Текст книги "Ведун"

Автор книги: Василий Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 8

Роска. 6649 от С. М. З. Х.

Как только мы въехали на большой постоялый двор, который находился в самом центре Роски, как Сивер произнёс:

– Здесь свеоны, надо быть настороже.

Свеонами венеды называли шведов, это я уже знал, да и по смыслу догадаться можно, тем более что на Руси этот народ называли свеи. Но почему с ними необходимо быть осторожными, я не понимал и потому уточнил у витязя:

– Они опасны?

– Настоящие свеоны всегда опасны. Поэтому запомни. Они говорят, что язык – первый убийца воина, и это верно. За словами надо следить, ибо они придают им очень большое значение. Это раз. Кроме того, если не уверен в себе и собственных силах, никогда не смотри свеону прямо в глаза, потому что это будет истолковано как вызов. Всегда гляди немного в сторону и будь готов к тому, что твой собеседник может в любой момент выхватить нож и броситься в драку. Это два. И ещё: если ты убил настоящего свеона, то знай, рано или поздно тебя достанут его родичи, ибо кровная месть для них святое. Это третий момент, который ты должен знать.

– Запомню.

Витязь спрыгнул с лошади, увидел стоящих у входа в бревенчатое двухэтажное здание трёх мужчин, прищурился, словно кого-то узнал, улыбнулся и кивнул жрецу:

– Здесь наш знакомец по Новгороду ярл Хунди из Мунсе по прозвищу Фремсинет.

– Да, – согласился жрец, – люди с его драккара. Только непонятно, что Хунди делает в этой дыре, которая так далеко от моря.

– Сейчас узнаем. – Воин передал поводья подбежавшему служке и, направляясь в здание, на ходу бросил: – Мы с ним хорошо расстались, почти друзьями, так что вечер будет весёлым.

– Не сомневаюсь, – буркнул Ждан.

При помощи ещё одного служки, молодого парня, я спустился наземь, обратил внимание, что жрец смотрит на меня, и, стараясь не показать своей слабости, выпрямился. Всё тело от пяток до плеч скрутила судорога, но я сдержал готовый вырваться из груди стон и даже не поморщился. Постарался отвлечься и, снимая с лошади походную сумку, спросил волхва:

– Ждан, а как перевести Фремсинет?

– Этот тот, кто видит сокровенное.

– И что это значит?

– Такое прозвище на севере дают тем, кто съел мясо коронованной королевской змеи и в результате этого обрёл необыкновенные способности.

– Ты это серьёзно? Можно поесть змеиного мяса и стать чародеем?

– Так говорят, – усмехнулся волхв, который не хотел развивать эту тему.

– Понятно. А этот самый Хунди из Мунсе, он кто?

– Отличный воин, потомок Иглингов, приверженец старых богов и смесь ведуна и кобника, он понимает любой человеческий язык и способен общаться с животными.

– Он в самом деле знает любой язык?

– Да. При этом на всех наречиях говорит чисто, без акцента. Ладно, об этом позже поговорим, а пока пошли в дом, я ведь вижу, что тебе тяжело. Сейчас посетим баньку на заднем дворе, а служанки наши грязные вещи постирают. Потом я дам тебе настоя хорошего, поедим, и только тогда отдых.

– Угум!

Вскоре мы оказались в просторном зале постоялого двора, и здесь я впервые увидел настоящих викингов, которые выглядели совсем не так, как они представлялись мне в родном веке. Ведь я ожидал, что передо мной предстанут широкоплечие белокурые гиганты в броне с мощными топорами и непременными рогатыми шлемами на голове, типа истинные арийцы с агитплакатов Третьего рейха. Но всё оказалось гораздо проще и не так презентабельно: в помещении за широкими дубовыми столами сидели и спокойно, без криков и шума, ужинали самые обычные люди, среднего роста косматые мужики с многочисленными шрамами, одетые преимущественно в кожаную одежду, пахли они потом и заскорузлым маслом. Викинги, стуча деревянными ложками, с аппетитом уплетали овсяную кашу и варёную прошлогоднюю репу. Оружия при них, кроме ножей и кинжалов, не было. Светлых голов на три десятка человек насчитал всего четыре, а остальные сплошь брюнеты и рыжие либо вообще лысые. Вот такие викинги-свеоны, ужас Европы, которых по совету Сивера, коего нигде не было видно, стоило остерегаться.

Ладно, о викингах ещё расскажу, а пока нас встретил сам хозяин заведения, однорукий русоволосый мужчина, бывший воин князя Прибыслава, осевший в Роске и построивший здесь постоялый двор. Кто таков Ждан, он знал, и потому мы были встречены как дорогие гости. Хозяин по имени Смел лично проводил нас на второй этаж, где у него имелись свободные комнаты. Естественно, не номера класса люкс, но ничего, одно помещение на троих, всё чистенько, и на полке довольно-таки яркая масляная лампада.

Смел исчез, а вместо него появилась миловидная пухлая девушка, его дочь. Она пришла за грязным бельём, которое до утра должно быть постирано и высушено, и мы с волхвом принялись перетряхивать свои сумки. У меня было три рубахи, пара штанов и три пары носков без пятки. Всё в пыли и поту и нуждалось в чистке. Но в чём-то нужно ходить, и, оставшись в чём был, остальное своё имущество я отдал девушке. После чего перетряхнул сумку, и тут меня ожидал сюрприз, так как на ложе выпали два денежных мешочка. Один с серебром, которое я прихватил у разбойников, а второй, побольше, оказался кошельком барона Салиаса.

«Вот так дела! – мысленно воскликнул я, посмотрел на жреца и подумал: – Как он к этому отнесётся? Неизвестно. Однако подумать может плохо, ибо об истории с кошельком я ему рассказывал, но не упомянул, что он остался у меня. Да и чего рассказывать, если я о нём просто-напросто забыл? Нечего».

– Это не моё, – кивнув на второй кошель, сказал я Ждану.

– Я так и понял. – Жрец слегка пожал плечами и поинтересовался: – Его тебе в кожевенной лавке подкинули?

– Да.

– Ну, тогда надо бы посмотреть, что в нём есть.

– Наверное, ты прав, Ждан.

Я распутал завязку и вытряхнул на кровать семь золотых кругляшей. Взял один. Рассмотрел аверс и реверс. Ничего. Есть еле видимый профиль какого-то горбоносого мужика, и всё. На другой монете тоже самое, а на остальных и того нет. Что за монеты, непонятно. Обратился к волхву, и он объяснил, что это римские деньги, которые ещё имеют хождение по Европе, но размениваются по весу.

– И что мне с этими монетами делать? – ссыпая их обратно в кошель, спросил я.

– Себе оставь, – вынимая из своей сумки чистое полотенце, ответил Ждан. – Ты за них едва не пострадал, и теперь это твоё. Считай, что трофей.

– А сколько это будет на серебро?

– Размен обычно десять к одному, так что сам считай.

Монеты весили граммов по семьдесят, не меньше, и выходило, что я стал богаче на три с половиной новгородских гривны. Неплохо, учитывая, что я в этом времени немногим более месяца.

Кошель упал на дно моей поклажи. А мы отправились в жарко натопленную баньку, полутёмное помещение позади постоялого двора, и обмылись. Затем вернулись обратно. В комнате нас уже ожидал Сивер. Из баклажки, которую мне дал Ждан, я выпил горькой травяной настойки, которая придала мне сил, и наша троица спустилась в зал.

На ужин у нас было то же самое, что и у викингов. Кстати, они уже поели и, оставаясь в зале, пили медовуху. Теперь рядом с ними пристроился их сказитель, который опять-таки совершенно не был похож на скальда, каким его представляли в двадцать первом веке. Толстый крепыш с длинными сальными волосами лет сорока в одной руке держал тяжёлую деревянную кружку с хмельным напитком, а в другой – жареную гусиную ногу и что-то бубнил. Его никто особо не слушал, и мы, естественно, тоже, ибо я шведский язык не знал, а мои спутники являлись образцом невозмутимости.

Мы съели приправленную топлёным свиным жиром кашу, заказали местной сладковатой бражки-медовухи, и жрец с витязем замерли в ожидании. К тому времени скальд замолчал и отсел в уголок. В зале стало скучно, и я подумал, что надо идти спать. Но вдруг началось кое-что интересное, и я остался.

Сверху спустился вожак северян Хунди из Мунсе, средних лет приземистый рыжеволосый бородач в застиранном суконном полукафтане на голое тело и кожаных штанах, которые были опоясаны красивым кожаным ремнём с серебряными вставками, а на нём в ножнах висели прямой меч и широкий кинжал. Он остановился перед нашим столом. Сивер поднялся и замер, после чего в помещении моментально воцарилась тишина. Витязь и ярл стали меряться взглядами, а потом одновременно заулыбались, со смехом обнялись, и швед сел напротив меня.

Вечер пошёл своим чередом, и у нас за столом началось оживлённое общение. Сивер разговаривал с Хунди, а мы с волхвом их слушали и откладывали на подкорку головного мозга всё, что говорил ярл, который с виду был простак, но это только с виду. Глаза у него, словно два стальных кинжала. Улыбка на устах будто приклеена. Ну, а правая ладонь всё время находилась на рукояти кинжала, которым он был готов в любой момент воспользоваться. Плюс ко всему он прекрасно говорил на поморянском диалекте славянского языка, по крайней мере, разницу между говором Сивера, Ждана и его я не уловил и речь ярла понимал достаточно легко. Беседа дала мне очередную порцию информации об окружающем мире и натолкнула на одну мысль, которая через год преобразовалась в действие, поэтому я расскажу о ней.

Приветствия быстро подошли к концу, и Сивер представил меня ярлу. Затем воины немного выпили и вспомнили свою последнюю встречу, пять лет назад в Новгороде, где они и, насколько я понял, Ждан, находились по делам. После чего витязь спросил Фремсинета:

– Если не секрет, что ты здесь делаешь?

Ярл продолжал улыбаться. Однако, прислушавшись к его эмоциям, я вздрогнул, потому что в душе этого человека бушевала буря из множества самых противоречивых чувств. Там было горе, злоба, обида, негодование и бессилие. В общем, полнейший негатив. Я перестал сканировать вождя северян и сосредоточился исключительно на том, о чём шёл разговор.

– Ты хочешь знать, что я здесь делаю? – понизив голос до полушёпота, переспросил ярл и оглядел своих людей, многие из которых, как мне показалось, смотрели на него со злобой. – Хм! Я жду попутного ветра судьбы и надеюсь, что мои воины не насадят меня на меч.

– А если конкретней?

– Можно. – Фремсинет приложился к кружке. – Сначала не было ничего, кроме мировой бездны Гинунгагап, где очень холодно. Настолько, что на её стенах стал появляться иней, и из него родилось первое живое существо – инеистый великан Имир…

– Не хочешь говорить, – перебил шведа Сивер, – не надо. Я тебя спросил о причинах твоего появления на земле лютичей, а ты мне начинаешь о сотворении мира. Не стоит, а то знаю я тебя, до утра будешь о богах рассказывать да о своих великих предках Инглингов и их подвигах, а к сути мы так и не приблизимся.

– Ладно, ладно. – Ярл слегка махнул правой рукой. – Начну с более близкого периода. Сорок пять лет назад конунг Швеции Инге Первый из династии Стенкелей помешался на вере в Христа, стал строить храмы и насильно крестить людей. Нашим дедам и отцам это не понравилось, и тогда люди собрались на тинг и изгнали Инге из Упсалы в Западный Гетланд, а новым конунгом стал его шурин Свен Язычник. Но Инге помогли, люди с крестами на шее дали ему денег и воинов, после чего он вернулся обратно, убил Свена и его сына Эрика, разгромил Упсалу, вырубил сад богов и сжёг золотой храм. Но победить веру предков он не смог, так как боги наказали весь род Стенкелей. Сначала умер сам Инге, а потом его преемники, племянник Филипп и другой племянник Инге Младший. Обоих конунгов отравили. Они умерли в муках и не оставили потомства, после чего род Стенкелей пресёкся. Потом конунгом стал Магнус Сильный, сын датского короля Нильса и дочери Инге Первого, но дальше Гетланда мы его не пустили, а позже изгнали из своих земель, ибо чужак нам не нужен. Далее избрали нового правителя, Рагнвальда, великого и могучего воина из благородного рода. Однако он оказался неосторожен и посмертно был удостоен прозвища Глупец. Во время эриксгаты конунг не взял заложников из народа гетов, и, когда приехал к ним, они его убили. После этого началась война гетов и свеев, которая не кончается до сих пор. Нам был нужен новый конунг, и им стал самый сильный из вождей, внук Свена Язычника ярл Сверкер Кольссон, который разбил датчан Магнуса Сильного и совершил пару удачных походов в Гетланд. Случилось это десять лет тому назад.

Ярл снова приложился к кружке, жадно выпил напиток, а Сивер поторопил его:

– Это всё известно. Что сейчас у вас происходит?

Хунди смахнул с усов капли медовухи и усмехнулся:

– Вот куда ты всё время торопишься?

Обернувшись на Смела, витязь жестом попросил его принести ещё кувшинчик медовухи. Потом снова посмотрел на шведа и пояснил:

– Я знаю, вам, северянам, интересно длинные истории слушать, и это понятно: зимы суровые, скучно, вот вы и рассказываете одну быль целый месяц, а мне завтра снова в путь.

– Тогда стану излагать ещё более кратко. – Викинг качнул бородой, из свежего кувшинчика налил себе хмельного напитка, который оказался совсем не таким слабеньким, как я предполагал вначале, и продолжил свою речь: – Сверкер хороший вождь, сильный, жёсткий и волевой. Он должен был стать великим конунгом, который объединил бы страну, примирил людей одной крови, но разной веры, и повёл бы наших воинов на север, в Норланд и Норботтен, где живут лапландцы и суомы. Однако с запада приплыли новые посланцы Христа, злые и коварные, одежда белая, а фартуки, которые они называют скапулярии, чёрные, как их души. Кольссон принял этих монахов, пообщался с ними и резко переменился. Он стал преследовать всех, кто стоит за веру дедов и прадедов наших. В Альвастре, Варнхейме и Нюдале конунг построил церкви. Священные рощи выжигаются, а храмы разрушаются. Главными врагами для него стали те, кого люди с крестами называют язычниками, а помимо нас – славяне, венеды и новгородские мореходы, с которыми мы со времён Инге Старого в мире живём и выгодную торговлю ведём. Вы, само собой, язычники, как и мы, а новгородцы какие-то там ортодоксы и еретики. Так что кровь сейчас в наших землях, словно водица льётся. У Сверкера много наёмников и оружия, и нас оттесняют в Меларнскую провинцию, где на озере находится моё родовое владение, остров Мунсе.

Новый глоток ярла. Медовуха течёт по усам и бороде шведа, а воин Триглава задаёт следующий наводящий вопрос:

– И ты прибыл к лютичам за помощью?

– Прибыл, – согласился Хунди, – но не сюда. По поручению сигтунского лагмана Гутторма Тостерена я отправился на Руян и в Коренице посетил князя ранов Тетыслава. От имени моих братьев по вере я просил его о помощи, но получил отказ. Тетыслав сказал, что между нами кровь и мы не друзья, а значит, помощи не будет. Я пытался воззвать к его благоразумию и обещал большую награду. Однако всё было бесполезно, и тогда я решил вернуться обратно на родину и погибнуть в бою. Но только мы вышли в море, как поднялся сильный шторм. Мой «Потомок Видрира» боролся с волнами и ветрами, но бестолку. Нас отнесло к материку и выбросило на берег. Корабль разбит, а все, кто уцелел от моей команды, вот они. – Ярл мотнул головой в сторону столов. – Кто-то просто ждёт, что я найду чудесный способ, как вернуться домой, а некоторые злобствуют и меч точат, чтобы мне голову снести. Так что не сегодня завтра кто-то бросит мне вызов и постарается убить.

– А здесь-то вы как оказались?

– На берегу нас окружили конники Прибыслава, и князь лютичей выдвинул условие: если мы хотим жить, то обязаны ему отслужить. Срок – один год на границе с поморянами. После чего он нас отпускает и выплачивает некоторую сумму денег.

– Да-а-а… – протянул Сивер. – Не повезло вам.

– Могло быть и хуже, а так хоть надежда есть, что когда-нибудь мы вернёмся домой.

– А сами отсюда уйти не пытались?

– Думал над этим, – не стал скрывать Хунди. – Однако кругом незнакомые леса, рядом дружинники местного князя, до берега далеко, а через земли поморян не прорвёшься. Был бы я христианином, то к германцам бы подался, но они нас сразу раскусят и в колодки забьют. Так что выхода нет – надо сдержать данное Прибыславу слово и надеяться, что он сдержит своё.

Фремсинет замолчал. Сивер тоже. Но зато в беседу вступил Ждан:

– Хунди, а из какого ордена белые монахи, о которых ты говорил?

– Не знаю. Мне ведомо только, что они из земель франков, откуда Сверкер получает деньги и воинов.

– Это цистерианцы, – само собой вырвалось у меня. – Последователи Роберта Молемского и Бернарда Клервоского, такую одежду носят только они и тамплиеры.

Швед посмотрел на меня, и я его взгляд выдержал. Он хотел что-то сказать, но за одним из столов вспыхнула перепалка. Воины ярла вскочили, и раздались гортанные выкрики на шведском языке. Мы конечно же обратили на это внимание. И вскоре из толпы к нашему столу выскочил один из викингов. Краснорожий черноволосый молодец, косая сажень в плечах, может, самый крупный среди северян. Он был в ярости, ткнул в своего ярла указательным пальцем и что-то произнёс. В его голосе явно была угроза. И я не ошибся: воин вызвал своего вождя на бой.

В центре зала северяне сразу расчистили пространство. Противник ярла вооружился круглым щитом и секирой и вышел на середину импровизированного поля чести. А Фремсинет решил, что обойдётся одним своим мечом. Он скинул с себя кафтан, показал во всей красе мускулатуру хорошо развитого тела и поиграл мышцами. Ярл посмотрел на нас и, продолжая улыбаться, весело бросил:

– Пойду убью своего бывшего хирдмана, иначе он прикончит меня.

Сивер одобрительно кивнул и пожелал ему удачи, а жрец и я промолчали. Просто встали и отошли в сторону, а то мало ли, если викинги себя раззадорят, то поединок может запросто перерасти в групповой бой, во время которого и нас заденут.

Противники застыли. Толстый скальд, выступивший в роли судьи, о чём-то их спросил, они ответили, и начался бой. Первым в атаку ринулся хирдман, он неожиданно прыгнул на ярла и сразу же попытался его срубить. Но Хунди недаром был вождём. Он резко отступил в сторону, и топор, просвистев по воздуху, лезвием вонзился в деревянный пол. Глухой звук удара разнёсся по помещению, а Фремсинет, показывая своё превосходство над противником, развернул меч плашмя и ударил воина по правому плечу. Хирдман оскалился. Топор снова оказался в его руках, а окованный металлом край щита едва не достал Хунди в подбородок.

– Ха-ха! – задорно рассмеялся вождь и одобрительно кивнул хирдману, после чего левой рукой поманил его на себя, мол, давай, наступай.

Противник ярла разозлился, его лицо из просто красного стало багровым. Он выкрикнул нечто нечленораздельное и вновь перешёл в наступление. Стремительные взмахи топора, справа налево, слева направо, и ярл отступал. Однако зал хоть и большой, но ограничен стенами, а помимо них есть мебель и викинги, которые наблюдали за схваткой, так что далеко Хунди не ушёл, три-четыре метра назад, и остановился. Позади вождя стояли столы, с обеих сторон – воины, и его противник, видимо решив, что победа уже у него в кармане, заулыбался и сказал Фремсинету нечто обидное. Тот в долгу не остался и тоже высказался, причём настолько удачно, что хирдман вновь рванулся на него.

Взмах! Свист стали! Полукруглый кусок металла летит в полуобнажённое тело Хунди, а тот стремительно скользнул вперёд, и его меч, подобно ядовитой змее, проскочил под щитом воина и вонзился ему в прикрытый одной лишь кожаной жилеткой живот. Вскрик! Противник Хунди, так и не достав ярла, прижимая руку со щитом к животу, отскочил. Вождь двинулся за ним следом. Чётким наработанным ударом до кости рассёк ему руку, которая сжимала топор, и оружие хирдмана упало на пол. После такого поворота участь воина была предрешена, и он это понимал. Однако надо отдать ему должное, пощады хирдман не попросил, а, наоборот, попробовал ещё раз достать Фремсинета щитом и, когда это у него не получилось, откинул руку в сторону и сам подставился под клинок ярла из Мунсе.

Выпад! В свете масляных лампад окровавленный прямой меч вождя блестит тускло и угрожающе. Острие вонзается в грудь воина, как раз туда, где у него сердце. Слышен чпокающий сосущий звук – так сталь проникает в тело, а затем выходит из него. И хирдман, который наверняка мечтал стать предводителем ватаги, падает, заливая всё пространство вокруг себя тёмной кровью. Видать, такая у бойца судьба – пасть от оружия своего ярла, против которого он посмел выступить.

Фремсинет смотрит на хирдмана, что-то спокойно говорит, и воины поддерживают его одобрительным гулом. Затем он стряхивает с клинка кровь, и впервые за вечер улыбка покидает его лицо. Вождь становится хмурым и молча уходит в свои апартаменты на втором этаже.

Словно на заказ, хозяин постоялого двора привёл княжеских дружинников, десяток профессионалов в броне и со щитами, которые были готовы остановить викингов, если бы они разбушевались всерьёз. Но их вмешательства не понадобилось. Скандинавы успокоились, уволокли тело своего мёртвого товарища на задний двор, а скальд на ломаном славянском языке стал договариваться со Смелом о покупке дров, из которых шведы могли бы сложить для павшего в бою хирдмана погребальный костёр.

Больше ничего интересного в этот вечер не произошло. Мы отоспались, а рано утром, позавтракав холодной свининой и свежеиспечённым хлебушком, расплатившись за ночлег и затарившись припасами, покинули Роску и продолжили своё путешествие к морю. Никто нас не провожал, хотя я чувствовал на себе взгляд ярла Хунди из Мунсе, который наверняка стоял у тёмного окна на втором этаже постоялого двора и смотрел, как мы уезжаем. Сивер, кстати, тоже его почувствовал, иначе не обернулся бы и не отсалютовал в сторону окна раскрытой ладонью.