Текст книги "Избранная лирика"
Автор книги: Василий Субботин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
ВАСИЛИЙ СУББОТИН
ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА
«Библиотечка избранной лирики»
Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1968
Scan , OCR . Spellcheck А.Бахарев
СОДЕРЖАНИЕ
От составителя
Пролог
«Темны предгория Карпат...»
«Нас гнетёт железная усталость...»
«Я в этот день, бессонницей измят...»
«Есть в каждой вещи выраженье...»
Часы
Осколок
«Атака! Горячее слово...»
Снайпер
Стихи
Под Яунауце
«Холмов однообразных силуэты...»
Девочка
Варшава
«Поэт, поэт, весь мир перед тобою...»
Затишье
«Ещё гудит за Одером равнина...»
30 апреля 1945 года
Бранденбургские ворота
Эпилог
«На сером фоне разрушений...»
На пашне
«Я видел, как смотрит на море...»
«Эта южного берега...»
«Не будите, пожалуйста...»
Память сердца
Осенью
Вино
Лимонная траншея
«Настоем крепким трав...»
«Зиме приходит время...»
«Подолгу не уходим от окна...»
«В затянутом дымом селенье...»
«Волна к глазам неслышно подступила...»
«Меня всегда необычайно трогал...»
«Есть на Урале Тёплый Ключ...»
«Она опять сурово правит краем...»
Ночлег
Лесная река
«Дорогое таёжное лето...»
«Двадцатилетние парни...»
«Какие быть там могут разговоры...»
«Правнуки и внуки крепостных...»
Снег
Крылья
«Будто опять листаю...»
«Красивейшая женщина России...»
«Застенчивая жмурится природа...»
«За горизонт уходит борозда...»
«На том берегу, на откосе...»
Книги В.Е.Субботина (библиографическая справка)
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
«И мы в поэзию входили, как мы входили в города», – сказал о своём поколении Василий Субботин. Действительно, каждая строка этого мужественного и скромного поэта оплачена кровью – и в прямом и в переносном смысле слова. Когда-то он штурмовал рейхстаг, теперь сражается на переднем крае поэтического фронта. Именно сражается, потому что не ищет лёгких дорог, дешёвого эстрадного успеха, не подменяет глубину мнимой остротой. Стихи Субботина рассчитаны не на «бурные аплодисменты», а на глубокое раздумье. Ведь если верно, что художественное произведение – это айсберг, три четверти которого под водой и только одна – над, то верно и то, что для эстрадного успеха нужны обратные пропорции: на слух легче воспринимается то, что лежит на поверхности... Ну что ж, «есть кони для войны и для парада...».
Василий Субботин идёт своей прямой поэтической дорогой, не шарахаясь ни вправо, ни влево, дорогой, не освещённой фейерверками сенсационности, не всегда – увы! – поддерживаемый артиллерией критики...
Как и всякий истинный поэт, поэт милостью божьей, Субботин не гонится за тем, чтобы лишний раз мелькнуть в печати, – он берётся за перо только тогда, когда не может не писать. Стихи его предельно лаконичны, каждая строка обеспечена золотым запасом чувства и мысли.
Поэзия Василия Субботина пробуждает в душах чувства добрые: любовь к людям, к природе, верность, чистоту. Да, его стихи – добрые стихи. Но есть в них и горечь. Это горечь военных пожаров, скорбных пепелищ, вечных разлук... Голос Субботина – голос фронтового поколения:
Двадцатилетние парня, мы появились в траншее.
На потрясённых равнинах участь решили земли.
Шли мы по Унтер ден Линден, шли мы по Зигес Аллее —
Всеми дорогами мира, всеми просёлками шли.
Решив участь земли, юные ветераны вернулись домой с обожжёнными войной сердцами, но эта «обожжённость» помогала им ещё острее почувствовать счастье мирной жизни:
Через лесные прохожу овраги —
Мне этот запах пробужденья мил...
Сдвигаю камни, трогаю коряги —
Забытый восстанавливаю мир.
И в своих стихах Субботин восстанавливает этот забытый на время войны мир – чудесный мир с его острыми лесными запахами, яркими красками, с проливными дождями лета, с проливными слезами любимых.
Посети этот мир, молодой читатель, эту солнечную землю, во имя которой погибали однополчане Василия Субботина.
Юлия Друнина
Пролог
Была средь слов обыденно простых
Война ещё сама неясным словом,
Которое отдельно от других
К нам докатилось и звучало ново.
Разглядывали шрамы прошлых лет
В будёновках отцовских утопали.
Не сразу раскрывался нам секрет
Великого закаливанья стали.
Корчагин Павка конником лихим
Скакал из Шепетовки – от вокзала.
И пыль дороги, поднятая им,
Вихры густые наши забивала.
Далёкая героика тревог,
Задымленные порохом страницы...
Тогда ещё нам было невдомёк,
Что книга эта может повториться.
* * *
Темны предгория Карпат.
Безвестным здесь прошёл героем
Мой дед – брусиловский солдат,
И мы с отцом окопы роем.
И если ты не знал грозы,
Как я, не забывал о крове,
Возьми ту землю на язык –
Она солёная от крови.
* * *
Нас гнетёт железная усталость.
И просёлок пылью задушил.
Где-то перед Бродами остались
Воющие факелы машин.
Может, и не въявь пока, а снится
Этот движущийся солнца круг,
Спутанная чёрная пшеница,
На телеге мёртвый политрук.
И проходят «юнкерсы» стеною,
Разгружая свой боезапас.
Поминутно тают в белом зное
И опять пикируют на нас.
Только и в подавленности в этой
Гнев уже таится, как запал.
И, не прячась дальше, за кюветом
Так и спим. Под бомбами, вповал.
* * *
Я в этот день, бессонницей измят,
Впервые за пять суток разувался.
Внезапно чёрным боровом снаряд
Скользнул под ноги и – не разорвался.
Едва ли есть счастливая звезда.
А счастье всё ж приходит иногда.
* * *
Есть в каждой вещи выраженье,
Душа народа самого.
На всём лежит, как отраженье,
Черта характера его.
И той отмеченный чертою
(Её и сам ты не постиг),
Своей известен прямотою –
К примеру скажем – русский штык.
Часы
Фугасная, она упала рядом,
Под окнами резными во дворе.
И навалился домик на ограду.
Не знаю, право, как он не сгорел.
В него вошёл я. Собственного крова
Хозяин бы и тот узнать не мог.
Не уцелело стёклышка живого,
Осела печь, и рухнул потолок.
Торчали в брёвнах чёрные осколки.
И вдруг поймало ухо в тишине,
Как ходики уверенно и звонко
Отшагивали где-то на стене.
Я долго звуки мерные их слушал.
И как они мне по сердцу пришлись!
Всё сметено, и дом почти разрушен.
Но шли часы и продолжалась жизнь.
Осколок
Закоптил, как угольные копи,
Все угоры снежные фугас.
Через них в солдатские окопы
Пробираюсь я в который раз.
Мина разрывается. И ватой
Виснет над воронкою дымок.
Падаю. Осколок угловатый
Камушком ложится возле ног.
Не гляди, что маленький и серый,
Попадёт – ничем уж не помочь.
Только я щербатому – не верю.
Я его отшвыриваю прочь.
* * *
Атака! Горячее слово...
Недолгий налёт огневой.
Гудит металлический овод
Над самой моей головой.
Кусты запорошены густо.
Ракеты всплывает комок.
Я лезу уже через бруствер,
Как в детстве я лез за порог.
Скорее, скорее, скорее.
И жалит и колет лицо.
К чужой полускрытой траншее,
За проволок этих кольцо!
Снайпер
Был на особой у него примете
Тот незаметный холм, где враг засел.
Он на нейтральную приполз до света
И щурит глаз в оптический прицел.
Шлёт молнию разящего свинца,
Зарубки проставляет на винтовке.
И обвились вкруг головы бойца
Венком лавровым листья маскировки.
Стихи
Дождь за окном. В блиндажике пустом
Сижу, одною думой озабочен.
Вода секунды звонкие на стол
Роняет с круглых тёмных потолочин.
Неясное я что-то на стене
Настойчивым отыскиваю взглядом,
Не понимая, ритм вошёл ко мне
Иль донеслась глухая канонада.
Ещё вожу руками по листкам.
Дрова в печурке крохотной пылают.
И вот слова, те, что давно искал,
Выстукивать мне капли начинают.
Под Яунауце
Ещё минута – всех сожрёт металл.
Прижатый им, не расхрабришься шибко.
Комбат над цепью дрогнувшею встал
И осветил людей своих улыбкой.
Края траншей обвалены огнём,
На брустверах рассыпаны патроны.
В каких потом трагедиях найдём
Улыбку, что прорвала оборону!
* * *
Холмов однообразных силуэты.
Как тихо! Ни души. И ни огня.
Кривые поднимаются ракеты.
Смолкает автоматная возня.
В землянке свет зажёгся воровато.
В пути обозы встали. Не идут.
Прогорклые, сырые концентраты
Заждавшиеся лошади жуют.
Холмы, ещё означенные слепо,
Оврага навалившаяся мгла,
Ночное растревоженное небо,
Горячая прожектора игла...
Девочка
В деревеньке, каменной, убогой,
Многих взрывов жёлтые следы.
Маленькая девочка дорогу
Переходит в туфельках худых.
Неприютна рижская равнина,
Не найти укрытия на ней.
С Балтики, холодный, как резина,
Заползает ветер под шинель.
Обгоняют танки то и дело.
Ноги вязнут, грохают воза.
Почему-то очень захотелось
Заглянуть той девочке в глаза.
Варшава
Он видел всё на памятных стоянках –
И то, что в Риге выщерблен гранит,
И то, что след от гусеницы танка
Крещатик старый долго сохранит.
И, пронося винтовку на весу,
Со щёк своих, обветренных, шершавых,
Смахнул солдат украдкою слезу
На улице разрушенной Варшавы.
* * *
Поэт, поэт, весь мир перед тобою
А перед нами – лишь окопа дно,
Но, может, этой самою ценою
Найти слова редчайшие дано.
Мне видится среди полей изрытых,
Где ночи настороженно тихи,
Всю землю обошедший как спаситель -
Солдат, в окопе шепчущий стихи.
Затишье
Четыре года будто в сновиденье...
А этот день и впрямь не наяву!
К дороге выбираясь из селенья,
На мокрую бросаемся траву.
Забыто пахнет кошеною гречей.
Никак я потому и не усну.
Забравшийся в укрытие кузнечик
Сверлит уже лесную тишину.
Движение, неслышное вначале.
Горят на солнце капельки смолы...
И мы теперь лишь только замечаем,
Как хороши сосновые стволы!
* * *
Ещё гудит за Одером равнина.
И армий новых движется стена.
С помятыми кварталами Берлина
Подклеивает карту лейтенант.
Двухвёрстки, побелевшие в планшете,
Запечатлели все его бои.
Не циркулем он мерил вёрсты эти,
А на своих, на собственных двоих.
Пыль долгая осела у обочин.
Горячие запомнятся места.
Он на высоты вырвался. И к ночи
Вступил в квадрат берлинского листа.
30 апреля 1945 года
Провал окна. Легла на мостовую
Тень, что копилась долго во дворе.
Поставлены орудья напрямую,
И вздрагивает дом на пустыре...
Завален плац обломками и шлаком,
Повисли разных проводов концы.
На этот раз в последнюю атаку
Из тёмных окон прыгают бойцы.
Бранденбургские ворота
Не гремит колесница войны.
Что же вы не ушли от погони,
Наверху бранденбургской стены
Боевые немецкие кони?
Вот и арка. Проходим под ней,
Суд свершив справедливый и строгий.
У надменных державных коней
Перебиты железные ноги.
Эпилог
Курганы щебня, горы кирпича.
Архивов важных драная бумага.
Горит пятно простого кумача
Над обнажённым куполом рейхстага.
В пыли дорог и золоте наград,
Мы у своей расхаживаем цели.
Фамилиями нашими пестрят
Продымленные стены цитадели.
А первый, флагом осенённый тем,
Решил остаться неизвестным свету,
Как мужество, что мы явили всем,
Ему ещё названья тоже нету.
* * *
На сером фоне разрушений,
Где и бурьян давно не рос,
Нарядным розовым цветеньем
Внезапно вспыхнул абрикос.
Вокруг ещё развалин груды,
Но, в цепкой проволоке весь,
Тот абрикос возник как чудо.
А мы твердим, что нет чудес!
На пашне
Солнца взглядом любовным большая земля разогрета,
Дней теплее в апреле не знали ещё старики.
Борозду к борозде прирезают плуги до рассвета.
Двух обугленных танков угрюмо стоят костяки.
На парующей ниве бескрайнего берега пёстрого
Не уснут до зари беспокойные люди земли,
Чтобы танков сожжённых чужие нелепые остовы
В зашумевшей пшенице легко затеряться могли.
* * *
Я видел, как смотрит на море
Малыш, вырываясь из рук.
Каким изумленьем во взоре
Сменяется первый испуг...
Своею волною зелёной
Закрыло оно небосвод.
Глядит удивлённо ребёнок
И ладушки-ладушки бьёт.
* * *
Эта южного берега
Кромка вечнозелёная,
Эта рыжая прерия,
До нутра прокалённая, -
Вся округа богатая,
Гор зажатая поясом,
Как лоза узловатая,
Перевитая колосом.
* * *
Не будите, пожалуйста, – море уснуло.
Сладко вытянув лапы, улеглось на песок.
В темноте поворочалось важно и смолкло.
Верно, смотрит опять свои милые синие сны.
Ни движенья лесного, ни птичьего писка,
Прозвенела цикада и тут же забылась сама...
Ночь шагает неслышно, а море вздыхает устало
И тихонько ворчит, к раскалённому камню припав.
Память сердца
Сбегал к волнам, то синим, то седым,
Карабкался по тропам разогретым.
Блуждал лесами тихими. Пред ним –
Край древний, необжитый, невоспетый.
Он был юнцом здесь, мальчиком почти.
В семье чужой, стихов читая строки,
Сердился и не мог себе простить,
И вновь краснел под взглядом темнооким.
И целый день опять на берегу.
Изгнанник бедный, как он сердцем ожил!
Но он уехал. И полдневный гул
Встающих волн всю жизнь его тревожил.
Всё вслушивался в летнюю грозу
И синеву угадывал за полем...
В долине звёздной прячется Гурзуф.
Молчанье скал. И Пушкин перед морем.
Осенью
Убраны поля. Глядят в сторонку
Жёлтые неяркие лучи.
Увезла колхозная трёхтонка
Тыквы недоспевшие с бахчи.
Прошумело время обмолота.
Перекрыты на зиму дома.
Молодым вином и мёдом в сотах
Заглянула осень в закрома.
Осторожно мягким листопадом
Лето отсветило, отцвело.
Яблочная крепкая прохлада.
Трепетанье флага над селом.
Вино
Шиповник зацветает на скале.
Ручьи летят стремительно по скатам
Средь книг моих, забытых на столе,
Стоит бутылка белого муската.
Его придумал старый винодел.
Заранее он в грозди светлокожей
Бутыли этой душу подглядел,
Большого вкуса, подлинный художник.
Я с ним знаком. Он невысок и сед.
Всё сожалел – в лесах сосновых не был.
И улыбнулся, что его десерт
Я сразу окрестил: «Седьмое небо»!
В его вине – певучий гул цикад,
Долин дыханье, горных высей проба,
И напряжённый времени заряд,
И долгий страдный полдень хлебороба.
За всех людей, что могут так искать!
Я не знаток – мне пить случалось мало.
И всё ж чтоб край твой солнечный понять,
Мне этого бокала не хватало.
Лимонная траншея
Степь всё обнажённее, рыжее,
А ветра – не высунуть лица.
Спрятались какие-то в траншее
Маленькие очень деревца.
Первые степные померанцы...
Так пехота, окопавшись, ждёт,
Чтоб, сигнал услышав, сбросить ранцы,
Вымахнуть за бруствер и – вперёд!
* * *
Настоем крепким трав, грибов и ягод
Вдруг из того повеяло леска.
Нагретою захлёбываясь влагой,
Дышу не надышусь издалека.
Ах, милая! Когда б забыть другие,
Я только эти повторял слова –
Привычные и детски дорогие:
Грибы. Дороги. Ягоды. Трава.
* * *
Зиме приходит время – лист потёк.
А здесь торгуют изредка на рынке
Арбузами – с ребячий кулачок,
И яблоками не крупней рябинки.
Не самые великие утраты,
Но ты всё ближе слышишь за собой
Тот дружный шквал арбузов полосатых
И яблок набегающий прибой.
* * *
Подолгу не уходим от окна.
В каюту солнце к вечеру заглянет.
Рябина, ель, черёмуха, сосна –
В кругу оконном, словно на экране.
Листва и хвоя, хвоя и листва.
Осинник зыбкий и заснувший вереск.
Тенистая речная синева.
И этот долгий движущийся берег...
* * *
В затянутом дымом селенье
Оставив последних коней,
Летим на упряжках оленьих
По скованной льдами стране.
Уже ни огней, ни селений,
Ни следа, бегущего прочь,
Лишь мчатся намётом олени
В полярную – в зимнюю ночь.
* * *
Волна к глазам неслышно подступила,
А в них, качаясь, осыпался хлеб.
Люблю опять её со всею силой,
Берёзовую северную степь.
Волна у ног доверчиво ложится,
Высоких гор вокруг замкнулась цепь...
Гляжу на берег вспененный, а снится
Берёзовая северная степь.
* * *
Меня всегда необычайно трогал
Багряно загоревшийся пейзаж...
Лесная, порыжевшая дорога,
Охотника промокнувший шалаш.
И голубая лиственница рядом,
Что зелена, прозрачна и стройна.
Красноголовых глухарей отрада -
Как вскинута приветливо она!
Таится небо в колее тележной,
Все тени перепутались у ног.
Заходит солнце тусклое поспешно
За ельника торчащий козырёк.
Оно ещё пробьётся скрытым светом...
Там, за рекой белеющей – село.
Дорога раздалась. И напоследок
Под сапогом вздыхает тяжело.
* * *
Есть на Урале Тёплый Ключ –
Лесной и тихий полустанок.
Сюда едва ли солнца луч
Сквозь мглу таёжную достанет.
Токуют в травах глухари,
Да зреет клюква на болотах,
И долго осенью горит
Лесов окрестных позолота.
Уж разожгли на берегу
Другую ягоду морозы...
И только здесь, сказать могу,
На снег ложится лист берёзы.
* * *
Она опять сурово правит краем,
Морозами привычными даря,
Рукой нетерпеливою срывает
Последние листки календаря.
Берёзку перед окнами качая,
Метёт под нею, словно на току...
На небе предрассветном различаем
Отчётливо ворону на суку.
Ночной снежок ложится на пороге,
И на дворе особенно бело.
Дымы встают над улицей. К дороге
Высокие сугробы намело.
Ночлег
Квадраты окон мягко заливает
Глубокая, чувствительная синь.
Не разобраться, что это – светает
Иль выгорает в лампе керосин.
Потрескивают узенькие сени,
Под дверь пробился иней на порог.
Но вздут очаг. И стылые пельмени
Посыпались в жужжащий кипяток.
Давно никто не спит. Белеют койки.
Старается за стенкой пилоправ.
Встал бригадир. Роман о дальней стройке
Механик отложил, не дочитав.
Налито в кружки водки понемногу.
Все за столом – порядки не новы.
Закончен завтрак. Пять минут седьмого.
Последние известья из Москвы.
Разобраны и ватники и шубы,
Примяты скрутки жарких папирос...
Весёлою толпою лесорубы
Выходят терпеливо на мороз.
Навстречу им пахнуло ветром дымным,
Потух большими окнами барак.
Совсем светло. День молчаливый зимний
На воробьиный прибывает шаг.
Лесная река
Вздыхает, злясь на тесноту,
Река, наполненная лесом.
Дощатый домик на плоту,
Костёр клубится под навесом.
Чуть зазевался – и затор.
Коварен нрав текущих брёвен.
И быстрый сплавщик свой багор
Всё время держит наготове.
Темны по берегу леса.
От паводка до ледостава
Они внимают голосам
Людей, командующих сплавом.
А кто-то с дальнего плота
Тревожит берег песней новой.
Кусты затоплены. Вода
Окрашена корой сосновой...
* * *
Дорогое таёжное лето –
С земляникой, грибами, дождём.
Синеватым картофельным цветом
Затопило бревенчатый дом.
В самый полдень дышать уже нечем.
Ночью холод сменяет жару.
Комариные песни под вечер,
Непроглядный туман поутру.
Вянет лес на гранитных утёсах,
Брезжит марево, травы – в соку.
Хорошо бы пройти по покосам,
Запалённо припасть к роднику.
Огороды картофельным цветом
Так недолго синели кругом...
Проиграло таёжное лето –
С земляникой, грибами, дождём.
* * *
Двадцатилетние парни, мы появились в траншее.
На потрясённых равнинах участь решили земли.
Шли мы по Унтер ден Линден, шли мы по Зигес Аллее –
Всеми дорогами мира, всеми просёлками шли.
Беглые тени пожарищ резко ложились на лица.
Много терпели мы горя, много узнали мы бед.
Пусть никогда не померкнет да навсегда сохранится
В наших нацеленных взглядах красного знамени цвет!
* * *
Какие быть там могут разговоры,
Что все страдали, воевали – все...
Он мёрз в окопах, он влезал на горы,
Он ртом сожжённым припадал к росе.
Недоедая – и в снегу по пояс,
Недосыпая – и по грудь в воде,
Минуты за себя не беспокоясь,
Высокой он доверился звезде.
И вышел с боем не к одной границе,
Густую на земле развеял тьму.
Что может с правдой этою сравниться!
Он спас тебя... Так поклонись ему.
* * *
Правнуки и внуки крепостных,
Как мы в мире далеко шагнули!
Нас огнём клонили навесным
И железною осадой гнули.
Через испытанья и бои
К этим грозным пробиваясь вехам,
Мы держали головы свои
Вскинутыми, как на барельефах.
Снег
И валит, и валит, и валит...
Какая, гляди, кутерьма!
А что если за день, за два ли
По крышу укроет дома...
Какое движенье снежинок...
Как враз потемнело у нас!
Должно быть, такая картина
По всей по России сейчас.
И так же легко и без шуму
Зима свой справляет приход:
И шубу кидает на шубу,
И шапку на шапку кладёт.
Крылья
Низина, открытая глазу.
На кручу парнишку взнесло.
Пропеллер навит до отказу –
И время летит под крыло.
Предельно закручен пропеллер.
Повеяло далью в лицо...
Я тоже с нехитрой моделью
Вот так выбегал на крыльцо.
А время ракетою мчится.
И тянет всё в сторону ту –
Умелую сильную птицу
С обрыва пустить в высоту.
* * *
Будто опять листаю
Прошлого том огромный –
Губ твоих не достану,
Глаз твоих не запомню.
Всё-таки всё усердней
Память к былому тянет.
Ты навсегда у сердца,
Только лицо в тумане.
* * *
Красивейшая женщина России
Вдали, у речки маленькой росла.
Ступнями, терпеливыми, босыми,
Сминала травы влажные и шла
Со мною рядом... Сыпались удары.
Земля горела в смолкнувших лесах.
И белые зарницы и пожары –
Всё отразилось у неё в глазах...
Я задыхался в топях и лиманах
И снова шёл полями без конца.
И этот дым, смешавшийся с туманом,
Уже не закрывал её лица...
Я темноту расталкивал руками,
Чтоб в след нам ногу ставила свою
Недремлющая женщина... Как знамя
Над головою над моей в бою.
* * *
Застенчивая жмурится природа,
От солнца просиявшего светла.
Она подолгу ждёт его прихода.
А без него и жить бы не могла!
Но как она меняется в минуту,
Когда оно уходит на глазах.
Горюет как, сама себя закутав,
А утром вся поднимется в слезах.
* * *
За горизонт уходит борозда.
И обнажило синеву отвала.
Простая эта почва никогда
Ни клубня и ни злака не рожала.
Лишь в небо отпускала соколят
И зарастала ковылём по пояс.
Но борозда прорыта! И земля –
Нечаянно раскрывшаяся повесть...
Где наши строки верные легли,
Враждебных трав разорваны коренья.
Мы неживую область перешли
И начинаем первый день творенья.
* * *
На том берегу, на откосе,
Где слышались в ночь соловьи,
Торжественно тихая осень
Развесила флаги свои.
Ещё непривычного цвета,
Видны отовсюду они –
Костры уходящего лета,
Забытых ночлегов огни.
Уже и у берега – в яме
Слегка посинела река...
Но это не осени пламя,
Она не успела пока.
Она задержалась, но скоро
У ног её ляжет трава,
Она ещё схватит за ворот,
Свои нам докажет права.
Дождями доймёт на прощанье,
Деревья к забору клоня.
Поры этой поздней дыханье
Уже задевает меня...
Робею я осенью ясной.
И маюсь, пока она так
В своей колее не увязнет
И белый не выбросит флаг.
КНИГИ В.Е.СУББОТИНА
(Библиографическая справка)
Солдат мира. Крымиздат, 1950.
Героическая баллада. М., «Молодая гвардия», 1953.
Стихи. М., Крымиздат, 1953.
Танки в траве. М., Воениздат, 1957.
Живая память, М., Воениздат, 1962.
Земное лето. М., «Советская Россия», 1962.
Книга моих стихов. М., «Советский писатель», 1964.
Мальчик на дельфине. М, «Детская литература», 1965.
Живица, М., «Советская Россия», 1966.
Как кончаются войны. М., «Художественная литература», 1966.
