Текст книги "Звездный билет"

Автор книги: Василий Аксенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Часть II
Аргонавты

Глава 4

Они смотрели в окно вагона. Над Каланчевской уже зажглись неоновые призывы Госстраха, а небо было еще совсем светлым. Западный фасад высотной гостиницы весь пылал под солнцем слюдяным огнем.

И все это медленно-медленно уплывало назад.

Станционные пути и совсем рядом обычная московская улица. Огромный плакат на глухой стене старого дома: «Лучшие спутники чая». В космическом пространстве вокруг чашки чая вращаются его лучшие спутники: печенье, варенье, торт.

И все это медленно-медленно уплывало назад.

– Шикарно придумана реклама, – сказал Димка. – Надо бы всю рекламу построить по этому принципу. Лучший спутник мыла – мочалка, лучший спутник водки – селедка…

Но Галя, Алик и Юра не подхватили.

А потом все пошло быстрее и быстрее, трах-тах, тах-тах, тахтах, тах-тах… То вдруг открывалась дальняя перспектива Москвы, то окно закрывалось вагонами, стоявшими на путях, заборами, пакгаузами. Трах-тах, тах-тах, трах, свет, мрак, трах-тахтах, бараки, свет, трах-тах-тах, встречный паровоз.

Уходила Москва, уносилась назад. Центр, забитый автомобилями, и полные ветра Лужники, все кинотеатры и рестораны, киностудия «Мосфильм», Ленинская библиотека и Пушкинский музей, ГУМ, трах-тах-тах, все уже позади, и в каменном море четырехугольная «Барселона», волна и корабль, что качал нас семнадцать лет, мама, папа, дедушка, брат, все дальше и дальше улетют они, трах-тах-тах, свет, мрак, барак, новостройка, тах-тах, это еще Москва, трах-тах, вдруг лес, это уже не Москва, трах-тах-тах, встречная электричка.

Проводники таскали матрацы и комплекты белья. В обоих концах вагона скопились граждане со сверточками в руках. По очереди они исчезали и появлялись снова уже в роскошных полосатых одеждах. Весь вагон возился и извинялся, а трое парней и девушка все смотрели в окно на лес и поле, где временами появлялись и стремительно мчались назад последние островки Москвы.

Рядом скрипнула кожа, и Галя почувствовала, что кто-то деликатно взял ее за талию.

– Разрешите проследовать? – пророкотал ласковый командирский басок. Прошел мужчина в синем костюме и скрипучих сапогах. Налитая красная шея, пересеченная морщинами, напоминала поверхность футбольного мяча. Обернулся, скользнул зеленым глазом, поправил рыжий ус и сказал кому-то:

– Гарная дивчина.

Димка, взглянув на рыжего, вдруг почувствовал себя маленьким и беспомощным и со злости сжал кулаки. Галя прошла в глубь купе и села там у окна. Димка сел с ней рядом. Алик вытащил из рюкзака кипу газет и журналов – «Дэйли уоркер», «Юманите», «Юнге вельт», «Паэзе сера», «Экран», «Курьер ЮНЕСКО» и «Юность»; Юрка вытащил из кармана «Советский спорт».

Напротив Гали и Димки сидели три парня в очень аккуратных костюмах. Двое из них все время посмеивались, вспоминая какую-то машину, которую они называли «самосвал ОМ-2870». Третий, белобрысый гигант, молча улыбался, поворачивая голову то к одному, то к другому.

– Лучшая марка из всех, что я знаю, – сказал первый парень и подмигнул Димке.

– Верно, – согласился второй.

– КПД самый высокий, поэтому и хороша эта машина в эксплуатации. – Первый опять подмигнул Димке.

– Что-то я не знаю такой машины, – мрачно сказал Димка.

Первый парень, худой и прыщавый, откинул со лба черную челку и выкатил на Димку лакированные глазки:

– Не знаешь? Слышишь, Игорь, человек не знает самосвала «ОМ-28-70»!

– Молодой еще, – улыбнулся Игорь, человек с крепким и широким лицом. Разговаривая, он поднимал ладонь, словно что-то на ней взвешивая. Он вытащил бутылку и показал. Оказалось, что самосвал «ОМ-28-70» – это «Особая московская» – 28 рублей 70 копеек». Страшно довольный, черноглазый малый безумно хохотал.

– Это нас вояки по дороге в Москву разыграли, – проговорил он задыхаясь. Отсмеявшись, предложил знакомиться. – Шурик, – сказал он и протянул руку Гале, которая все это время безучастно смотрела в окно.

Галя обернулась к нему холодным лицом манекена. Она умела делать такие лица.

– Александр Морозов, – поправился черноглазый и привстал. – А это мои друзья – Игорь Баулин и Эндель Хейс.

Галя небрежно кивнула головой и снова отвернулась. Димка разозлился на нее и сказал:

– Ее зовут Галка. А я Димка Денисов. А это мои друзья – Юрий Попов и Алик Крамер. Идите сюда, ребята!

Алик уже давно остро поглядывал из-за «Паэзе сера», изучал типажи. Юрка, не отрываясь от «Спорта», пересел поближе, ткнул в грудь Энделя Хейса и спросил взволнованно:

– Слушай, как ты думаешь: припилят наши в баскет американцев?

– Цто? – тонким голосом спросил гигант и покраснел.

– Он по-русски слабо кумекает, – улыбнулся Игорь.

Проводник принес чай. Черноглазый, несколько обескураженный каменным лицом Гали, вскоре снова разошелся. Он сыпал каламбурами, анекдотами, корчил такие рожи, что Юрка уже не спускал с него глаз. Алик положил газету на стол. Черноглазый ткнул пальцем в фотографию Брижит Бардо на первой странице и сказал:

– Артисточка эта на вас смахивает.

Напряженно прикрыл один глаз.

О, как Галя умеет улыбаться!

– Вы находите?

Черноглазый Шурик радостно засиял.

– Должен вам прямо сказать, что вы ужасно фотогигиеничны. Ха-ха-ха!

«Страшно люблю таких психов в компании», – подумал Димка.

Ребята охотно поддержали тон Шурика: дурачились изо всех сил. Игорь достал карты, а Алик стал учить новых знакомых играть во французского дурака. Даже огромный Эндель развеселился и пищал что-то своим тоненьким голоском. Начало путешествия складывалось приятно. Поезд летел в красной закатной стране. Электричество в вагоне еще не включили, и от этого было как-то особенно уютно. Тени на лицах и блики заката сквозь хвойный забор, вокруг блестят глаза, и открываются в хохоте рты. Какие славные ребята наши попутчики! И вообще все о'кей! В мире полно смешных и благожелательных людей. Поезда ходят быстро, в них уютно играет радио.

 
Я жду тебя, далекий ветер детства,
Погладь меня опять по волосам.
 

Все вскочили, отдавая честь, потому что вышел король, а Димка остался сидеть. Его затормошили, Юрка хлопнул картами по носу, но он отмахнулся.

 
Переулок на Арбате
С проходным нашим милым двором…
 

Димка встал.

– Я покурить. – И пошел в тамбур.

Поезда уходят быстро от родных мест, но в них есть радиоузлы, где крутят душещипательные пластинки. Черт бы их побрал! Иная песенка может выбить из колеи даже мужчину, выжимающего правой рукой шестьдесят.

– Ничего, это с ним бывает, – сказал Юрка, – поехали дальше!

И все закричали:

– Бонжур, мадам! – потому что вышла дама.

Димка курил в тамбуре, и ему было стыдно. «Видимо, я все-таки слабак, – думал он. – Всем ребятам тяжело, но они держатся. Даже Галка. А меня словно кто-то за горло взял, когда стали крутить эту пластинку: „Я жду тебя, далекий ветер детства, погладь меня опять по волосам“. Ветер детства, такого еще близкого, что там говорить! Он только там, этот ветер, больше нигде его нет для меня. Летает по переулкам медленно и властно, как орел. И вдруг со свистом – под арку „Барселоны“, а мама из окна:

– Дима, ужинать!

Ребята кричат:

– Димка, выйдешь?

– Дмитрий, сколько раз тебя нужно звать?

– Димка выйдешь?

А ветер детства уже заполнил все и распирает стены. Мама любила гладить по волосам до тех пор, пока я не устроил ей скандала из-за этого. Теперь ночью подходит и гладит – и ветер детства сквозь кирпичи и стекла… Все, покончено с этим ветром. Ему не долететь до Балтики».

Димка открыл дверь вагона, и резиновый ветер открытой земли дал ему в грудь.

Тра-ля-ля! Поехали исследовать разные ветры! Бриз – это прибрежный ветер. Муссоны дуют летом с моря на сушу, зимой наоборот. Пассаты – прекрасные ветры (это у Джека Лондона). Бора – в Новороссийске (где это он читал?). Торнадо – кажется, в прериях.

Географы и синоптики различают ветры по направлению и по силе. А кто их различает по запаху? Музыканты, что ли? Художники, наверное, умеют различать и по цвету. Боже мой, как только не пахнут ветры! Вот этот резиновый, на ощупь он каждую минуту разный. Сейчас дохнул морской травой и навозом. Опушка леса наполовину уже погружена в темноту, а лужа возле полотна пылает смесью всех цветов, словно палитра. И рядом апатичная лошадь с продавленной, как старый диван, спиной. Телега оглоблями вверх. Босой мальчишка. Одинокая изба по краю леса. Прошлогодний стог. Запах мокрой травы и навоза. Запах старины. До боли все это знакомо. Все это уже когда-то было. Когда? Попытайся вспомнить. Опушка мелькнула и исчезла. В дороге не только исследуют, но и вспоминают. К сожалению, никогда нельзя вспомнить до конца.

– Кукареку! – закричали в вагоне, потому что вышла десятка. Эндель опять зазевался. Брижит Бардо встала и, очень грациозно спотыкаясь, выбралась из купе.

Димка стоял лицом к двери и беспощадно дымил. Галя увидела его плечи, обтянутые черной фуфайкой, мускулистую шею, и ей неудержимо захотелось провести ладонью по его затылку снизу вверх, чтобы почувствовать мягкую щетку волос. Она это сделала. Димка резко повернул голову и отскочил.

– Ты что?! – гаркнул он. – Чего тебе надо?

– Дайте мне сигарету, капитан, – сыграла Галя.

– Ты уверена, что Брижит Бардо курит? – буркнул Димка и протянул ей сигарету.

Несколько минут они курили, молча глядя на огромную равнину, покрытую кустарником.

– Ты думал о доме? – вдруг спросила Галя, и Димка снова вздрогнул.

Он посмотрел ей в лицо и сказал:

– Да.

Галя отвернулась. Плечи ее дрогнули.

– Мне страшно.

– Что ты, первый раз из Москвы уехала?

– Конечно. Я дальше Звенигорода нигде не была.

Димка взглянул на Галино лицо, ставшее детским, и почувствовал себя слюнтяем и мягкотелым хлюпиком; ему захотелось вытереть этой девочке влажные глаза, погладить ее по голове и сказать ей что-нибудь нежное. Он ударил ладонью по ее плечу и бодро воскликнул:

– Не трусь, детка! Держи хвост пистолетом!

Галя отпрянула.

– Слушай, почему ты так со мной обращаешься? Я ведь тебе не Юрка и не Алик.

– Что я тебе сделал?

– Дима, мы ведь уже не дети.

– Это она мне говорит! Сама разнюнилась, как…

– Я не то имею в виду.

– А что ты имеешь в виду?

Брижит Бардо улыбнулась. Димка терпеть не мог этих ее улыбок, особенно когда она так улыбалась другим.

– Знаешь, – крикнул он, – лучше бы ты осталась дома!

Хотел уйти, но в это время в тамбур влезли Юрка, Алик Шурик, Игорь и Эндель, а потом полезли и другие пассажиры мужчины. Оказывается, поезд подходил к крупной станции.

Когда появились перрон и здание вокзала, Галя снова почувствовала, что ее деликатно взяли за талию, и прямо над ухом прогудел ласковый командирский басок:

– Разрешите продвинуться, землячка, не знаю, как величать.

Рыжий ус лез в глаза. Воняло сивухой. Юрка просунул вперед плечо и мощно притер рыжеусого к стенке. Галя оскорбительно засмеялась.

Внимание станционных служащих, местных жителей и железнодорожной милиции было привлечено весьма экстравагантной группой молодых людей. Удивительная златоволосая девушка в голубой блузке с закатанными рукавами и в черных брючках выше щиколотки прогуливалась по перрону в компании трех насупленных парней в черном. Один из парней носил очки и бородку. Поскольку на станции привыкли терпеливо относиться к пассажирам скорых поездов (к тому же, черт их знает, может, иностранцы), милиция и должностные лица сохраняли полное спокойствие, не выпуская в то же время указанную группу изпод цепкого наблюдения. На вокзальном скверике вокруг гипсовой девы с веслом собралось много местной молодежи.

– Э, ребята, смотри, какие гуси!

– Не гуси, а попугаи.

– Ты его, приятель, примечай, может, он заморский попугай…

– Почему же попугаи? Очень скромно и удобно одеты.

– Молчи, Зинка. Сама стиляга.

– Девка-то, девка, Господи ты Боже мой!

– А этот очкарик с бородой в дьячки, что ли, собирается?

– Сейчас мода в Москве под Фиделя Кастро.

Ребята остановились возле скверика и эффектно «хлопнули» по стакану газировки. Димка сказал:

– Волнение среди аборигенов.

Шурик, Игорь и Эндель долго не могли успокоиться, они охали и держались за животы.

– Господи, – пробормотал Шурик, – ну как же смешно жить на суше.

– Мы перегонщики.

– То есть?

– Перегоняем сейнеры на Дальний Восток. Из Ленинграда или ГДР гоним их на Камчатку.

– А вообще-то мы балтийцы, – сказал Игорь, – дети седой Балтики, так сказать. А это, – он улыбнулся и обнял за плечи Энделя, – прямой потомок викингов.

– Ваши предки тоже были застенчивыми? – спросила Галя у гиганта. – Как же они тогда разрушали и грабили города? И увозили женщин? А?

– Эсты не викинги. Тихие люди. Женщину не увозили. Всегда любили женщину, – в смятении залепетал Эндель.

От одного взгляда на него становилось жарко. Все засмеялись. Димка, Алик и Юрка переглянулись. Кто бы мог подумать, что эти ребята в аккуратных пиджачках перегоняют суда из ГДР на Камчатку через все моря и океаны!

– А вы, видно, студенты?

– Нет, мы школу кончили в этом году.

– В институт будете поступать или на производство?

– Ни то, ни другое.

– А что же тогда?

– Будем путешествовать. Мы туристы.

Алик поправил Димку:

– Какие же мы туристы? Туристы на время уходят из дому, а мы навсегда порвали с затхлым городским уютом и мещанским семейным бытом.

– Точно, – сказал Юрка.

– Мы пожиратели километров, – уточнил Димка.

– Вот дают! – восхитился Шурик Морозов. – Пожиратели! Ну и везет нам, ребята, в этот раз на суше! Сначала тот лейтенант, что сел в Иркутске, сказал, что он фаталист. Фаталист, понимаете? А теперь вот пожиратели километров. Все оригинальные личности попадаются. Разрешите поинтересоваться: у вас, наверное, все не так, как у людей, а? Алик, ты как теоретик…

– У нас нет теорий, – отрезал Алик.

– А взгляды? На любовь, например, у вас какой взгляд?

– Любви нет, – отрезал Алик. – Старомодная выдумка. Есть только удовлетворение половой потребности.

– Правильно! – крикнул Димка. – Любви нет и не было никогда.

– Точно, – сказал Юрка, – нету ее.

– Маменькины сынки вы, вот вы кто, – сердито сказал Игорь. Он воспринимал все это крайне серьезно. – Я думал, вы ребята как ребята, а вы маменькины сынки. Не люблю таких. Блажь в голову пришла, и помчались, сами не знают куда. А деньги кончатся – побежите на телеграф. Милые родители, денег не дадите ли?

– Ошибаетесь, – сказал Алик, – мы сами себя прокормим. Мы труда не боимся.

– А знаете вы, что такое труд?

Димка понял: шутки в сторону. Ишь ты, уставился на Альку этот тип! Желваки на скулах катаются. Может, поучать собирается, влиять? Знаем мы таких! Идите вы все подальше!

– Представь себе, знаем! – крикнул он. – В школе проходили. Учили нас труду. Труд – это такой урок, на котором хочется все ломать.

– Э, – сказал Шурик, – так шутить нельзя.

– Нельзя, – твердо сказал Эндель.

Игорь посмотрел на Димку.

– Интересно, – медленно проговорил он, – едешь в поезде и не знаешь, кто напротив сидит.

– А сидит-то пережиток капиталистического сознания, – усмехнулся Димка.

– Хватит трепаться! – гаркнул Игорь. – Трепачи вы, голые трепачи! Поехали бы в Сибирь, посмотрели бы, что там молодежь делает!

– В Сибирь все едут, – сказал Юрка.

– Все едут на Восток, а мы вот на Запад, – засмеялся Димка.

– Сопляки!

– Но-но! – Юрка рассердился. – Полегче, ты, трибун!

– Говорю, что думаю, – буркнул Игорь и закурил.

– Держи при себе то, что думаешь.

– Не собираюсь.

– Схлопочешь!

– Что-о?

Игорь и Юрка уставились друг на друга. Через несколько секунд Игорь усмехнулся и откинулся.

– Свежий ты человек, Юра. Целина. Удивительное дело. Тебя бы к нам на судно. Вы вообще-то комсомольцы или нет?

– А ты, наверное, секретарь? Освобожденным секретарем работаешь? – спросил Димка.

– Не твоего ума дело. Тебя-то к судну и подпускать нельзя.

– А иди ты… в судно!

– Товарищи! – воскликнула Галя и хлопнула ладонью по столу. – Из-за чего вы ссоритесь, я не понимаю! Какие странные! Давайте лучше сыграем во французского дурака.

– Блестящая идея, – вяло откликнулся Шурик.

Игорь встал и ушел.

– Психованный он у вас какой-то, – сказал Юрка Шурику.

Шурик был растерян. Эти ребята ему почему-то нравились. Игорь зря орал. Не хватает у человека юмора, что поделаешь! Пожиратели! Вот потеха! На судне мы таких обламывали в два счета. И эти где-нибудь обломаются. И все-таки Игорь – молодчина.

Эндель Хейс, не краснея, посмотрел на ребят и встал.

– Игорь Баулин не психованный. Принципиальный. Принципы! – вы знаете, что это такое? Извините, пошел закуривать.

– От сна еще никто не умер, – пробормотал Шурик и взлетел на полку.

– Вот теперь и сыграем, – сказал Димка и стал раздавать карты.

Ночью поезд идет вдоль болот. Сделай себе щелку между шторами и смотри на залитые лунным светом кочки и лужицы. Ты лежишь в длинном пенале, набитом людьми, как перышками. Пахнет одеколоном и сыром «Рокфор». Рядом с тобой, за стенкой толщиной в сантиметр, лежит человек с железными челюстями и железными принципами. Все им ясно, железным. Плюс и минус. Анод и катод. Но все-таки это здорово – лежать в теплом пенале, а не блуждать где-то там, в мертвом болоте.

На перроне Таллинского вокзала Игорь крикнул весело (на его шее висела молодая женщина):

– Гуд бай, пожиратели!

– Пока, перегонщики! – проорал в ответ Димка и отсалютовал выхваченной из рюкзака поварешкой.

Глава 5

Ну вот он, морской пляж.

– Пляжи мне всегда напоминают битву у стен Трои, – сказал Алик.

– Мне тоже, – сразу же откликнулся Димка. – Помню, как сейчас: идем у стен Трои втроем: Гектор, Алик и я, а навстречу нам…

– Пенелопа! – воскликнула Галя и сделала цирковой реверанс.

– Ты хочешь сказать, Елена, – поправил Алик, – тогда я Парис.

– Я ухожу из Трои. Я Менелай, – заявил Димка.

– А я? А я кто буду? – заорал Юрка. – Меня-то забыли!

– Кем ты хочешь быть? Говори сам.

– Черт возьми! – Юрка зачесал в затылке. – Не помню ни одного. Мы же это в третьем классе проходили.

– Тогда ты будешь рабом и будешь сторожить колесницу, – сказал Димка.

– Я Ахилл! – заорал Юрка, потрясая ружьем для подводной охоты.

Димка моментально бросился на песок и схватил его за пятку.

Огромный пляж простирался на несколько километров к северо-западу, и все эти километры были забиты голыми людьми. Это был воскресный и невероятно жаркий для Прибалтики день. Мелкие волны размеренной чередой шли к пляжу, лениво сворачиваясь в вафли. На горизонте медленно перемещались, то сбиваясь в кучу, то вытягиваясь в красивую эскадру, белые треугольники яхт. И над всем этим на юго-западе висел голубой и зубчатый, как старая поломанная пила, силуэт Таллина, грозные камни Таллина.

Вчера ребята уже успели разбить палатку в лесу, в ста метрах от последнего дома пригородного курортного поселка Пирита. Галке, как она ни сопротивлялась, жить в палатке не позволили. Алик и Димка зашли в соседний дом и увидели хозяина, пожилого мужчину. Он сидел на корточках и фотографировал огромного доброго пса, лежащего на крыльце. По двору бегали еще две собачки, три кошки, павлин и жеребенок. Ребята представились хозяину и сказали, что они студенты-ихтиологи из Москвы и приехали сюда для изучения нравов рыб Финского залива. Хозяина звали Янсонс. Он сказал, что он анималист, что он охотно сдаст для девушки комнату на мансарде, жена будет только рада, денег не надо, – а ребятам он с удовольствием окажет помощь в благородном деле изучения нравов рыб Финского залива. Так что с устройством быта все произошло легко, как в сказке.

– Чудаки не дадут нам погибнуть, – сказал Димка, ликуя.

Ребята спустились с холма и направились в дальний конец пляжа, где еще виднелись островки свободной суши. Впереди шел Димка. На плече он нес рюкзак и ласты. Затем следовал Юрка с подводным ружьем. Алик независимо шествовал с пишущей машинкой. Замыкала отряд Галка. У нее на плече висела сумка с надписью «А».

– Приказываю установить наблюдение за заливом, – распорядился Димка, – при появлении судна Янсонса выкинуть международный сигнал: «К нам, к нам, дядя».

– Что делать женщинам, капитан? – приложив два пальца к виску, спросила Брижит Бардо.

– Раздеваться. Лечь в стороне, загорать и как можно реже давать о себе знать.

Они постелили полотенца, закопали в песок лимонад и улеглись в ряд, подставив спины солнцу.

– Сэр, я предлагаю провести общую политическую дискуссию, – сказал Алик, – пусть каждый внесет свои предложения на повестку дня.

– Проблема пищи, – сказал Димка.

– То есть финансовая проблема, – уточнил Юрка.

– А мне можно, капитан? – робко пискнула Галя. – Проблема равноправия женщин, капитан.

– Молчать!

Дебатировалась финансовая проблема. В наличии имелось 1500 рублей. Сумма сама по себе громадная, но на нее надо было прожить месяц вчетвером. Кроме того, имелось десять лотерейных билетов. Короче говоря, надо было дотянуть до тиража.

– Наши мысли не что иное, как электромагнитные колебания, – сказал Алик. – Если в день тиража мы напряжем свою волю, учетверенная мощность наших импульсов… Вам ясно? Телепатия и так далее. Выигрыш обеспечен.

– «Волгу» продадим, купим «Москвича» и на нем покатим в Ленинград, – рассудил Димка.

– Дети, – сказала Галка, а Юрка захохотал.

– Вот с такими настроениями ни черта не выиграешь, – разозлился Алик.

– В общем, жрать пока надо поменьше, – подытожил Юрка. – До тиража. Потом уж поедим.

– Ты же обещал нас всех кормить рыбой, – заметила Галя.

– Рыбы-то, пожалуйста, ешь сколько угодно.

– Да где она?

– Финского залива тебе хватит на ужин?

– Я не понимаю, что это вы так разволновались из-за этих дурацких денег? – сказал Димка.

– Правда, чего мы волнуемся? – улыбнулась Галя. – Ведь наш капитан обыграет всех на бильярде, а Алик наводнит местные газеты своими стихами, балладами, новеллами, баснями, шарадами.

– Ты вроде струсила, детка? Побежишь на телеграф, как говорил этот дубина Игорь!

Галя села, подняла голову, и лицо у нее стало таким, что ребята уткнулись в песок.

– Что мне трусить? Разве трусят, когда впервые видят море? И едут на поезде так далеко и… все вместе? Я ничего не боюсь, когда… Ой, мальчики, мне сейчас так… Боюсь только женоненавистников. – Она открыла глаза и улыбнулась Димке. – Но, к счастью, их не так много.

– Судно Янсонса в двух кабельтовых на норд-осте! – доложил Юрка.

Димка встал.

– Женщины и поэты остаются на берегу. Человек-амфибия и я идем на промысел. Сбор в шесть вечера возле автобусной остановки.

А Галя все сидела с таким лицом, что просто не было сил на нее смотреть.

К ногам Димки подкатился волейбольный мяч.

Ишь ты, сидит, размечталась! Актриса! Сидит и будто не видит этих типчиков, что перебрались к ней поближе со своим мячом.

– Уловил? – сказал Димка Юрке зловеще.

– К Галке хотят подклеиться. Ясно.

Трое парней, все как на подбор, стояли и ждали, когда Димка подаст им мяч.

– Покажем им?

– Пошли.

Димка небрежно одной рукой поднял мяч и, раскручивая его, пошел к парням.

– Подкинь мне вон на того пижона.

Покажем им, чертям, столичный класс! Ну-ка, давай, Юрка! Дима-a! Ничего, подождете, дойдет и до вас очередь. Еще заплачешь, пижончик. Давай, Димка! Юра-а! Выше! Узнаете, как клеиться к нашим девочкам! Разве Галка – твоя девочка? Просто товарищ, как Алька. Это ее личное дело. Ей небось нравится, что она пользуется успехом здесь. Давай-давай! Можешь ты кинуть как следует? Не нравится мне этот пижончик. Просто не нравится, и все. Галка здесь ни при чем. Ну, давай!

Трое парней довольно равнодушно смотрели, как изгилялись Димка и Юрка. Наконец Димка уловил темп, прыгнул и ахнул что есть силы прямо в того пижончика. Пижончик принял мяч, падая на спину, и покатился, как заправский защитник.

– Молодец! – закричала Галка.

Димка оглянулся на нее. Открыла глаза, спящая принцесса! Странно, что вот такие пижончики и пользуются у девчонок самым большим успехом. А взял он здорово. Молоток!

Мяч снова отскочил к Димке. Он поймал его и бросил далеко в сторону. Сказал пижончику:

– Что, вам места больше нет? У нас тут творческая личность, ему нужна тишина и чистый воздух. Понятно?

Ребята поговорили между собой по-эстонски, засмеялись и пошли туда, куда Димка забросил мяч.

– Молодец, – сказала Галя, – какой ты молодец, Дима!

– Слушай, детка, – Димка нахмурился. – Хочу тебя предупредить. Кончай, знаешь, свои закидоны глазками и прочие шуры-муры. Мы не собираемся тут за тебя кашу расхлебывать. Алька, смотри тут за ней!

Алик, ничего не замечая, словно одержимый, стучал на пишущей машинке.

– Ребята сами подошли, – сердито сказала Галя. – Что я их, звала?

– Ты хочешь сказать, что пользуешься успехом?

– А тебе, в конце концов, какое до этого дело?

– Алик, слышишь, Галка пользуется успехом.

Алик вздрогнул, посмотрел на них, лег на песок и сказал в бороду:

– Кому же еще пользоваться успехом, если не ей?

Димка не унимался:

– Юрка, ты слышишь: Галка-то наша пользуется успехом!

– А нет, что ли? – Юрка проверил снасть. – Ты думаешь, не пользуется?

– Конечно, пользуется. Я же и говорю, что пользуется.

Юрка перекинул через плечо ласты.

– Я считаю, – сказал он, – что в нашей школе больше никто и не пользовался таким успехом, как Галка. Вот, может, еще Боярчук.

– Боярчук… Люся? – встрепенулся Алик. – Да, да!..

– Нет! – торжественно заявил Димка. – Боярчук в счет не идет. Из нашей школы только Галка пользуется настоящим успехом. Боярчук ведь еще недоразвитая.

– В каком смысле? – Алик сел и уставился на Димку.

– В женском смысле, конечно. У Галки уже есть все, чтобы пользоваться настоящим успехом. А Боярчук, – Димка показал в воздухе, какая она, эта Боярчук. Плоская, мол.

Юра захохотал:

– В этом смысле точно!

Галя переводила взгляд с одного на другого. Она была поражена. Ребята, ее друзья, впервые при ней вели такой разговор. В поезде они трепались о любви, но это же был обычный треп. А теперь они говорят так о ней! Ее друзья! А Димка даже с какой-то злобой. Подлец!

– И все-таки глаза у Люси… Боярчук удивительные, – сказал Алик.

– Глаза! – засмеялся Димка. – Ха-ха, глаза! Что ты будешь с глазами-то делать? С одними глазами успеха не завоюешь. Наша Галка глазами, думаешь, всех покоряет?

Галя вскочила и ударила Димку по щеке:

– Дурак, дурак, дурак! – Отбежала в сторону и упала в песок. – Все вы дураки и щенки!

Димка стоял, закрыв рукой щеку и глаз, и одним глазом смотрел на все вокруг. В этот миг берег, и лес, и люди выглядели, как десять лет назад, когда он захлебнулся в воде и на мгновение потерял сознание. После этого все казалось вот таким, неузнаваемым.

– Идиотка! – крикнул он первое, что пришло в голову. И сразу все стало на место. Галкина золотистая голова покачивалась за бугром. Плюнет, что ли? Вот еще напасть с ней! А Алька-то какого черта смотрит, словно стервятник?

– Янсонс сигналит, – сказал Юрка, – пошли.

Алик с минуту смотрел им в спины, потом побежал и рванул Димку за плечо.

– Слушай, ты, ты! – пробормотал он. – Ты не прав насчет глаз! Глаза – зеркало души.

– Напиши это в стихах, – буркнул Димка.

– Не прикидывайся, Димка, чтo тебе наплевать на глаза.

– Отстань! Видишь, нам Янсонс сигналит.

– Да ладно вам, – сказал Юрка.

Они снова пошли к воде, но Димка обернулся. Бородатый черт смотрел им вслед. Теоретик! Любви нет. Удовлетворение половой потребности. А сам готов разреветься из-за глаз этой Боярчук.

– Слушай, Алька, скажи ей, что она права – я дурак. И все мы дураки. Скажи, чтоб не куксилась.

– И развези там киселя побольше, – добавил Юрка.

– Хорошо, вы дураки, – сказала Галя, – я это давно знала, но я не знала, что вы такие.

– Понимаешь, – Алик заглянул ей в глаза, – Димка стал какой-то странный. По-моему, он что-то затаил.

– Ты уверен?! – воскликнула Галя. – По-твоему, он что-то затаил?

Она посмотрела в море. Там, довольно далеко от берега, стояло судно Янсонса. По мелководью к нему бежали Юрка и Димка. Устроили вокруг себя настоящее безобразие, тучи брызг поднимают. Вот стало трудно бежать. Идут. Поплыли. Неужели Димка что-то затаил? Неужели это возможно?

– Я подозреваю, – сказал Алик, – я не хочу тебе говорить, это не по-товарищески, но мне кажется.

– Алька, можно тебя дернуть за бородку? Можно, а? Ну, маленький Алинька, можно разочек? Всего один разик?

– Хорошее судно у Янсонса, – сказал Димка, – и сам он дядька хороший.

– А что такое анималист? – спросил Юрка.

– По-моему, это что-то из зоотехники.

Янсонс сидел на корме своей голубой моторки. Издали, в курточке и восьмиугольной фуражке, он был похож на юношу. Моторка покачивалась на волнах. Голубые тени скользили по ее корпусу. Солнце отсвечивало вокруг в воде, вращалось маленькими волчками. Янсонс, загадочный анималист, сидел на корме и улыбался подплывающим ребятам из-за своей трубки.

«Стучит и стучит. Какой смешной этот Алик!» – подумала Галя.

Она уже два раза выкупалась. Поиграла в волейбол с те-ми ребятами. Ребята оказались рабочими с таллинского завода «Вольта». Они говорили по-русски с удивительно милым акцентом.

А Алик все стучал на своей машинке.

«Все-таки он молодец!» – подумала Галя.

Сценарист, беллетрист и поэт Александр Крамер за эти два часа написал уже один рассказ и три стихотворения: о трактористке, к Дню Военно-Морского Флота и к Дню физкультурника.

 
Бронзой мускулов,
День, звени!
Будут ли тусклыми
Наши дни?
 

Мускулы – тусклыми! Железная рифма. Отхватят с руками. 48 строчек по 5 рублей – 240! Неплохо за два часа! Конечно, это халтура, но кто не халтурил? И Маяковский себя смирял, становясь на горло собственной песне.

Десять окурков валялись рядом с ним на песке. Закуривая новую сигарету, он поднял вверх свою бородку (паршивенькая, надо сказать, бороденка!) и поправил синий платок на шее.

«Ну, а теперь начну что-нибудь настоящее, для души.

Каюта. Пахнет табаком. Шкипер спит. Волосы из ноздрей, как два маленьких взрыва. Заскрежетало.

Закручу психологический узел. Жена, любовница, семнадцатилетний сын, драка в портовом кабачке. Напишу в манере сюрреализма и пошлю Феликсу Анохину на рецензию. Ему понравится. Главное – психический автоматизм, всегда говорит он. Телеграфный язык современной прозы. Сделаю настоящую модернягу».

Алик сунул окурок в песок и увидел великолепные остроносые туфли, медленно передвигающиеся по песку. Штаны тоже были стопроцентные, без манжет. Алик поднял голову выше и ахнул. Мимо него шел знаменитый сценарист и кинодеятель Иванов-Петров.

«На ловца и зверь бежит!» – сразу же подумал Алик.

Знаменитость отошла метров на десять и со слабым стоном повалилась на песок.

– Галка, видишь того человека? – горячо зашептал Алик.

– Шикарный дядечка, – равнодушно сказала Галя. Она лежала на животе, болтала ногами в воздухе и читала что-то по театру.

– Это же Иванов-Петров!

– Иванов да еще и Петров? Не может этого быть.

– Темная ты женщина! А еще актрисой собираешься стать!

Алик вскочил, подтянул шейный платок, пригладил волосы.

Темная женщина Галка! Не знает Иванова-Петрова! Это же авангард нашего искусства! Пойду пожму руку старику. Мы ведь с ним немного знакомы. Болтали тогда о «Сладкой жизни». Он рассказывал о фестивале в Каннах, а я тогда сказал…