Текст книги "Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке"

Автор книги: Василий Жуковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Жуковский Василий Андреевич
Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке

Василий Андреевич Жуковский

Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке

Давным-давно был в некотором царстве

Могучий царь, по имени Демьян

Данилович. Он царствовал премудро;

И было у него три сына: Клим

Царевич, Петр-царевич и Иван

Царевич. Да еще был у него

Прекрасный сад, и чудная росла

В саду том яблоня; всё золотые

Родились яблоки на ней. Но вдруг

В тех яблоках царевых оказался

Великий недочет; и царь Демьян

Данилович был так тем опечален,

Что похудел, лишился аппетита

И впал в бессонницу. Вот наконец,

Призвав к себе своих трех сыновей,

Он им сказал: "Сердечные друзья

И сыновья мои родные, Клим

Царевич, Петр-царевич и Иван

Царевич; должно вам теперь большую

Услугу оказать мне; в царский сад мой

Повадился таскаться ночью вор;

И золотых уж очень много яблок

Пропало; для меня ж пропажа эта

Тошнее смерти. Слушайте, друзья:

Тому из вас, кому поймать удастся

Под яблоней ночного вора, я

Отдам при жизни половину царства;

Когда ж умру, и все ему оставлю

В наследство". Сыновья, услышав то,

Что им сказал отец, уговорились

Поочередно в сад ходить, и ночь

Не спать, и вора сторожить. И первый

Пошел, как скоро ночь настала, Клим

Царевич в сад, и там залег в густую

Траву под яблоней, и с полчаса

В ней пролежал, да и заснул так крепко,

Что полдень был, когда, глаза продрав,

Он поднялся, во весь зевая рот.

И, возвратясь, царю Демьяну он

Сказал, что вор в ту ночь не приходил.

Другая ночь настала; Петр-царевич

Сел сторожить под яблонею вора;

Он целый час крепился, в темноту

Во все глаза глядел, но в темноте

Все было пусто; наконец и он,

Не одолев дремоты, повалился

В траву и захрапел на целый сад.

Давно был день, когда проснулся он.

Пришед к царю, ему донес он так же,

Как Клим-царевич, что и в эту ночь

Красть царских яблок вор не приходил.

На третью ночь отправился Иван

Царевич в сад по очереди вора

Стеречь. Под яблоней он притаился,

Сидел не шевелясь, глядел прилежно

И не дремал; и вот, когда настала

Глухая полночь, сад весь облеснуло

Как будто молнией; и что же видит

Иван-царевич? От востока быстро

Летит жар-птица, огненной звездою

Блестя и в день преобращая ночь.

Прижавшись к яблоне, Иван-царевич

Сидит, не движется, не дышит, ждет:

Что будет? Сев на яблоню, жар-птица

За дело принялась и нарвала

С десяток яблок. Тут Иван-царевич,

Тихохонько поднявшись из травы,

Схватил за хвост воровку; уронив

На землю яблоки, она рванулась

Всей силою и вырвала из рук

Царевича свой хвост и улетела;

Однако у него в руках одно

Перо осталось, и такой был блеск

От этого пера, что целый сад

Казался огненным. К царю Демьяну

Пришед, Иван-царевич доложил

Ему, что вор нашелся и что этот

Вор был не человек, а птица; в знак же,

Что правду он сказал, Иван-царевич

Почтительно царю Демьяну подал

Перо, которое он из хвоста

У вора вырвал. С радости отец

Его расцеловал. С тех пор не стали

Красть яблок золотых, и царь Демьян

Развеселился, пополнел и начал

По-прежнему есть, пить и спать. Но в нем

Желанье сильное зажглось: добыть

Воровку яблок, чудную жар-птицу.

Призвав к себе двух старших сыновей,

"Друзья мои, – сказал он, – Клим-царевич

И Петр-царевич, вам уже давно

Пора людей увидеть и себя

Им показать. С моим благословеньем

И с помощью господней поезжайте

На подвиги и наживите честь

Себе и славу; мне ж, царю, достаньте

Жар-птицу; кто из вас ее достанет,

Тому при жизни я отдам полцарства.

А после смерти все ему оставлю

В наследство". Поклонясь царю, немедля

Царевичи отправились в дорогу.

Немного времени спустя пришел

К царю Иван-царевич и сказал:

"Родитель мой, великий государь

Демьян Данилович, позволь мне ехать

За братьями; и мне пора людей

Увидеть, и себя им показать,

И честь себе нажить от них и славу.

Да и тебе, царю, я угодить

Желал бы, для тебя достав жар-птицу.

Родительское мне благословенье

Дай и позволь пуститься в путь мой с богом".

На это царь сказал: "Иван-царевич,

Еще ты молод, погоди; твоя

Пора придет; теперь же ты меня

Не покидай; я стар, уж мне недолго

На свете жить; а если я один

Умру, то на кого покину свой

Народ и царство?" Но Иван-царевич

Был так упрям, что напоследок царь

И нехотя его благословил.

И в путь отправился Иван-царевич;

И ехал, ехал, и приехал к месту,

Где разделялася дорога на три.

Он на распутье том увидел столб,

А на столбе такую надпись: "Кто

Поедет прямо, будет всю дорогу

И голоден и холоден; кто вправо

Поедет, будет жив, да конь его

Умрет, а влево кто поедет, сам

Умрет, да конь его жив будет". Вправо,

Подумавши, поворотить решился

Иван-царевич. Он недолго ехал;

Вдруг выбежал из леса Серый Волк

И кинулся свирепо на коня;

И не успел Иван-царевич взяться

За меч, как был уж конь заеден,

И Серый Волк пропал. Иван-царевич,

Повесив голову, пошел тихонько

Пешком; но шел недолго; перед ним

По-прежнему явился Серый Волк

И человечьим голосом сказал:

"Мне жаль, Иван-царевич, мой сердечный,

Что твоего я доброго коня

Заел, но ты ведь сам, конечно, видел,

Что на столбе написано; тому

Так следовало быть; однако ж ты

Свою печаль забудь и на меня

Садись; тебе я верою и правдой

Служить отныне буду. Ну, скажи же,

Куда теперь ты едешь и зачем?"

И Серому Иван-царевич Волку

Все рассказал. А Серый Волк ему

Ответствовал: "Где отыскать жар-птицу,

Я знаю; ну, садися на меня,

Иван-царевич, и поедем с богом".

И Серый Волк быстрее всякой птицы

Помчался с седоком, и с ним он в полночь

У каменной стены остановился.

"Приехали, Иван-царевич! – Волк

Сказал, – но слушай, в клетке золотой

За этою оградою висит

Жар-птица; ты ее из клетки

Достань тихонько, клетки же отнюдь

Не трогай: попадешь в беду". Иван

Царевич перелез через ограду;

За ней в саду увидел он жар-птицу

В богатой клетке золотой, и сад

Был освещен, как будто солнцем. Вынув

Из клетки золотой жар-птицу, он

Подумал: "В чем же мне ее везти?"

И, позабыв, что Серый Волк ему

Советовал, взял клетку; но отвсюду

Проведены к ней были струны; громкий

Поднялся звон, и сторожа проснулись,

И в сад сбежались, и в саду Ивана

Царевича схватили, и к царю

Представили, а царь (он назывался

Далматом) так сказал: "Откуда ты?

И кто ты?" – "Я Иван-царевич; мой

Отец, Демьян Данилович, владеет

Великим, сильным государством; ваша

Жар-птица по ночам летать в наш сад

Повадилась, чтоб золотые красть

Там яблоки: за ней меня послал

Родитель мой, великий государь

Демьян Данилович". На это царь

Далмат сказал: "Царевич ты иль нет,

Того не знаю; но если правду

Сказал ты, то не царским ремеслом

Ты промышляешь; мог бы прямо мне

Сказать: отдай мне, царь Далмат, жар-птицу,

И я тебе ее руками б отдал

Во уважение того, что царь

Демьян Данилович, столь знаменитый

Своей премудростью, тебе отец.

Но слушай, я тебе мою жар-птицу

Охотно уступлю, когда ты сам

Достанешь мне коня Золотогрива;

Принадлежит могучему царю

Афрону он. За тридевять земель

Ты в тридесятое отправься царство

И у могучего царя Афрона

Мне выпроси коня Золотогрива

Иль хитростью какой его достань.

Когда ж ко мне с конем не возвратишься,

То по всему расславлю свету я,

Что ты не царский сын, а вор; и будет

Тогда тебе великий срам и стыд".

Повесив голову, Иван-царевич

Пошел туда, где был им Серый Волк

Оставлен. Серый Волк ему сказал:

"Напрасно же меня, Иван-царевич,

Ты не послушался; но пособить

Уж нечем; будь вперед умней; поедем

За тридевять земель к царю Афрону".

И Серый Волк быстрее всякой птицы

Помчался с седоком; и к ночи в царство

Царя Афрона прибыли они

И у дверей конюшни царской там

Остановились. "Ну, Иван-царевич,

Послушай, – Серый Волк сказал, – войди

В конюшню; конюха спят крепко; ты

Легко из стойла выведешь коня

Золотогрива; только не бери

Его уздечки; снова попадешь в беду".

В конюшню царскую Иван-царевич

Вошел и вывел он коня из стойла;

Но на беду, взглянувши на уздечку,

Прельстился ею так, что позабыл

Совсем о том, что Серый Волк сказал,

И снял с гвоздя уздечку. Но и к ней

Проведены отвсюду были струны;

Все зазвенело; конюха вскочили;

И был с конем Иван-царевич пойман,

И привели его к царю Афрону.

А царь Афрон спросил сурово: "Кто ты?"

Ему Иван-царевич то ж в ответ

Сказал, что и царю Далмату. Царь

Афрон ответствовал: "Хороший ты

Царевич! Так ли должно поступать

Царевичам? И царское ли дело

Шататься по ночам и воровать

Коней? С тебя я буйную бы мог

Снять голову; но молодость твою

Мне жалко погубить; да и коня

Золотогрива дать я соглашусь,

Лишь поезжай за тридевять земель

Ты в тридесятое отсюда царство

Да привези оттуда мне царевну

Прекрасную Елену, дочь царя

Могучего Касима; если ж мне

Ее не привезешь, то я везде расславлю,

Что ты ночной бродяга, плут и вор".

Опять, повесив голову, пошел

Туда Иван-царевич, где его

Ждал Серый Волк. И Серый Волк сказал:

"Ой ты, Иван-царевич! Если б я

Тебя так не любил, здесь моего бы

И духу не было. Ну, полно охать,

Садися на меня, поедем с богом

За тридевять земель к царю Касиму;

Теперь мое, а не твое уж дело".

И Серый Волк опять скакать с Иваном

Царевичем пустился. Вот они

Проехали уж тридевять земель,

И вот они уж в тридесятом царстве;

И Серый Волк, ссадив с себя Ивана

Царевича, сказал: "Недалеко

Отсюда царский сад; туда один

Пойду я; ты ж меня дождись под этим

Зеленым дубом". Серый Волк пошел,

И перелез через ограду сада,

И закопался в куст, и там лежал

Не шевелясь. Прекрасная Елена

Касимовна – с ней красные девицы,

И мамушки, и нянюшки – пошла

Прогуливаться в сад; а Серый Волк

Того и ждал: приметив, что царевна,

От прочих отделяся, шла одна,

Он выскочил из-под куста, схватил

Царевну, за спину ее свою

Закинул и давай бог ноги. Страшный

Крик подняли и красные девицы,

И мамушки, и нянюшки; и весь

Сбежался двор, министры, камергеры

И генералы; царь велел собрать

Охотников и всех спустить своих

Собак борзых и гончих – все напрасно:

Уж Серый Волк с царевной и с Иваном

Царевичем был далеко, и след

Давно простыл; царевна же лежала

Без всякого движенья у Ивана

Царевича в руках (так Серый Волк

Ее, сердечную, перепугал).

Вот понемногу начала она

Входить в себя, пошевелилась, глазки

Прекрасные открыла и, совсем

Очнувшись, подняла их на Ивана

Царевича и покраснела вся,

Как роза алая, и с ней Иван

Царевич покраснел, и в этот миг

Она и он друг друга полюбили

Так сильно, что ни в сказке рассказать,

Ни описать пером того не можно.

И пал в глубокую печаль Иван

Царевич: крепко, крепко не хотелось

С царевною Еленою ему

Расстаться и отдать ее царю

Афрону; да и ей самой то было

Страшнее смерти. Серый Волк, заметив

Их горе, так сказал: "Иван-царевич,

Изволишь ты кручиниться напрасно;

Я помогу твоей кручине: это

Не служба – службишка; прямая служба

Ждет впереди". И вот они уж в царстве

Царя Афрона. Серый Волк сказал:

"Иван-царевич, здесь должны умненько

Мы поступить: я превращусь в царевну;

А ты со мной явись к царю Афрону.

Меня ему отдай и, получив

Коня Золотогрива, поезжай вперед

С Еленою Касимовной; меня вы

Дождитесь в скрытном месте; ждать же вам

Не будет скучно". Тут, ударясь оземь,

Стал Серый Волк царевною Еленой

Касимовной. Иван-царевич, сдав

Его с рук на руки царю Афрону

И получив коня Золотогрива,

На том коне стрелой пустился в лес,

Где настоящая его ждала

Царевна. Во дворце ж царя Афрона

Тем временем готовилася свадьба:

И в тот же день с невестой царь к венцу

Пошел; когда же их перевенчали

И молодой был должен молодую

Поцеловать, губами царь Афрон

С шершавою столкнулся волчьей мордой,

И эта морда за нос укусила

Царя, и не жену перед собой

Красавицу, а волка царь Афрон

Увидел; Серый Волк недолго стал

Тут церемониться: он сбил хвостом

Царя Афрона с ног и прянул к двери.

Все принялись кричать: "Держи, держи!

Лови, лови!" Куда ты! Уж Ивана

Царевича с царевною Еленой

Давно догнал проворный Серый Волк;

И уж, сошед с коня Золотогрива,

Иван-царевич пересел на Волка,

И уж вперед они опять, как вихри,

Летели. Вот приехали и в царство

Далматово они. И Серый Волк

Сказал: "В коня Золотогрива

Я превращусь, а ты, Иван-царевич,

Меня отдав царю и взяв жар-птицу,

По-прежнему с царевною Еленой

Ступай вперед; я скоро догоню вас".

Так все и сделалось, как Волк устроил.

Немедленно велел Золотогрива

Царь оседлать, и выехал на нем

Он с свитою придворной на охоту;

И впереди у всех он поскакал

За зайцем; все придворные кричали:

"Как молодецки скачет царь Далмат!"

Но вдруг из-под него на всем скаку

Юркнул шершавый волк, и царь Далмат,

Перекувырнувшись с его спины,

Вмиг очутился головою вниз,

Ногами вверх, и, по плеча ушедши

В распаханную землю, упирался

В нее руками, и, напрасно силясь

Освободиться, в воздухе болтал

Ногами; вся к нему тут свита

Скакать пустилася; освободили

Царя; потом все принялися громко

Кричать: "Лови, лови! Трави, трави!"

Но было некого травить; на Волке

Уже по-прежнему сидел Иван

Царевич; на коне ж Золотогриве

Царевна, и под ней Золотогрив

Гордился и плясал; не торопясь,

Большой дорогою они шажком

Тихонько ехали; и мало ль, долго ль

Их длилася дорога – наконец

Они доехали до места, где Иван

Царевич Серым Волком в первый раз

Был встречен; и еще лежали там

Его коня белеющие кости;

И Серый Волк, вздохнув, сказал Ивану

Царевичу: "Теперь, Иван-царевич,

Пришла пора друг друга нам покинуть;

Я верою и правдою доныне

Тебе служил, и ласкою твоею

Доволен, и, покуда жив, тебя

Не позабуду; здесь же на прощанье

Хочу тебе совет полезный дать:

Будь осторожен, люди злы; и братьям

Родным не верь. Молю усердно бога,

Чтоб ты домой доехал без беды

И чтоб меня обрадовал приятным

Известьем о себе. Прости, Иван

Царевич". С этим словом Волк исчез.

Погоревав о нем, Иван-царевич,

С царевною Еленой на седле,

С жар-птицей в клетке за плечами, дале

Поехал на коне Золотогриве,

И ехали они дня три, четыре;

И вот, подъехавши к границе царства,

Где властвовал премудрый царь Демьян

Данилович, увидели богатый

Шатер, разбитый на лугу зеленом;

И из шатра к ним вышли... кто же? Клим

И Петр царевичи. Иван-царевич

Был встречею такою несказанно

Обрадован; а братьям в сердце зависть

Змеей вползла, когда они жар-птицу

С царевною Еленой у Ивана

Царевича увидели в руках:

Была им мысль несносна показаться

Без ничего к отцу, тогда как брат

Меньшой воротится к нему с жар-птицей,

С прекрасною невестой и с конем

Золотогривом и еще получит

Полцарства по приезде; а когда

Отец умрет, и все возьмет в наследство.

И вот они замыслили злодейство:

Вид дружеский принявши, пригласили

Они в шатер свой отдохнуть Ивана

Царевича с царевною Еленой

Прекрасною. Без подозренья оба

Вошли в шатер. Иван-царевич, долгой

Дорогой утомленный, лег и скоро

Заснул глубоким сном; того и ждали

Злодеи братья: мигом острый меч

Ему они вонзили в грудь, и в поле

Его оставили, и, взяв царевну,

Жар-птицу и коня Золотогрива,

Как добрые, отправилися в путь.

А между тем, недвижим, бездыханен,

Облитый кровью, на поле широком

Лежал Иван-царевич. Так прошел

Весь день; уже склоняться начинало

На запад солнце; поле было пусто;

И уж над мертвым с черным вороненком

Носился, каркая и распустивши

Широко крылья, хищный ворон. Вдруг,

Откуда ни возьмись, явился Серый

Волк: он, беду великую почуяв,

На помощь подоспел; еще б минута,

И было б поздно. Угадав, какой

Был умысел у ворона, он дал

Ему на мертвое спуститься тело;

И только тот спустился, разом цап

Его за хвост; закаркал старый ворон.

"Пусти меня на волю. Серый Волк,

Кричал он. "Не пущу, – тот отвечал,

Пока не принесет твой вороненок

Живой и мертвой мне воды!" И ворон

Велел лететь скорее вороненку

За мертвою и за живой водою.

Сын полетел, а Серый Волк, отца

Порядком скомкав, с ним весьма учтиво

Стал разговаривать, и старый ворон

Довольно мог ему порассказать

О том, что он видал в свой долгий век

Меж птиц и меж людей. И слушал

Его с большим вниманьем Серый Волк

И мудрости его необычайной

Дивился, но, однако, все за хвост

Его держал и иногда, чтоб он

Не забывался, мял его легонько

В когтистых лапах. Солнце село; ночь

Настала и прошла; и занялась

Заря, когда с живой водой и мертвой

В двух пузырьках проворный вороненок

Явился. Серый Волк взял пузырьки

И ворона-отца пустил на волю.

Потом он с пузырьками подошел

К лежавшему недвижимо Ивану

Царевичу: сперва его он мертвой

Водою вспрыснул – и в минуту рана

Его закрылася, окостенелость

Пропала в мертвых членах, заиграл

Румянец на щеках; его он вспрыснул

Живой водой – и он открыл глаза,

Пошевелился, потянулся, встал

И молвил: "Как же долго проспал я!"

"И вечно бы тебе здесь спать, Иван

Царевич, – Серый Волк сказал, – когда б

Не я; теперь тебе прямую службу

Я отслужил; но эта служба, знай,

Последняя; отныне о себе

Заботься сам. А от меня прими

Совет и поступи, как я тебе скажу.

Твоих злодеев братьев нет уж боле

На свете; им могучий чародей

Кощей бессмертный голову обоим

Свернул, и этот чародей навел

На ваше царство сон; и твой родитель,

И подданные все его теперь

Непробудимо спят; твою ж царевну

С жар-птицей и конем Золотогривом

Похитил вор Кощей; все трое

Заключены в его волшебном замке.

Но ты, Иван-царевич, за свою

Невесту ничего не бойся; злой

Кощей над нею власти никакой

Иметь не может: сильный талисман

Есть у царевны; выйти ж ей из замка

Нельзя; ее избавит только смерть

Кощеева; а как найти ту смерть, и я

Того не ведаю; об этом Баба

Яга одна сказать лишь может. Ты,

Иван-царевич, должен эту Бабу

Ягу найти; она в дремучем, темном лесе,

В седом, глухом бору живет в избушке.

На курьих ножках; в этот лес еще

Никто следа не пролагал; в него

Ни дикий зверь не заходил, ни птица

Не залетала. Разъезжает Баба

Яга по целой поднебесной в ступе,

Пестом железным погоняет, след

Метлою заметает. От нее

Одной узнаешь ты, Иван-царевич,

Как смерть Кощееву тебе достать.

А я тебе скажу, где ты найдешь

Коня, который привезет тебя

Прямой дорогой в лес дремучий к Бабе

Яге. Ступай отсюда на восток;

Придешь на луг зеленый; посреди

Его растут три дуба; меж дубами

В земле чугунная зарыта дверь

С кольцом; за то кольцо ты подыми

Ту дверь и вниз по лестнице сойди;

Там за двенадцатью дверями заперт

Конь богатырский; сам из подземелья

К тебе он выбежит; того коня

Возьми и с богом поезжай; с дороги

Он не собьется. Ну, теперь прости,

Иван-царевич; если бог велит

С тобой нам свидеться, то это будет

Не иначе, как у тебя на свадьбе".

И Серый Волк помчался к лесу; вслед

За ним смотрел Иван-царевич с грустью;

Волк, к лесу подбежавши, обернулся,

В последний раз махнул издалека

Хвостом и скрылся. А Иван-царевич,

Оборотившись на восток лицом,

Пошел вперед. Идет он день, идет

Другой; на третий он приходит к лугу

Зеленому; на том лугу три дуба

Растут; меж тех дубов находит он

Чугунную с кольцом железным дверь;

Он подымает дверь; под тою дверью

Крутая лестница; по ней он вниз

Спускается, и перед ним внизу

Другая дверь, чугунная ж, и крепко

Она замком висячим заперта.

И вдруг он слышит, конь заржал; и ржанье

Так было сильно, что с петлей сорвавшись,

Дверь наземь рухнула с ужасным стуком;

И видит он, что вместе с ней упало

Еще одиннадцать дверей чугунных.

За этими чугунными дверями

Давным-давно конь богатырский заперт

Был колдуном. Иван-царевич свистнул;

Почуяв седока, на молодецкий

Свист богатырский конь из стойла прянул

И прибежал, легок, могуч, красив,

Глаза как звезды, пламенные ноздри,

Как туча грива, словом, конь не конь,

А чудо. Чтоб узнать, каков он силой,

Иван-царевич по спине его

Повел рукой, и под рукой могучей

Конь захрапел и сильно пошатнулся,

Но устоял, копыта втиснув в землю;

И человечьим голосом Ивану

Царевичу сказал он: "Добрый витязь,

Иван-царевич, мне такой, как ты,

Седок и надобен; готов тебе

Я верою и правдою служить;

Садися на меня, и с богом в путь наш

Отправимся; на свете все дороги

Я знаю; только прикажи, куда

Тебя везти, туда и привезу".

Иван-царевич в двух словах коню

Все объяснил и, севши на него,

Прикрикнул. И взвился могучий конь,

От радости заржавши, на дыбы;

Бьет по крутым бедрам его седок;

И конь бежит, под ним земля дрожит;

Несется выше он дерев стоячих,

Несется ниже облаков ходячих,

И прядает через широкий дол,

И застилает узкий дол хвостом,

И грудью все заграды пробивает,

Летя стрелой и легкими ногами

Былиночки к земле не пригибая,

Пылиночки с земли не подымая.

Но, так скакав день целый, наконец

Конь утомился, пот с него бежал

Ручьями, весь был окружен, как дымом,

Горячим паром он. Иван-царевич,

Чтоб дать ему вздохнуть, поехал шагом;

Уж было под вечер; широким полем

Иван-царевич ехал и прекрасным

Закатом солнца любовался. Вдруг

Он слышит дикий крик; глядит... и что же?

Два Лешая дерутся на дороге,

Кусаются, брыкаются, друг друга

Рогами тычут. К ним Иван-царевич

Подъехавши, спросил: "За что у вас,

Ребята, дело стало?" – "Вот за что,

Сказал один. – Три клада нам достались:

Драчун-дубинка, скатерть-самобранка

Да шапка-невидимка – нас же двое;

Как поровну нам разделить? Мы

заспорили, и вышла драка; ты

Разумный человек; подай совет нам,

Как поступить?" – "А вот как, – им Иван

Царевич отвечал. – Пущу стрелу,

А вы за ней бегите; с места ж, где

Она на землю упадет, обратно

Пуститесь взапуски ко мне; кто первый

Здесь будет, тот возьмет себе на выбор

Два клада; а другому взять один.

Согласны ль вы?" – "Согласны", – закричали

Рогатые; и стали рядом. Лук

Тугой свой натянув, пустил стрелу

Иван-царевич: Лешие за ней

Помчались, выпуча глаза, оставив

На месте скатерть, шапку и дубинку.

Тогда Иван-царевич, взяв под мышку

И скатерть и дубинку, на себя

Надел спокойно шапку-невидимку,

Стал невидим и сам и конь и дале

Поехал, глупым Лешаям оставив

На произвол, начать ли снова драку

Иль помириться. Богатырский конь

Поспел еще до захожденья солнца

В дремучий лес, где обитала Баба

Яга. И, въехав в лес, Иван-царевич

Дивится древности его огромных

Дубов и сосен, тускло освещенных

Зарей вечернею; и все в нем тихо:

Деревья все как сонные стоят,

Не колыхнется лист, не шевельнется

Былинка; нет живого ничего

В безмолвной глубине лесной, ни птицы

Между ветвей, ни в травке червяка;

Лишь слышится в молчанье повсеместном

Гремучий топот конский. Наконец

Иван-царевич выехал к избушке

На курьих ножках. Он сказал: "Избушка,

Избушка, к лесу стань задом, ко мне

Стань передом". И перед ним избушка

Перевернулась; он в нее вошел;

В дверях остановясь, перекрестился

На все четыре стороны, потом,

Как должно, поклонился и, глазами

Избушку всю окинувши, увидел,

Что на полу ее лежала Баба

Яга, уперши ноги в потолок

И в угол голову. Услышав стук

В дверях, она сказала: "Фу! фу! фу!

Какое диво! Русского здесь духу

До этих пор не слыхано слыхом,

Не видано видом, а нынче русский

Дух уж в очах свершается. Зачем

Пожаловал сюда, Иван-царевич?

Неволею или волею? Доныне

Здесь ни дубравный зверь не проходил,

Ни птица легкая не пролетала,

Ни богатырь лихой не проезжал;

Тебя как бог сюда занес, Иван

Царевич?" – "Ах, безмозглая ты ведьма!

Сказал Иван-царевич Бабе

Яге. – Сначала накорми, напой

Меня ты, молодца, да постели

Постелю мне, да выспаться мне дай,

Потом расспрашивай". И тотчас Баба

Яга, поднявшись на ноги, Ивана

Царевича как следует обмыла

И выпарила в бане, накормила

И напоила, да и тотчас спать

В постелю уложила, так примолвив:

"Спи, добрый витязь; утро мудренее,

Чем вечер; здесь теперь спокойно

Ты отдохнешь; нужду ж свою расскажешь

Мне завтра; я, как знаю, помогу".

Иван-царевич, богу помолясь,

В постелю лег и скоро сном глубоким

Заснул и проспал до полудня. Вставши,

Умывшися, одевшися, он Бабе

Яге подробно рассказал, зачем

Заехал к ней в дремучий лес; и Баба

Яга ему ответствовала так:

"Ах! добрый молодец Иван-царевич,

Затеял ты нешуточное дело;

Но не кручинься, все уладим с богом;

Я научу, как смерть тебе Кощея

Бессмертного достать; изволь меня

послушать; на море на Окияне,

На острове великом на Буяне

Есть старый дуб; под этим старым дубом

Зарыт сундук, окованный железом;

В том сундуке лежит пушистый заяц;

В том зайце утка серая сидит;

А в утке той яйцо; в яйце же смерть

Кощеева. Ты то яйцо возьми

И с ним ступай к Кощею, а когда

В его приедешь замок, то увидишь,

Что змей двенадцатиголовый вход

В тот замок стережет; ты с этим змеем

Не думай драться, у тебя на то

Дубинка есть; она его уймет.

А ты, надевши шапку-невидимку,

Иди прямой дорогою к Кощею

Бессмертному; в минуту он издохнет,

Как скоро ты при нем яйцо раздавишь,

Смотри лишь не забудь, когда назад

Поедешь, взять и гусли-самогуды:

Лишь их игрою только твой родитель

Демьян Данилович и все его

Заснувшее с ним вместе государство

Пробуждены быть могут. Ну, теперь

Прости, Иван-царевич; бог с тобою;

Твой добрый конь найдет дорогу сам;

Когда ж свершишь опасный подвиг свой,

То и меня, старуху, помяни

Не лихом, а добром". Иван-царевич,

Простившись с Бабою Ягою, сел

На доброго коня, перекрестился,

По молодецки свистнул, конь помчался,

И скоро лес дремучий за Иваном

Царевичем пропал в дали, и скоро

Мелькнуло впереди чертою синей

На крае неба море Окиян.

Вот прискакал и к морю Окияну

Иван-царевич. Осмотрясь, он видит,

Что у моря лежит рыбачий невод

И что в том неводе морская щука

Трепещется. И вдруг ему та щука

По-человечьи говорит: "Иван

Царевич, вынь из невода меня

И в море брось; тебе я пригожуся".

Иван-царевич тотчас просьбу щуки

Исполнил, и она, хлестнув хвостом

В знак благодарности, исчезла в море.

А на море глядит Иван-царевич

В недоумении; на самом крае,

Где небо с ним как будто бы слилося,

Он видит, длинной полосою остров

Буян чернеет; он и недалек;

Но кто туда перевезет? Вдруг конь

Заговорил: "О чем, Иван-царевич,

Задумался? О том ли, как добраться

Нам до Буяна острова? Да что

За трудность? Я тебе корабль; сиди

На мне, да крепче за меня держись,

Да не робей, и духом доплывем".

И в гриву конскую Иван-царевич

Рукою впутался, крутые бедра

Коня ногами крепко стиснул; конь

Рассвирепел и, расскакавшись, прянул

С крутого берега в морскую бездну;

На миг и он и всадник в глубине

Пропали; вдруг раздвинулася с шумом

Морская зыбь, и вынырнул могучий

Конь из нее с отважным седоком;

И начал конь копытами и грудью

Бить по водам и волны пробивать,

И вкруг него кипела, волновалась,

И пенилась, и брызгами взлетала

Морская зыбь, и сильными прыжками,

Под крепкие копыта загребая

Кругом ревущую волну, как легкий

На парусах корабль с попутным ветром,

Вперед стремился конь, и длинный след

Шипящею за ним бежал змеею;

И скоро он до острова Буяна

Доплыл и на берег его отлогий

Из моря выбежал, покрытый пеной.

Не стал Иван-царевич медлить; он,

Коня пустив по шелковому лугу

Ходить, гулять и траву медовую

Щипать, пошел поспешным шагом к дубу,

Который рос у берега морского

На высоте муравчатого холма.

И, к дубу подошед, Иван-царевич

Его шатнул рукою богатырской,

Но крепкий дуб не пошатнулся; он

Опять его шатнул – дуб скрипнул; он

Еще шатнул его и посильнее,

Дуб покачнулся, и под ним коренья

Зашевелили землю; тут Иван-царевич

Всей силою рванул его – и с треском

Он повалился, из земли коренья

Со всех сторон, как змеи, поднялися,

И там, где ими дуб впивался в землю,

Глубокая открылась яма. В ней

Иван-царевич кованый сундук

Увидел; тотчас тот сундук из ямы

Он вытащил, висячий сбил замок,

Взял за уши лежавшего там зайца

И разорвал; но только лишь успел

Он зайца разорвать, как из него

Вдруг выпорхнула утка; быстро

Она взвилась и полетела к морю;

В нее пустил стрелу Иван-царевич,

И метко так, что пронизал ее

Насквозь; закрякав, кувырнулась утка;

И из нее вдруг выпало яйцо

И прямо в море; и пошло, как ключ,

Ко дну. Иван-царевич ахнул; вдруг,

Откуда ни возьмись, морская щука

Сверкнула на воде, потом юркнула,

Хлестнув хвостом, на дно, потом опять

Всплыла и, к берегу с яйцом во рту

Тихохонько приближась, на песке

Яйцо оставила, потом сказала:

"Ты видишь сам теперь, Иван-царевич,

Что я тебе в час нужный пригодилась".

С сим словом щука уплыла. Иван

Царевич взял яйцо; и конь могучий

С Буяна острова на твердый берег

Его обратно перенес. И дале

Конь поскакал и скоро прискакал

К крутой горе, на высоте которой

Кощеев замок был; ее подошва

Обведена была стеной железной;

А у ворот железной той стены

Двенадцатиголовый змей лежал;

И из его двенадцати голов

Всегда шесть спали, шесть не спали, днем

И ночью по два раза для надзора

Сменяясь; а в виду ворот железных

Никто и вдалеке остановиться

Не смел; змей подымался, и от зуб

Его уж не было спасенья – он

Был невредим и только сам себя

Мог умертвить: чужая ж сила сладить

С ним никакая не могла. Но конь

Был осторожен; он подвез Ивана

Царевича к горе со стороны,

Противной воротам, в которых змей

Лежал и караулил; потихоньку

Иван-царевич в шапке-невидимке

Подъехал к змею; шесть его голов

Во все глаза по сторонам глядели,

Разинув рты, оскалив зубы; шесть

Других голов на вытянутых шеях

Лежали на земле, не шевелясь,

И, сном объятые, храпели. Тут

Иван-царевич, подтолкнув дубинку,

Висевшую спокойно на седле,

Шепнул ей: "Начинай!" Не стала долго

Дубинка думать, тотчас прыг с седла,

На змея кинулась и ну его

По головам и спящим и неспящим

Гвоздить. Он зашипел, озлился, начал

Туда, сюда бросаться; а дубинка

Его себе колотит да колотит;

Лишь только он одну разинет пасть,

Чтобы ее схватить – ан нет, прошу

Не торопиться, уж она

Ему другую чешет морду; все он

Двенадцать ртов откроет, чтоб ее

Поймать, – она по всем его зубам,

Оскаленным как будто напоказ,

Гуляет и все зубы чистит; взвыв

И все носы наморщив, он зажмет

Все рты и лапами схватить дубинку

Попробует – она тогда его

Честит по всем двенадцати затылкам;

Змей в исступлении, как одурелый,

Кидался, выл, кувыркался, от злости

Дышал огнем, грыз землю – все напрасно!

Не торопясь, отчетливо, спокойно,

Без промахов, над ним свою дубинка

Работу продолжает и его,

Как на току усердный цеп, молотит;

Змей наконец озлился так, что начал

Грызть самого себя и, когти в грудь

Себе вдруг запустив, рванул так сильно,

Что разорвался надвое и, с визгом

На землю грянувшись, издох. Дубинка

Работу и над мертвым продолжать

Свою, как над живым, хотела; но

Иван-царевич ей сказал: "Довольно!"

И вмиг она, как будто не бывала

Ни в чем, повисла на седле. Иван

Царевич, у ворот коня оставив

И разостлавши скатерть-самобранку

У ног его, чтоб мог усталый конь

Наесться и напиться вдоволь, сам

Пошел, покрытый шапкой-невидимкой,

С дубинкою на всякий случай и с яйцом

В Кощеев замок. Трудновато было

Карабкаться ему на верх горы;

Вот, наконец, добрался и до замка

Кощеева Иван-царевич. Вдруг

Он слышит, что в саду недалеко

Играют гусли-самогуды; в сад

Вошедши, в самом деле он увидел,

Что гусли на дубу висели и играли

И что под дубом тем сама Елена

Прекрасная сидела, погрузившись

В раздумье. Шапку-невидимку снявши,

Он тотчас ей явился и рукою

Знак подал, чтоб она молчала. Ей

Потом он на ухо шепнул: "Я смерть

Кощееву принес; ты подожди

Меня на этом месте; я с ним скоро

Управлюся и возвращусь; и мы

Немедленно уедем". Тут Иван