Текст книги "К «последнему морю»"

Автор книги: Василий Ян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава четвертая
«Украшения вселенной»

В шатер вошли три молодые женщины в пышных шелковых одеждах, в златотканых шапочках, каждая из которых была украшена длинным драгоценным пером белой цапли. Они наполнили шатер громкими стонами, жалобным всхлипыванием и причитали, стараясь перекричать друг друга:

– Наш обожаемый повелитель умирает! Мы останемся сиротами! Кто станет о нас заботиться!.. Не покидай нас!

– Молчать! – заревел свирепо Орду. – Или сидите тихо, или я вас прикажу завернуть в ковры и отправить к вашим родителям.

Три жены затихли и, переглядываясь, уселись в стороне, изредка всхлипывая. Все молчали. Арапчонок, обняв колени руками, уже спал. Царевна Дафни, грациозно облокотившись на свой ковровый мешок, как будто дремала. Изредка она приоткрывала один глаз и наблюдала, что происходит в шатре. Хан Орду лег на бок и захрапел. За ним, с тонким присвистом, захрапел арабский лекарь. Нукер у входа дремал стоя, опираясь на копье.

Тогда три жены стали подползать к Юлдуз-Хатун. Слышались их голоса:

– Ты думаешь, что ты Юлдуз-Хатун (госпожа)? Ты тварь подлого происхождения и навсегда останешься Юлдуз-каракыз (черная девка)!

– Разве мы не знаем, что ты выделываешь тайком?

– Ты всегда делаешь подлости!

– Ты обманываешь нашего доблестного повелителя с обласканным и возвеличенным простым нукером по имени Мусук…

– Он так же подл и коварен, как кошка (мусук). Он не знает благодарности и преданности!

– Джихангир болен потому, что ты его отравила!

Юлдуз-Хатун, точно защищаясь от ударов, плотнее закуталась с головой в черное покрывало и молчала.

– Ты давно околдовала джихангира, ты опасная змея!

– Уходи отсюда, пока мы тебя не задушили! Это наша забота, старших жен, находиться около повелителя.

– Мы его вылечим нашими молитвами, мы ему откроем правду!

Внезапно шубы отлетели в сторону. Бату-хан резко поднялся и выпрямился. Три жены припали к его ногам.

– Наконец ты очнулся, ослепительный! Ты будешь снова сверкать, наш алмазный, драгоценный повелитель, и теперь навсегда останешься с нами!

Бату-хан заговорил громко, твердым, звучным голосом:

– Нукер, кто из высоких темников этой ночью в дозоре?

Тот, очнувшись, ответил:

– Внимание и повиновение! Они в соседнем шатре: Бурундай, Курмиши и старый Нарин-Кэхэн.

– Пришли их сюда. Скажи также Субудай-багатуру, брату Шейбани и хану Мункэ, чтобы поспешили ко мне. Я созываю военный совет.

– Внимание и повиновение! – ответил нукер и вышел.

На его место встал другой вошедший нукер. Хан Орду очнулся и поводил налитыми кровью глазами, еще не соображая, что произошло.

Бату-хан, оттолкнув ногой цеплявшихся жен, шатаясь, подошел к Орду, сел рядом и обнял его.

– Мой почтенный старший брат, ты примчался издалека, чтобы спасти меня и отогнать злых духов болезни. Ты всегда был мудрым старшим братом, моим верным защитником и спасителем. Я твоя жертва, я твой нукер.

Неуклюжий толстый Орду прижимался к Бату-хану, лизал его щеки[32]32
  Монголы не знали поцелуя.


[Закрыть] и шептал в ухо:

– Я знаю, что тебе суждены великие победы… Я примчался, чтобы убрать камни с твоего пути и отогнать желтоухих, завистливых предателей!

Юлдуз-Хатун подбросила сухих веток в костер. Тени забегали по стенам шатра.

Вошли три темника, еще заспанные, вытирая руками рты: высокий, тощий и желтый, как луковичная шелуха, Бурундай; широкий, коренастый, с длинными лошадиными зубами Курмиши и старый, сморщенный, как гриб, Нарин-Кэхэн, с согнутой спиной и шаркающими слабыми ногами. За ними ввалился грузный, волочивший ногу, одноглазый полководец, знаменитый Субудай-багатур.

Бату-хан выжидал, пока прибывшие пали ниц и выпрямились, сидя на пятках. Затем заговорил торжественным голосом:

– Мои верные слуги, темники Бурундай, Курмиши и Нарин-Кэхэн! В походе на урусов и в боях с кипчакскими войсками вы оказали сотни услуг. Вы не знали отступлений, вы приносили победы. Я давно хотел наградить вас достойно. Храбрый темник Бурундай, победитель в битве с урусами при реке Сить, тебе я уступаю драгоценность, одну из моих семи блистающих звезд – жену Ерке-Хара-Нюдюн («Власть черных глаз»)! Тебе, верный сотник Курмиши, я дарю другое сокровище – Аля-Миндасун («Шаловливую нитку»). Я знаю, что ты будешь эту нитку крепко держать в зубах, – тебя на ласку не обманешь, на хитрость не возьмешь! А тебе, почтенный сподвижник моего деда, великого воителя, храбрый Нарин-Кэхэн, – тебе я дарю эту самую молодую красавицу Набчи («Сладость жизни»). Ты будешь с ней наслаждаться в благоденствии и радости…

Три темника пали ниц, а жены стали отчаянно плакать и молить:

– Не отдавай нас! Не упускай нас от себя! Прости наши ошибки, вызванные любовью к тебе, наш светлый повелитель!

– Вы будете жить спокойно и счастливо у заботливых мужей. А здесь вы болтали как сороки… Вы говорили слова нестираемые, как царапины соколиных когтей… Уходите!

– У нас не будет счастья без тебя! Верни нас! Не отдавай!

Бату-хан махнул рукой:

– Нельзя схватить рукой сказанное слово, нельзя метнуть утерянный аркан! Темники, уведите ваших жен! Сейчас здесь будет военный совет, а на нем не могут присутствовать жены темников. Скорее!

Три темника грубо ухватили женщин и поволокли из шатра. Хан Орду сказал:

– Нукер! Отведи рыжую лисицу и мальчика к ближайшему юртчи[33]33
  Юртчи – лицо, ведавшее выбором места для кочевья и распределением в нем мест.


[Закрыть]. Пусть он их допросит. Потом я сам буду говорить с ними. А ты, румийская царевна, получишь обещанный косяк отборных кобылиц.

– И свободу и девяносто девять подарков? – пристально глядя в глаза Орду, сказала Дафни. – Хан Орду двух слов не говорит.

– Свою судьбу ты узнаешь потом, а пока будешь жить в соседней юрте.

Нукер с гречанкой, рыжим лекарем и негритенком вышли. Бату-хан опустился на подушки и стал смеяться сухим, деревянным смехом. Его лицо, всегда суровое и непроницаемое, избороздилось складками. Довольный, он взглянул на маленькую жену Юлдуз-Хатун, сидевшую у стенки. Она испуганно смотрела ясными, недоумевающими глазами на своего господина. Бату-хан снова нахмурился и сказал:

– Для того чтобы верно управлять, нужно все знать. За эти тяжелые дни моей болезни, когда все думали, что я ничего не слышу, я узнал многое и понял, как следует повести войска на запад, на «вечерние страны», до «последнего моря», где каждый день тает солнце, и на все земли опустить могучую лапу монгольского степного беркута…

Глава пятая
Арабский посол у татарского хана

Когда Абд ар-Рахман вошел в просторный шатер, расшитый цветами, аистами и золотыми драконами, он остановился при входе, желая понять, кто из находившихся здесь был главный татарский хан.

Около десяти монгольских военачальников, все в обыкновенных долгополых синих одеждах, перетянутых ременными поясами, сидели полукругом на большом персидском ковре.

Абд ар-Рахман боялся выразить почет не тому, кому следует, и показаться смешным. Он сделал шаг вперед, опустился на колени, сел на пятки и, смотря прямо перед собой, не обращаясь ни к кому, заговорил:

– Великий святейший халиф земель и народов ислама приветствует храброе татарское войско, его молодого владыку и желает ему здоровья и бесчисленных побед…

Сидевший в стороне на коленях престарелый толмач немедленно переводил, слово за словом, все сказанное с арабского языка на татарский.

– Халиф всех правоверных направил меня, последнего потомка славного арабского полководца Абд ар-Рахмана, разбившего некогда войска франков, к тебе, владыка всех татар, с просьбой разрешить мне участвовать в походе непобедимого татарского войска и посылать донесения о новых ослепительных победах и завоеванных тобою вражеских землях.

Один из сидевших, толстый и одноглазый, с багровым шрамом через все лицо, сказал:

– Если на нас нападут враги, будешь ли ты, так же как и мы, защитой нашего владыки Саин-хана, внука Покорителя Вселенной, или твой светлый меч останется дремать в ножнах?

– Я воин, и мой меч в этом походе будет послушен каждому слову татарского владыки.

Тогда заговорил молодой монгол. Казалось, он ничем не отличался от остальных, но в резком голосе и пристальном взгляде узких черных глаз чувствовалась привычка повелевать:

– Если ты потомок великого полководца арабов и прибыл сюда как друг, то можешь оставаться близ меня, когда я двину мои непобедимые тумены на «вечерние страны». Разрешаю тебе писать донесения халифу Багдада и посылать их с твоими гонцами, и я не буду спрашивать и проверять, что ты написал. Но ты должен говорить мне правду обо всем, что увидишь…

– Слава твоему мудрому решению! – сказал Абд ар-Рахман, поняв, что говоривший с ним и есть монгольский владыка Бату-хан.

Бату-хан продолжал:

– А сейчас расскажи нам о твоем славном предке и его битве с франками.

– Прежде чем начать рассказ, позволь мне положить к твоим ногам присланные моим повелителем дары. – Он слегка обернулся назад.

– Я здесь! – прошептал стоявший близ входа Дуда Праведный. На коленях он подполз к Абд ар-Рахману и передал завернутые в пеструю шелковую ткань подарки.

Тот развернул и положил перед Бату-ханом: саблю в бархатных зеленых ножнах, украшенную драгоценными камнями, золотой кубок, небольшую книгу Корана в кожаном переплете, искусно покрытом золотым узором, два кинжала с рукоятями из слоновой кости и много других драгоценностей.

Бату-хан равнодушно смотрел на разложенные подарки и вдруг протянул руку к простому золотому перстню с темными камнями, казавшимися то зелеными, то темно-красными.

– Я вижу на этом перстне надпись. Какую она имеет силу?

Абд ар-Рахман сказал:

– Это перстень величайшего мудреца Сулеймана, сына Дауда, знавшего тайное. Этот перстень приносит счастье, исполняя желания того, кто его носит. На нем вырезаны слова Аллаха: «Да будет так!»

Бату-хан показал перстень толстому, сидящему рядом с ним монголу с рассеченным лицом. Тот одобрительно кивнул головой и надел его на указательный палец Бату-хана, сказав:

– Это достойный подарок! – И, повернувшись к Абд ар-Рахману, прибавил: – Мой владыка тебя благодарит. Когда он одержит девятьсот девяносто девять побед, то посмотрит на этот перстень и скажет: «Да, случилось так, как захотел Аллах!» А теперь он ждет твоего рассказа…

Глава шестая
Рождение «небесной» столицы

Налетевший холодный вихрь ворвался, откинул дверную занавеску внутрь шатра, разметал тлевший огонек костра и окутал дымом всех сидящих.

Великий военный советник Субудай-багатур сказал:

– Это прилетел бог войны Сульдэ проверить, скоро ли войско выступит? Не променял ли джихангир свою благородную воинскую славу на мирную постройку своей столицы и просторных складов для заморских купцов?

Все льстецы остолбенели. Только один Субудай-багатур, старый воспитатель (аталык) Бату-хана, мог говорить таким независимым голосом, как бы с осуждением. Бату-хан обвел собравшихся пытливым колючим взглядом и спросил:

– А кто мне ответит: что такое слава?

Полукругом сидели, повернув голову в сторону Бату-хана, несколько главных военачальников, арабский посол Абд ар-Рахман и несколько льстецов-ханов, умевших шутить и рассказывать веселые случаи из жизни людей. Субудай-багатур ответил первый:

– Слава – это одержанная победа. Чем больше побед, тем ослепительнее слава.

Строитель ханского золотого дворца, искусный китайский архитектор Ли Тун-по, почтительно заметил:

– Слава не только победа на поле брани. Если правитель заботится о благе народа, строит новые города, справедлив к подданным, не облагает население непосильными налогами, дарит благополучие всем шатрам своего племени, – его называют доблестным, справедливым, Саин-ханом, и он пользуется любовью подданных и немеркнущей славой. Истинная любовь народа – это слава!

Арабский посол Абд ар-Рахман сказал:

– Слава – это то, к чему мы все стремимся. И мы ее добудем с помощью нашего светлого меча! Слава – это власть над другими покоренными народами.

Саин-хан, как все привыкли называть Бату-хана, обратился к своему летописцу и звездочету Хаджи Рахиму:

– Мой мудрый учитель! Ты знаешь многое. Почему Искендер Двурогий до сих пор пользуется немеркнущей славой среди народов всех наших земель?

– В старой книге написано: «Искендер Великий, покорив всех, кто становился на его пути, в то же время оставался милостивым к новым, вошедшим в его царство народам. Он их не притеснял, а делал своими равноправными детьми. Поэтому слава Искендера Двурогого – истинная, вечная слава!»

– Нет, это неверно! – сказал Бату-хан. – Разве создал Искендер Двурогий нечто такое, что несокрушимо стояло бы после его смерти? Его царство развалилось… Его молодая прекрасная жена, персиянка Рокшанак, вместе с единственным сыном, наследником царства, созданного Искендером, была брошена в тюрьму и затем задушена его же друзьями, товарищами боевых походов. Они, объявив себя новыми царями, растерзали его владения на части, постепенно растаявшие, как лед на солнце.

Все сидевшие переглянулись, послышались тихие возгласы восхищения, а Бату-хан продолжал:

– Владыка, стремящийся к славе, должен воздвигнуть сооружения, которые возвещали бы его славу и после смерти много лет, сотни лет!

– Верно! Как это мудро сказано!

– Вы сейчас присутствуете при рождении небывалого великого дела, при возникновении нового, чудесного государства, вырастающего в бывших пустынных степях… Вы стоите возле колыбели, где лежит только что родившийся младенец… Он подрастет и станет могучим богатырем, который сорвет с солнца сияющий венец…

Бату-хан замолк. Послышались вопросы:

– Скажи имя этого богатыря! О каком новом небывалом сооружении ты говоришь? Разве мы не идем завоевывать другие народы, громить их и бросать под копыта наших лошадей? Вероятно, это и будет новое невиданное монгольское царство, или, может быть, кипчакское?

– Нет! – сверкнув глазами, воскликнул Бату-хан. – Оно не может быть названо монгольским потому, что такое уже существует – монгольское царство великого кагана и его столица Каракорум и прославляется как создание моего деда Потрясателя Вселенной. А у меня в моем большом войске монголов очень мало, всего четыре тысячи воинов моей охраны!.. Это царство не может быть также названо кипчакским, потому что в него входит много всяких других народов. Кипчаки могли бы возгордиться, а гордиться им нечем: они боролись против меня, а я их покорил и заставил служить мне.

Мудрый Ли Тун-по спросил:

– Как же ты назовешь это блистающее, как солнце, невиданное царство?

Бату-хан спокойно, косясь на внимательно слушавших его ханов, сказал:

– Могучее царство Бату-хана – Синяя Орда. Это небесное царство призвано небом повелевать народами всех стран вечно, десять тысяч лет. Это и будет немеркнущая слава моя – Повелителя Вселенной!

Часть четвертая
Новгородский посол у Бату-хана

Глава первая
Допрос русских пленных

В многолюдном лагере Бату-хана в небольшой войлочной юрте сидел на ковре Хаджи Рахим, придворный летописец грозного татарского владыки, и, склонившись над «Путевой книгой», при слабом мерцании глиняного светильника старательно выводил арабской вязью свои ежедневные записи.

Вот что он написал:

«Я не раз слушал речи Саин-хана и убеждался, что он очень встревожен известиями с севера, из богатого русского торгового города, имеющего гордое название: «Господин Великий Новгород».

Это, кажется, самый свободолюбивый, а потому и опасный город урусов. Он не испытал еще на себе тяжести могучей, властной монгольской руки. Когда Бату-хан два года назад двинулся с войском на север, он, несмотря на все усилия, не смог дойти до Новгорода и, едва не утонув в болотах, повернул обратно.

Может быть, поэтому вольнолюбивые новгородцы, считая себя непобедимыми и недоступными для врагов, обращаются со всеми гордо и заносчиво, не боясь своих воинственных соседей.

Я слышал, что Бату-хан давно хочет послать в Новгород войско, и помню его слова: «Когда Субудай-багатур весь новгородский край обратит в золу и пепел, а жителей его погонит для продажи в неволю, только тогда на северной границе моей Орды воцарится спокойствие назарестана (кладбища)».

Утром, во время приема гостей, в шатре Бату-хана произошло следующее: пришел любимый телохранитель Бату-хана Арапша и сказал:

– Саин-хан! Твое приказание исполнено. Ты пожелал увидеть пленных урусов, которые раньше бывали на севере и видели богатый город Новгород. Среди находящихся у нас пленных я выбрал двух, особенно толковых. Они могут рассказать тебе многое.

– Приведи их ко мне. И пусть Субудай-багатур тоже придет сюда, а всем находящимся здесь я передаю мой «салям».

Бывшие на приеме гости тотчас вышли, кланяясь и шепча молитвы и пожелания. Остались только Хаджи Рахим и вскоре пришедший Субудай-багатур.

Арапша вернулся с двумя пленными русскими. Один был высокий, очень тощий старик, с длинными белыми, как серебро, волосами. Багровый шрам пересекал его лицо. Другой молодой, с живыми, сметливыми глазами, широкоплечий, почти такого же роста, как старик. Обычно пленные ходили босые, в отрепьях, но для того, чтобы явиться перед владыкой татарской орды, их приодели в мало поношенные халаты и кожаные кавуши. Из предосторожности руки обоих были туго закручены ремнями.

Опираясь на короткое копье, Арапша стоял близ русских, следя, чтобы они не сделали чего-либо недозволенного. Он понимал русскую речь и стал переводить ответы пленных.

Батый сперва расспросил: откуда они родом, где были захвачены, знают ли Новгород?

Старик отвечал не колебаясь и, по-видимому, правдиво.

– Зовусь я Савва Бобровик. Жил прежде в лесу, выслеживая бобров и охотясь также на других зверей. Часто ездил в Переяславль, отвозил дичину и всякие меха князю нашему Ярославу Всеволодовичу. А этого молодца зовут Кожемяка. У него руки сильные, и он при выделке может хорошо мять конские и бычьи кожи. Два года назад захватил нас татарский разъезд в верховьях Волги. Отбивались мы тогда, да не удалось уйти: целый десяток на нас двоих навалился.

– Был ли ты в Новгороде? Кто там правит?

– Бывал много раз за свою долгую жизнь и даже живал там по году и более. Правили в Новгороде бояре, да между собой плохо они ладят. Когда же наступает тяжелая година или сами бояре договориться не могут, а на нашу землю напирают немцы да шведы…

– Это кто же такие?

– Это те народы, что живут по соседству с Новгородом, жадные до чужой земли, – быстро ответил молодой пленный.

– Постой, Кожемяка, дай я доскажу, – продолжал старик. – Как увидят новгородские бояре-спорщики, что им беда грозит, – посылают они тогда своих послов к переяславскому князю Ярославлу Всеволодовичу просить, чтобы поспешил он выручить Новгород из беды. Князь сейчас же приходит в Новгород со своей дружиной и наводит порядок и тишину.

– А какие у него полки, у этого князя? – спросил Бату-хан.

– Князь Ярослав своими полками славится, – сказал с гордостью Савва. – Каждый ратник у него – точно песня! Как въезжают в город его полки на холеных конях, ощетинясь копьями и сверкая серебряной броней, народ на улицы выбегает, славу поет переяславльским ратникам.

Бату-хан нахмурился.

– Серебряная броня на воинах – это еще не все. А показал ли коназ Ярослав свою смелость и удачу в бою с врагами?

– Показал, да еще как! – ответил Савва. – Года четыре назад я вместе с новгородскими охотниками вступил в дружину, которую призвал на помощь князь Ярослав, чтобы отбросить напиравшие немецкие отряды. Они рвались захватить и покорить Новгород. Бились мы на реке Омовже[34]34
  Омовжа (Эмбах, Эмайнги) – река, впадающая в Чудское озеро. В устье ее в 1234 году произошла битва между новгородским войском и германскими рыцарями, окончившаяся победой новгородцев.


[Закрыть], где князь разметал врагов и половину утопил подо льдом.

– А кто был у коназа Ярослава помощником?

– Славные были воеводы. А самым верным помощником был его сынок, княжич Александр. На то не гляди, что ему тогда было годов пятнадцать. Князь Ярослав дал ему отдельную сотню, и княжич смело бился против врагов, как заправский воин.

– Я об этом Искендере уже слышал, – сказал Бату-хан. – Мне доносили, что он теперь правит Новгородом, дружина его растет и он становится опасным. Великие полководцы, как Искендер Двурогий и другие, уже в юности проявляли дерзость и отвагу в воинских делах. Мне надо больше знать об Искендере Новгородском. Может быть, мне еще придется встретиться с этим подрастающим беркутом, выкормленным в снегах северной земли. Нукеры! Уведите пленных!

Тотчас же появились два нукера и сделали знак русским удалиться. Пятясь и кланяясь, оба пленных уже почти достигли выхода, когда Бату-хан неожиданно крикнул:

– Стойте! Скажите мне еще, сколько войска у новгородского коназа?

Старик замялся. В это мгновение Кожемяка, будто зацепившись за ковер, навалился на него и шепнул:

– Придержи язык-то!

– Хан милостивый, – медленно сказал Савва, – неведомо нам это. Я из дружины в те поры ушел и в лесу жил. Кто ж его знает, сколько войска у князя стало!

Бату-хан сдвинул брови:

– Ступайте вон!

Пленные еще раз поклонились и исчезли за дверной занавеской.

– А мне нравится этот молодой коназ Искендер, – заметил Субудай-багатур. – Видно, что он прирожденный смелый воин. Я бы назначил его тысячником, начальником отряда пленных урусов, который пойдет с тобой на «вечерние страны».

– Пока я пошлю проверить, что замышляет этот коназ, – сказал Бату, пристально глядя на Арапшу. – Тебе поручаю я это важное дело.

– Внимание и повиновение! – ответил Арапша.

– Ты поедешь в Переяславль, а может быть, и дальше в Новгород. Там ты разузнаешь, что теперь делает и что замышляет беспокойный молодой коназ Искендер. Возьмешь с собой десяток самых надежных нукеров. Через них ты будешь присылать мне донесения. Отправиться должен сегодня же.

– Будет сделано, великий, – ответил Арапша и стремительно вышел.