Текст книги "Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Да нет, Григорий Петрович. Когда мы стояли в Карши в тридцать первом, там у единственного русского человека, деда лет шестидесяти, бывшего акцизного чиновника, попался мне толстый том Честертона. И за неимением ничего иного я его за год почти наизусть выучил. Умнейшая книга…

– Точно как «Справочник Гименея» О. Генри, – рассмеялся Шульгин.

– О. Генри? Никогда не слышал…

Вот главное зло несистематического образования и случайной эрудиции.

– Вернемся живыми, дам почитать. Станешь ровно вдвое умнее.

Чекист усмехнулся – кто его знает, соглашаясь или наоборот.

Сашка чувствовал себя великолепно. Государственным деятелем уровня Молотова, а то и выше, быть, конечно, интересно, увлекательно, и с товарищем Сталиным на равных поиграть – тоже способствует самоуважению. Однако простым рейнджером – куда как лучше.

Сразу видно, что ты собой представляешь, помимо привходящих обстоятельств, сверхъестественных помощников и не тобой разработанных схем. Сейчас сидят рядом и вокруг молодые парни, лет на десять-пятнадцать моложе, а прикажет он, докурив сигарку, бежать дальше, до упора, до места, до крайнего предела сил – и побегут. А он, если обстановка потребует, сможет выходить в голову колонны, задавая направление и темп, возвращаться к арьергарду, подгоняя отстающих, взять у самых слабых автоматы, развешав их по плечам, по два-три на каждое, и опять вперед. Сил хватит, он это знал.

– А все-таки, Григорий Петрович, в чем заключается наша задача? Я, после вас, старший здесь командир, хотелось бы знать. Всякие случайности бывают, и как тогда?

– Очень ты правильно сказал, Роман. Случаи, они всегда летают, словно пули. Одни под них подставиться рискнули, и ныне – кто в могиле, кто в почете. Дойдем до нужного места – все расскажу. А сейчас – общий подъем! Бегом – марш!

Бежали, пока позади и слева полностью не затихли звуки отдаленного боя. И еще почти час в тишине.

За спинами небо начало ощутимо светлеть. Пора сделать долгий привал. У последнего перед выходом на плоскогорье хребта проводник указал на черную даже на фоне темных скал расселину.

– Здесь. Отдохнем безопасно.

Прирожденный горец едва переставлял ноги, а Шульгин пока еще был достаточно бодр.

– Хорошо. Привал. Шесть часов и горячая пища. Займись, Гришин. Закончишь – подойди ко мне. Обсудим дальнейшее…

Глава восьмая

Весь свой стратегический план Шульгин продумал задолго до того, как начал претворять его в жизнь. Какими-то деталями на Валгалле, во многом – очутившись первый раз в Испании, и, окончательно, беседуя с Антоном после всех своих скитаний по Сети. Только не был он еще подобающим образом расписан в качестве боевого приказа.

Пошлифовал с использованием ростокинского компьютера, пребывая в мире 2057 года, там и времени, и полета воображения хватало. Документов тоже. Пусть в их истории такой войны не существовало, зато в достатке имелось географических карт, планов городов любой проекции и степени деталировки, объемных, если нужно, с точностью до дома и положения дерева на улице. И не только современных, столетней давности тоже.

Стремительный, шокировавший не только франкистов, в гораздо большей мере – их союзников, захват отрядами спецназа и Особого корпуса Уэски и Сарагосы немедленно изменил картину войны. Она перешла в иное, непонятное большинству ее участников качество. Удержать города, которые являлись ключами обороны огромной, жизненно важной для обеих сторон территории десантники, конечно, не могли, но панику среди франкистов подняли нешуточную. Начались, как всегда бывает при внезапном поражении, склоки, дискуссии, разборки, причем на тех командных уровнях, которые не в состоянии принимать немедленных, оперативных решений.

По проложенной спецназовцами дороге в Уэску следующим днем было переброшено еще два полка республиканской пехоты, занявших оборону по западным окраинам города. Теперь открывалась новая, гораздо более удобная коммуникация для прямой связи с Францией. А это означало окончательный прорыв блокады. Правительство Леона Блюма больше не могло продолжать игру в «невмешательство», рискуя социальным взрывом в собственной стране.

Два армейских корпуса республиканцев двигались к Сарагосе по шоссе, тоже контролируемом диверсантами полковника дель Вайо. То, что не удавалось в течение целого года кровопролитных боев, сейчас осуществилось как бы само собой.

Самое главное – Франко и его генералы окончательно утратили инициативу. Как генерал армии Павлов в первые дни Большой войны. Они просто не понимали, откуда может последовать следующий удар и где сосредотачивать силы. Любая рокировка втянутых в сражения дивизий немедленно открывала новые дыры на не менее угрожаемых направлениях.

Идеальным для них решением было бы стянуть все свои войска Восточного фронта, все без исключения, в район Сигуэнсы. Перегруппироваться, в меру сил восполнить потери, создать артиллерийские и танковые кулаки. После чего просто ждать. Помощи от немцев и итальянцев, как привыкли, а если таковой не поступит – останется возможность, выявив направление наступления республиканцев, дать им генеральное сражение. А там: или – или! Лучше ужасный конец, чем ужас без конца! Благо рельеф местности исключал стратегические неожиданности. Старая Кастилия – не Южная Украина.

Увы, присланные Гитлером на помощь союзнику командиры были совсем не того калибра, что вдруг потребовала надвигающаяся катастрофа. Ни немец фон Шторер, ни итальянец Роатта в подметки не годились Манштейну, Роммелю, русским Брусилову, Юденичу, Слащеву, из нынешних – Рокоссовскому с Шульгиным. Немцы еще не додумались до «блицкрига», вернее, не подступили даже к первым опытам его практической реализации. Итальянская армия, как острили в Первую мировую, существует только для того, чтобы было кого бить австрийцам. Она и побежала первой. В самом буквальном смысле. Подавая хороший пример тем, кого взялась поддерживать.

Полковник Павлов оказался плох на превышающей уровень его компетентности должности комфронта, но танковым комбригом оказался великолепным. Получив карт-бланш от Шульгина, он сосредоточил сотню «Т-26» и французских «Рено» неподалеку от Гвадалахары в качестве главного резерва на случай неожиданного удара франкистов на Мадрид, строго запретив командирам выдвигаться за линию своих пехотных позиций. Не поддаваться на требования, исходящие с любого уровня руководства, использовать танки менее, чем батальоном, и обязательно под командованием штатного командира. Хватит, пятьсот танков сожгли, атакуя вражеские батареи прямой наводки под приветственные крики «братьев по классу», из окопов вылезать не желающих.

Зато сто пятьдесят танков «БТ-5» и «БТ-7» он собрал в мощный кулак, посадил на броню и в машины обеспечения два батальона десанта и по специальной команде бросил их вроде бы в пустоту. Нет, не вроде бы, именно в пустоту, где его никто не ждал и сопротивления оказать не мог. Ничем.

Впервые в своей короткой жизни (исторической) эти красивые, как автомобили из модного салона, танки, мощные и скоростные, выполнили свое предназначение. Еще раз немногие уцелевшие «бэтэшки» показали себя на маньчжурских полях в сорок пятом, доказав, что строили их не зря. Только отцы-командиры в сорок первом не сумели распорядиться попавшим им в руки сокровищем.

Через Сеговию, Вальядолид и Самору они за десять часов проскочили триста пятьдесят километров до самой португальской границы. По пути, почти не останавливаясь, расстреливали в попадающихся на дороге городках административные здания, над которыми болтались франкистские красно-желтые флаги. Давили гусеницами автомобили (в то время простые люди на них не ездили), наткнувшись на захолустный гарнизон, утюжили под ноль ограды, складские помещения и казармы.

Если случались поломки, рядом с поврежденной машиной и ремлетучкой оставалось не меньше роты для прикрытия, а заодно и имитации «боевого присутствия» на занятой территории.

Всего несколько раз над наступающими колоннами появлялась франкистская авиация, и то небольшими группами. Вела она себя достаточно сдержанно, потому что время от времени с востока прилетали эскадрильями «СБ», сопровождаемые «Чатос» и «Москас»[21]21
  Испанское наименование истребителей «И-15» и «И-16».


[Закрыть]. Бомбили обнаруженные скопления противника, вели разведку по маршруту, сбрасывали на бреющем вымпела с наскоро набросанными штурманами кроками[22]22
  Кроки – глазомерный чертеж местности, содержащий информацию, важную для выполнения конкретной задачи.


[Закрыть] в алюминиевых пеналах, распугивали вражеские самолеты.

Если же наши и франкистские самолеты попадали «в противофазу», бригада отбивалась самостоятельно. На этот случай, кроме шквальной стрельбы в воздух из всех имеющихся у танкистов и десантников стволов, Шульгин подсказал Павлову прием, который немцы в сорок третьем – сорок четвертом году использовали для борьбы с нашими «Ил-2». Здесь он оказался еще более эффективным из-за низкой скорости самолетов и отсутствия у них броневой защиты. Заслышав гул авиамоторов, танки успевали, съезжая кормой в кювет или поднимаясь на подходящий холмик, придать башенным орудиям нужный угол возвышения, тут же открывая беглый огонь шрапнелями. Попадали далеко не всегда, но страху наводили порядочно. Однако два «Капрони» сбили наверняка, а еще несколько покинули поле боя с явными повреждениями.

На последней трети маршрута наступавший по хорошему шоссе батальон выскочил к полигону учебной части, где занимались боевой подготовкой немецкие «Т-1» и «Т-2» с испанскими экипажами под руководством «кондоровских» инструкторов.

Сейчас странно читать в сводках того времени сообщения типа: «три республиканских „БТ-5“, наступая, сошлись с десятью немецкими танками. Один „Т-1“ уничтожен таранным ударом, второй – артиллерийским огнем. Остальные позорно бежали».[23]23
  См. монографию «Война и революция в Испании». М., 1968 г.


[Закрыть] Это, наверное, надо было посадить в «БТ» экипажи из выпускников школы «детей с ограниченными возможностями». Потому что любой кадровый сержант (лейтенанта не надо беспокоить) с дистанции в сто метров из своей «сорокапятки» спалил бы все десять немецких танкеток, ничем не рискуя. Как в тире. Пулемет «МГ», даже спаренный, их броню не берет в упор. А эта чудесная фраза – «Позорно бежали!». При том, что скорость и проходимость у «БТ» гораздо выше. Тем более расстреливать бегущих – вообще милое дело.

Танкисты Павлова проявили себя гораздо лучше. Записали себе на счет два десятка танков и танкеток, заправились «под пробки» захваченным горючим, поживились и другими трофеями.

Кроме танков и грузовиков, за время стремительного, всесокрушающего рейда было уничтожено двенадцать артиллерийских батарей на позициях, на марше и в парках, в том числе четыре экземпляра знаменитых зениток «Flak-36».

«Живую силу» просто никто не считал. Тысяча, две, пять – несущественно. Пустыми цинками от пулеметных патронов были усеяны все обочины от берега реки Харама до португальской границы.

Там и выпрыгнул на бурую, припорошенную сухим снегом землю полковник Павлов. Вот его звездный час! Лицо покрыто пороховым нагаром и копотью от выхлопов работавшего на пределе мощности мотора. Бензин у испанцев отвратительный, как еще доехали?

Два танка, устало перематывая гусеницы, подъехали к испанской заставе, навели пушки на окна и дворик, где, не понимая происходящего, чьи это танки и зачем они приехали, застыли несколько пограничников.

– Всем зайти в дом, не высовываться, к оружию не прикасаться, телефон не трогать! – скомандовал им состоявший при Павлове лейтенант-переводчик, демонстративно держа палец на спуске автомата. Если б не «компаньеро русо», положил бы всех без разговоров.

К заплетенным «колючкой» воротам между государствами с той стороны неторопливо шел португальский сержант в смешной каскетке, суконном плаще, с «маузером 98-К», стволом вниз висевшим на плече. Еще трое толпились на крыльце хибарки, похожей на сильно увеличенную собачью будку. Над фронтоном слабо колыхался государственный флаг.

– Алемао? Итальяо?[24]24
  Немец, итальянец? (порт.).


[Закрыть] – без особых эмоций спросил он Павлова, стоящего в пяти шагах, на довольно понятном языке, который был так же близок к испанскому, как польский к русскому. – Ке керен?

В типах танков он явно не разбирался, зато был твердо уверен в нейтралитете своей страны и нерушимости ее границ.

– Русский, – ответил Павлов, радуясь возможности бросить притворяться. И вообще радуясь, что дошел вот сюда.

– Конец Франко. Баста! Салазар тоже скоро баста. Вива Република! – улыбнулся, как мог, радушно, но вышло не очень. Он и так выглядел достаточно сурово, да вдобавок лицо покрыто пылью и копотью. Только зубы и глаза блестели.

– Боа апетит, рапасеш! – понимающе кивнул сержант. – Нойш агора нао партиши памош…[25]25
  Приятного аппетита, ребята. Только пока это не наше дело (порт.).


[Закрыть]

Павлов, который совершенно ничего не понял, поднял к плечу сжатый кулак и, потеряв интерес к собеседнику, направился к испанской заставе.

Там, вновь ощутив себя хозяином положения (португальский сержант несколько выбил его из настроя), он приказал начальнику заставы, лейтенанту предпенсионного возраста, связаться с самым большим начальством, до которого достигает телефонная связь, сообщить следующее:

«Застава окружена. Со всех сторон движутся танки коммунистов и массы пехоты. Очень, очень много! На нас пока не обращают внимания. Сопротивляться нечем. Прошу разрешения уйти на португальскую сторону…»

С той стороны мембраны бился непонятный Павлову по смыслу, но истерический голос какого-нибудь адъютанта начальника погранотряда или округа. Этих структур полковник не знал даже дома.

Лейтенант синхронно переводил, держа у уха параллельную трубку.

– Что вы несете, Варела? Сошли с ума или перепили? Какие танки, какая пехота? Вы вообще знаете, что такое танки?

– Господин капитан! Сотни танков и тысячи пехотинцев! Кажется, они на нас обратили внимание! Мы уходим. В Португалию. Счастливо оставаться, господин капитан. От нас здесь ничего не зависит… Если не верите, звоните в Брагансу[26]26
  Браганса – приграничный португальский город, где размещался штаб Северного округа.


[Закрыть]. А мы уходим…

Пограничник положил трубку на рычаг и совершенно собачьими глазами посмотрел на Павлова. Мысль улавливалась даже грубым интеллектом полковника. «Вот, я сделал, что вы требовали. Теперь и вы меня пожалейте!»

Будь Павлов поинтеллигентнее, мог бы сказать или просто подумать: «Где же твоя испанская гордость?» Но это было за пределами свойств его личности и характера. Он мыслил простыми категориями. Практическими при этом.

– Вот и уходи, куда собрался. Я прослежу, чтобы вас на той стороне приняли.

И, сам себе удивившись, полковник неловко сунул испанцу все, что у него было при себе, – нераспечатанную коробку «Казбека».

Дойти-то дошли и шорох навели грандиозный, по паническим донесениям гражданских и военных чинов «наверх» вполне могло сложиться у штабистов Франко впечатление, что теперь их территория рассечена пополам, «столица» отрезана от Юга. И какими силами республиканцев будет заполнен этот «коридор», предсказать невозможно. Кто его знает, вдруг вся мадридская группировка и войска Центрального фронта двинут по следам танковой армады?

Этот феерический успех стратегической авантюры, иначе не назовешь, может показаться невероятным. Батальным полотном из цикла «шапками закидаем». Но разве не столь же диким с точки зрения военных теоретиков выглядел стремительный разгром Франции в сороковом, когда великая держава, поддержанная британскими войсками, рассыпалась за месяц под ударами нескольких дивизий легких танков Вермахта? А ведь та же Франция двадцать лет назад успешно воевала четыре года и победила могучую кайзеровскую армию.

Еще более нереальным выглядит разгром советских фронтов в приграничном сражении сорок первого года. Те же «Т-2», «Т-3», небольшое количество «Т-4» пропороли две линии укрепрайонов, походя, почти не заметив[27]27
  В немецкой военно-исторической литературе встречные танковые сражения июня сорок первого года занимают исчезающе малое место. Несмотря на то что по количеству участвовавших в них боевых машин они намного превосходят знаменитое Прохоровское побоище.


[Закрыть], разгромили десяток мехкорпусов, каждый из которых количественно, а моментами и качественно превосходил любую из немецких танковых групп. Всего через два месяца кольцо окружения было замкнуто далеко восточнее Киева, а Москва оказалась на направлении прямого, якобы «завершающего» удара.

Нынешний «блицкриг» всего лишь предвосхитил немецкий успех, не превратившийся, впрочем, в победу. Как писал один специалист, «немцы умеют выигрывать сражения, но не войны!».

В гораздо большей степени, чем на опыт Гота, Гудериана и Клейста, Шульгин ориентировался на тактику Моше Даяна. И подробно объяснил Рокоссовскому, что именно следует написать в боевом приказе Павлову. В разделе, касающемся «последующей задачи».

Полковнику предлагалось по достижении конечной точки рейда в течение ночи привести в порядок технику, дать людям отдых и горячую пищу, а с рассветом, развернувшись на сто восемьдесят градусов, повторить собственный маршрут. Собирая по пути оставленные заставы и по второму разу добивая неприятеля, если ему вдруг вздумается опомниться и подтянуть к полосе рейда еще какие-то силы.

Вернувшись из Уэски и ознакомившись с радиограммами Павлова, Шульгин немедленно пригласил к себе Рокоссовского, Громова, командующего республиканскими ВВС Идальго де Сиснероса и возглавлявшего блестяще проявившую себя под Теруэлем Маневренную армию полковника Менендеса, еще нескольких офицеров и штатских, имена которых никогда не упоминались в текущих и даже исторических документах.

С удовлетворением подведя итоги блестяще завершившейся недели, он приказал Рокоссовскому перейти к обороне на всех фронтах.

– Пошумели, и хватит. Теперь дадим шанс каудильо. Пусть покажет, как он умеет импровизировать в подобной обстановке.

– Вы, компаньеро Идальго, и вы, Михал Михалыч, – обратился он к авиаторам, – продолжайте бомбардировочные налеты на весь радиус. Большими группами и с достаточным истребительным сопровождением. Геройствовать и карусели в небе устраивать не надо. Отгоняйте истребители, бейте бомберы, если без особого риска. Нам сейчас люди и машины дороже боевого счета. И особо заметьте – на Бургос летать не надо. Даже в его сторону – не надо…

– Как у нас с конвоем? Когда придет? Итальянский флот не препятствовал? – вновь обратился он к Рокоссовскому.

– Должен к утру быть. Кузнецов радировал – итальянцы все время крутятся поблизости, но агрессивности не проявляют. Соображать начали. Ничего чрезвычайного не случится – сразу начнем выгрузку и марш-маневр к Лериде. Через три дня, надеюсь, бригада будет вполне боеспособна.

– Крайне на вас рассчитываю, Константин Константинович. Этой бригадой и Маневренной армией товарища Менендеса последнюю точку ставить будем. А теперь прошу вот на эту карту посмотреть. Я тут кое-что еще придумал…

Вооружившись указкой, Шестаков изложил свой, еще более авантюрный, чем рейд Павлова, но, по всем критериям спецопераций второй половины века, великолепный план. От Громова требовалось обеспечить четкость и посекундную точность технической части операции. От Сиснероса – соблюдение самой свирепой секретности на аэродромах и воздушное прикрытие на всех этапах. От Менендеса – согласованная по времени, может быть, жертвенная, а возможно, бескровная демонстрация готовности наступать южнее Мадрида. Гипотетическая цель, которую нужно аккуратно довести до противника, – ликвидация Толедского выступа с последующим штурмом города.

Но успех авантюры, весь в целом, зависел сейчас от Овчарова, который снова скромно сидел в уголке, черкая дорогой паркеровской ручкой в блокноте. Только и об этом никто не должен был догадываться. Громов, правда, раскурив папиросу, легким движением брови указал Шестакову, что хотел бы спросить кое о чем наедине.

– Слушаю вас, – выйдя с летчиком в круглую ротонду между двумя кабинетами, спросил он, крутя в пальцах очередную сигару.

– На чем вы лететь собрались, Григорий Петрович? Сиснерос сколько уже раз косился, только вы не реагировали. Он, конечно, вправе вообразить, что завтра из России «ТБ-3» прилетят. Они тут с детства в сказки верят. А на самом деле? Мой самолет человек пятнадцать поднимет, и это все. На «эсбэшки» даже в перегруз по три-четыре едва возьмешь, а прыгать с них… – он махнул рукой. – Что вы имеете за душой, товарищ Главный советник? Я сам авантюрист, а вы?

– Молодец, Михал Михалыч. – Сашка чуть не хлопнул его ладонью по плечу, но вовремя воздержался. – Отчего я и взял вас в команду… Товарищ Монте-Кристо, – позвал он.

Виктор вошел, разглаживая неизвестно зачем отпущенные длинные усы. Если б еще закрутил их вверх, как Дон Кихот или Сальвадор Дали, а то свисают, как у шляхтича.

– Вот, знакомьтесь, комбриг, это наш друг из Парагвая, можете называть его компаньеро Виктор, если хотите. Подполковник царской службы, неплохо проявил себя в Гражданской войне на «той» стороне, что вас не должно обидеть, ибо история – дело такое. В Парагвае, в тридцать четвертом, если слышали, бывшие белые офицеры помогли выиграть их войну с Боливией при пятикратном превосходстве противника. Именами русских героев названы улицы и площади…

Предваряя вопрос Громова, который великолепно помнил Овчарова по первому перелету, Шестаков быстро сказал:

– И ничего больше. Наш друг из Парагвая. Если у вас появились какие-то посторонние ассоциации – это наверняка влияние здешнего отвратительного климата. Давайте о деле. Дон Виктор готов перегнать в Лериду несколько «Ю-52» и других гражданских самолетов, рассчитанных на пятнадцать-двадцать комфортно летящих пассажиров. Сколько десантников с вооружением можно всунуть в каждый для перелета на пятьсот километров?

– Я думаю, не меньше тридцати в посадочном варианте. Парашютистов со всем необходимым вооружением – те же пятнадцать. Вы понимаете.

– Само собой. Значит, что нам нужно?

– Товарищ Шестаков, вы волшебник?

Шульгин построжел лицом. Таких вопросов он не любил. Даже в своем основном варианте, а зампред Совнаркома должен быть покруче…

– Отвечайте на вопрос, комдив!

– Исходя из вашего задания – двадцать самолетов названного типа.

– Двадцать не гарантирую. Пятнадцать – может быть. Авангард придется сбрасывать действительно с «эсбэшек» и старых «девуатинов». Короче – готовьтесь. Иных вариантов все равно не будет. Срок – неделя.

Громов собрался по-строевому повернуться и уйти, но вдруг сделал то, чего от него Шульгин никак не ждал.

– Григорий Петрович, разрешите один вопрос. Попросту, раз у нас отношения не совсем официальные?

– Отчего же нет, Михал Михалыч, я всегда открыт. Винца, может быть, для облегчения субординации?

– Разве только сухого стаканчик. С утра работы много…

– Так что вы хотели спросить?

– Не обидитесь?

– Не привык. Не моего стиля эмоция.

– Понятно. Откуда у вас такие полководческие способности? С восемнадцатого года кого только не перевидал, а с подобным не встречался. И расчет, и безрассудство, и невероятное везение. При этом – ледяное спокойствие. Наполеону до вас далеко. А сидели на хозяйственной должности…

– Ответить? Где вас на самолетах летать учили? Вы гимназию кончили, вам там аэродинамику преподавали? Старичок-учитель насчет элеронов, устойчивости и управляемости аппаратов тяжелее воздуха просвещал? Или Туполев с вами советовался, скажи, мол, Миша, как бы мне этот «АНТ-25» сообразить, чтоб ты на нем до Америки долетел? Почему десятки ваших коллег угробились, а вы в асы и герои выбились? Имеете рациональный ответ?

Посадил он Михаила Михайловича простейшим образом.

– Так что отдыхайте, товарищ комдив. Как только придумаете, как на мои вопросы ответить, заходите, поговорим.

Шульгин сам себе удивлялся, сколько же лишней энергии у него до сих пор оставалось нереализованной. Даже в белом Крыму, где он вроде бы выкладывался по полной. Здесь же его хватало на все – планирование военных операций, дипломатию, интриги, и еще он заблаговременно прикидывал схему игры после возвращения в Москву. Со Сталиным, с Лихаревым, с Антоном, с Сильвией, в конце концов.

Неужели все это – следствие избавления от давления Держателей, которые если и не всегда вмешивались напрямую, то сохраняли напряжение некоего «тормозящего поля»? И нечего скептически усмехаться, вполне такое вписывается в систему всеобщей космогонии.

С Виктором давно было сговорено. Он, подобно суворовскому солдату, «знал свой маневр». И это его увлекло. Не зря друг Шестаков придумал ему оперативный псевдоним Граф. В честь Монте-Кристо, которым Сашке все не удавалось поработать, невзирая на давнее желание. По прибытии в Париж Антон должен был передать в его распоряжение действительно неограниченные средства. В том числе и наличностью. Сам форзейль возьмет на себя определенную часть задания. Тут уж Шульгин постарался.

– А чего ты все пишешь, Витя? Новые стихи? Показал бы. Я ведь тоже не чужд…

Овчаров неожиданно засмущался, что с его обликом и характером никак не гармонировало. Хотя ведь политика – одно, а поэзия – совсем другое. Предавшись виршеплетству, человек волей-неволей приоткрывает тайные струны своей души, если, конечно, не ограничивается сочинением бравурных строевых песен. Великий князь, и тот маскировал свои произведения псевдонимом «К.Р.», под которым и прославился.

– Да ладно, хватит тебе. Покажи, я тебя не выдам…

Овчаров протянул блокнот. Шульгин скользнул взглядом по восьмистишью.

 
Вот такие у меня, брат, дела…
И ослабла нить, что к тебе вела.
Вновь сижу один-одинешенек
И не вижу звезд в небе крошево…
 
 
Облаками вся даль затуманилась,
Непонятно все, цель утратилась…
Вот такая тут обстановочка,
Хоть и вьется еще та веревочка…
 

– Ну да. Лирический герой, томленье духа и все такое. Понимаю и готов подписаться. А воевать все одно надо, братец ты мой. Пускай «и скучно, и грустно, и некому руку подать…».