Текст книги "Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский. От истоков до монгольского нашествия (сборник)"

Автор книги: Василий Ключевский

Соавторы: Сергей Соловьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Церковный суд. Влияние Церкви на быт и нравы народа. Русская Правда была верным отражением русской юридической действительности XI и XII веков, но отражением далеко не полным. Она воспроизводит один ряд частных юридических отношений, построенных на материальном, экономическом интересе; но в эти отношения все глубже проникал с конца X века новый строй юридических отношений, который созидался на ином начале, на чувстве нравственном. Эти отношения проводила в русскую жизнь Церковь. Памятники, в которых отразился этот новый порядок отношений, освещают русскую жизнь веков с другой стороны, которую оставляет в тени Русская Правда.

Начальная летопись, рассказывая, как Владимир в 996 году назначил на содержание построенной им в Киеве соборной Десятинной церкви десятую часть своих доходов, прибавляет: «и положи написав клятву в церкви сей».

Клятва Владимира о десятине церкви. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XV в.

Эту клятву мы и встречаем в сохранившемся церковном уставе Владимира, где этот князь заклинает своих преемников блюсти нерушимо постановления, составленные им на основании правил вселенских соборов и законов греческих царей, т. е. на основании греческого Номоканона. Древнейший из многочисленных списков этого устава мы находим в той же самой новгородской Кормчей конца XIII века, которая сберегла нам и древнейший известный список Русской Правды. Время сильно попортило этот памятник, покрыв его первоначальный текст густым слоем позднейших наростов – знак продолжительного практического действия устава. В списках этого устава много поправок, переделок, вставок, вариантов. Однако легко восстановить если не первоначальный текст памятника, то по крайней мере основную мысль, проведенную законодателем. Устав определяет положение Церкви в новом для нее государстве. Церковь на Руси ведала тогда не одно только дело спасения душ: на нее возложено было много чисто земных забот, близко подходящих к задачам государства. Она является сотрудницей мирской государственной власти в устроении общества и поддержании государственного порядка. С одной стороны, Церкви была предоставлена широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела семейные, дела по нарушению неприкосновенности и святости христианских храмов и символов, дела о вероотступничестве, об оскорблении нравственного чувства, о противоестественных грехах, о покушениях на женскую честь, об обидах словом. Так, Церкви предоставлено было устроять и блюсти порядок семейный, религиозный и нравственный. С другой стороны, под ее преимущественное попечение было поставлено особое общество, выделившееся из христианской паствы и получившее название церковных, или богоделенных, людей. Общество это во всех делах, церковных и нецерковных, ведала и судила церковная власть. Оно состояло: 1) из духовенства белого и черного с семействами первого; 2) из мирян, служивших Церкви или удовлетворявших разным мирским ее нуждам, каковы были, например, врачи, повивальные бабки, просвирни и т. п.; 3) из людей бесприютных и убогих, призреваемых Церковью, странников, нищих, слепых, вообще неспособных к работе. Разумеется, в ведомстве Церкви состояли и самые учреждения, в которых находили убежище церковные люди: монастыри, больницы, странноприимные дома, богадельни. Все это ведомство Церкви определено в уставе Владимира общими чертами, часто одними намеками; церковные дела и люди обозначены краткими и сухими перечнями. Практическое развитие начал церковной юрисдикции, изложенных в уставе Владимира, находим в церковном уставе его сына Ярослава. Это уже довольно пространный и стройный церковный судебник. Он повторяет почти те же подсудные Церкви дела и лица, какие перечислены в уставе Владимира, но сухие перечни этого последнего здесь разработаны уже в тщательно формулированные статьи со сложной системой наказаний и по местам, с обозначением самого порядка судопроизводства.

Эта система и этот порядок построены на соотношении понятий греха и преступления. Грех ведает Церковь, преступление – государство. Всякое преступление Церковь считает грехом; но не всякий грех государство считало преступлением. На комбинации этих основных понятий и построен порядок церковного суда в уставе Ярослава. Все дела, определяемые в уставе, можно свести к трем разрядам: 1) дела только греховные, без элемента преступности, напр., употребление воспрещенной церковными правилами пищи, судились исключительно церковной властью без участия судьи княжеского; 2) дела греховно-преступные, воспрещенные и церковными правилами, и гражданскими законами, напр., умычка девиц, разбирались княжеским судьей с участием судьи церковного; наконец, 3) дела третьего разряда были всякие преступления, совершенные церковными людьми, как духовными, так и мирянами. По уставу Владимира таких людей по всем делам ведала церковная власть; но и князь оставлял за собою некоторое участие в суде над ними. Наиболее тяжкие преступления, совершенные церковными людьми, душегубство, татьбу с поличным, судил церковный судья, но с участием княжеского, с которым и делился денежными пенями.

Таково в общих чертах содержание Ярославова устава. Нетрудно заметить, какие новые понятия вносил он в русское право и юридическое сознание: он 1) осложнял понятие о преступлении, о материальном вреде, причиняемом другому, мыслию о грехе, о нравственной несправедливости или нравственном вреде, причиняемом преступником не только другому лицу, но и самому себе; 2) подвергал юридическому вменению греховные деяния, которых старый юридический обычай не считал вменяемыми, как умычка, обида словом; наконец, 3) согласно с новым взглядом на преступление осложнял действовавшую систему наказаний, состоявших в денежных пенях, нравственно-исправительной карой, эпитимией и заключением в церковном доме, соединенным с принудительной работой в пользу Церкви.

По рассмотренным церковным уставам можно составить общее суждение о том, какое действие оказала Церковь на быт и нравы русского общества в первые века его христианской жизни. Церковь не изменила ни форм, ни оснований политического порядка, какой она застала на Руси, хотя он и был ей несочувствен: она только старалась устранить некоторые тяжелые его следствия, например, княжеские усобицы, и внушить лучшие политические понятия, разъясняя князьям истинные задачи их деятельности и указывая наиболее пригодные и чистые средства действия. Точно так же, не касаясь прямо ни форм, ни начал русского юридического быта, она, так сказать, прививала к нему новые, лучшие юридические понятия и отношения и с помощью их изменяла быт и нравы общества. Особенно глубоко было ее действие на дух и формы частного гражданского общежития. Здесь, во-первых, она разрывала старый языческий родовой союз, создавая новый – христианскую семью. Христианство еще застало на Руси живые остатки родового союза. Построенный на языческих началах, он был противен Церкви, которая с самой минуты своего появления на Руси стала разбивать его и на его развалинах строить союз семейный, ею освящаемый. Средством для этого было церковное законодательство о браке. Церковными правилами были точно определены степени родства, в которых запрещались брачные союзы. Допуская браки между более отдаленными родственниками, Церковь приучала их смотреть друг на друга как на чужих людей. Так она укорачивала языческое родство, обрубая его отдаленные ветви. Далее, точными и строгими предписаниями об отношениях между мужем и женою, между родителями и детьми она очищала нравы, вносила право и дисциплину туда, где прежде господствовали инстинкт и произвол.

Причины упадка Юго-Западной Руси (до нашествия Татар). Эти причины заключались в условиях, разрушавших общественный порядок и благосостояние Киевской Руси; действие этих условий становится заметно уже с половины XII века. В жизни Киевской Руси, как она отражалась в быте высших классов русского общества, замечаем признаки значительных успехов гражданственности и просвещения. Руководящая сила народного хозяйства, внешняя торговля сообщала этой жизни много движения, приносила на Русь большие богатства, содействовала украшению житейской обстановки. Заметно присутствие значительных капиталов в больших городах Руси XI и XII веков. Материальное довольство выражалось в успехах искусств и книжного образования. Но все это составляло лицевую сторону жизни, имевшей свою изнанку, которой является быт наших классов общества. Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII веков держалось на рабовладении, которое к половине XII века достигло там громадных размеров. В X, XI и XII веках челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и каспийские рынки. Рабовладение было одним из главнейших предметов, на которые обращено было внимание древнейшего русского законодательства, сколько можно судить о том по Русской Правде: статьи о рабовладении составляют один из самых крупных и обработанных отделов в ее составе. Челядь составляла тогда необходимую хозяйственную принадлежность и русского землевладения: ею населялись и ее руками преимущественно обрабатывались земли частных владельцев, как и частные вотчины князей. Рабовладельческие понятия и привычки древнерусских землевладельцев переносились потом и на отношения последних к вольным рабочим, к крестьянам. Русская Правда знает класс ролейных, т. е. земледельческих наймитов или закупов. Закуп близко стоял к холопу, хотя закон и отличал его от последнего: это неполноправный, временнообязанный крестьянин, работавший на чужой земле и в иных случаях (за кражу и побег от хозяина) превращавшийся в полного, обельного холопа. В этом угнетенном, юридическом положении закупа и можно видеть действие рабовладельческих привычек древнерусских землевладельцев, переносивших на вольнонаемного крестьянина взгляд, каким они привыкли смотреть на своего раба-земледельца. Строгость, с какою древнерусский закон преследовал ролейного наймита за побег от хозяина без расплаты, свидетельствует в одно время и о нужде землевладельцев в рабочих руках, и о стремлении наемных рабочих, закупов, выйти из своего тяжелого юридического положения. Таким образом, успехи общежития и экономическое благосостояние в Киевской Руси куплены были ценою порабощения низших классов. Это приниженное положение рабочих классов и было одним из условий, подкапывавших общественный порядок и благосостояние Киевской Руси. Порядок этот не имел опоры в низших классах населения, которым он давал себя чувствовать только своими невыгодными последствиями.

Князья своими владельческими отношениями сообщали усиленное действие этому неблагоприятному условию. Очередной порядок княжеского владения сопровождался следствиями, крайне тягостными для народа, особенно для сельского населения. В постоянных усобицах друг с другом князья опустошали волости своих соперников, жгли их села, истребляли или забирали скот, уводили захваченных обывателей, а половцы, которых они нередко наводили на Русскую землю, угоняли в степи и обращали в рабство тысячи пленников. Превратившись в хищническую борьбу за рабочие руки, сопровождавшуюся разорением сел и городов и уменьшением свободного населения, княжеские усобицы еще более увеличивали тяжесть положения низших классов в Киевской Руси.

Внешние отношения Киевской Руси создавали новое условие, гибельно действовавшее на ее общественный порядок и благосостояние. Изучая жизнь этой Руси, ни на минуту не следует забывать, что она основалась на европейской окраине, на берегу Европы, за которым простиралось обширное море степей. Эти степи с своим кочевым населением и были историческим бичом для Древней Руси. После поражения, нанесенного Ярославом Печенегам в 1036 году, русская степь на некоторое время очистилась, но вслед за смертью Ярослава начались непрерывные нападения на Русь новых степных ее соседей Половцев, с которыми Русь боролась упорно в XI и XII веках.

Половецкие нападения оставляли по себе страшные следы на Руси: нивы забрасывались, зарастали травою и лесом; где паслись стада, там водворялись звери; города, даже целые области, пустели. До смерти Мономахова сына Мстислава (1132 год) Русь еще с успехом отбивала Половцев от своих границ и даже иногда удачно проникала в глубь половецких кочевий, но после этого деятельного Мономаховича ей, очевидно, становилось не под силу сдерживать половецкие нападения, и она начала отступать перед ними. От этих нападений, разумеется, всего более страдало сельское пограничное население, не прикрытое от врагов городскими стенами. На княжеском съезде в 1103 году Владимир Мономах живо изобразил великому князю Святополку тревожную жизнь крестьян в пограничных со степью областях: «весною, говорил князь, выедет смерд пахать на лошади, и приедет половчин, ударит смерда стрелою, возьмет его лошадь, потом приедет в село, захватит его жену, детей и все имение, да и гумно его сожжет».

Благодаря всем этим неблагоприятным условиям, приниженному положению низших классов, княжеским усобицам и половецким нападениям с половины XII века становятся заметны признаки запустения Киевской Руси. Речная полоса по Среднему Днепру и его притокам, издавна так хорошо заселенная, с этого времени начала пустеть. Отлив населения и торжество степных кочевников, закрывавших пути внешней торговли, главного источника богатства Киевской Руси, вели к обеднению Киева и его области, роняли цену киевского стола в глазах князей и таким образом лишали Киев его прежнего значения как политического центра Русской земли. Значит, упадок Юго-Западной Руси начался еще задолго до нашествия на нее Татар (1239 год), которое только довершило его и окончательно опустошило этот край (см. далее: Учебн. Соловьева, гл. XII и XVI).

Суздальская земля

Ее заселение. Отлив населения из Поднепровья шел в двух направлениях, двумя противоположными струями. Одна струя направлялась на запад, в область верховьев Западного Буга и Днестра и дальше, в область Верхней Вислы, в глубь Польши. Другая струя колонизации шла в противоположный угол Русской земли, на северо-восток за р. Угру, в междуречье Оки и Верхней Волги. Сохранились некоторые следы этого северо-восточного направления колонизации.

1) До половины XII столетия в Ростово-Суздальском крае преобладало еще инородческое финское население, хотя русские поселения в нем стали появляться задолго до XII века Русская колонизация этого края первоначально шла преимущественно с северо-запада, из Новгородской земли, к которой принадлежал этот край при первых русских князьях. Здесь возникло несколько русских городов, каковы Ростов, Ярославль и др.

С половины XII века стали обнаруживаться признаки усиленного прилива русских поселенцев в этот финский край с другой стороны, с юго-запада, из Приднепровья. В то время, когда стало заметно запустение Южной Руси, в отдаленном Суздальском крае начинается усиленная строительная работа. При князьях Юрии Долгоруком и Андрее Боголюбском здесь возникают один за другим новые города. В 1134 году Юрий строит город Кснятин при впадении Большой Нерли в Волгу. В 1147 году становится известен городок Москва. В 1152 году Юрий строит Юрьев «в поле» (или Польский, ныне уездный город Владимирской губернии) и переносит на новое место возникший около этого времени город Переяславль Залесский.

Место основания Ярославля. Современное фото

Георгиевский собор в городе Юрьеве-Польском. Сооружен в 1230–234 гг. князем Святославом Всеволодовичем

Успенский собор на Городке построен в 1396–399 гг. Звенигород

В 1154 году он основал на реке Яхроме город Дмитров, названный так в честь Юрьева сына Димитрия-Всеволода, родившегося в том году во время полюдья, когда князь с женою объезжал свою волость для сбора дани. В 1158 году Андрей Боголюбский основал город Боголюбов (на Клязьме пониже Владимира). Известия об основании городов сопровождаются в летописи известиями о построении церквей. Оба князя, отец и сын, являются усердными храмоздателями в Суздальской земле. Тогда же возникло много других городов в Северной Руси: таковы, например, Тверь, Городец на Волге, Кострома, Стародуб на Клязьме, Галич, Звенигород, Вышгород при впадении Протвы в Оку и др. Сам Андрей Боголюбский хвалился своею колонизаторскою деятельностью. Князь говорил своим боярам: «я всю Белую (Суздальскую) Русь городами и селами великими населил и многолюдной учинил».

2) Далее, встречаем признак, прямо указывающий на то, откуда шло население, наполнявшее эти новые суздальские города и великие села. Надобно вслушаться в названия новых суздальских городов: Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич – все это южнорусские названия, которые мелькают то и дело в рассказе старой киевской летописи о событиях в Южной Руси. Одних Звенигородов было несколько в земле Киевской и Галицкой. Имена киевских речек Лыбеди и Почайны встречаются в Рязани, во Владимире на Клязьме, в Нижнем Новгороде. Известна река Ирпень в Киевской земле (приток Днепра), на которой, по преданию, Гедимин в 1321 году разбил южнорусских князей. Ирпенью называется и приток Клязьмы (во Владимирском уезде). Имя самого Киева не было забыто в Суздальской земле: село Киево на Киевском овраге знают старинные акты XVI века в Московском уезде. Но всего любопытнее в истории передвижения географических названий три города. В древней Руси известны были три Переяславля: Русский (ныне уездный город Полтавской губернии), Переяславль Рязанский (нынешняя Рязань) и Переяславль Залесский (уездный город Владимирской губернии). Каждый из этих трех одноименных городов стоит на реке Трубеже. Это перенесение южнорусской географической номенклатуры на отдаленный суздальский север было делом переселенцев, приходивших сюда с киевского юга. Известен обычай всех колонистов в мире уносить с собою на новые места имена покидаемых жилищ.

Итак, с половины XII столетия начался или усилился отлив населения из центральной днепровской Руси к двум противоположным окраинам Русской земли, к юго-западной и северо-восточной. Обозначив этот факт, изучим его последствия. Мы ограничимся в этом изучении только северо-восточной струей русской колонизации и отметим два ряда ее последствий: 1) последствия этнографические и 2) политические.

Отношение русских поселенцев к финским туземцам. Происхождение великорусского племени. Главнейшим из этнографических следствий было образование новой ветви в составе русской народности, великорусского племени. Чтобы оценить важность этого факта в нашей истории, достаточно припомнить, что великорусское племя составляет две трети всего русского народа. Это племя образовалось путем слияния русских поселенцев с инородцами первоначально в области Оки и Верхней Волги, а потом в других краях Северо-Восточной Руси, куда эти поселенцы проникали.

Инородцы, с которыми встретились русские переселенцы в области Оки и верхней Волги, были финские племена. Финны, по нашей летописи, являются соседями восточных Славян с тех самых пор, как последние стали расселяться по нашей равнине. Финские племена водворились среди лесов и болот Центральной и Северной России еще в то время, когда здесь не заметно никаких следов присутствия Славян. Уже Иорнанд в VI веке знал некоторые из этих племен: в его искаженных именах северных народов, входивших в IV веке в состав готского королевства Германариха, можно прочесть Эстов, Весь, Мерю, Мордву, Чудь. В области Оки и Верхней Волги в XI–XII веках жили три финских племени: Мурома, Меря и Весь. Начальная летопись довольно точно обозначает места жительства этих племен: она знает Мурому на нижней Оке, Мерю по озерам Переяславскому и Ростовскому, Весь в области Белоозера. Ныне в Центральной Великороссии уже нет живых остатков этих племен, но они оставили по себе память в ее географической номенклатуре. На обширном пространстве от Оки до Белого моря встречаем тысячи нерусских названий городов, сел, рек и урочищ. Прислушиваясь к этим названиям, легко заметить, что некогда на всем этом пространстве звучал один язык, которому принадлежали эти названия, и что он родня тем наречиям, на которых говорят туземные нерусские населения нынешней Финляндии и восточных губерний Европейской России. Так, на этом пространстве, как и в восточной полосе Европейской России, встречаем множество рек, названия которых оканчиваются на ва: Протва, Москва, Сылва, Косва и т. д. У одной Камы можно насчитать до двадцати притоков, имена которых имеют такое окончание: va по-фински значит вода. Название самой Оки – финского происхождения: это обрусевшая форма финского joki, что значит река вообще. Даже племенные названия Мери и Веси не исчезли бесследно в Центральной Великороссии: здесь встречается множество сел и речек, которые называются Мерями и Весями. Уездный город Тверской губернии Весьегонск значит собственно Весь-Егонская. Определяя по этим следам в географической номенклатуре границы расселения Мери и Веси, найдем, что эти племена обитали некогда от слияния Сухоны и Юга, от Онежского озера и реки Ояти до Средней Оки, захватывая северные части губерний Калужской, Тульской и Рязанской. Итак, русские поселенцы, направлявшиеся в Суздальский край, встретились с финскими туземцами в самом центре нынешней Великороссии.

Леонтий Ростовский. Икона середины XVI века

Как они встретились и как одна сторона подействовала на другую? Вообще говоря, встреча эта имела мирный характер. В народных преданиях великоруссов не уцелело воспоминаний об упорной и повсеместной борьбе пришельцев с туземцами. Самый характер Финнов содействовал такому мирному их сближению. Финны при первом своем появлении в европейской историографии отмечены были одной характеристической чертой – миролюбием, недостатком воинственности. Тацит говорит о Финнах, что это удивительно дикое племя, которое не знает ни домов, ни оружия. Иорнанд называет Финнов самым мирным племенем из всех обитателей европейского севера. Судьба Финнов на европейской почве оправдывает эти известия. Некогда финские племена были распространены далеко южнее линии рек Москвы и Оки, там, где не находим их следов впоследствии. Но народные потоки, проносившиеся по Южной Руси, отбрасывали это племя все далее к северу; оно все более отступало и, отступая, постепенно исчезало. Процесс этого исчезновения продолжается и до сих пор. Правда, в преданиях Великороссии уцелели некоторые воспоминания о борьбе, завязывавшейся по местам; но эти воспоминания говорят о борьбе не племен, а религий. Столкновения назывались не встречей пришельцев с туземцами, а попытками распространить христианство среди последних. Следы этой религиозной борьбы встречаются в двух старинных житиях древних ростовских святых, подвизавшихся во второй половине XI века, епископа Леонтия и архимандрита Авраамия: по житию первого, ростовцы упорно сопротивлялись христианству, прогнали двух первых епископов Федора и Илариона и умертвили третьего, Леонтия; из жития Авраамия видно, что в Ростове был один конец, называвшийся Чудским – знак, что большинство населения этого города было русское. Этот Чудский конец и после Леонтия оставался языческим, поклонялся идолу славянского бога Велеса. Значит, уже до введения христианства местная Меря начала усвоять языческие верования русских Славян. По житию Леонтия, все ростовские язычники упорно боролись против христианских проповедников, т. е. вместе с Чудью принимала участие в этой борьбе и ростовская Русь. При таком отношении русских поселенцев к финским туземцам встреча их сопровождалась поглощением последних первыми. Но, сливаясь с Русью, Финны оказали на нее некоторое влияние, которое проникало в русскую среду двумя путями: 1) пришлая Русь, селясь среди Финнов, неизбежно путем общения кое-что заимствовала из их быта; 2) Финны, постепенно русея, всею массою, со всеми своими антропологическими и этнографическими особенностями, с своим языком, обычаями и верованиями, входили в состав русской народности. Тем и другим путем в русскую среду проникло немало физических и нравственных особенностей, заимствованных у Финнов, и из этой смеси элементов русских и финских, при господстве первых, сложилось великорусское племя.

Андрей Боголюбский и его отношение к Киевской Руси. Теперь обратимся к изучению политических последствий русской колонизации верхнего Поволжья. Они стали обнаруживаться уже при сыне того суздальского князя, в княжение которого начался усиленный прилив колонизации в междуречье Оки и Верхней Волги, при Андрее Боголюбском. Сам этот князь Андрей является крупной фигурой, на которой наглядно отразилось действие колонизации. Отец его Юрий по своим понятиям был еще князь совершенно старого южнорусского закала. Получив от отца Мономаха в управление Суздальскую Русь, он не успел отрешиться от киевских понятий и стремлений, на суздальском севере мечтал о Киеве, много лет боролся за него с южнорусскими князьями и умер, сидя на Киевском столе (Учебн. Соловьева, гл. VIII). Андрей не был похож на отца. Он родился в 1111 году. Это был настоящий северный князь, истый суздалец-залешанин по своим привычкам и понятиям, по своему политическому воспитанию. Он, кажется, и родился на севере и прожил там большую половину своей жизни, совсем не видавши юга. Отец дал ему в управление Владимир на Клязьме, маленький, недавно возникший пригород, и там Андрей прокняжил далеко за тридцать лет своей жизни, не побывав в Киеве. Южная, как и северная, летопись молчит о нем до начала шумной борьбы, которая завязалась между его отцом и двоюродным братом Изяславом волынским с 1146 года. Андрей появляется на юге впервые не раньше 1148 года, когда Юрий, восторжествовав над племянником, сел на киевском столе. С тех пор и заговорила об Андрее Южная Русь, и южная летопись сообщает несколько рассказов, живо рисующих его физиономию. Андрей скоро выделился из толпы тогдашних южных князей своими личными особенностями, своеобразным характером. Он в удали не уступал своему удалому сопернику Изяславу, любил забываться в разгаре сечи, залетать в самую опасную свалку, не замечал, как с него сбивали шлем. Все это было очень обычно на юге, где постоянные внешние опасности и усобицы развивали удальство в князьях. Но совсем не было обычно умение Андрея быстро отрезвляться от воинственного опьянения. Тотчас после боя он становился осторожным, благоразумным политиком, мирным распорядителем. У Андрея всегда все в порядке, его нельзя было застать врасплох; он умел не терять головы во время переполоха. Несмотря на свою боевую удаль, он не любил войны, после удачного боя первый подступал к отцу с просьбою мириться с побитым врагом. Южнорусский летописец с удивлением отмечает в нем эту черту характера, говоря: «не величав был Андрей на ратный чин, но ждал похвалы лишь от Бога». Точно так же Андрей совсем не разделял страсти своего отца к Киеву, был вполне равнодушен к матери городов русских и ко всей Южной Руси. Когда в 1151 году Юрий был побежден Изяславом, он плакал горькими слезами, жалея, что ему приходится расстаться с Киевом. Дело было к осени. Андрей сказал отцу: «Нам, батюшка, здесь теперь больше делать нечего, уйдем-ка отсюда затепло». По смерти Изяслава в 1154 году Юрий прочно уселся на киевском столе и просидел до самой смерти в 1157 году. Самого надежного из своих сыновей, Андрея, он посадил у себя под рукою в Вышгороде, близ Киева; но Андрею не жилось на юге. Не спросившись у отца, он тихонько ушел на север, захватив из Вышгорода чудотворную икону Божией Матери, которая стала потом главной святыней Суздальской земли под именем Владимирской.

Владимирская икона Божией Матери. Первая треть XII в.

Один позднейший летописный свод так объясняет этот поступок Андрея: «Смущался князь Андрей, видя нестроение своей братии, племянников и всех сродников своих: вечно они в мятеже и волнении, все добиваясь великого княжения киевского; ни у кого из них ни с кем мира нет, и оттого все княжения запустели; скорбел об этом Андрей втайне своего сердца и, не сказавшись отцу, решился уйти к себе в Ростов и Суздаль, говоря: там поспокойнее». По смерти Юрия на киевском столе сменилось несколько князей, и наконец уселся сын Юрьева соперника, Андреев двоюродный племянник, Мстислав Изяславич вольный. Андрей, считая себя старшим, выждал удобную минуту и послал на юг с сыном суздальское ополчение, к которому там присоединились полки многих других князей. Союзники взяли Киев копьем и на щит, т. е. взяли город приступом и разграбили его (в 1169 году). Но Андрей, взяв Киев своими полками, передал власть брату Глебу. Впоследствии, по смерти Глеба, Киевская земля отдана была ближайшим родичам Андрея Ростиславичам смоленским. Старший Роман сел в Киеве, младшие его братья Давид и Мстислав поместились в ближайших городах. Андрей носил звание великого князя, живя на своем суздальском севере. Но Ростиславичи раз показали неповиновение Андрею, и тот послал к ним посла с грозным приказанием: «Не ходишь ты, Роман, в моей воле с своей братией, так пошел вон из Киева, ты, Мстислав, вон из Белгорода, а ты, Давид, вон из Вышгорода; ступайте все в Смоленск и делитесь там, как знаете». В первый раз великий князь, названый отец для младшей братии, обращался так с своими родичами. Эту перемену в обращении с особенною горечью почувствовал младший из Ростиславичей, Мстислав; он обрил голову и бороду Андрееву послу и отпустил его назад, велев сказать Андрею: «Мы до сих пор признавали тебя отцом своим по любви; но если ты посылаешь к нам с такими речами, не как к князьям, а как к подручникам и простым людям, то делай, что задумал, а нас Бог рассудит». Так в первый раз произнесено было новое политическое слово подручник, т. е. впервые сделана была попытка заменить неопределенные отношения родового старшинства отношениями обязательного подчинения, политического подданства младших князей старшему наравне с простыми людьми.

Таков ряд необычных явлений, обнаружившихся в отношениях Андрея Боголюбского к Южной Руси и другим князьям. До сих пор звание старшего князя нераздельно соединено было с обладанием старшим киевским столом. Князь, признанный старшим среди родичей, обыкновенно садился в Киеве; князь, сидевший в Киеве, обыкновенно признавался старшим среди родичей. Андрей впервые отделил старшинство от места: заставив признать себя великим князем всей Русской земли, он не покинул своей Суздальской области и не поехал в Киев сесть на стол отца и деда. Таким образом, княжеское старшинство, оторвавшись от места, получило личное значение и сделана была попытка сообщить ему авторитет настоящей верховной власти. (Об усобице по смерти Андрея см. Учебн. Соловьева, гл. IX.)