного фута, шахта.

– А это что?

Прямо под призмой еще на одном штативе было закреплено серебряное кольцо.

– Похоже, в кольцо вставлялась какая-то линзочка, нечто вроде окуляра.

– Вы думаете, эта оптическая, хм, система, имеет отношение к случившемуся? – русский следователь скептически посмотрел на Холмса. Вот, мол, за какие турусы на колесах получают некоторые гонорары.

– Я просто пытаюсь понять, что происходило ночью. Каково ваше мнение?

Следователь встал на низкий, около полуярда от пола, подоконник.

– Я без труда достаю верхнюю задвижку, но мисс Лизе пришлось бы подняться на цыпочки.

– Зачем? Зачем ей подниматься на цыпочки? – меня задел отход Холмса на задний план.

– Чтобы закрыть окно. Думаю, когда принц Александр закончил фотографировать небесные светила, он ушел. А мисс Лиза привела в порядок свои записи или что она там вела, захотела закрыть окно. Потеряла равновесие и упала. Кто-нибудь слышал крик? Надо поспрашивать людей.