Текст книги "Щит"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ваша светлость, как вы и приказали, я довел ваши распоряжения до всего караула, – затараторил он еще до того, как Рендалл выбрался из кареты. – Увы, все пошло не так, как вы планировали.

– Что-то с баронессой?! – холодея от страха, спросил Грасс, скользнул вплотную к мэтру Учеру и с большим трудом сдержал желание вцепиться в отвороты воротника его роскошного бархатного камзола.

Начальник тюрьмы перепуганно отшатнулся, сглотнул, опустил взгляд и… кивнул:

– Д-да… Она – ж-жива… Но…

– Рассказывай, – справившись со своими эмоциями, приказал граф.

Мэтр Учер судорожно кивнул, смахнул со лба капельки пота и еле слышно пробормотал:

– Поднимаясь по лестнице, Кулак… э-э-э… простите, ваша светлость, тюремщик Двоня услышал какой-то подозрительный шум, заглянул в коридор и увидел распахнутые двери двух камер… Как вы, наверное, знаете, открывать одновременно более одной строго-настро…

– Знаю! Дальше!!!

– Простите, отвлекся, ваша светлость! – залепетал насмерть перепуганный мужчина и, сообразив, что опять тянет время, вжал голову в плечи: – Поняв, что там что-то произошло, Кулак, конечно же, побежал за стражниками. Узнав о происшествии, командир поисковой группы десятник Заддар Жаба обеспечил… э-э-э… простите, ваша светлость, это к делу не относится… В общем, ворвавшись в коридор, стражники обнаружили изуродованный труп тюремщика Зиги…

– Что с леди Мэйнарией?! – заорал Грасс.

– Она – в камере Бездушного! – дернувшись, как от удара, воскликнул мэтр Учер. – В изорванном платье. С разбитым лицом… И-и-и… в крови. Увы, дверь закрыта изнутри… Открыть ее быстро – не получится. А медленно – нет смысла: Нелюдь зол, как Двуликий. Прикрывается баронессой д’Атерн… И… угрожает ее задушить, если мы не доставим к нему вас.

Глава 13
Баронесса Мэйнария д’Атерн

Восьмой день четвертой десятины третьего лиственя

… – А потом я зажму твою десницу в «Лютне» и начну крутить воротки. Медленно-медленно! Так, чтобы ты чувствовал, как выгибаются и трещат кости твоих пальцев. Полтора десятка воротков. Полтора десятка тоненьких и таких непрочных косточек. И – тьма времени для получения удовольствия. Ты только представь: я буду ломать их по очереди, не торопясь. Чтобы ты мог ощутить все оттенки испытываемых при этом ощущений. А когда лопнет последняя, закреплю воротки специальным штырьком и пробегусь по «струнам». Ты когда-нибудь слышал, как трутся друг о друга сломанные кости? Ощущал, как это больно? Нет? Так вот, «Лютня» позволяет тереть все три десятка обломков одновременно. Или по очереди. И дает возможность палачу наигрывать о-о-очень красивые мелодии…

Если бы не рука Крома, сжимающая мое горло, то, представив себе ощущения, которые он должен был испытывать во время такой пытки, я бы, наверное, испугалась. А так – просто закрыла глаза и растворилась в тепле шершавых, но на удивление нежных пальцев. И выбросила из головы мысли о том, что ждет моего майягарда в том случае, если граф Грасс проигнорирует его ультиматум.

Несколько долгих-предолгих мгновений мне было безумно хорошо: не болели разбитые губы, не ныла грудь, не тянуло затылок. И почти не трясло от пережитого страха.

Увы, насладиться этим состоянием мне не дали – не прошло и минуты, как я услышала набившую оскомину фразу:

– Может, все-таки отпустишь? Неужели тебе не понятно, что графу нет дела ни до тебя, ни до ее милости?

«Сейчас начнут рассказывать о том, что сопротивление бессмысленно, что заложница из числа заключенных – это все равно что гиря для утопающего и что когда им надоест ждать, они пристрелят и его и меня…» – раздраженно подумала я и осторожно прикоснулась языком к внутренней поверхности верхней губы.

М-да… Кровить она не перестала. Ну и распухла так, что со стороны, наверное, выглядела, как кусок опары [69]69
  Опара – забродившее тесто с дрожжами или закваской.


[Закрыть]. Если, конечно, бывает опара, щедро политая кровью из расквашенного носа.

«Да и в остальном я выгляжу не лучше… – скосив взгляд на обрывок нижней юбки, обмотанный вокруг груди, мрачно подумала я. – Не баронесса, а нищенка какая-то, Двуликий меня забери…»

Видимо, последняя фраза чем-то расстроила Бога-Отступника, так как буквально через пару ударов сердца ко мне вернулась боль: сначала запульсировала только губа, потом заныл затылок, стараниями тюремщика лишившийся пряди волос, потом защипало чуть было не оторванное им же ухо.

Сетовать на бога было глупо, поэтому я кинула взгляд на тело моего недавнего мучителя, все еще валяющееся за решеткой, мысленно обозвала его тварью и неожиданно для себя провалилась в прошлое.

Звук отпираемого замка ударил по нервам, как кузнечный молот по наковальне. И заставил меня вскинуть голову и посмотреть на тюремщика.

Лучше бы я этого не делала: стоило мне заглянуть в его масленые глаза, как перед моим внутренним взором замелькали картинки из недавнего прошлого.

Перекошенные губы лесовика… Мощная шея с вздувшимися венами… Полурасстегнутый алый жиппон… Ямка между ключиц… Волосатая грудь… Мои руки, упирающиеся в нее… Тоненький ободок родового кольца… Царапина на указательном пальце…

Волна старого, полузабытого страха захлестнула меня с головой и в мгновение ока лишила способности связно мыслить: я снова ощутила смрадный запах из раззявленной пасти лесовика, почувствовала его пальцы, тискающие мою грудь, колено, раздвигающее мои ноги.

– Что, даже сопротивляться не будешь? – рявкнуло над ухом, и я, придя в себя, помертвела от ужаса: левая рука тюремщика держала меня за подбородок, а палец правой скользил по моей нижней губе!!!

Мгновением позже до меня донесся бешеный рык Крома:

– Тронешь ее хотя бы пальцем – убью!!!

– Уже тронул… Так что заткнись и не мешай, – хохотнул здоровяк и, оставив в покое мое лицо, вцепился в воротник платья.

Затрещала ткань. Потом – еще и еще. И я, опустив взгляд, увидела собственную грудь, бесстыже торчащую из безобразного разрыва. А еще через мгновение услышала жуткий скрип железа и полный отчаяния крик Меченого:

– Ублюдок! Скотина!! Трус!!!

– Хороша-а-а… – пропустив его оскорбления мимо ушей, плотоядно улыбнулся тюремщик. И, словно торгаш на рынке, взвесил на ладони правое полушарие!

Я ойкнула, попробовала отстраниться и вдруг почувствовала, что куда-то лечу.

Больно ударившись затылком, я увидела над собой потолок и сообразила, что лежу на спине.

Дернулась. Ощутила удар в живот и застыла.

Снова затрещала ткань.

По бедрам прокатилась волна холода.

Правую ногу выше колена стиснули горячие, как пламя свечи, пальцы, и я, почувствовав, что они полезли выше, чуть не умерла от ужаса.

Зажмурилась… Мысленно взмолилась Бастарзу и вдруг воочию увидела перед собой насупленное лицо Волода:

– Я проиграл, потому что Теобальд намного старше и сильнее!

– Победить слабого может каждый, – откуда-то из-за моей спины пробасил отец. – Ты хочешь стать воином? Значит, учись побеждать тех, кто сильнее!

Брат вытаращил глаза:

– Как можно победить того, кто в два раза больше, в три раза быстрее и способен поднять на плечи быка?

– Сделать вид, что сдался. Заставить его расслабиться. Найти его самое уязвимое место и нанести выверенный удар.

«Сделать вид, что сдался. Заставить его расслабиться. Найти его самое уязвимое место…» – мысленно повторила я, окинула взглядом склонившегося надо мной мужчину и почувствовала, как на меня снисходит холодное, ничем не замутненное спокойствие:

– Слышь, мужик, а как тебя зовут?

Здоровяк, успевший задрать подол моего платья до пояса и развязать мотню, удивленно уставился на меня:

– Че?

– Как тебя зовут, говорю… – повторила я и «с интересом» оглядела его вздыбленную плоть.

– Зига… А че?

– Хорошее имя… Слышь, Зига, а ты читал свиток Олли Ветерка «Тайны дворцовых альковов»?

Мужчина вцепился мне под колени, рывком подтянул меня поближе, развел мои бедра и ухмыльнулся:

– Я не умею читать… А че?

– Ну… делать это так… – взглядом показала на свое положение, – слишком скучно… Давай я покажу тебе вещи на-а-амного интереснее?

– Какие? – заинтересованно спросил он.

– Для начала – «игру на тростниковой дудочке». Слышал о такой забаве? – «хрипло» прошептала я и облизнулась.

Здоровяк прищурился:

– А как?

– Ложись сюда… – Я шлепнула ладонью рядом с собой, «нервно» сглотнула и сделала вид, что дрожу от вожделения. – А я встану над тобой на колени и буду тебя ласкать… Язычком…

Задумался. Кинул взгляд на закрытую дверь. Прикоснулся к связке ключей на поясе. Намотал на кулак прядь моих волос и усмехнулся:

– А че, можна и папробовать! Но если мне не понравицца…

– Понравится… – уверенно пообещала я.

Где-то на краю вселенной раздался очередной крик Крома, но я усилием воли заставила себя не обращать на него внимания: перевернулась на бок, встала на четвереньки, томно прогнулась в пояснице и игриво попросила:

– Приспусти штаны пониже…

– Так?

– Еще немного…

Приспустил… Одной рукой… Ни на миг не отпуская моих волос… Потом легонько дернул их на себя и приказал:

– Ну, давай ужо, начинай!

Я кивнула, скользнула левой ладонью по его ноге, уперлась в край нар, потянулась пальцами правой руки к его естеству и, преодолевая брезгливость, вцепилась ногтями в его мошонку.

Зига взвыл от боли и тут же ударил меня в лицо кулаком.

Перед глазами замелькали яркие белые точки, во рту стало солоно, а по губам и подбородку потекли струйки крови из расквашенного носа. Я всхлипнула, но пальцев не разжала – боль оказалась терпимой и не мешала ни думать, ни контролировать свои движения.

Следующий удар в лицо чуть не вышиб из меня дух. Последовавший за ним рывок за волосы – чуть не опрокинул на пол. И я, сообразив, что Зиге тоже терпимо, сжала пальцы еще сильнее…

Тюремщика, как раз схватившего меня за ухо, выгнуло дугой:

– Отпусти-и-и, с-сука!!!

– И не надейся… – вогнав ногти в податливую плоть аж до подушечек пальцев, усмехнулась я. Потом попыталась левой рукой хоть как-нибудь прикрыть грудь обрывками ткани, не преуспела и раздраженно зашипела: – Сейчас ты медленно встанешь и пойдешь к двери… Если мне не понравится какое-нибудь движение, то тебе станет намного больнее, чем сейчас… Ты меня понял?

– Понял… – прохрипел он. А когда я слегка ослабила нажим, криво усмехнулся: – Зря ты это делаешь, роза: там, снаружи – мои друзья. Увидев меня в таком состоянии, они очень сильно обозлятся. А два-три десятка обозленных мужчин – это на-а-амного хуже, чем я один. Веришь?

– Верю… – кивнула я. – Поэтому к ТВОИМ друзьям мы не пойдем. А пойдем к МОЕМУ другу… К тому, который ждет нас в камере напротив…

… – Слышь, Нелюдь, а что ты будешь делать, если его светлость не приедет? – внезапно поинтересовался один из арбалетчиков. – Простоишь вот так трое суток? Ну, или сколько времени ты там сможешь выдержать без воды?

Кром даже не шелохнулся. А я, представив, что жизнь моего майягарда может прерваться из-за того, что я снова вызвала в ком-то похоть, перепуганно качнулась назад. И изо всех сил вжалась спиной в его твердый, как доска, живот.

Отстраниться Меченый не смог: прямо за ним была стена, а смещаться в сторону означало подставить себя под болты арбалетчиков. Поэтому он попытался слегка подвинуть меня вперед.

Ага, как бы не так: вместо того, чтобы послушно вернуться на место, я вжалась в него еще сильнее и, стараясь не шевелить губами, прошептала:

– Буду стоять так: мне страшно!!!

Пальцы, «сжимающие» мое горло, едва заметно шевельнулись, и я, почувствовав в этом движении ласку, чуть не разревелась от счастья!

Слезинка, скатившаяся по моей щеке, не осталась незамеченной – не успела она впитаться в ткань моего платья, как один из арбалетчиков решительно опустил свое оружие на пол, выпрямился и с вызовом уставился на Крома:

– Если тебе нужен заложник, то бери меня! Я разденусь до исподнего, зайду в ка…

– Как только кто-то из вас дотронется до решетки – она умрет… – пообещал Кром. – Так же, как вон та тварь…

Воин посмотрел на лежащее на полу тело и сглотнул.

Я мысленно усмехнулась и закрыла глаза. Чтобы вспомнить, как умирал Зига.

…Проскользнув между прутьев решетки, рука Крома вцепилась в горло тюремщика и рванула его на себя.

Рывок оказался таким сильным, что я не успела разжать пальцы и тем самым чуть не оторвала Зиге мошонку. Впрочем, ему, кажется, было уже все равно – его голова со всего размаха ударилась о вертикальный прут и треснула, как гнилой арбуз!

– Ну все, теперь ты – мой… – выдохнул Меченый, поудобнее перехватил свою жертву и ударом левой руки проломил ей гортань. Потом вцепился в ключицу и вырвал ее из тела.

Как ни странно, смотреть на мучения моего несостоявшегося насильника оказалось совсем не страшно: вместо того, чтобы жмуриться и затыкать уши, я наслаждалась хрустом ломаемых костей, сходила с ума от запаха крови и до безумия жалела, что проломленное горло мешает Зиге орать во весь голос.

Мне хотелось превратить каждое мгновение его смерти в вечность, смотреть, как из его тела по капле вытекает жизнь, слушать, как затихает его сердце, и ощущать, как холодеет кожа. Поэтому, когда Кром выпустил Зигу из рук и изломанное тело рухнуло в зловонную лужу из крови и мочи, меня начало корежить от бешенства:

– И это – все, что он заслужил?

Меченый, еще мгновение назад казавшийся мне ожившим воплощением Темной половины Двуликого, удивленно приподнял бровь и прикипел ко мне взглядом.

– Кром, он хотел меня ссильничать!!! – заорала я. – Он…

– Все закончилось, ваша милость! – еле слышно прошептал он. Потом подошел ко мне поближе, просунул руку между прутьев решетки и ласково погладил меня по волосам: – Все закончилось… И… какая же вы у меня молодец…

В его голосе было столько нежности, что ненависть, сжигавшая мне душу, куда-то испарилась. А я, снова став самой собой – испуганной девчонкой, не способной самостоятельно зарезать даже курицу, – опустила очи долу. И чуть было не провалилась сквозь землю: лохмотья, в которые превратилось мое платье, не скрывали от взгляда Крома практически ничего…

Вспоминать холодный и абсолютно бесстрастный взгляд Меченого, скользнувший по моей обнаженной груди, было неприятно. Поэтому я открыла глаза и уставилась на стражника, поднимающего с пола арбалет.

– Хорошо… Как скажешь… – буркнул он. Потом посмотрел на меня и виновато пожал плечами: – Простите, ваша милость, я сделал все, что мог.

Я благодарно кивнула – он действительно старался. И не оценить это было бы неправильно.

Тем временем второй стражник, с ненавистью пялящийся на Крома, медленно повернул голову в сторону лестницы и нехорошо усмехнулся:

– Вот и все, Нелюдь! Допрыгался.

– Угу… – кивнул один из мечников. – Голос мэтра Учера…

– Зол, как Темная половина Двуликого, – прокомментировал помощник палача и жизнерадостно осклабился.

Услышав эхо чьего-то начальственного рыка, я закрыла глаза и мысленно попросила Бога-Воина о помощи. Пообещав при первой же возможности принести ему в жертву пару откормленных баранов.

Бастарз подумал и согласился – не прошло и минуты, как в коридоре раздался еще один громогласный рык. Но уже не начальника тюрьмы, а графа Грасса:

– Оружие опу-у-устить! Напра-а-аво!! Из коридора бего-о-ом марш!!!

Стражники мигом вытянулись в струнку, одновременно повернулись вправо, щелкнули каблуками и послушно потрусили к лестнице! А помощник палача, сидевший на корточках рядом с телом своего друга, вскочил на ноги, ткнул пальцем в нашу сторону и возмущенно взвыл:

– Ваша светлость, Нелюдь убил Зигу! Он – опасен, и я…

– Ты что, оглох?! Вон отсюда!! Живо!!!

Побагровев от бессильного гнева, мужчина с хрустом сжал кулаки и заскрипел зубами:

– Да, но…

– Учер? Этому – еще двадцать плетей! Ясно?

– Ну вот, слышали? – мрачно выдохнул Меченый… – «Еще» двадцать плетей… А вы мне не верили…

– Не хотела верить… – угрюмо вздохнув, поправила я. – Так как надеялась, что самый близкий друг моего отца не способен на такую подлость.

Глава 14
Кром Меченый

Восьмой день четвертой десятины третьего лиственя

Из графа Грасса Рендалла получился бы неплохой жонглер – замерев перед решеткой, он посмотрел на Мэй с таким неподдельным беспокойством, что я на мгновение засомневался в правильности сделанных выводов. Однако стоило ему открыть рот и начать говорить, как мои сомнения как ветром сдуло: его интересовало не самочувствие и не моральное состояние баронессы после несостоявшегося насилия, а ее готовность отказаться от данной клятвы:

– Леди Мэйнария? Я искренне сожалею о случившемся и настоятельно прошу вас пересмотреть свое решение, дабы я мог забрать вас в свой особняк…

Нет, в принципе, стороннему слушателю это предложение показалось бы эталоном участия и желания помочь, но баронессу оно просто взбесило – вместо того, чтобы поблагодарить его за своевременное прибытие и заботу, она высокомерно вскинула голову и холодно процедила:

– Ваша светлость! Я, баронесса Мэйнария д’Атерн, гард’эйт Крома по прозвищу Меченый, хочу обратить ваше внимание на то, что начальник этой тюрьмы пренебрегает своими обязанностями: благодаря его попустительству служащие сего заведения систематически нарушают закон и не чураются ни грабежей, ни насилия, ни убийств. Надеюсь, что вы, как Первый министр королевства Вейнар и член Внутреннего Круга его величества Неддара Третьего, Латирдана, приложите все силы для скорейшего искоренения творящегося здесь беззакония!

Граф среагировал на это заявление так, как будто ждал именно его – церемонно поклонился и утвердительно кивнул:

– Благодарю за информацию, баронесса! Мэтра Учера я отстраню от дел прямо сейчас, а завтра утром сотрудники Тайной службы начнут опрос заключенных на предмет выявления нарушений закона. Если таковые обнаружатся, то виновные будут наказаны в строгом соответствии с тяжестью совершенных ими проступков…

Я мысленно вздохнул – шансов увидеть наказание виновных у меня было ой как немного.

– Благодарю вас… – бесстрастно сказала баронесса.

– Что-нибудь еще? – выждав небольшую паузу, поинтересовался граф.

Леди Мэйнария подумала и кивнула:

– Да, ваша светлость! Хотелось бы, чтобы вы взяли под личный контроль расследование попытки изнасилования, предпринятой по отношению ко мне тюремщиком Зигой: у меня есть основания считать, что лица, которые будут его проводить, постараются исказить обстоятельства дела. И сделают все, чтобы признать моего майягарда виновным в очередном убийстве.

– Можете не беспокоиться – я проконтролирую, – пообещал граф.

– Ну и последнее: вы не могли бы обеспечить охрану этой камеры лицами, не заинтересованными в инсценировке самоубийств или «случайных отравлений»?

Граф Грасс удивился. Кажется, искренне:

– А что, в этом есть необходимость?

Мэй пожала плечами:

– Незадолго до вашего прихода помощник палача, которому вы приказали всыпать ещедвадцать плетей, обещал Крому добавить ему в пищу перетертых семян клещевины [70]70
  Семена клещевины содержат рицин – сильно ядовитое вещество.


[Закрыть]…

Рендалл помрачнел:

– Помощника палача сейчас арестуют…

– Отомстить за покойного может захотеть кто-нибудь еще…

– Вашего майягарда будут охранять мои люди. А еду и воду для него будут возить с моей кухни…

– Для нас… – поправила его баронесса. И, почувствовав, что я дернулся, повернулась ко мне лицом и тряхнула волосами: – Да, ты не ослышался: я буду ждать конца расследования в этой камере!

Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречиво, так как Рендалл тут же попытался надавить на Мэй через меня:

– Кром! Может, ты попробуешь объяснить своей гард’эйт, что теперь в этом нет никакой необходимости?

Мог и не стараться – я собирался это сделать и без его советов:

– Леди Мэйнария! Мне кажется, что вам стоит прислушаться к мнению графа Грасса: вы – девушка, а я – мужчина, и пребывание в одной камере со мной не лучшим образом скажется на вашей репутации…

– Нет!

– Ваша милость, теперь, когда моя жизнь в безопасности.

– Даже не уговаривай – я останусь с тобой!

– Леди Мэйнария! Это неразумно! – почувствовав, что она уперлась, раздраженно воскликнул Рендалл. – Простите за интимные подробности, но если вы настоите на своем решении, то вам придется справлять нужду в присутствии постороннего мужчины!

– Ваша светлость, Кром мне не посторонний! – усмехнулась баронесса. – Он – единственный человек на всем Горготе, которому я полностью доверяю!

– Но ведь и у доверия должны быть какие-то пределы, не правда ли?

– Не в этом случае! Кстати, если вы действительнозаинтересованы в том, чтобы я покинула эти гостеприимные стены, то поспособствуйте ускорению расследования.

– Хо-ро-шо… – зачем-то выделяя каждый слог, кивнул граф. – Как скажете.

– Благодарю! – улыбнулась Мэй и, поморщившись, прикоснулась пальчиком к разбитым губам.

– Может, вам прислать лекаря?

Баронесса задумчиво посмотрела на него и отрицательно помотала головой:

– Лекаря, пожалуй, не надо. А вот целое платье мне бы точно не помешало.

Минут через десять после ухода графа Грасса на нашем этаже началась нездоровая суета. Сначала в коридор вбежали двое заспанных стражников и, вполголоса проклиная сбрендившее начальство, уволокли труп Зиги. Не успели затихнуть их ругательства, как со стороны лестницы раздался тихий топоток, и за решеткой нашей камеры нарисовалось бесполое существо в лохмотьях неописуемого вида.

Это создание не ругалось – молча поставило на пол ведро с водой, вытащило из него тряпку, с трудом опустилось на колени и довольно добросовестно принялось замывать зловонную лужу.

Еще через пару минут в коридоре возник хорошо знакомый мне Жмых и, прошмыгнув мимо нашей камеры чуть ли не на цыпочках, загремел ключами где-то далеко справа. Я прислушался к доносящимся до меня обрывкам слов и удивленно хмыкнул: судя по всему, граф Грасс приказал очистить этаж от «лишних» заключенных.

Порадоваться тому, что леди Мэйнария сможет провести ночь, не слыша стонов и причитаний истерзанного палачами мужчины, мне не дали – как только Жмых проволок калеку мимо нашей решетки, с лестницы донесся о-о-очень знакомый лязг железа.

Баронесса, до этого момента сидевшая на краю нар с абсолютно ровной спиной и невидяще глядевшая в противоположную стену, перепуганно вздрогнула и торопливо пересела вплотную ко мне:

– Что это там грохнуло?

– Скорее всего, это воины графа Грасса. Взяли под охрану вход на этаж. Сейчас посмотрю… – Я попытался встать, чтобы подойти к решетке и удостовериться в своей правоте.

Не тут-то было – леди Мэй вцепилась мне в руку и умоляюще прошептала:

– Не ходи…

Бороться с ней я не собирался, поэтому пожал плечами и остался на месте.

– Обижаешься?

Обижаться я, конечно же, не обижался. Но предпочел бы, чтобы она дожидалась суда где-нибудь за пределами этих стен.

Мое молчание баронесса истолковала как согласие. И виновато вздохнула:

– Зря: я сделала то, что считаю единственно верным…

– Ваша милость, вы…

– Мэй…

– Что?

– Тут, кроме нас, никого нет… – тоном, не терпящим возражений, сказала она. – Называй меня Мэй…

Я заглянул в ее глаза и на некоторое время забыл про все и вся: на меня смотрела Ларка! Взглядом, полным надежды и любви!!!

С трудом стряхнув с себя это безумное наваждение, я облизнул враз пересохшие губы и услышал собственный голос:

– Хорошо, Мэй…

– Так что ты мне хотел сказать? – пододвинувшись еще ближе, спросила баронесса.

Вспомнить, что я хотел сказать перед тем, как увидел в ней сестру, оказалось выше моих сил. Поэтому я зажмурился и глухо пробормотал:

– Как я уже говорил, вам надо было ехать с графом Грассом…

– Тебе…

– Тебе… – послушно повторил я.

– Зачем мне ехать с человеком, которому я не доверяю?

Я мысленно застонал: Мэй осталась в тюрьме из-за моей глупости!!!

… – Все закончилось, Мэй… – выдохнул я, скользнул на шаг в сторону, просунул руку между прутьев решетки и ласково погладил ее по волосам: – Все закончилось… И… какая же вы у меня молодец…

Вовремя: вместо того, чтобы впасть в истерику, баронесса прервалась на полуслове, растерянно захлопала ресницами, опустила взгляд, увидев, во что превратилось ее платье, и мучительно покраснела.

Прихотью кого-то из богов Время взяло и остановилось. Дав мне возможность рассмотреть острые белые зубки, обиженно закусившие разбитую губу, слезинки, набухшие в уголках ее глаз, и взгляд, который пылал какой-то детской, но от этого не менее жгучей обидой.

«Сейчас разревется… – в панике подумал я. – Надо ее отвлечь…»

И ляпнул, что пришло мне в голову:

– Вам не кажется, что в плане графа Грасса непозволительно много изъянов?

Время дрогнуло и продолжило свой бег – первые слезинки прокатились по щекам и сорвались в короткий полет, левая рука леди Мэйнарии прикрыла грудь, правая – лоно, а румянец, заливший ее лицо, стал таким ярким, что на его фоне потерялись и пятна крови, и веснушки, и родинка под правым глазом. Потом в ее глазах появилось непонимание, а с губ, наконец, сорвался ожидаемый мною вопрос:

– Н-не поняла?

– Сегодняшнее утро я встретил в камере, где содержат заключенных, с которыми работают палачи. До того, как попасть в нее, содержался в другой – битком набитой Серыми и лесовиками. А перед вашим появлением меня подняли на этот этаж и поселили в одиночке…

Баронесса не поняла. Пришлось объяснять дальше:

– Камера напротив моей – свободна. Однако вас поселили чуть левее. Скорее всего, для того, чтобы вы имели хоть какую-то возможность для уединения. А еще почему-то не отняли у вас ни колец, ни серебряных заколок, ни сережек…

– Что из этого следует?

– Подумайте сами: особой добротой к заключенным тюремщики и стражники не страдают. Значит…

– …значит, граф Рендалл решил обеспечить нам с тобой более-менее сносные условия для проживания! – обрадованно воскликнула леди Мэйнария. – Здорово, правда?

Особых причин для радости я не видел. Поэтому поскреб пальцами щетину на подбородке и фыркнул:

– Ну, как вам сказать? Боюсь, все не так просто… Вот смотрите: допустим, вы – Первый министр и член Внутреннего Круга короля Латирдана. Вы привозите дочь вашего ближайшего друга в тюрьму, выясняете, в каких условиях содержится ее майягард, добиваетесь, чтобы его переселили в одну из лучших камер, и устраиваете девушку так, чтобы ей было более-менее комфортно. А что потом? Спокойно уезжаете?

– Нет: прежде, чем уехать, я соберу всех стражников, тюремщиков и палачей…

– …и?

Баронесса сглотнула, кинула взгляд на труп тюремщика и еле слышно прошептала:

– Спаси и сохрани!!!

– Вот-вот…

Несколько мгновений леди Мэйнария ошеломленно молчала, а потом гневно засверкала глазами:

– Опыта ему не занимать. Времени, чтобы подумать о том, как я буду тут жить, у него было предостаточно. Значит, он должен был сделать все, чтобы обеспечить мою безопасность…

– Ну да…

– Получается, что эта попытка насилия – никакая не случайность?

Я угрюмо кивнул:

– Как вам сказать? Думаю, что насилие не входило в его планы. Скорее всего, этой твари поручили вас напугать. Но недостаточно хорошо объяснили, когда надо остановиться…

Леди Мэйнария аж задохнулась от бешенства:

– Напугать? Что ж, это ему удалось!!!

Легонький тычок в бок заставил меня вернуться в настоящее:

– Кром!!! Почему ты молчишь?

Открыв глаза, я с большим трудом вспомнил, о чем мы говорили, и вздохнул:

– Тюрьма – не место для девушки…

– Молодой и красивой? – хихикнула баронесса, потом помрачнела, прикоснулась пальцами к разбитому носу и грустно вздохнула.

Я застыл: на какое-то мгновение мне вдруг показалось, что за решеткой-забором сейчас возникнет ухмыляющееся лицо Данора [71]71
  Описано в 1-й книге.


[Закрыть]:

– Смирения и тебе, доча… Что это у тебя с лицом?

Рука сама собой дернулась к постолу, наткнулась на голенище сапога и безвольно опала: обломка засапожника, который я пытался выхватить, не было! Как самого постола… И Ларки…

Зажмурился. Изо всех сил. Потянулся к Посоху, чтобы найти успокоение в шершавости зарубок своего Пути. Вздрогнул, не почувствовав под рукой древка, давно ставшего частью меня. Открыл глаза. Уставился на тусклый белый язычок огня в светильнике и… ухнул в прошлое:

…Пламя взлетело по стенам сарая, как белка на вершину сосны. И, на мгновение замерев у конька крыши, прыгнуло ввысь. Туда, где в разрывах угольно-черных облаков мелькал мутный желтый глаз Дэйра. Вытянувшись на десяток локтей, оно замерло, а потом рассыпалось мириадами искр, которые устремились вниз. К земле, залитой кровью и заваленной бьющимися в агонии телами…

Шагнул вперед. Потом – еще раз. Стряхнул с руки какую-то тяжесть. Не глядя, отмахнулся кулаком. Услышал еле слышный всхлип. Зачем-то посмотрел назад и не поверил своим глазам: сестричка была не там, в горящем доме, а прямо передо мной – лежала на изрезанной ножом лавке, прижимала ладошку к разбитым в кровь губам и с ужасом смотрела на меня…

– Ларка… – потрясенно выдохнул я, метнулся к лавке, упал на колени и вжался лицом в рваное и пахнущее кровью платье.