Текст книги "Наль и Дамаянти"

Автор книги: Василий Жуковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

3

Боги, покинув Видарбу и в небо свое возвращаясь,

Встретили адского бога Кали. Провожаем Двепарой,

Странствовал он по земле. «Куда направляешь ты путь свой?» —

Индра спросил. «В Видарбу, – Кали отвечал. – Дамаянти

Будет моею женою; мне в мысли пришло, что я должен

Ею быть выбран». С улыбкой ответствовал Индра: «Уж выбор

Сделан; ты опоздал; при нас она поклялася

В верности Налю». Кали, услышав от Индры такую

Весть, воскликнул в кипении гнева: «Когда Дамаянти

Смертного мужа посмела богам предпочесть, то над нею

Страшно должна отмщена быть такая обида». На это

Боги света мрачным богам отвечали: «По воле

Нашей выбор свершился в Видарбе; и млад и прекрасен

Наль лишь одною б лишенною смысла он мог быть не избран,

Он, непорочный, уставов святых постоянный блюститель,

Книг духовных внимательный чтец, своим правосудно

Правящий царством; он, у которого в доме усердно

Приняты с почестью, с сладко-душистыми жертвами боги;

Он, правдивый, твердый и кроткий, людьми и богами

Чтимый; он, строгий обетов хранитель, он, одаренный

Набожным сердцем, великой душою, смиреньем и силой;

Он, в котором терпенье, умеренность, благость в единый

Образ божественной прелести слиты… Кали, кто враждует

С праведным Налем, тот скройся в пропасти ада, на муку

Вечную». Так отвечав, удалилися боги на небо.

Видя богов удалившихся, с злобной усмешкой Двепаре

Молвил Кали: «Не прощу никогда я обиды; теперь же

В Наля вселюсь, чтоб его, ненавистного, ввергнуть в погибель;

Ты же, Двепара (ведь знаем давно мы, какой он горячий

В кости игрок), поселися в костях и будь мне помощник».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

С замыслом злобным своим притаился в обители царской

Наля коварный Кали. Он все выжидал, чтоб удобный

Случай открылся ему совершить предприятое; шесть лет

Ждал он напрасно; в седьмой год предстал наконец благосклонный

Случай: ко сну отходя, позабыл совершить очищенье

Царь, и в тело нечистое дух нечистый вселился.

В сердце Наля проникнул Кали, и святое жилище

Мирной невинности сделалось мутно от злых помышлений

Был у Наля сводный брат Пушкара. Далеко

Жил он в своем городке, небогатым участком довольный;

Хитрый Кали, овладевши сердцем смиренного Наля,

Вот что сказал в сновиденье Пушкаре: «Возьми ты скорее

Кости, и к Налю иди, и игру о царстве Нишадском

С ним заведи, и будет твоим Нишадское царство;

Весь проиграется Наль». Пушкара, прельщенный нечистым

Духом, взял кости, в которых уже скрывался Двепара,

К Налю явился и вызвал его на игру; загорелся

Бешеной страстью Наль, запрыгали кости, и смертный

Бой начался; и царь, как безумный, ставил на кости

Все: драгоценные камни, золото, утварь, одежды.

Замки и земли, и все, одно за другим, ослепленный

Хитрым врагом, он проигрывал. Тщетно его Дамаянти

Бросить игру умоляла; ее он не слушал. Смутились

Все приближенные, все вельможи, весь двор, все граждане;

Вот Дамаянти слышит, что все они собралися

В царском дворце, чтоб царю объявить, как сильно тревожит

Их злоключенье такое; и в горьких слезах Дамаянти

Так сказала царю: «В твоей обители весь твой

Верный нишадский народ собрался, и ждет, и желает

Светлые очи увидеть твои; покажися, ответствуй

Им на любовь их вниманием царским». И слезы бежали

Быстро из глаз Дамаянти, но царь не внимал ей, враждебной

Силою мрачного духа объятый. И двор и граждане,

Видя, что Наль их моленья отверг, разошлись, помышляя

С горем глубоким и тяжким стыдом: он боле не царь нам!

Кости же тою порой как живые летали; все жарче

Бой разгорался, и царь проигрывал с каждым ударом.

2

Видя, что муж от игры был совсем без ума, Дамаянти

Стала думать о том, каким бы средством от близкой,

Им обоим грозящей беды защититься; но трудным

Ей показалось спасенье; безумный Наль поминутно

Область за областью брату проигрывал. Вот Дамаянти

С горем сказала кормилице старой своей Врихазене,

Чтимой всеми в доме царевом, советнице умной:

«Друг мой, кормилица, слушай; ко мне собери поскорее

Всех советников царских; мне должно с ними исчислить,

Сколько богатства проиграно, что еще нам осталось».

Вот собралися советники; их повела Дамаянти

К Налю, который играл беспробудно. К нему приступила

С ними царица и, плача, выслушать их умоляла.

Но очарованный Наль был глух, и слеп, и бесчувствен;

Он не взглянул на нее, не сказал ей ни слова,

Все продолжал по-прежнему с братом играть и стоявших

В горе и страхе пред ним вельмож не приметил. Утратив

Всю надежду, они с содроганьем оставили царский

Дом. Царица же долго в лицо безумному Налю

С страхом смертельным смотрела; а между тем роковые,

Налю враждебные, брагу его благосклонные кости

Стуком своим беспрестанным и пуще ее ужасали.

«Слушай, кормилица (так, наконец, Дамаянти сказала

Верной своей Врихазепе), беда наступила; скорее

Кликни Варшнею, правителя коней царевых». Когда же

К ней явился Варшнея, устами, сладчайшими меда,

Вот что ему Дамаянти сказала: «Варшнея, сопутник

Верный царя, послужи ему и теперь в наступившем

Бедствии: видишь, что каждый проигрыш с новой

Силой в нем страсть к игре разжигает, что кости как будто

Против него заодно с Пушкарой; мой царь обезумлен

Духом враждебным; забыл о народе, о ближних, не внемлет

Даже и мне; всему причиною кости; в них скрыта

Адская сила, а сам он невинен. Послушай, мой добрый,

Верный Варшнея, исполни мое повеленье: всечасно

Жду со страхом и трепетом я, что царь мой погибнет,

Все проиграв; но еще не проиграны царские кони

Быстролетучие; сядь в колесницу его и немедля,

Прежде чем наша погибель вполне совершилась, в Видарбу

К Биме, отцу моему, детей отвези; поклонися

Сродникам всем и знакомым моим; когда же отдашь ты

Все, и сироток моих и царских коней с колесницей,

Биме, тогда ты будешь волен иль остаться в Видарбе

Или идти в иную какую землю, куда ты

Сам пожелаешь». Варшнея, верный правитель царевых

Коней, выслушав то, что ему Дамаянти сказала,

Созвал советников царских; когда же и те согласились

С умным желаньем царицы, то, взяв детей, он поехал

С ними в Видарбу. Там, снявши детей с колесницы,

Отдал их Биме, потом родным и знакомым царицы

Всем от нее поклонился, потом, печалимый тяжкой

Участью Наля, пошел в свой путь и, в Айоду пришедши,

В службу вступил к царю Ритуперну правителем коней.

3

Был уж далеко Варшнея, когда у несчастного Наля

Выиграл злой Пушкара все царство. С насмешкою колкой

Брату сказал он: «Ты весь проигрался; посмотрим,

Что ты теперь поставишь на кости; одна Дамаянти

Только и есть у тебя; твое же добро остальное

Все мое; отведаем счастья. Чьею женою

Быть должна Дамаянти, твоею или моею?»

Это услышав, Наль содрогнулся, вздохнул и ни слова

Не был в силах промолвить; но, мрачно взглянувши на брата,

Снял с себя все уборы и, только одно сохранивши

Бедное платье, нищий, ограбленный, царь благородный

Вышел смиренно из царского дома, несметных сокровищ

Полного; следом за ним, без роптанья судьбе покоряся,

Также одно лишь платье сберегши, пошла Дамаянти.

Ночь они провели без ночлега; под смертною казнью

Их принимать запретил Пушкара гражданам Нишады;

Новый царь был страшен, и так ни единый из прежних

Подданных не дал приюта царю бесприютному. Близко

Города, голод и жажду терпя, одним безотрадным

Горем богатый, три дня и три ночи сряду скитался

Наль; потом он дале пошел, печальный, голодный;

Следом за ним пошла Дамаянти; для скудныя пищи

Ягоды рвали они и рыли коренья. Прошло уж

Несколько дней печального странствия; голод жестоко

Мучил однажды обоих. Вдруг две златокрылые птички

Сели на травке близ самого Наля. «Нам будет сегодня

Пища», – сказал он, тихонько подкрался к птичкам и, снявши

С плеч последнее платье свое, им поспешно накрыл их.

Что же? С ним вместе птички взвились на воздух и, видя,

Как изумлен был Наль, совсем обнаженный, запели:

«Знаешь ли, кто мы, безумный? Мы кости, мы кости! нарочно

Мы сюда прилетели, чтоб взять у тебя остальное

Платье; нам было досадно, что ты, совсем проигравшись,

С платьем еще оставался. Прости, безрассудный; счастливый

Путь!» И птички исчезли. Наль сказал: «Дамаянти,

Те, от которых такую беду я терплю, кто лишили

Царства, покоя и счастья меня, от которых не смеет

Ныне меня принимать ни один из нишадцев, – под видом

Птиц златокрылых сюда прилетали, дабы остальное

Платье похитить мое. И теперь я, сил и рассудка

Горем лишенный, тебе самой, Дамаянти, на выбор

Все отдаю. Та дорога ведет по горам Ришаванским

Прямо в Авантскую землю; здесь по склоненью Виндийских

Гop, вдоль излучистой светло-шумящей Пайошни проникнешь

В те места, где отшельники в кельях святых обитают;

Здесь же дорога в Видарбу». Так Наль говорил; но рыданье

Грудь Дамаянти спирало, и слезы лились по прекрасным,

Бледным щекам. Она ему отвечала чуть слышным

Голосом: «Сердце мое замирает, и я от печали

Вся цепенею при мысли одной о том, что так сильно

В этот миг тебя, о возлюбленный друг мой, тревожит.

Царства лишенный, счастье утративший, голодом, жаждой,

Всякой нуждою томимый, царей красота, мой единый;

Друг, как мог пожелать ты, как мог ты подумать, чтоб было

Мне возможно покинуть тебя, от тебя отказаться?

Нет, мой прекрасный, тебя, изнуренного голодом, жаждой,

Горем о счастье погибшем томимого, буду и в диком

Лесе и в знойной степи утешать я и словом и взглядом.

Знай, что нет для души и для тела вернее лекарства

Верной жены». – «О! правда твоя, Дамаянти,  – с улыбкой

Наль ответствовал, – нет для несчастного лучше лекарства

Верной, любящей жены. Я с тобой не расстанусь; могло ли

В ум твой войти подозренье такое? Скорее с своею

Жизнью расстануся я, чем с тобою, сокровище жизни».

«Друг, для чего же ты мне говоришь о дороге в Видарбу?

О, мне страшно! о свет мой прекрасный, останься со мною!

Будешь себя самого ненавидеть, меня потерявши.

Нет, мой друг, не указывай мне на эти дороги;

Вся душа во мне замирает от горя и страха.

Если же. хочешь, чтоб к сродникам я возвратилась в Видарбу,

Вместе пойдем; видарбинский царь, родитель мой, Бима,

Радостно примет тебя и твоим утешителем будет;

В почести будешь со мною ты жить под отеческой кровлей».

Наль отвечал: «Дамаянти, сомнения нет, что отец твой

Радостно примет меня и пристанище даст мне в Видарбе;

Но, бесприютный и нищий, туда не пойду я. Могучим,

Славным, богатым, подателем счастья тебе я оттуда

Вышел; могу ли туда возвратиться бессильным, бесславным,

Нищим, счастия жизни твоей разрушителем? Лучше

Вместе с тобою, о светлый мой ангел, пойду в одинокий

Путь по горам, по долинам, питаяся воздухом, жажду

Свежей росой утоляя, чтоб только лишь солнце и месяц

Ныне нас страждущих видели, прежде нас видев блаженных».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Так утешал сокрушенную спутницу Наль; Дамаянти,

Нежно к нему прижимаясь, одела его половиной

Скудной одежды своей; и так под одним покрывалом,

Голод и жажду терпя, дорогою трудной достигли

Оба к низенькой хижине, лесом густым окруженной;

Там, утомленные, пылью покрытые, царь и царица

Друг подле друга легли на голой земле без подушки.

Наль заснул, и скоро глубоким сном Дамаянти

Также заснула. Но сон царя злополучного длился

Мало; тяжесть лежала на сердце его; пробудившись,

Стал он думать о царстве своем, о потерянном счастье;

Странствие в диких лесах и степях его ужасало;

Ум его помутился. «Что за судьба! – про себя он

Так говорил, – не лучше ль мне смерть, чем изгнанье и бедность?

Эта ж несчастная, мне себя посвятившая… должно ль

Ей без вины разделять мое заслуженное горе?

Розно со мною она к родным возвратится; со мною ж

Вместе уделом ей будет страданье одно; так не лучше ль

Нам расстаться?» Так он все думал, думал, и скоро

В нем утвердилася мысль, что ему Дамаянти покинуть

Должно. «Где бы она ни была, – он сказал, – никакая

Вражья рука ей, небесно прекрасной, божественно чистой,

Зла приключить не дерзнет; опасность может грозить ей

Только там, где буду с ней я, на беду обреченный».

Так он, врагом обуянный, знакомился с мыслью разлуки.

«Как же мне быть? – наконец он сказал. – Я наг; уж не взять ли

Мне половину платья ее? Но могу ли то сделать

Так, чтоб она не проснулась?» И он бродил в нерешимых

Мыслях около хижины; вдруг на земле он увидел

Ржавый кинжал без ножон; поспешно, с радостью дикой

Этот кинжал он схватил, и им половину отрезал

Платья у спящей жены, и той половиной покрылся.

После, как будто в испуге, зажавши глаза, побежал он

Прочь, но скоро назад возвратился и горько заплакал,

Глядя на спящую. «Та, на которую ветер холодный

Дунуть не смел, которую знойное солнце не смело

Жарким лучом потревожить, краса молодая, услада

Жизни моей, подобно безумной, в обрезанном платье

Здесь на жестком камне лежит. О, ангел небесный,

Свет души, Дамаянти, что будет с тобою, когда ты

Боле меня не найдешь? О, дочь прекрасная Бимы,

Как же ты будешь бродить, не имея защитника в диком

Лесе, где львы и тигры живут, где змеи гнездятся?

О, вы, боги земные, боги воздушные, духи

Гор и пещер, охраняйте ее прекрасную младость!

Самый же верный ей щит – ее непорочность святая!»

Так сказав, опять удаляется Наль от беспечно

Спящей спутницы, снова приходит, снова уходит,

Плача, терзаясь, то сильным врагом, то любовью влекомый.

Но, наконец, Кали одолел: трепещущий, бледный,

Тяжко стеная, чуть движа ногами, пошел он и скоро

Скрылся, и в диком лесу одна Дамаянти осталась.

2

Только что Наль удалился, очи свои Дамаянти

С ясной улыбкой открыла; ищет его, озираясь

Робко по всем сторонам… когда же нигде не нашелся

Друг желанный, то страх предвещательный душу пронзил ей;

Вдруг она закричала отчаянно – жалобным криком:

«Наль!» – но ответа ей не было. «Царь мой, – она возопила, —

Мой повелитель, защитник, мой спутник, ужели

Мог ты покинуть меня в такой бесприютной пустыне?

Я умру от страха в этом лесу; возвратися,

Наль, мой друг, мой желанный! Ужели меня обманул ты?

Мог ли ты слово нарушить свое и меня, беззаботно

Спящую, кинуть? О, где ты? куда ты, в какую

Сторону, милый, пошел? Подожди, возвратися; как мог ты

Бросить жену, полжизни твоей? Иль над нею, невинной,

Хочешь отметить чужую вину? Но вспомни же, что ты

Ей обещал в присутствии вечных богов? О! теперь я постигла

В горе моем, что нам умереть в не указанный свыше

Час нельзя – иначе могла ли б прожить я единый

Миг, потерявши тебя? О нет, ты только пугаешь

Шуткой меня; перестань же, мой друг; от шуток подобных

Стынет кровь и мертвеет душа; я робка; воротися;

О! я знаю, ты близко, ты скоро покажешься; дай же

Светлые очи твои мне увидеть! О, где ты? В какую

Чащу лесную ты скрылся, чтоб душу мою растревожить?

Ах! но если ты вправду со мною расстался и если

Боле ко мне не придешь и мне не подашь в утешенье

Руку, то я не себя оплакивать буду; я буду,

Милый, скорбеть о тебе; ты один; что будет с тобою,

Всеми на свете оставленным, грустным, усталым, голодным,

Жаждущим? О, мой милый, что будет, что будет с тобою

В те минуты, когда ты, меня уж не видя очами,

Будешь видеть душою и будешь звать, и нельзя уж

Будет дозваться меня, и уж боле меня ты не встретишь?…»

Так говорила в печали своей Дамаянти, то плача

Горько, то падая с тяжким рыданьем на землю, то с громким

Криком с земли подымаясь и лес наполняя стенаньем.

Вот после долгого плача, рыданья, крика и стона,

С чувством живого к нему сожаленья, она возопила:

«Кто бы ни был тот враг, чья зависть и злоба такое

Зло приключили царю моему, пускай испытает

Он, ненавистный, сугубое зло; пускай искуситель,

Чистую душу царя моего увлекший в такое

Дело, все муки мои в свою нечистую душу

Примет». Так проклявши врага, по дикому лесу,

Полному злых людей и чудовищ, пошла Дамаянти

Медленным шагом куда глядели глаза и твердила

Грустною горлицей: «Милый, возлюбленный, где ты?», и слезы

Градом катились из глаз, и грудь разрывалась от вздохов.

Вдруг на нее с высокого дерева кинулась с страшным

Свистом змея, голодная, длинная, жадно добычу,

В ветвях древесных склубившись, стерегшая. Сжатая в крепких

Кольцах чудовища, только о милом своем Дамаянти

В час погибели думала. «Где ты? – она восклицала. —

Друг, поспеши на помощь ко мне, погибающей; горько

Горько будет подумать тебе, когда возвратишься

Снова на царство, избегнув от бед, что меня ты покинул

Так беззащитно в лесу на погибель. Отныне кто будет

О мой царь, тебя, одинокого странника, в темном

Лесе, в знойной степи, утомленного горем, болезнью,

Голодом, жаждой томимого, в зной полуденный, в жестокий

Холод ночной утешать, ободрять и покоить? Меня уж

В свете не будет…» Но жалобный стон Дамаянти услышал

Шедший вблизи звероловец. Он кинулся к ней и, нацелив

Метким копьем, змею умертвил. Спасена Дамаянти.

Выпутав нежные члены ее из губительных колец,

Он с удивленьем спросил: «Откуда, красавица, кто ты?

Дева с глазами живой антилопы, какою судьбою

В эту пустыню эашла ты и вверглась в такую опасность?»

С грустно-приветной улыбкой повесть свою Дамаянти

Всю простодушно ему рассказала. Ее пред собою

Видя полуобнаженную, с девственно полною грудью,

С стройно-воздушным станом, с устами цветущими, в пышном

Шелковых черных волос покрывале, с ярким блистаньем

Черных глаз под бровями, прекрасною, тонкой дугою

Их осенившими, он во мгновение зверской любовью

Вспыхнул; и взором бесстыдным ее пожирал он, и руки

Около гибкого стана обвить он хотел, и рвался он

К чистым устам, чтоб их осквернить поцелуем. Но гневом

Очи ее, как небесная молния, вспыхнули; грозно

Душу пронзающий взор на него она устремила.

«Если то воля бессмертных, чтоб мною владел без раздела

Данный мне ими супруг, то теперь же пади бездыханен,

Враг ненавистный, на землю!» – сказала она, и лишь только

Гневное слово язык произнес, как уже святотатец

Мертв перед нею лежал, убитый ее заклинаньем.

3

Чудом спасенная, снова пошла Дамаянти пустынным

Лесом вперед, и чем далее шла, тем мрачней становился

Лес; деревья сплеталися ветвями; мошки, густою

Тучей клубяся, жужжали; рыкали львы, и ужасный

В хворосте шорох от тигров, буйволов, рысей, медведей

Слышался ей; нигде дороги не было; всюду

Падшие гнили деревья; меж трупами их пробивались

Дикие травы, в которых, шипя, ворочались змеи;

Вправе и влеве, в кустах и в вершинах дерев раздавались

Крики орлов плотоядных, и хлопали крыльями совы.

Лес, наконец, уперся в высокую гору, где жили

С давних лет великаны и карлы, которой вершина

В небо вдвигалась, а темное чрево хранилищем редких

Камней было. Там чудно скалы на скалы громоздились;

Были живым серебром по бокам их ключи; водопады

Мчались, сверкали, кипели, ревели меж скал; неподвижно

Черная тень лежала в долинах, и ярко блистали

Голые камни вершин; в бездонно-глубоких пещерах

Грозно таились драконы и грифы. Такою дорогой

Шла Дамаянти, сама не зная куда, с неизменной

Верностью к другу, ей изменившему, с сердцем смиренным,

С чистым в душе целомудрием, с верой, не знающей страха;

Шла она, шла и пришла в пустынное место; и в грустных

Мыслях о друге далеком младые уста растворила

К жалобе нежной и так, поминая его, говорила:

«Где ты, царь благородный, нишадец прекрасный, могучий?

Где ты? Куда ты пошел, мой владыка, покинув в безлюдном

Месте меня без защиты? Скажи мне, как мог ты, усердный

Жертв приноситель богам, позабыть о нашем союзе?

Ведды читатель, как мог ты обет свой нарушить? Как можешь

Добрым молиться богам, повелевшим тебе быть защитой

Данной ими жены, как и мне они повелели

Следовать в самую смерть за владыкой моим? О! Зачем ты

Слово нарушил? Виной ли какою я то заслужила?

Или тебе не жена я? Скажи же, ответствуй: зачем ты

Так жестоко отрекся меня, обещав мне иное?

Или открой мне, где ты теперь веселишься, оставив

В горе меня безутешном? Ответствуй, куда ты, нишадский

Царь, ушел? По тебе твоя видарбинка тоскует;

Сын Виразены могучего, дочь благодушного Бимы

Кличет тебя; о Наль мой, откликнись твоей Дамаянти —

Голос подай ей в этой пустыне; ей здесь угрожает

Леса властитель, кровавый, голодный тигр; неужели

Ты ответа не дашь мне, грустящей, плачущей, ждущей,

Брошенной, слабой, иссохшей от голода, пылью покрытой,

Ночью и днем бесприютной, одежды лишенной, бродящей

В страхе, как матки лишенная лань? Неужели ко мне ты,

Друг, не придешь? Я зову, но дозваться тебя не могу я;

Всюду с тобой лишь одним говорю, а ты безответен;

Ты, из людей благороднейший, блеском очей, величавой

Стройностью стана, лица красотою божественный, где ты?

Где ты? И где тот, кому б мне сказать: Не видал ли ты Наля?

Кто б мне отрадное слово промолвил в ответ: Твой прекрасный,

Твой желанный, о ком ты так плачешь, так сетуешь, близко! —

Вот бежит владыка лесов, острозубый, могучий

Тигр; я без страха к нему подойду и скажу: благородный

Тигр, владыка лесов, я царская дочь Дамаянти,

Светлого Наля жена, одинокая, сирая, в горе,

В страхе, в нужде, за ним безотрадно бродящая; где он?

Если ты знаешь об этом, зверей повелитель, скажи мне;

Если же нет, то скорее меня растерзай, чтоб от муки

Душу мою исцелить. Но, мои молящие вопли

Слыша, зверей повелитель к реке, впадающей в море,

Мимо, ответа не дав мне, из лесу уходит. Я вижу,

Там подымается, в небо упершись вершиной, обвитый

Пышным венцом из дерев и кустов благовонных, цветами

Ярко пестреющий, солнечно-блещущий, слитый из твердых

Скал, насквозь просиянный металлами, рек и потоков

Древний отец, лесов неприступная башня, пустыни

Сторож, владыка гор, – подойду и скажу: о владыка

Гор первозданный, спокойно-блаженный, прохладно-росистый,

Тучеподобный, земли подпиратель, тебе поклоняюсь;

Слезно тебя, о, великий, молю, скажи: не видал ли

Наля? Я дочь благодушного Бимы-царя, Дамаянти;

Сын Виразены, Наль Пуньялока, супруг мой, Нишады

Царь богомудрый, глубоко постигнувший Ведду святую,

Чистый и мыслью, и словом, и делом гонимых защитник,

Зла истребитель, сеятель благ, мне данный богами

Спутник, покинул меня, и, расставшися с ним, я рассталась

С жизнию. Ныне к тебе прихожу, многоглавный властитель

Гор, с высоты все объемлющий оком, скажи: не видал ли

Наля? Ответствуй, могучий создания первенец; словом

Сладкой надежды утешь сироту, как отец утешает

Дочь сокрушенную: где мой возлюбленный? где мой желанный?

Где мой прекрасный, мой более жизни мне милый сопутник?

Где мой царь, мой владыка, мой вождь, мой ангел-хранитель?

Рвется сердце к нему; по нем душа унывает;

Очи ищут его, и голоса милого жаждет

Слух, и грудь сгорает желаньем прижаться ко груди

Жаркой его… О! когда же придется услышать мне снова

Милое слово из сладостных Налевых уст: Дамаянти!»

Так говорила в своем сокрушенье с горою пустынной

Бедная царская дочь, но гора не дала ей ответа.