Текст книги "По всем"
Автор книги: Василий Авсеенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Василий Григорьевич Авсеенко
По всѣмъ
(Изъ письма заѣзжаго провинціала).
Пишу тебѣ, душа моя Гуськовъ, на второй-же день по пріѣздѣ въ Петербургъ. Надобности въ этомъ никакой нѣтъ, но хочется подѣлиться впечатлѣніями, какъ говорилъ поэтъ Пушкинъ.
Петербургъ, я тебѣ скажу, чудесный городъ, только совсѣмъ не такой, какимъ я воображалъ его. Начать съ того, что все тутъ очень просто. Выходишь изъ вагона, и видишь голую закоптѣлую стѣну. Вошелъ въ вокзалъ – опять голыя стѣны, и тоже какъ будто прокоптѣлыя. А я думалъ, что тутъ иначе и ступить нельзя, какъ по коврамъ, и что на каждомъ шагу взоръ услаждается чѣмъ либо грандіознымъ, или художественнымъ.
Повезъ меня извозчикъ по Невскому, и надо сказать – плюгавый какой-то извозчикъ: у насъ въ Ростовѣ они гораздо лучше. Но и Невскій тоже, надо признаться, разочаровалъ меня: улица широкая, дома преогромные, но все ихъ украшеніе состоитъ изъ громадныхъ вывѣсокъ. Ѣхать-же очень трудно, потому что то правая сторона загорожена, то лѣвая; это оттого, что теперь починяютъ мостовую. Два новые дома обратили на себя мое вниманіе: стоятъ почти рядомъ, оба изъ одного и того-же бѣлаго камня, и въ одномъ одинъ банкъ, а въ другомъ другой. Полагаю, что и всѣ остальные банки выстроятся точно также, и тогда будетъ очень удобно узнавать ихъ среди другихъ домовъ. А трактиры всѣ имѣютъ вывѣски зеленаго цвѣта.
Ты понимаешь, что почистившись и переодѣвшись, я тотчасъ вспомнилъ именно о трактирахъ, такъ какъ мнѣ ѣсть хотѣлось. И что-бы скорѣе изучить эту часть, я позавтракалъ кряду въ двухъ. Это очень возможно, потому что порціи подаютъ маленькія. Машины играютъ и скатерти довольно чистыя, но великолѣпія, о которомъ мы оба мечтали, никакого нѣтъ. Со мною рядомъ очень видный генералъ сидѣлъ, и ему подали точно такое же соломенное стуло, какъ и мнѣ. А на счетъ Доминика это все враки, будто тамъ можно поѣсть пирожковъ и улизнуть не заплативши: я, для провѣрки, попробовалъ такъ сдѣлать, но меня тотчасъ остановилъ лакей въ синей курткѣ съ зеленымъ передникомъ, и довольно строго вернулъ къ буфету. Буфетчикъ же, давая сдачу, такъ пристально на меня смотрѣлъ, точно глазами фотографію снималъ.
Обѣдать, душа моя, поѣхалъ я за-городъ, и для этого взялъ громадное шестимѣстное ландо. Представь себѣ, что такой экипажъ здѣсь стоитъ гораздо дешевле двухмѣстной коляски, и даже пролетки. Правда, ландо это громыхало и скрипѣло, и лошади никакъ не налаживались въ ногу, потому что правая вдвое была выше лѣвой; но въ смыслѣ помѣстительности нельзя желать лучшаго.
За обѣдомъ играли румыны, только не знаю, тѣ ли самые, что были у насъ въ Ростовѣ, или другіе. Гулялъ по саду и заглядывалъ въ бесѣдки, гдѣ кутятъ съ дамами. Очень нарядныя дамы, въ громадныхъ шляпахъ. На двухъ я положительно засмотрѣлся, но ко мнѣ подошелъ какой-то очень сердитый мужчина и попросилъ отойти.
При выходѣ, долго не могъ дождаться своего ландо, потому что здѣсь заведенъ странный обычай – отсылать порожніе экипажи на какой-то дальній островъ, можетъ быть даже необитаемый.
Изъ ресторана поѣхалъ прямо на «стрѣлку», такъ какъ былъ часъ самаго фешенебельнаго гулянья. Другъ мой, помнишь ли ты наши мечтанія объ этой «стрѣлкѣ», объ этомъ «пуантѣ»? Какъ разыгрывалось наше воображеніе, какія чудеса роскоши, великолѣпія, элегантности представлялись намъ! И повѣришь-ли, я ничего этого не нашелъ. Мимо моего ландо плелись извозчики, шныряли какія-то таратайки, гдѣ сидѣли господа съ картузами на головахъ, и раскачивались такія же ландо. Впрочемъ, я человѣкъ заѣзжій, и судить не могу. Можетъ быть эти господа въ таратайкахъ – очень знатные люди, и носятъ картузы и голенища только чтобъ намекнуть на свой образъ мыслей; но мнѣ они показались мелкими торговцами или лошадиными барышниками. Элегантныхъ же экипажей было не болѣе десятка, и въ одномъ изъ нихъ я узналъ тѣхъ самыхъ дамъ, которыми любовался въ ресторанѣ. Но я заподозрилъ, какъ будто онѣ были… ты понимаешь? – черезчуръ веселы.
Я обратился къ моему кучеру съ вопросомъ, всегда ли «стрѣлка» имѣетъ такой скромный видъ, и онъ пояснилъ мнѣ, что настоящая публика бываетъ здѣсь только въ маѣ, а теперь собирается самая пустая «шармаша» – «изъ провинціи, значитъ, вотъ вродѣ какъ вы». Не взирая на неумѣстность послѣдняго замѣчанія, я понялъ въ моемъ возницѣ глубокаго знатока петербургской жизни, и потому предложилъ ему составить программу моего вечера, съ тѣмъ чтобы проѣхаться, какъ говорится, «по всѣмъ», и всюду поспѣть къ самому надлежащему часу. Возница отнесся къ вопросу съ живѣйшимъ участіемъ, и сейчасъ же набросалъ планъ дѣйствій. Перво-на-перво, пояснилъ онъ, надо въ «Зоологическій садъ», потому тамъ публика ранняя. «А оттелева гони въ „Акваріумъ“, тамъ тебѣ что угодно: либо къ нѣмцамъ поспѣешь, либо къ французинкамъ. А напосля того безпремѣнно на Крестовскій, къ самому розвалу». – Да вѣрно-ли такъ выйдетъ? – спросилъ я.
– Не сумлевайтесь, въ самую точку: съ графами, да съ князьями ѣзжалъ. Само собою, на чаекъ прибавите.
– А въ «Аркадію» развѣ не поѣдемъ?
– Можно и въ «Аркадію» потрафить. Намеднись я съ княземъ Сундуковымъ ѣздилъ, такъ опосля всего еще на тони потрафили. Красненькую мнѣ на чаекъ выложилъ.
Каковы аппетиты? А армякъ на немъ съ чужаго плеча, полинялый, и самъ сидитъ на козлахъ, словно на облучкѣ телѣги. На слѣдующее время стану избѣгать кучеровъ, которые ѣздятъ съ княземъ Сундуковымъ.
Тѣмъ не менѣе, онъ свое дело сдѣлалъ: мы дѣйствительно потрафили всюду, въ самую точку. За одинъ вечеръ я, можно сказать, изучилъ всѣ злачныя мѣста въ Петербургѣ.
Признаюсь, мнѣ даже трудно разобраться въ впечатлѣніяхъ. Я немножко ослабѣлъ, и въ головѣ какъ-то все встряхнулось. Можетъ быть это оттого, что въ «Зоологическомъ саду» много пилъ пива. Но тамъ нельзя не пить его много. Представь себѣ, что дамы, сидя за столиками, сами приглашаютъ выпить съ ними. И притомъ, пиво словно разлито въ воздухе: дышешь, и чувствуешь, какъ въ тебя входитъ какой-то раздражающій пивной эфиръ. Чортъ его знаетъ, откуда онъ берется: вѣдь въ пивѣ, кажется, эфира-то нѣтъ совсѣмъ?
Ахъ, душа моя Гуськовъ, но какъ хорошо! Да, только въ Петербургѣ и умѣютъ пріятно жить.
Впрочемъ, опять все оказалось не такъ, какъ мы съ тобою предполагали. Великолѣпія, представь себѣ, никакого: все въ высшей степени просто, до чрезвычайности просто. Начать съ обмундированія прислуги: ты не повѣрилъ-бы что находишься въ роскошной сѣверной Пальмирѣ. Въ одномъ саду прислуга одѣта въ такія странныя, на манеръ арестантскихъ, куртки, что я сначала подумалъ: ужъ не попалъ-ли я, ненарокомъ, въ какую-нибудь колонію несовершеннолѣтнихъ преступниковъ? Въ другихъ садахъ меня поразило, что всѣ служащіе, кромѣ оффиціантовъ, одѣты въ толстые казакины и сапоги съ голенищами. Но я, разумѣется, сообразилъ, что это дѣлается отнюдь не изъ скаредности, а съ цѣлью придать учрежденію пріятный народный колоритъ. Какъ хочешь, а тутъ есть извѣстная пикантность: въ дверяхъ театра тебя встрѣчаетъ капельдинеръ пошехонскаго вида, а на сценѣ распѣваетъ и приплясываетъ француженка, только-что сегодня пріѣхавшая прямымъ поѣздомъ изъ Парижа. Но, что правда, то правда: этнографическая вѣрность въ обмундированіи прислуги хромаетъ. Такихъ казакиновъ народъ совсѣмъ не носитъ; и затѣмъ, я полагаю, что добрая пара лаптей придала бы много колориту.
Но какъ мнѣ разобраться во всемъ, что я видѣлъ? У меня все такъ перепуталось въ головѣ, что я легко могу переврать. Кажется, что гдѣ-то я видѣлъ одинъ театръ каменный, и одинъ желѣзный. Да, да, желѣзный, строенный на металлическомъ заводѣ. Но, можетъ быть, это мнѣ почудилось? За то, достовѣрно могу поручиться, что я побывалъ по крайней мѣрѣ въ десяти буфетахъ. Не удивляйся, тутъ на это смотрятъ серьезно, и въ каждомъ саду есть по нѣсколько буфетовъ. Разнообразіе, въ высшей степени достойное подражанія. Торчатъ передъ одной и той же буфетной выставкой – скучно, да и вниманіе всѣ обратятъ. А тутъ ты дѣлаешь такъ: подходишь къ одному буфету и выпиваешь двѣ рюмки водки; потомъ, погулявъ въ саду, заглядываешь въ другой, и спрашиваешь двѣ рюмки коньяку; затѣмъ, повернувъ всторонку, съ невиннымъ видомъ входишь въ третій буфетъ, гдѣ тебѣ даютъ нѣсколько кружекъ пива, холоднаго, пѣнистаго, прямо изъ бочки; наконецъ, ты присаживаешься къ столику, и спрашиваешь бутылку дрей-мадеры. Такимъ образомъ, никто за тобой не наблюдаетъ, а между тѣмъ ты утѣшенъ.
Собственно говоря, впрочемъ, всѣ эти уголки называются садами и театрами. Но театровъ также много, какъ и буфетовъ, и потому легко смѣшать одни съ другими. А что касается садовъ, то у насъ въ Ростовѣ лучше. Здѣсь двѣ березки, съ чертополохомъ посрединѣ и петуніей вокругъ, считаются садомъ. И притомъ, тьма кромѣшная. Фонарей, если я не перепуталъ, полагается столько, сколько буфетовъ; отсюда ясно ихъ прямое путеводительное назначеніе. Вообще, свѣтъ распространенъ неравномѣрно: онъ усиливается въ буфетахъ и около буфетовъ, и постепенно слабѣетъ по мѣрѣ удаленія отъ распивочныхъ центровъ. Отъ этого происходитъ тоска, которая въ свою очередь тянетъ къ буфету. Я потомъ все это отлично сообразилъ, но сначала недоумѣвалъ, и даже обратился къ оффиціанту съ вопросомъ, почему сады въ Петербургѣ погружены въ такую тьму. Оффиціантъ отвѣтилъ мнѣ съ находчивостью, дѣлающею честь ихъ сословію:
– Помилуйте, намъ пущать много свѣту никакъ невозможно: публика обижаться будетъ. Публика здѣшняя любитъ, чтобы темно было. Засвѣти побольше, такъ и ходить не будутъ.
– Да отчего-же?
– Стѣсняться будутъ.
Откровенно говоря, я ничего не понялъ, но не желая показаться провинціаломъ, лукаво подмигнулъ и принялъ плутоватый видъ.
Чувствую, другъ мой Гуськовъ, что ты ждешь отъ меня самаго главнаго – отчета о театральныхъ представленіяхъ. Но, повторяю, боюсь перепутать. Ты пойми: я прокатился по всѣмъ садамъ, а въ каждомъ саду по нѣсколько театровъ. Театръ спереди, театръ сзади, театръ сбоку; одинъ закрытый, другой открытый; въ одномъ кончаютъ, во второмъ продолжаютъ, въ третьемъ начинаютъ. Разнообразіе такое, что можно съ ума сойти. Настоящее вавилонское столпотвореніе: французы, нѣмцы, англичане, русскіе, жиды, румыны, цыгане. Французы канканируютъ, нѣмцы играютъ «Прекрасную Елену»… Кажется, я сбился; а впрочемъ, очень возможно, что нѣмцы давали именно «Прекрасную Елену»…
Но, представь себѣ, я нигдѣ не видѣлъ Рауля Гюнсбурга. Вотъ тебѣ лучшее доказательство, въ какомъ безпорядкѣ я находился.
Дѣйствительно, къ концу вечера у меня все перепуталось въ головѣ.
Мнѣ казалось, будто какая-то нѣмка поетъ по-нѣмецки арію герцогини Герольштейнской, какая-то француженка стоитъ вверхъ-ногами, какіе-то жидочки расхаживаютъ въ боярскихъ костюмахъ и поютъ по-русски, а знаменитая Отеро улыбается мнѣ со сцены…
Однако, я усталъ писать. И къ тому же, зачѣмъ напрасно дразнить тебя? Вотъ, пріѣзжай сюда на будущій годъ вмѣстѣ со мною, тогда самъ все увидишь и всѣмъ насладишься. Я же буду твоимъ вѣрнымъ и опытнымъ путеводителемъ. А пока прими дружеское рукопожатіе любящаго тебя Пети Воробейникова.
