Текст книги "Тайная Сила (СИ)"

Автор книги: Василий Московский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Тайная Сила

Глава 1

Казалось, он нашёл то, что так долго искал: она была совершенством!

Изящная и гибкая как хлыст, с тонкими, точёными руками, длинными и стройными ногами. С молочно-белой атласной кожей, с чертами, идеальными в своём безупречном благородстве и тонкой изысканности. Её волосы буйными огненно-рыжими волнами обрамляли тонкий овал лица, непослушные, липли к бледному высокому лбу, аристократически очерченным скулам и щекам, чуть прикрывая глаза. Глаза…самое удивительное и прекрасное, что было в её облике. Может быть, именно по глазам он понял, что она – тот ингредиент, который он так давно искал? Они были глубоки, как бездна открытого космоса, полная поэтически сияющих звёзд, и в их глубине горел изумрудный, обжигающий пламень гордого презрения. Её руки были связаны за спиной, и она не могла оправить свою буйную блестящую гриву, поэтому она поминутно встряхивала своей прелестной головой, и волны её волос переливались всеми оттенками огненно-рыжего и осенне-золотого. Она пыталась казаться храброй, но он видел, что в глубине её гордого взгляда таятся тени отчаяния и страха. Она знала, к кому попала, и знала, почему осталась жива. И теперь, отчаянно проклинала судьбу за то, что не подвернулась под осколочный снаряд, или разрывную пулю, за то, что его клинок нанёс ей болезненную, но не смертельную рану, и растёкшийся по её жилам яд лишь парализовал её, позволив ему получить добычу.

Сейчас она пыталась показать, что не боится его, что презирает его, что ему её не сломить. Глупая! Если бы она знала, насколько это будоражит его нервы, дразнит чувства, обостряя их до предела. Все его жертвы смотрели на него так. Сначала. Потом…потом были отчаянные, полные боли и ужаса вопли, слёзы, жалобные мольбы и безнадёжное хныкание сломленного, опустошённого существа, в котором не осталось не то что тени былого достоинства, но даже и намёка на прежнюю личность. Аваллах не раз испытывал это пьянящее возбуждение. Возбуждение, затем отдающее отравой безнадёжности, горьким чувством вины, и обжигающим ощущением утраты, тоски о том, чего не ведал, но чем когда-то, в давно забытые времена, владел. О том, что можешь вернуть – стоит лишь протянуть руку. Но как же сложно это сделать! Как, тогда, взвивается на дыбы вся та тьма и ужас, что намертво въелись в то, что когда-то можно было назвать душой. Тьма, которая ждала каждого изних, эльдарит йиннеас, и всех эльдар вообще, за порогом их существования. И ужас, таящийся в ней, нетерпеливо ждущий, жадно вожделеющий новую и новую добычу, из которой можно будет вырывать энергию боли и страдания, неспеша смакуя новый плод. К чему спешить и выжимать его сразу досуха, когда впереди целая вечность наслаждения? Но для них – это целая вечность ужаса, запредельной боли и нескончаемой агонии. Наверное, именно это давнешнее и внезапное осознание, заставило Аваллаха искать иной путь, который привёл бы и его самого, и даже всех эльдар к спасению. Искать, преодолевая садистическую часть их очерствевшей и омертвевшей натуры, тянущую назад, вниз, обратно к голодным демонам, влекущим их на путь смерти и страдания. Искать, черпая силы в воспоминаниях и обрывках забытых и запрещённых сказаний, искать то, что когда-то принадлежало им всем по праву, и что они, эльдар, так глупо и бездарно потеряли. И то, что могло бы помочь им вернуться домой, сбросить ярмо рабства и вечного ожидания вечных же мук, ужасом которого сковано всё их естество, заставляющее тёмных эльдар топить свою боль и ужас в боли и ужасе других.

Сначала была только тьма и ничто – поиски были бесплодны. После нескольких лет изучений древних текстов, он приблизительно знал, что искать, но долгое время гонялся за тающими призраками. Он уже начал терять надежду, всё больше чувствуя, что древние манускрипты – как они и есть! – всего лишь сказки и досужие домыслы изнеженных душ и затуманенного разума. А, вот, теперь, в обычных ощущениях и чувствах – радости победы, наслаждении красотой пленницы, – было что-то ещё. Что-то такое, что жгло сердце и заставляло душу трепетать. Он не мог подобрать слов этому новому охватившему его чувству, когда он смотрел на стоящую перед ним на коленях девуэльдарит. Но когда он встретился с ней взглядом, и это самое чувство обожгло его, он понял – его поиски завершены, и его эксперимент вошёл в завершающую фазу.

Она была одной из тех, кто охранял святилище Богини-Матери эльдар на этой планете и служила в Храме Аспекта. Этот мир был затерян в дальнем рукаве галактики и казался наиболее безопасным, поэтому, защитников здесь было мало. Их было всего две, или три сотни – воительниц аспекта Воющей Баньши. И четыре сотни паломников из дикарей-экзодитов. В основном, бабы и их маленькие дети. Дракхон Кархаллаэль прекрасно знал об этом, поэтому и решил ударить – это будет восхитительно жуткая неожиданность, – их обожаемые собратья поймут, что недооценили тёмных, поймут, что те достанут их везде, особенно там, где они чувствуют себя в наибольшей безопасности. Когда заглядываешь в растерянные, испуганные глаза жертвы, которую застал врасплох, ощущаешь пряный, электризующий вкус надежды, резко обернувшейся ужасом и безнадёжным отчаянием. От этого каждый твой мускул наполняет будоражащее, пьянящее наслаждение. Дракхон хотел именно этого – Аваллах знал, когда-то он тоже любил это ощущение, – хотел быстрой и изящной победы.

Что же до самого Аваллаха, то он, вообще-то, давно уже не любил такие рейды. Слишком скучно! Ему всегда были больше по душе битвы с их диким, пьянящим восторгом и яростной, пробирающей до глубины души музыкой, заставляющей ощущать себя почти что богом. Это намертво в него въелось, и победить именно этот голод и наслаждение боевым экстазом и безумием, ему не удалось. Пока не удалось. Но резню Аваллах никогда не любил. И не любил избивать противников, которые – по разным причинам, – оказываются заведомо слабее и беспомощнее. А здесь, в этом мире, была настоящая резня.

Тёмные эльдар появились внезапно, вместе с густым предрассветным туманом. Их 'Жнецы' и 'Захватчики' скользили над серебристой от росы травой словно голодные тени, жаждущие тёплой крови и трепещущей плоти. А с ними, точно рыбы-прилипалы с акулами, тенями летели гравициклы. Холодный ветер, наполненный дыханием угасающего лета, бил в лицо, тихо подвывал в причудливой оснастке антигравитационных кораблей. Остроконечные, украшенные лезвиями и шипами, изящные корпуса рассекали белёсые полосы холодного тумана. Пряно пахло влажной землёй.

В тишине, нарушаемой лишь шёпотом ветра в кронах кривых деревьев, они соскочили на мягкую, влажную почву, поросшую спящими травами. Прикреплённые к телу доспехи хлестнули привычной, немного притупившейся болью – это помогало эльдарит йиннеас притупить мандраж и распалить злость. Увлекая за собой дюжину воинов, в чёрных доспехах, сливающихся с предутренним мраком, Аваллах устремился по поросшей деревьями аллее в сторону изящного многоугольника строения, с лёгкими резными арками и тонкими, словно нити дождя, колоннами. В туманной мгле оно казалось нереальным. Из холодной дымки проступали лишь его стрельчатые контуры цвета слоновой кости, подсвеченные призрачными голубоватыми огоньками. Впереди пушисто вспыхнули и грохнули взрывы, снесшие высокий, тонкий обелиск, обрушившие часть оплетающих его галерей. Началось! Аваллаха охватило радостное возбуждение, какое, наверное, бывает у пылкого любовника перед самой встречей с возлюбленной. Он крепче стиснул рукояти хищно сверкнувших кривых зазубренных клинков – он не любил оружия дальнего боя, – и его губы растянулись в хищной ухмылке.

Не ждали? Это мы, ваш оживший ночной кошмар!

Эльдары не ожидали нападения, но надо отдать девчонкам должное – они быстро собрались. Ночной воздух, перекрывая канонаду и гулкий грохот взрывов, вспорол жуткий, пронзительный, пробирающий до самых костей вой. Воющих Банши назвали в честь духов, предвещающих смерть своим полувоем-полуплачем не ради пафосного словца. Их голоса усиливали и модифицировали динамики, встроенные в изящные шлемы с высокими плюмажами, превращая боевые кличи и крики в нечто жуткое, тяжело бьющее по нервам, раздирающее их вклочья. Аваллах слышал истории о том, что некоторые противники умирали или сходили с ума от одного только зрелища несущихся на них воющих белых призрачных фигур, напоминающих беспокойных, голодных призраков. Однако, такая слабость присуща лишь низшим расам. Тёмных эльдар подобные фокусы лишь злят ещё больше.

Девки бросились на них, точно разъярённые волчицы. Казалось, они считали себя бессмертными. Они дрались с яростным, безумным ожесточением. Но что они могли?

Спустя несколько мгновений всё было закончено. В едком, дымящемся воздухе раздавались лишь жалобные стоны раненых – оружие тёмных убивает не сразу, это было бы слишком прозаично и посредственно. А его последняя жертва, вступившая с ним в отчаянный поединок, рухнула перед ним на колени, зажимая рану на боку. Аваллах сорвал с неё шлем, и они встретились взглядами. И тут он понял – вот, что он так долго искал!

Её попыталась отнять Диара – офицер-сибарит второго отделения воинов Кабалы, – наглая и крайне неприятная девица, крайне охочая до смазливых пленниц. Пришлось объяснить ей, что этот подарок Аваллах оставляет лично себе, ведь такие редкие самоцветы на дороге не валяются и должны попадать лишь к самым достойным. Он не знал, что убедило девушку-сибарита больше: его клинок у её милой шейки, или же слова господина Кархаллаэля, довольного успешным рейдом и действиями десятка Аваллаха, а может, и то и другое. Но, факт, что Диара сдалась и, сделав вид, что не больно-то и хотелось, поспешила удалиться, довольствуясь собственным стонущим и причитающим уловом.

Глава 2

В каюте царил приятный полумрак, нарушаемый лишь слабыми отблесками лиловых светильников. Их блики причудливым переплетением теней ложились на матово поблескивающие стены каюты, выхватывали походную кровать, двери отсеков за которыми теперь покоились доспехи и оружие Аваллаха. Сменив боевые облачения на более удобные одежды, состоящие из рубашки, штанов, к поясу которых были прикреплены его любимые парные клинки и высоких, до колен сапогов с остроконечными краями у колен, Аваллах расположился на удобном кресле, с наслаждением прислушиваясь к боли в мышцах. За округлым иллюминатором фосфоресцировали и приглушённо сияли бескрайние звёздные поля. Приглушённо гудели двигатели – ещё день и они будут дома, – хотя, в принципе, варп-прыжки не занимают много времени, и они уже скользят по причудливо и безумно преломляющимся пространствам Коморры.

Бокал с вином в правой руке Аваллаха приятно холодил ладонь. Перед ним, на стене, была растянута его пленница. Её обнажённое тело, словно светилось в полумраке, наполняя его диким желанием и мучительным томлением. Её крепкие, упругие груди, приподнятые от того, что скованные руки заведены высоко вверх, соблазнительно двигались от её частого дыхания. Так и тянуло ласкать их, трогать, поглаживать, жать, стискивать изо всех сил, выкручивая тёмные соски, кусать их до крови. Между изящно очерченных рёбер залегли лёгкие тени. Её поджарый, ровный живот, по которому хотелось нежно провести, сверху вниз, к жёстким рыжими волоскам под ним, напоминающим маленький язычок пламени в паху, скользнуть дальше, к нежной, чувствительной плоти между точёных округлых бёдер. Одного взгляда на красавицу – даже по меркам эльдар, – хватало, чтобы кровь бежала по жилам быстрее, разливалась по телу жаром невыносимого возбуждения и напряжением, которое хотелось тут же снять. А ещё, мучительной тоской и злостью. На запястьях и лодыжках этого сокровища появились кровоподтёки от оков – они смотрелись как причудливые коралловые украшения на её руках и ногах. Как бы прекрасно смотрелись вино-красные струйки крови на этой безупречно белой бархатной коже, когда крюк, или лезвие хирургического ножа бережно бы рассекало её, аккуратно срезая тонкую полоску за полоской. Но, от этих невольных мыслей его чуть ли не затошнило.

Однако, они все имели право на то, чтобы хоть немного себя порадовать. Воины Кабала показали себя на высоте стремительностью, безжалостностью и слаженностью действий. Дракхон Кархаллаэль, на которого и так уже обратил благосклонное внимание самый могущественный Архонт Коморры, Асдурбаэль Вект, набрал столько добычи, что сумеет преподнести ему впечатляющий подарок. Он покажет, что может быть весьма и весьма полезен Архонту Чёрного Сердца, и значит, сумеет заручиться его поддержкой. Если это случится – его Кабалу обеспечено славное и богатое будущее. Так что поводов для радости у них у всех было полно. Кроме самого Аваллаха.

– Не хочешь выпить? – спросил он.

Пленница вновь подняла на него пылающий взор своих восхитительных изумрудных глаз. Его так и обожгло концентрированной ненавистью.

Глупышка, а страх спрятать тебе всё равно не удаётся. Признайся, ты боишься. Очень боишься боли и с ужасом ждёшь, что же я буду с тобой делать. Тем более, мы оба прекрасно слышим надрывные приглушённые вопли и судорожные истерические рыдания одной из твоих подруг. Это мои развлекаются…и кричать она будет ещё очень, и очень долго. Раньше бы меня эта мысль даже позабавила. А теперь…мне стало до тошноты мерзко и мучительно стыдно. Как будто, это не ты, а я распят голый перед тобой, под твоим полным ненависти взглядом.

– Нам лететь ещё долго, это поможет скоротать время, – Аваллах даже улыбнулся.

– Думаешь, умолять о пощаде буду? – хрипло спросила она на наречииэльдарит йиннеас.

– Слишком горда?

Она усмехнулась – хотела показаться храброй и сильной, но вышло больше страдальчески и даже жалко:

– Достаточно умна, чтобы понимать, что всё это без толку.

– Ты так считаешь, – его это даже забавляло.

– Да пошёл ты! – огрызнулась она из последних сил, – Давай, начинай уже!

– К чему торопиться, – деланно удивился он пожав плечами.

– О, да, я поняла, – с долей яда произнесла она, за которым сквозили боль, усталость и страх. – Что ж, это тоже в вашем стиле.

За стеной вопль истязаемой пленницы взвился на невообразимую, пронзительную высоту и застыл жутким, звенящим аккордом, так, что даже Аваллах на некоторое мгновение замер.

– Скоты! – процедила сквозь зубы пленница. И презрительно от него отвернулась. Только сейчас он заметил, что она мелко дрожит. И это не от холода.

Взгляд Аваллаха скользнул по её прекрасному телу и остановился на жуткой, кровоточащей ране у неё на боку – его метка. В тёмном эльдаре, в самом сердце что-то дрогнуло, и ему показалось, что он чувствует её боль.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Она не ответила.

– Я Аваллах.

Она снова не ответила. Прододжала корчить из себя героиню. Аваллаха это немного начало раздражать. Ладно, пусть молчит. А он пока займётся её раной. Она уже выглядит неважно. А дальше начнётся жар, девочка впадёт в мучительное беспамятство…

Аваллах подошёл к медицинскому шкафу, открыл автоматическую дверь, взял оттуда шприц, иглы, нитки, снадобья, чтобы промыть рану, и мази. Затылком чувствовал, как за ним наблюдает несчастная пленница. Её страх, который начал расти всё больше, пока она наблюдала за его приготовлениями, щекотал ему нервы. Он отчаянно сопротивлялся природным ощущениям и желаниям извращённой натуры тёмных эльдар. Было тяжело и отвратительно…

Он изо всех сил старался думать о своей цели и мечте, о том, что она уже восхитительно близка, но любой неверный шаг может её погубить. И, конечно, о том, кем может стать ему его пленница…и как всё это изменит. Так стоит ли терять это из-за того, что зверь в его душе возьмёт над ним верх?

С медицинскими принадлежностями в руках, он подошёл к одному из овальных столиков с бестящей эбеновой поверхностью, и разложил на нём всё это. Затем, осторожно подвинул к ней. Девушка не сводила глаз со шприца и поблескивающих иголок. Затем, снова резко и гордо отвернулась, закрыла глаза. Её губы зашевелились. Молилась. Что ж, ей повезло сегодня. Пусть потом считает, что её молитвы услышаны.

Аваллах набрал обезболивающего в шприц, осторожно подошёл к ней, протёр обеззараживающей жидкостью вену. Когда он коснулся эльдарки, она едва заметно вздрогнула и ещё жарче зашептала молитву.

Он усмехнулся, и осторожно ввёл препарат ей в вену. Она слегка дёрнулась, но почти даже не пикнула.

Затем отошёл к столику, взял чистую мягкую материю и вылил на неё один из элексиров. Затем встав на колено, осторожно начал обрабатывать рану. Надо было как следует её промыть. Пока Аваллах осторожно обрабатывал рану, он вновь почувствовал на себе взгляд пленницы.

– Ты что делаешь? – услышал он её удивлённый голос.

– Я достаточно умён, чтобы ничего не объяснять, потому что ты всё равно не поверишь, – это Аваллах вернул долг. – Больно?

Она молчала.

– Так сложно ответить на простой, ни к чему не обязывающий вопрос? – съязвил он.

– Нет, – она явно была сбита с толку. Явно ожидала всё, что угодно, но, не то, что тёмный – который по всем канонам должен был зверски насиловать и кромсать её одновременно, – будет осторожно её лечить.

– Вот и славненько.

Аваллах закончил промывать рану, смазал её мазью, и, вооружившись кривой иголкой, начал аккуратно накладывать швы. Обезболивающее действовало, но ему всё равно не хотелось причинять ей лишних неудобств. Поэтому он работал аккуратно, словно от ловкости его пальцев зависело существование чего-то невообразимо прекрасного и столь же хрупкого.

Когда он закончил, он снова обработал шов целебной мазью и осторожно перевязал её. Затем, отошёл от пленницы, придирчиво осматривая свою работу.

– Как себя чувствуешь? – спросил он.

Она явно была окончательно сбита с толку. Аваллах понимал, что глупо сейчас от неё ждать слёз умиления, пламенных признаний растерянной и растроганной души. Мол, как я могла ошибиться в тебе, я думала, что ты чудовище, как и все твои собратья, но ты не такой…да, да, конечно! Аваллах надеялся на это, но не сейчас.

– Вот, это, вот, что только что было? – спросила она. По низкому голосу, по тому, как она подняла на него взгляд, по тому, как он изменился, Аваллах понял, что начало действовать и успокоительное, примешанное к обезболивающему – его компоненты действовали медленнее.

– Обычная перевязка, – просто ответил Аваллах. – Я не люблю сильные яды, поэтому, достаточно было просто промыть рану. А то, что в тебя попало уже скоро выветрится.

– Зачем? – спросила она, а, потом, словно спохватившись, добавила: – ах, да! Идиотский вопрос.

– Отчего же? – пожал он плечами, – Имеешь право знать. И, да, твои догадки не верны. Ни кромсать, ни ещё как-либо вертеть из тебя котлеты я не собираюсь. Более того, и другим не дам.

– Да ну! – воскликнула она, подняв брови, явно оживившись. И слова её истекали ядом. – То-то я прекрасно себя чувствую, прям как дома! А вы все такие милашки, такие добрые и нежные! Вон, в соседней каюте, похоже, моя сестра по оружию как раз испытывает на себе все прелести вашего гостеприимства.

В этот момент за стеной крики страдающей пытаемой эльдарки снова взвились на пронзительную, надрывную высоту, от которых даже у Аваллаха на мгновение замерло сердце.

– Может, кусок кекса мне ещё предложишь, или ещё что-нибудь в этом роде?

– Выпить я тебе уже предлагал, – не обратив внимания на издёвку, ответил он. – Можешь думать, что хочешь. Спорить с тобой я не буду.

Аваллах собрал оставшиеся после операции снасти и снадобья со столика и поставил их обратно в медицинский шкаф.

– Думаешь, я не знаю, зачем вы, ублюдки, такую охоту устраиваете? – после некоторого молчания спросила пленница. И в голосе её звенел металл, щедро политый ядом чистейшей, ничем незамутнённой, ненависти, – Бьёте в спину, исподтишка. Только с теми, кто слабее можете справиться. Зато в трусы делаете, стоит вам только с настоящим войском встретиться.

Тут Аваллах уже еле сдержался, чтобы не отвесить ей смачную пощёчину.

– Что, тварь тёмная, правда глаза колет? – ехидно спросила она.

Вот, ведь, мерзавка! Чувствует, сволочь, что задела! Хочет, чтобы он психанул и прирезал её сразу. Не верит, что он и вправду её трогать не собирается. Ну, дрянь, не дождёшься, паршивка рыжая!

– Самое последнее дело, – сказал Аваллах менторским тоном и как можно холоднее, – оправдывать собственную глупость и лень подлостью противника. Мол, воюет не по правилам – клювом мешает щёлкать. Будь достойнее – учись принимать поражения. Вы же, вроде как, чтите древние кодексы, или что там вам проповедуют ваши Лорды-Фениксы?

– Немногим лучше, чем оправдывать свою трусость, – поморщилась она так, будто вокруг неё вилось надоедливое насекомое. – Впрочем, вас трудно винить. Жестокость и садизм очень часто идут рука об руку с огромной трусостью, так что ваше поведение неудивительно.

– Нарочно нарываешься, да? – проявил минутную слабость Аваллах.

– О, кажется, у кого-то начала слетать маска благородного витязя?

– Да пошла ты!

– Да ладно тебе, не сдерживай себя! Я же голая, безоружная, беспомощная, да ещё и к стене прикована, так что ничем ответить не смогу. Самое время показать на мне свою силу. Я же прям чувствую, как у тебя лапы чешутся. Давай, не стесняйся!

– Мне твои вопли не нужны, – он снова взял тебя в руки.

– Даааа? – притворно удивилась она. – А почему же, тогда я, с голой жопой, растянута тут на стене?

– Ты производишь впечатление умницы. Вот и подумай.

– Ты знаешь, столько вариантов, я прям в догадках теряюсь.

– Ну и правильно, – ухмыльнулся Аваллах. – Похоже, я в тебе не ошибся. Ты, действительно, быстро учишься. А раз ты намерена и дальше меня злить, как тебе кажется, то предлагаю тебе бесплатный хороший совет, самый разумный: заткнись. Просто заткнись и не трать попусту силы.

– А то что? – с мерзенькой издевательской и провоцирующей интонацией спросила она.

– Придётся вставить твою язвительную пасть кляп, до того момента, когда окончательно подействует успокоительное и ты, наконец, задрыхнешь. Согласись, это будет унизительно?

– Угу, – она пыталась язвить, но, силы покидали её, и на неё наваливалась сонливость.

Она, наконец, замолчала, а через несколько минут, её голова бессильно опустилась на грудь, так что осенний водопад её восхитительных волос, закрыл её прелестное лицо. Дыхание её было ровным и спокойным.

Только сейчас Аваллах понял, насколько сильно устал, и тоже решил вздремнуть. Он устроился на лежанке в противоположном конце каюты. Под подушку положил обнажённый клинок.

Однако, он не думал, что заснуть будет так трудно. Его словно жгло изнутри. Наверное, то же самое чувствует творец, потративший годы напряжённейшей работы на произведение, которое, наконец, уже близится к завершению. И эта прекрасная и непорочная девушка поможет ему дописать последние строчки. Потерпи, дорогая, осталось недолго.