355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Доконт » Мы зовём тебя править » Текст книги (страница 10)
Мы зовём тебя править
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 02:21

Текст книги "Мы зовём тебя править"


Автор книги: Василий Доконт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1.

После ухода Михаловны Василий ложиться не стал: он бродил по дому, пытаясь пересилить ломающую тело боль, и тщательно размышлял о Соргоне. Память раттанарского монарха о последних девяти днях жизни старого каменщика, услужливо предоставленная Капой, стала объектом пристального внимания изнывающего от боли Василия.

Судя по всему, начинались трагические для Фирсоффа события с приезда вестника, сержанта сарандарской армии Кагуаса. Поэтому Головин, убедившись, что нити заговора стали просматриваться только на заседании раттанарского Кабинета, собранного королём после получения им письма, решил не забираться в чужую память глубже, в более ранние события.

Настойчивое желание Капы предоставить ему память Фирсоффа, в полном объёме, король решительно отверг:

"– Не хитри, дорогая. Полная память последнего короля Раттанара – это, фактически, вся твоя память, полностью, без остатка. То же самое слияние, только другим способом. Хватит с меня и девяти последних дней его жизни. И так не могу отделаться от неприятного ощущения, что подглядываю в замочную скважину. Если бы не для дела, разве стал бы я ковыряться в чужих впечатлениях и мыслях?"

"– Я тоже забочусь о деле: вы попадёте, сир, в совершенно незнакомый Вам мир. Как же Вы будете править, не зная деталей? Не имея понятия ни о законах, ни о нравах, ни об обычаях, которыми руководствуются в своей жизни Ваши подданные? По-моему, это – непосильная для Вас задача, особенно в условиях войны".

"– По-моему, это – не твоё дело! Не пробуй решать за меня, чего я совершенно не терплю. Последний раз объясняю: мне нужны впечатления свежие, непредвзятые. Король Фирсофф, за привычным, обыденным ходом раттанарской жизни, мог просмотреть, просто не заметить, определённые тревожные явления. Получив его память, я стану также слеп, как был он…"

"– Вы уверены, сир, что он так уж был слеп?"

"– Не перебивай короля! До чего же у тебя скверные привычки! И где ты их набралась?!"

"-Опять спрашиваете? На этот раз сказать, сир?"

"– Не надо. Нет, не уверен – это я о слепоте Фирсоффа. Но допускаю такую возможность. И потому прошу мне не мешать, я и без твоей помощи могу запутаться…"

"– Мне ли не знать, сир!"

"– Опять перебиваешь! Капа, я тебя выключу".

"– А Вы уже знаете, как это сделать?"

"– Просто прикажу – и всё. И будешь молчать, как миленькая".

"– И в этом Вы уверены больше, чем в слепоте Фирсоффа? Хи-хи-хи, может, попробуем? Хи-хи-хи…"

"– Тебе палец покажи – смеяться будешь. Девчонка! И это – в твои года…"

"– А – что? А – какие мои года? Для нестареющей женщины любой возраст – детство. А Вас, сир, просто зависть разбирает: у меня же ни одного седого волоса, а у вас – борода совсем белая. Серебряная, то есть".

"– Нашла чем хвастать: у тебя и не седых тоже нет…"

"– А если бы были, то не было бы…"

"– Были бы, не было бы… У тебя и так нет. Ты лысая, как колено. Жаль, только не видно никому. Что же ты не смеёшься, когда король шутит?"

"– Я смеюсь, когда весело. Когда остроумно и смешно, я смеюсь. А Ваши шутки, сир, извините, грубы и плоски, как… как…"

"– Придумай сначала предложение, потом – говори. Корона говорящая, обидчивая, одна штука…"

"– Это тоже из Вашего юмора? Уже и вовсе глупо. Глупее и не придумаешь. Остряк-самоучка. Ну, Вы тут повеселитесь пока без меня, а я – делами займусь. Мне не на троне дурака валять – мне работать надо…"

Последнее слово осталось не за королём: он не смог ответить, скрученный новым приступом боли – как и собиралась, Капа тут же взялась за работу. Не спасали уже и воспоминания Фирсоффа – Василий с трудом добрался до кровати и, похоже, потерял сознание.

2.

Эрин с Бальсаром покинули аттракционы, когда закружились головы и стали нетвёрдыми ноги. Езда по кругу плюс пиво – такая смесь кого угодно укачает, и никакое соргонское здоровье не поможет.

Пошатываясь, дружная парочка стала бродить по подвальным кофейням, по-прежнему отдавая предпочтение пиву перед другими напитками, и орешкам – перед другой закуской. Со временем скорость передвижения резко снизилась – вставать и садиться с каждым разом становилось всё труднее, и с каждой минутой всё меньше и меньше хотелось куда-то идти, чего-то искать, к чему-то стремиться. Да и кофейни не страдали разнообразием: за стилизованным современным интерьером никак не спрячешь одинаковость унылой кухни из полуфабрикатов, доставленных со складов одного и того же поставщика.

Впрочем, неприхотливые, гуляющие соргонцы не спешили с предъявлением претензий: было бы пиво, а до прочего – какое им дело.

А пиво было!

– Наше, соргонское, всё-таки лучше, – на Эрина опять навалился острый приступ патриотизма, и Бальсар вежливо молчал: с ярым патриотом одинаково опасно и спорить, и соглашаться. Особенно, если этот патриот недостаточно трезв. Сам же он не считал, что местное пиво хуже. Просто оно – другое.

И маг сначала добросовестно пытался определить, с чем связана вкусовая разница: с водой, сортом зерна или – с иным способом приготовления. Правда, в земных технологиях пивоварения он был несилён, соргонские тоже знал только в общих чертах. И поэтому размышления Бальсара носили беспредметный характер, что большинством земных философов определено как "диалектика" и считается вершиной человеческой мысли.

– Бальсар, да ты меня не слушаешь! – оторвал его от сопоставления неизвестных величин возмущённый голос Эрина.

– Почему? Слушаю, но не вижу смысла обсуждать здесь нашу соргонскую жизнь. Я бы с удовольствием поговорил об архитектуре, но ты, наверняка, в ней не разбираешься. Или знаешь о ней столько же, как я – о кузнечном деле. Что касается пива, то я и здесь не специалист. А – ты?

– Чтобы обсудить вкус пива – не надо быть специалистом…

– Когда неспециалисты обсуждают вкусы, это обычно кончается дракой. Дело в том, что каждый из нас чувствует вкус по-разному. Это из-за того, что и сами мы – не одинаковы. Немыслимо объяснить оппоненту то, чего он не в состоянии почувствовать так же точно, как и ты. И, чтобы доказать свою правоту, призывают на помощь силу. Да и прекратить изложение чужого мнения другим способом иногда становится невозможно. А кто любит долго слушать непонятные речи?

– Это – я! – говорю непонятно? Маг, ты мне грубишь?! Сам несёшь какой-то вздор, а на меня сваливаешь!

– Вот, уже начинается!

– Начинается – что?

– Драка из тебя лезет. А мы ещё и не начинали говорить о вкусах. Нам лучше остановиться на определениях "нравится", "не нравится", и пивную проблему больше не обсуждать. Мне кажется, что пора возвращаться домой: ты уже достаточно пьян.

– Зря стараешься, Бальсар. Ты меня, всё равно, не разозлишь. Я помню, что ты стар, и что нас, соргонцев, здесь всего двое. И пришли мы сюда за королём, и оба пока ещё нужны ему. Я не стану с тобой драться, тем более – убивать. Но твоё высокомерие мне изрядно портит настроение. Больше я с тобой никуда не пойду – ты плохой товарищ для прогулок по чужим мирам. А что касается "пьян, не пьян", то ты всегда отключаешься первым, и мне придётся ещё тащить тебя домой, потому что без посоха ты сейчас вряд ли устоишь на ногах…

Тут Бальсар почувствовал, что драка лезет и из него. Впрочем, драки не получилось. Земляки мудро воздержались от дальнейшего выяснения отношений и взяли ещё по пиву. Некоторое время они наслаждались тишиной за своим столиком, и волна нездорового возбуждения сглаживалась пивной пеной и спадала под грузом солёных орешков. Поэтому драки не получилось. Сейчас не получилось.

Драка началась, как всегда, неожиданно и немного позже, когда наглая пьяная компания прицепилась к сидящим за соседним столиком женщинам.

Маг давно обратил на них внимание: одежда женщин производила впечатление изысканности в сочетании с хорошим вкусом. Личики были милы и выглядели умными. Бальсар изредка бросал на них косые взгляды, любуясь ими, как художник: всё дело было в том, что красота обеих женщин не была совершенной, а потому выглядела живой и непосредственной. И маг не смолчал, когда пьяные жеребцы стали задирать его привлекательных соседок.

– Шли бы вы, ребята, отсюда, – сказал он, и тут же получил болезненный пинок в бедро:

– Заглохни, старый козёл!

Едва не рассорившиеся насмерть соргонские дружбаны выступили единым фронтом, отводя душу, изнывающую от чужеродности этого мира и тревог за друзей и близких, оставшихся в Соргоне. Не испорченные вездесущим земным законодательством, отнявшим у мужчин инициативу и необходимость принимать волевые решения, от чего те стали вялыми и ленивыми рохлями, иномирские гости Василия кинулись в бой, не обращая внимания ни на количество противников, ни на их преимущество в силе, дарованное молодостью и здоровьем. Собственно, преимущество было кажущееся: возраст никак не сказался на бойцовских качествах Бальсара и, тем более, Эрина. Они дрались неумело, но здорово.

Руки обоих, привычные в стычках держать меч или топор, пустыми были неловки, но эта неловкость легко компенсировалась избытком энтузиазма и боевого задора соргонцев. Пара полученных тумаков, и маг с гномом уловили смысл кулачного удара, и щедро давали сдачи, вкладывая в кулаки всю долго сдерживаемую злость.

Разухарившийся Бальсар каждый свой удар сопровождал не очень понятными выкриками:

– Вот тебе – за короля Фирсоффа!… А это тебе – за Морона!… Получай за Сурата!

Эрин, услышав эти воинственные вопли мага, удивился, но тут же забыл о них, захваченный радостью драки. В голове его билась только одна мысль: не перестараться бы, не убить бы кого-то в азарте. Физически гном оказался намного сильнее любого из хулиганов, и легко расшвыривал их в стороны. Только один всё никак не падал: высокий качок с бычьей шеей упрямо выдерживал удары Эрина по корпусу, а до лица его гному никак дотянуться не удавалось.

Неудержимый Эрин сделал в атаке паузу и бросился по залу в поисках ещё целого свободного стула. Нашёл, притащил, поставил перед качком. Манипуляции соргонского прибалта с мебелью привлекли всеобщее внимание, и драка временно стихла. Сам качок удивлённо хлопал веками, глядя на непонятные действия гнома.

Загадка вскоре получила объяснение, быстрое и эффектное. Эрин резво вскочил на стул и, теперь сравнявшись с качком в росте, влепил ему в лоб что было силы своим похожим на кувалду кулаком. Качок показал всему залу подмётки неровно стоптанных туфель, и в бесчувствии растянулся на полу.

На этом драка кончилась. Потеряв главную ударную силу, хулиганы утратили и желание продолжать собственное избиение. Мгновенно, кто ещё мог передвигаться самостоятельно, покинули кафе, оставив поле боя победителям.

Победители тоже не задержались, и, увлекаемые спасёнными женщинами, покинули кафе через чёрный ход, чтобы избежать встречи с законом и, возможно, с опомнившимися хулиганами.

– Идёмте, идёмте. Милиции хватит и тех, что там валяются. Не стоит её дожидаться…

Нарушившие сегодня и второй запрет Василия – "не драться" – и хорошо при этом развлёкшиеся, залётные или заезжие, в общем, какие-то там гости города Чернигова, послушно последовали совету женщин.

Точку в этой истории попытался поставить самый догадливый из хулиганов, у дверей чёрного хода ткнувший в Эрина финским ножом. Но горе от ума случается и в наши дни: упёршийся в гномью кольчугу, нож с хрустом сломался, а следом за ним хрустнула и рука сообразительного хулигана, раздавленная твёрдыми пальцами Эрина.

3.

Как-то так получилось, что женщин пришлось провожать в разные концы города. Нельзя сказать, что Чернигов так же огромен, как Нью-Йорк или, хотя бы, Киев. Но это не означает и того, что живущих на разных его концах двух женщин можно провожать одновременно. Нашим друзьям пришлось разделиться, причём Эрин достался более крупной по размерам подруге. Маленькая же, напротив, облюбовала Бальсара.

Можно спорить, можно любыми способами доказывать, что право выбора в вопросах любви и прочих брачных отношений принадлежит мужчинам. Всё это и так, и не так.

Да, мужчины имеют право выбора, и даже часто используют его в своей жизни. Но никому из них не приходит мысль о том, что выбор их всегда ограничен, и, как правило, одной единственной представительницей прекрасного пола. Она не только позволяет выбрать себя, но и всячески препятствует иному исходу многотрудных мужских размышлений. Итог выбора крупными буквами прописан на лбу любого, гордого от своей независимости, самца человеческой породы. Но прочитать его может лишь посвящённый в особого рода грамоту, такой своеобразный условный язык. И, сколько помнится, среди них, посвящённых, до сих пор не встречалось ни одного мужчины.

Итак, Эрин достался более крупной по размерам подруге. Другой, на его месте, был бы полон тщеславия или лопался бы от гордости, но люди Соргона, простите – гномы, слеплены из совершенно иного теста. Эрин не только не плыл по волнам счастья от крупной удачи, попавшей ему в руки, но и, честно сказать, был изрядно напуган улыбающейся ему издалека перспективой.

И дело было вовсе не в размерах гномовой спутницы. Кузнец и воин из рода подобных же воинов и кузнецов, и, с недавнего времени, глава этого рода, ни за что не спасовал бы перед врагом любого размера. И даже размеры предполагаемого друга никак не могли внушать опасений маленькому богатырю из где-то рядом, почти за углом, лежащего Соргона.

Страшны были решимость женщины и всяческое отсутствие возможности отвертеться от выполнения принятого ею решения, без ущерба для своей чести, и, заодно, и чести всего рода упомянутых гномьих кузнецов и воинов.

Говорят, что красота спасёт мир. И повторяют эту фразу при любой удобной возможности, и каждый, говорящий её, выглядит при этом чуть ли не эмиссаром красоты, случайно попавшим в наше захолустье. А вы спросите такого глашатая, как, по его мнению, будет происходить само спасение? Что нужно для того, чтобы оно, спасение, состоялось? Сколько должно быть этой красоты, чтобы мы, наконец, окончательно спаслись? Или всё гораздо проще, и, чтобы спастись, мы должны попросить её покинуть нас? Будет ли из-за чего бороться, если наградой победителю станет всё то же уродство, изо дня в день окружающее дерущихся?

Впрочем, к нашей истории это соображение отношения не имеет. Как уже упоминалось выше, обе незнакомки оказались милы, и лучшие традиции романтического жанра – по спасению попавших в беду красавиц – нарушены не были. Хотелось бы пояснить, что герой, одержавший победу, бессилен перед бесспорно симпатичным призом, диктующим победителю вполне определённого направления волю. И чем благороднее герой, тем труднее ему устоять на вершине подвига, не откусив хоть малую толику от того, за что он боролся. Потому что, только попробовав, можно точно сказать, победа ли это, или же поражение, ещё более горькое, чем жизнь до случившейся злосчастной битвы.

Эрин, несмотря на свой наивный детский взгляд, ни минуты не сомневался в собственной участи на эту ночь, ибо ребёнком, по сути, давно уже не был, и долгие проводы стали всего лишь одним из многих вариантов глухариного токования. Вы помните – речи длинны и витиеваты. Изобилуют мудростью и словесными красотами. Полны ума и наблюдательности, и каждое слово словно подсказано гением. Не так ли? Но это – только для ведущих опасную, остроумную, полную интриги беседу.

Любое же постороннее ухо немедленно уловит смысл всего этого словоблудия, и будет он так же прост и невзрачен, как вдохновенная, но жутко однообразная, песня забывшего обо всём на свете глухаря, которого хоть голыми руками бери, пока он видит только представителя другого пола.

Итак, путешествие домой пары Эрин плюс незнакомка не составляла ни малейшей тайны, и вряд ли можно сказать что-либо иное о шедшем при этом разговоре. И путешествие пары Бальсар плюс незнакомка ничем не отличалось от дороги гномьей пары. Стоит ли излагать банальное и общеизвестное? Или вы никогда не провожали? Или никогда не провожали вас?

Остановиться следует всего лишь на двух моментах, и оба они касаются Эрина. С Бальсаром могло происходить то же самое. Наверное, и происходило. Но Эрин представляет больший интерес, потому что грядущая его деятельность будет, во многом, зависеть и от этого черниговского приключения.

4.

Квартира, в которой оказался гном, ничем не напоминала жилище короля Василия. И было здесь непривычно чисто. Придирчивый глаз Михаловны не смог бы найти ни пылинки, даже переверни она всё вверх дном. К тому же, изобилие уюта, после спартанской неустроенности шпального пятистенка на Масанах, вызывало непреодолимое желание немедленно улечься. Всё равно где: в прихожей, на пёстрой, ручной работы, дорожке, или – подальше, в комнате, на ворсистом, нимало не похожем на клубки махровой пыли в закоулках Васильева жилья, ковре.

Пухлые кресла и беременный кожаный диван были не менее привлекательны, и Эрин, вспомнив садовую скамейку, на которой провёл несколько последних ночей, сделал безошибочный вывод: Чернигов – город контрастов.

Каждый предмет мебели, каждая вещь, от дорогих ажурных занавесей на окнах и до множества разнокалиберных и разножанровых фигурок за стеклами объёмного серванта – всё это укутывало гостя в атмосферу тишины и благополучия. Казалось, что воздух стал невидимой вязкой жидкостью, и гном дышал хрипло и натужно, в смущении разглядывая обстановку квартиры. Так, возможно, чувствует себя хрупкая ёлочная игрушка, замотанная в несколько слоёв хорошо распушенной ваты.

Эрин проникся, Эрин смутился, Эрин застеснялся, наконец. Внимательно оглядев коридор и видимый из него кусочек комнаты, гном, без напоминания, вздохнув, принялся стягивать сапоги.

Если вы ожидаете связанного с этим процессом конфуза, свалившегося на нашего мужественного соргонца, то вас постигнет разочарование. Конфуза не получилось, да и не могло: носки в сапогах у Эрина оказались целыми и чистыми, а ноги перед выходом в город гном тщательно вымыл с мылом.

Можно принять за истину, что ни в нашем, ни в соседствующих с нашим мирах не существует ни одной особы мужского пола, которая не мыла бы ноги хотя бы два раза в течение отпущенного ей срока жизни. Это потому, что никто не надевает новую обувь на грязные ноги, а две пары туфель за свою жизнь, всяко-разно, снашивает каждый из нас.

Самые чистоплотные из мужчин умудряются проделывать подобную процедуру даже чаще – до трёх, и более, раз, и по чистоте почти достигают особ противоположного пола.

Эрин грязнулей не был. Как вы помните, он был выдающийся мастер кузнечного дела. И, как личность широко известная в узких кругах гномьего народа, тщательно следил за своей репутацией. Показатель личной чистоты занимает немалое место в сложившемся у общества мнении, так как маленькое пятнышко грязи не только на теле – даже всего лишь на белье известной личности, сильно подрывает уважение к ней окружающих.

Итак, Эрин принялся стягивать сапоги.

– Подожди, я тапочки поищу.

– Не надо, я так, без тапок. Ковры, я надеюсь, чистые? – вопрос гном задал от растерянности, а не от желания оскорбить. Женщина поняла и не обиделась:

– Как хочешь, Эрин. Я тоже люблю ходить дома босиком. Ты голоден?

– Похоже, что – да! – гном обрадовался предстоящему действию: когда занят делом, не так чувствствительно подавляет окружение, – Ещё как голоден! А не поздновато для приготовления ужина?

– Ты привык есть по часам?

– По часам?! А, ты имеешь в виду – в строго определённое время? Нет, я ем, когда голоден. У меня на такой случай в ранце есть кусок вяленого мяса и ломоть хлеба. И пиво – я всегда стараюсь иметь с собой бурдюк пива…

– Бурдюк?! Так ты из Азии… А говорил, что прибалт…

– Положим, я сказал, что соседка моего местного, как это лучше сказать… даже не моего… в общем, начальника моего соргонского друга, считает меня прибалтом. Я не возражаю – зачем спорить со старой женщиной? С тобой я тоже спорить не буду: из Азии так из Азии.

– Ну, как же – не из Азии? Бурдюки – это там, где верблюды, пески и тому подобное. Скажешь – нет?

– Думай что хочешь. Для меня бурдюк в дороге – просто незаменимая вещь: пустой не занимает много места, а полный – не бьётся, как стекло или глина. Бочонок же с пивом таскать – и вовсе замучаешься…

– Ты много путешествуешь?

– Бывает.

– Потом расскажешь, где ты бывал? Ладно? А что же ты куртку не снимаешь? Давай сюда – я повешу. Ой, что это? Неужто, железная? Настоящая кольчуга? Ну, да?! Шутишь! Ведь, шутишь же? Не верю! Зачем же это современному человеку вдруг понадобилась кольчуга? Странный ты человек, Эрин. И приятель твой странный. Вы как дон Кихот и Санчо Панса: рыцари без страха и упрёка. На улицах стольного города Чернигова появились пришельцы из рыцарских времён. Идём на кухню, рыцарь. Я обещала накормить тебя ужином. Да будет ужин при свечах!

5.

Ночной ужин при свечах для Эрина не был чем-то необычным. Если не брать в расчет густо висящие в воздухе флюиды углублённого интима, то он мало чем отличался от ужина при масляных светильниках или факелах – ужина, который случался у гнома каждый раз, когда он оказывался в вечернее время где-нибудь под крышей. Разве что набор блюд был не совсем привычен для черниговского гостя.

Время для готовки, действительно, было неподходящее, и потому собранный на скорую руку ужин состоял, в основном, из консервированных деликатесов.

Трудно сказать, почему, но консервированные запасы в тех домах, где они имеются, состоят, преимущественно, из надёжно упакованных морепродуктов. В экстренных случаях, когда желание поесть вдруг неожиданно совпадает с нежеланием готовить, цены подобным запасам просто нет. Что может быть проще: берёшь консервный нож – вжик, и готово, садись, дорогой, кушать будем.

Натренированный за столом короля Василия на кильках в томате, Эрин достаточно легко справился с порученной ему работой: где надо – поработал ножом, где надо – догадался потянуть за колечко.

Рыба, с которой знакомился гном в этот раз, имела следующие имена: горбуша, камбала и треска. Горбуша и камбала были на вкус приятнее королевских килек, но где же им сравниться с печенью трески! Нежность этого продукта, тающего во рту, и оставляющего на языке долгое ароматное послевкусие, привела Эрина в такой восторг, что он слегка потерял осторожность.

– Что это такое? – не замедлил спросить он, едва проглотил первый кусок, – Я никогда подобного не ел…

И что удивительно – женщина ему поверила, и стала объяснять, как сама понимала, и про лов трески на бескрайних океанских просторах, и про доступность её печени любому желающему (только руку протянуть к полке в магазине), и про многое другое, чего Эрин не спрашивал, и никогда не догадался бы спросить. Этот судорожный рассказ, вместивший почти полную биографию не одного десятка лиц, был щедро усеян ловкими вопросами, отвечая на которые бесхитростный Эрин выложил достаточно много правдивой информации. Услышь его Василий – получил бы к седой бороде и седую голову. Потому, что среди обронённых под тресковую печень слов можно было разобрать и такие как "гном", "Хрустальная Корона", "Соргон", "Раттанар" и "король Василий".

Женщины никогда не перестают верить в сказку. И чем сказка невероятнее, тем охотнее они в неё верят. Приключение с большой буквы "П" – вот то, чего они ждут от жизни постоянно, и это то, чего им постоянно не хватает.

Сверкающий кольчугой Эрин и вызнанная у него история – разве это не приключение? А в сочетании с дракой в кафе… Да, это – приключение. Приключение из тех, которые никогда не забываются. Более того, это – то самое Приключение! И небрежная болтливость гнома, способная довести последнего раттанарского короля до инфаркта, доставляла невероятную, неслыханную радость слушавшей его женщине.

Справедливости ради, следует отметить, что позже, в постели, гном не болтал. Вот в постели ни одна супершпионка не смогла бы слова из него вытянуть. Может, врут разведчики про постели-то? А? И просто у каждого из них есть своя тресковая печень?

Кстати, о двух моментах из жизни Эрина.

Во-первых, знакомство с тресковой печенью навсегда сделало из сухопутного гнома морского мечтателя. Будь жив барон Тандер, военный министр короля Фирсоффа, в лице Эрина он приобрёл бы яростного сторонника борьбы за побережье Соргона. Учитывая схожесть наших миров, воинственный гном вправе был надеяться, что море Гоблинов, облизывающее соргонские берега, полно тресковых косяков, а, следовательно, и тресковой печени.

Вторым событием, повлиявшим на будущее Эрина, стала ночь, проведенная в постели земной женщины. Убедившись в полном конструктивном сходстве между людской женщиной и гномой, что говорило о наличии общих корней у обеих рас, наш кузнец и воин вдруг ясно увидел путь для возрождения гномьего племени. Путь необычный, но вполне осуществимый, и нужно для этого было немногое – всего лишь держаться около Василия. И тогда победа раттанарского короля станет днём свободы для гномов, днём обретения ими равных прав с людьми. Не создание самостоятельного гномьего государства отныне стало целью Эрина, а получение гномами доступа к недрам Соргона через право на владение землёй.

Ничего не скажешь – голова! Ему палец в рот не клади. Не зря же Эрину готовили место среди Старейших. И это в сорок-то лет! Согласитесь, что иногда бывает интересно узнавать, от каких незначительных, на сторонний взгляд, мелочей порой зависит вся будущая человеческая, простите – гномья, жизнь!

6.

«– Как Вы себя чувствуете, сир? – заботливый голос Капы настойчиво журчал в затуманенной болью голове короля, – Сир, Вы ещё живы? – хрустальная пакостница не унималась, – Что же Вы молчите, сир, будто давно уже умерли?»

Королю, по-прежнему, было не до разговоров. Казалось, что даже мысленный диалог, с обладающим столь бархатным голосом экзекутором, способен увеличить страдания Василия до неимоверных размеров. Он стиснул зубы, чтобы не застонать – такого удовольствия он ей не доставит, и не отзывался. А где-то далеко, на запыленном чердаке его сознания, смутными тенями бродили неприкаянные мысли:

"Ну, почему так устроена жизнь – даже в короли не попадёшь без неприятностей?… Если бы через такую переделку проходили все наши власть имущие – половина управленческих кресел пустовала бы… Да какая там половина! Все были бы пусты… Тогда государственные посты раздавали бы в наказание… Виноват – пожалуйте в президенты или в министры какие-нибудь…"

"– Утопия, сир, – Капа нашла таки закуток, в котором скрывался от неё король: трудно избежать разговора с нахальной гостьей, имея общий с ней мозг, – любая власть, сир, это, прежде всего способ регулировать отношения между людьми. Виноватых только туда и пускать – они Вам нарегулируют!"

"– К сожалению, ты права…"

"– Я всегда права, сир!"

"– Ой, ли! А почему ты влезла в мои мысли? Мы же с тобой договаривались…"

"– Вовсе нет! Ничего я не договаривалась. Не знаю, с кем Вы там договаривались. Что же, прикажете мне молчать всё время? Осмелюсь напомнить, что я – единственный, да-да, единственный в природе специалист по раттанарским королям. И круг общения у меня сильно ограничен. Собственно, это и не круг даже – из одного собеседника круга не сделаешь. Подумаешь, вмешалась в государственные дела! Вы, сир, ничем таким важным заняты не были. Не стала бы я мешать, если бы что-то важное…"

"– Не знаю – почему, но в этом я сомневаюсь. Ты хотела просто поболтать или есть причина для разговора?"

"– Дурочка я, что ли, какая, чтобы просто болтать? Конечно же, у меня дело. Я имею в виду – есть причина. Не знаю как Вы, сир, а я волнуюсь. Вам не следовало отпускать Эрина с Бальсаром одних: лучше бы сидели дома, перед телевизором…"

"– В тебе заговорил материнский инстинкт? Довольно странно для посторонней бестелесной женщины. Ты не находишь?"

"– А я и не теряла!… Возможно, что без них Вам в Соргон не попасть. Так и останетесь до конца жизни королём в этом сарае, построенном до образования Вселенной. Хорошенькая перспектива, нечего сказать!"

"– Соскучилась по власти?"

"– Больно надо. Я о Вас беспокоюсь, сир: вытерпеть такую болезненную перестройку организма, чтобы снова рожать ежедневные строки про Ивара – железного волка. А по вечерам я буду нашептывать Вам сказки о прошлом Соргона, и Вы будете мирно посапывать под них носом…"

Василий почувствовал, как резко усилилась боль вокруг рта, и понял, что улыбается.

"– Скажи мне, о, будущая Шехеризада, какую важную роль в моём солдатском бытии ты отводишь мышцам лица? Они-то почему болят?"

"– Правильно развитые мышцы Вашего лица уберут с него это выражение глуповатости и безволия, присущее одним только неудачникам и слюнтяям. Я сделаю Вам лицо настоящего мужчины, сир. К этому лицу ещё бы и характер соответственный, но это уже не в моих силах…"

"– Спасибо за заботу, Моё Величество. А похожим на себя я останусь? Знакомые на улице будут узнавать?"

"– У Вас так много знакомых в Соргоне? Шучу, сир. А узнавать на улицах будет любой, кто имеет в кармане раттанарские деньги. И захотите спрятаться – не сможете. Всякое изменение внешности тут же отразится на монетах. И попадёте Вы, без помощи Эрина и Бальсара, сразу в руки своих врагов. Это если откроется Переход, в чём лично я сильно сомневаюсь…"

"– Не каркай, беду накличешь, дорогая моя оптимистка, – Василий сделал усилие и открыл глаза: за окном было совсем темно, и часы показывали четверть третьего, – Действительно – глухая ночь, поздновато для прогулок. Они, конечно, люди взрослые, но пора бы им уже быть дома…"

"– Так и я о том же, сир! Нельзя было их отпускать одних. Что с того, что – взрослые? О Вашем мире они знают меньше любого ребёнка. У меня на душе неспокойно, сир".

"– Радует, что у тебя появилась душа, Капа. Ты уже совсем человек. Может, со временем, и телом обзаведёшься…"

"– Когда мне понадобится такой громоздкий, неуклюжий и вечно голодный предмет, как тело – я Ваше, сир, займу…"

"– Что-о-о-о!!!"

"– Шучу, сир, шучу! О, боги! Какой же Вы нервный, сир!"


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю