Текст книги "Голос погибшей планеты"

Автор книги: Василий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Василий Попов
ГОЛОС ПОГИБШЕЙ ПЛАНЕТЫ
Фантастическая повесть

Вместо предисловия

Я должен пояснить, что ко всей этой истории я имею косвенное, так сказать, касательное отношение. По своей специальности я инженер, человек весьма далекий от литературы, хотя и люблю в свободное время пообщаться с такими умными и добрыми людьми, как Чехов, Горький, Шолохов.

Прошлым летом я был включен в состав государственной комиссии по исследованию крупного метеорита, упавшего в озеро Бурун-нор. Описывать это событие считаю излишним, так как еще тогда в газетах были опубликованы подробные описания появления космического пришельца и его падения. Напомню только, что, когда мы извлекли из озера оплавленный неистовым жаром сизо-дымчатый металлический слиток, нас поразила его ярко выраженная каплеобразная форма. Дальнейшие исследования подтвердили смелое предположение, что мы имеем дело не с метеоритом, а с космическим кораблем. С огромным трудом нам удалось открыть входной люк корабля. Работать приходилось в специальных защитных костюмах ввиду повышенной радиации.

Как вам, наверное, известно, внутри корабля нами были обнаружены останки двух космонавтов, очевидно взрослого и ребенка. По заключению анатомов, строение их скелетов немногим отличается от человеческих. В космолете было найдено много различных механизмов и кибернетических устройств, которые сейчас исследуются специалистами. В том числе в наши руки попал овальный предмет, напоминающий шкатулку. Когда я повернул закрепленную на его поверхности фигурную ручку, предмет стал издавать тонкий, еле слышный прерывистый писк. Временами он был таким тонким, что человеческое ухо едва улавливало его.

Мы решили, что имеем дело со специальным звукозаписывающим устройством. Для расшифровки звуков пришлось привлечь МГЭМ-543 – Мыслящую и говорящую электронную машину – это проклятое исчадие кибернетики.

Начну с того, что этот МГЭМ-543 страшно самоуверенный и самовлюбленный тип, если можно называть типом металлическое чудовище, обтянутое пластиком и начиненное транзисторами, диодами, сопротивлениями и прочими кибернетическими премудростями. Он кичится тем, что клетки его электронной памяти хранят огромный запас информации по самым различным вопросам науки, техники, литературы и искусства, что он наделен уникальными способностями анализа и тончайшим музыкальным слухом. Его создатель академик Сочнов имел неосторожность сказать этому кибернетическому чудовищу, что объем его знаний больше, чем у десяти академиков. С того дня МГЭМ-543 стал со всеми, включая и академика Сочнова, разговаривать высокомерно-пренебрежительным тоном.

Но, если говорить по правде, то уловить тончайшие переливы комариного писка, издаваемого овальной шкатулкой, и расшифровать их смысл было по силам только МГЭМ-543. Эта задача еще осложнялась и тем, что звукозаписывающий прибор пострадал от радиационных излучений и высокой температуры. Однако МГЭМ-543 успешно преодолел все эти трудности, нашел ключ к пониманию инопланетной речи, перевел писк шкатулки на человеческий язык.

Но при этом особенно ярко выявилось, в чем именно этот нашпигованный самыми разнообразными сведениями механизм уступает человеку. МГЭМ-543 полностью лишен способности фантазировать и все подгоняет под привычные ему человеческие понятия.

Так, сверяя его первичный перевод с окончательным текстом, я вдруг обнаружил, что «треугольник окна» он заменил «прямоугольным окном». Я спросил МГЭМ-543, почему он сделал это исправление. Он возмущенно ответил:

– Неужели тебе не ясно?! Треугольных окон не бывает, они неудобны.

Меня поразило также, что все инопланетяне носили земные имена – Иван, Петр, Соня, Джон. И снова мой вопрос разгневал кибернетическое чудовище.

– Какой же ты бестолковый! – выкрикнул он. – Ну разве могут существовать такие имена: Со, Ва, Пе, До?

Не сомневаюсь в том, что и инопланетную обстановку он подогнал под привычные земные понятия – и вот над далекой планетой появилось солнце, дороги оказались покрытыми земным асфальтом, а по ним побежал вездеход.

Но думается мне, что такие чувства, как боль, гнев, любовь, горе, они одинаковы для всех мыслящих существ, схожих с человеком, на какой бы планете они ни обитали.

По мере возможности я выправил окончательный текст расшифровки по первичной, черновой записи. Но смог я это сделать только там, где налицо были исправления самого МГЭМ-543. Но, конечно, он и сами трагические события, о которых шел рассказ в звукозаписи, воспринимал так, как подсказывала ему заложенная в него земная логика. Поэтому инопланетяне у него мыслят земными категориями, действуют и говорят, как обитатели нашей планеты.

И все же, несмотря на несомненную неточность перевода, сами события, происшедшие на далекой планете в созвездии Эридана, настолько драматичны и поучительны, что я решил опубликовать перевод, сделанный МГЭМ-543.

Планета в огне

Рассказ офицера-космонавта старшего класса До

Трудно сказать, зачем и почему я принялся диктовать дурацкую историю моей жизни и историю гибели Желтой планеты. Чтобы заполнить страшную гнетущую тишину одиночества в бешено мчащемся звездолете? Чтобы предупредить кого-то от повторения трагических ошибок вершителей судеб моей планеты, которая когда-то звалась Жави-Радостной? Чтобы заглушить мучительную ломоту во всех органах тела, которые разрушаются радиацией?

Не знаю… Не знаю и того, дойдут ли мои слова до какого-либо живого существа или затеряются в космической беспредельности, сгорят вместе с моим звездолетом?

Но молчать я не могу.

Любопытно, что только сейчас на пороге смерти я начал думать и отдавать отчет в своих поступках. Раньше я просто жил, бездумно плыл по течению жизни, радуясь ее радостям и огорчаясь ее невзгодам. Наверное, так же жило большинство людей в моей Фиолетовой стране и во вражеской – Синей. Ведь если бы мы задумывались над тем, куда и к чему нас ведет прогресс, то, наверное, сумели бы предотвратить катастрофу.

Прошлое проносится передо мной, как кадры видеоленты.

Вот я мальчишка, сын швеи и рабочего-монтажника дорожных машин, первый раз бегу в школу. А вот уже мне вручают диплом об окончании школы и советуют учиться дальше, «как проявившему исключительные способности к наукам». Но после этого радостного, торжественного вечера дома отец со вздохом объясняет мне, что учиться дальше мне не придется – за высшее образование нужно платить. А наша семья и так с трудом сводит концы с концами. Бросая виноватые взгляды, отец обещает устроить меня учеником на тот же завод, где работает сам. И я с тяжелым сердцем соглашаюсь, потому что понимаю – другого выхода нет.

А на следующий день на главной улице нашего городка я вдруг замечаю большой яркий плакат. С него меня зовет румяный здоровяк в нарядной военной форме: «Хочешь увидеть мир, жить весело и интересно – вступай в армию Фиолетовой республики!»

Потом для меня началась сплошная полоса удач, которыми судьба просто осыпала меня. По здоровью и различным реакциям военная комиссия признала меня годным для поступления в Высшую школу военных космонавтов. Нарядная форма с золотыми шевронами и красивыми звездолетами на петлицах, восторженные девичьи глаза, интересные знакомства. Учеба мне давалась легко, даже к состоянию невесомости я привык очень быстро.

Затем состоялась незабываемая, такая счастливая для меня встреча. Вместе с моим другом и товарищем по учебе, здоровяком Ло, мы пошли в танцевальный зал и сразу же обратили внимание на очаровательную девушку. Она стояла с подругой возле второй колонны, тоненькая, стройная, белокурая, и, подняв голову, смеялась, показывая белые зубки. Мы оба бросились к девушке, чтобы пригласить ее на танец. Она с улыбкой окинула нас взглядом. И протянула руку мне.

Через месяц я и Ло стали офицерами-космонавтами младшего класса. А еще через три месяца, перед тем как отправиться к месту моей службы – на космодром Багана, мы с Ва поженились, тайком от ее родителей. «Медовый месяц», вернее, «медовую неделю» мы провели в маленькой гостинице на окраине города. И только в прощальное утро, когда я собирал вещи перед отправкой на аэродром, моя милая Ва буквально огорошила меня сообщением:

– А ты знаешь, что космической базой Багана, где ты будешь служить, командует мой милый папочка, офицер-космонавт высшего класса Со…

Я остолбенел от изумления и выронил из рук стакан из синего стекла.

Ва долго хохотала, но потом ласково прижалась ко мне и сказала:

– Не бойся, мой милый! Если мой папаша по званию офицер высшего класса, то я, наверное, наивысшего. Все будет хорошо! Только ты веди себя достойно…

На базу Багана мы прибыли вместе с Ло. Вместе с ним представились и начальнику базы, невысокому мрачноватому, совершенно лысому толстяку, ничем не похожему на свою милую дочку. Он произнес перед нами небольшую речь о нашем воинском долге, пожелал успешной службы и пожал нам руки своей вялой, пухлой ладошкой. И я подумал, что бы он сделал, если бы узнал, что перед ним стоит его зять.

Служба у нас была скучноватая, но легкая. Через день Ло и я поднимались на своих космосамолетах в стратосферу и барражировали границу с Синей республикой и раз в неделю, уже на космолетах, летали на спутник-астероид, где у нас находилась засекреченная наблюдательная база. Туда мы возили запасы сжиженного воздуха, продукты, техническое оборудование.

Окрестности нашей базы показались мне отлитыми из золота, еще не успевшего остыть. Здесь все было золотым – бесконечная россыпь песков, раскаленное небо, воздух, сверкающий горячей желтизной. В маленьком белом городке Багана под неправдоподобно вычурными пальмами ходили золотистые люди в белых одеждах – стройные, красивые, тонколицые и таинственные.

Наша база была расположена в десятке километров от города, там, где начиналась пустыня. Среди моря песка белыми кубиками были расставлены удобные маленькие домики – на две квартиры каждый. За ними высились громады ангаров, мастерских, складов, тянулись к небу радиомачты и настороженные ладони радаров, серебристыми лентами рассекали пески взлетно-посадочные полосы.

Я стал хозяином удобной трехкомнатной квартирки, в которой аппарат искусственного климата умерял адскую жару и из сетки душа мелодично падали прохладные водяные струи. В холодильнике всегда был холодный лимонад, пальмовое вино, коньяк.

Жизнь моя ничем не отличалась от жизней двух сотен других молодых офицеров-холостяков, летчиков-космонавтов, специалистов самых различных авиационных специальностей, радистов-телемехаников и метеорологов. Я жил как все, не стараясь отличиться и не задумываясь над своей жизнью: летал, вносил вклады на свой текущий счет, посмеивался и острил над нашим командиром, потным и сопящим Со. Офицер-космонавт высшего класса уже давно забыл, как водить ракету, как действуют рули самолета, но страшно любил хвастаться своими прошлыми подвигами. Мы снисходительно выслушивали надоедливую болтовню старого толстяка и между собой звали командира «старым бегемотом» и «пустым бочонком».

Но вскоре я узнал, что наш «старый бегемот» не так прост, как кажется. Оказалось, что он один из организаторов и главарей могущественного концерна по строительству «Счастливых городов» – подземных убежищ на случай атомной войны, что на его счет каждый месяц набегают крупные денежные поступления.

И тут я снова мысленно похвалил и мою милую Ва, и себя за то, что не открыли Со тайны нашего брака – ведь он бы тогда обязательно подумал, что я постарался подхватить не его дочь, а его деньги. Мы обменивались с Ва нежными письмами и ждали встречи. Письма она подписывала чужим, придуманным нами именем – Зо, Маленькая.

А потом мы с моим напарником Ло вдруг попали в герои. Во время патрульного полета над границей мы перехватили в воздухе залетевший к нам самолет синих и заставили его приземлиться на нашей территории. Самолет был старой конструкции, а летчик на нем настолько одурел от наркотиков, что оставалось только удивляться, как он не врезался в одну из гор, разделяющих в этом месте Фиолетовую и Синюю республики. Но нас всенародно объявили героями. В газетах расписывалось, какой упорный бой мы выдержали с нарушителями. Президент республики специальным рескриптом повысил нас в звании – произвел сразу в старшие офицеры-космонавты, минуя звание средних.

Когда мы с моим напарником Ло после оглашения приказа и бесчисленных поздравлений, сидя вдвоем в моей квартире, разглядывали собственные изображения в одной из газет и пили фруктовый сок со спиртом, Ло вдруг стукнул пальцем по газетной странице и проговорил:

– Хорош парень! – Это он имел в виду себя. – Теперь я, можно сказать, на виду у самого господина президента. Лет через пять я буду начальником базы. Тебя я сделаю своим заместителем.

– А почему ты начальник, а я заместитель? – весело возразил я. – Президент знает теперь нас обоих.

– Почему?! – Мой старый приятель и однокашник бросил на меня темный взгляд, полный ненависти. – А потому, что ты один раз сыграл не по правилам дружбы и опередил меня.

– Я?! – от души поразился я. – Когда и где?

– Тогда, в танцзале. Ты ведь отлично знал, что эта большеглазая девчонка – дочь начальника базы, офицера-космонавта высшего класса…

– Что ты выдумываешь? – возмутился я. – Конечно, я этого не знал.

– Врешь! – Ло потянулся за стаканом с оранжевым напитком. – Так что теперь моя очередь выйти вперед в этой игре, называемой жизнью. И я этой очереди не упущу!

Мы разошлись, недовольные друг другом.

На следующее утро стало известно, что начальник базы выбыл в полуторамесячный отпуск. Я знал, что Ва расскажет отцу о нашей женитьбе, и с тревогой ждал возвращения высокого начальства. Эта тревога особенно усилилась после того, как я прочитал в последнем письме В а таинственную фразу: «А еще у меня и для папы, и для тебя, мой милый, есть одна новость, писать о которой я пока не стану…» Я ломал себе голову над тем, что могло одинаково заинтересовать и меня, и моего высокопоставленного тестя…

Служба шла по однообразному, четко размеченному графику – патрулирование границы, полеты к нашему разведывательно-наблюдательному пункту на астероид. Разница была только в том, что и я, и Ло стали теперь начальниками отрядов и у нас под командой было по четыре офицера-космонавта.

На нашей базе Багана считалось чуть ли не признаком хорошего тона, если офицер имел в городке любовницу из числа местных жительниц-туземок. Это не считалось нарушением супружеского долга, а расценивалось как простая и естественная забота о своем физическом и нравственном здоровье. Надо мной посмеивались, потому что у меня не было любовницы.

Но как-то поздним и темным вечером, когда я возвращался на базу из городского ресторанчика, меня встревожил отчаянный женский крик, донесшийся из глухого переулка. Я бросился на помощь женщине, включил фонарик и увидел, что двое наших старших солдат волокли куда-то сопротивляющуюся маленькую женщину в белой тунике.

– Прекратить безобразие! – крикнул я.

Насильники швырнули женщину на пыльную дорогу.

– Это что еще за петух? – злобно воскликнул один из них и вытащил нож.

Второй навел на меня свет своего фонарика. Мой мундир с двумя золотыми нашивками старшего офицера, как видно, сразу убедил негодяев, что связываться со мной не стоит. Прикрывая ладонями лица, они побежали куда-то в глубь узкого переулка, и через минуту смолк даже топот их тяжелых ботинок, гулко отражаемый глухими каменными стенами.

Я нагнулся над лежащей женщиной. Она была без сознания и лежала, сжавшись в комочек, – маленькая, худенькая, совсем еще девчонка. Детским было и лицо – темное, чуть скуластое, с длинными ресницами и маленьким, плотно сжатым ртом.

Не зная, что мне делать с этой полуженщиной, полуребенком, я оглянулся по сторонам. И справа, и слева высились глухие трехметровые каменные стены, двери в них были крепко заперты, и никому не было дела до происходящего на улице. И тут я услыхал слабый, еле слышный голос:

– Спасибо вам, господин офицер! Мне сейчас станет лучше.

Я оглянулся. На меня смотрели затуманенным взглядом огромные черные глаза, опушенные длинными ресницами.

– Разрешите, я провожу вас? – спросил я.

Женщина бросила на меня удивленный взгляд, и я понял, что она поражена моей просьбой – ведь среди наших офицеров было принято считать туземцев людьми второго сорта, почти обезьянами.

Она шла с трудом, и я поддерживал ее за хрупкую, тонкую талию, ощущая, как лихорадочная дрожь сотрясает ее тело. По дороге к дому она короткими, отрывистыми фразами рассказала о себе.

Ее звали Фати. Она вдова, муж ее четыре года назад был убит пьяным солдатом базы. Работает посудомойкой в одном из местных ресторанчиков. В этот вечер она, как обычно, после работы спешила домой к дочери, когда на нее напали подвыпившие парни в военной форме.

Маленький домик прятался в тени пальм и большелистных бананов. В нем светился слабенький огонь масляной коптилки.

Женщина шла с трудом, обвисая на моей руке, маленькая и беззащитная. В дверях к ней бросилась крошечная девчурка:

– Мама! Я так ждала тебя! Я так хочу кушать! – проговорила она на туземном наречии, которое я уже понимал.

Женщина без сил опустилась на низкое ложе. Я окинул взглядом единственную комнатку домика – низенький столик, несколько циновок, матрацы и подушки, убогая посуда.

– Крошка моя, Нази! – не то проговорила, не то простонала женщина. – Мне нечем тебя накормить. – И пояснила, вскинув на меня огромные печальные глаза: – Я несла еду, но насильники выбили ее у меня из рук.

Я вспомнил о двух плитках шоколада, которые я купил для себя в ресторанчике, и предложил их девчушке.

– На. Поешь. Это очень вкусно.

Девочка сверлила меня недобрым взглядом и покачивала головой.

– Нет! У белых дьяволов нельзя ничего брать.

Она взяла шоколад только из рук матери.

Это прозвище – «белый дьявол», эти детские глазенки, переполненные страхом и ненавистью, снились мне всю эту ночь. И тогда я впервые подумал и понял, почему мы для местных жителей только ненавистные «белые дьяволы». Ведь мы заняли их землю, ведем себя на ней как хозяева, наводим свои порядки, нарушаем их обычаи и жизненный уклад. А что мы даем этим людям взамен? Разговоры о том, что мы защищаем их? От кого защищаем, если никто не собирается нападать на эту бедную, выжженную солнцем землю…

На следующий день я был дежурным по базе. А через день вечером я, накупив в гарнизонном магазине печенья, различных продуктов, конфет, постучал в двери маленького домика на окраине городка.

Открыла мне Фати. Она, наверное, недавно вернулась с работы и кормила дочь какой-то черной кашей. Увидав меня, маленькая Нази, словно мышонок, ускользнула в самый дальний угол, поблескивая оттуда испуганными, озлобленными глазенками. А мне почему-то очень хотелось, чтобы эти глазенки, темные, как космическая глубина, смотрели на меня приветливо и ласково.

– Зачем вы все это принесли, господин? – чуть слышно проговорила Фати, когда я выложил из пластмассовой сумки груду продуктов. – Все это стоит больших денег…

Я ответил:

– У меня хорошее жалованье. – И предложил: – Давай поужинаем вместе, втроем. Приготовь, если можно, ужин.

Готовить Фати умела, и очень скоро на столе уже стояли кушанья и очень вкусный чай. Девочка ела с аппетитом, но по-прежнему бросала на меня взгляды испуганного пойманного зверька. Не раз я ловил и взгляд ее матери – встревоженный и выжидательный.

Часа через два я ушел. И пожимая тонкую ладошку Фати, я впервые увидел в ее темных глазах искорки доверия.

– Спасибо тебе, добрый господин! – проговорила Фати.

– Можно иногда навещать вас с дочерью? – спросил я.

Фати криво усмехнулась:

– Зачем ты спрашиваешь, господин? Ты же знаешь, что вам все можно…

– Я не хочу быть нежеланным гостем, – пояснил я. – Скажи, можно мне приходить к вам?

– Приходи! – как-то безразлично ответила Фати.

Я стал приходить в маленький домик. И радовался тому, что с каждым моим посещением взгляд Фати становился приветливее и теплее. И маленькая Нази привыкала ко мне.

Как-то она взяла из моих рук игрушку, прижалась худеньким тельцем к моему колену и, подняв бронзовое личико, улыбнулась ясно и доверчиво.

В этот вечер, когда я собирался уходить, Фати вдруг закинула мне на плечи тонкие горячие руки и прошептала:

– Может быть… ты… останешься?!

И я остался…

Не знаю, наверное, я очень скверный человек, потому что любил сразу двух женщин. Они были очень, разные: Ва, напоминавшая бурный и чистый горный ручей, своенравный и шумливый, и Фати – тихая, теплая и нежная струйка, ласкающая сердце.

Об этом я подумал уже сейчас, вспоминая прошлое, такое прекрасное и невозвратимое.

А тогда я не думал – я просто жил, просто наслаждался возможностью дышать всей грудью, ощущать свое сильное молодое тело, смотреть на лакированные листья пальм, на золотистые пески пустыни…

Круглые сутки, свистя реактивными двигателями, над пустыней вдоль горного хребта кружили наши бомбардировщики, вооруженные атомными бомбами. Каждые четыре часа одна группа самолетов приземлялась, а другая взлетала и принималась кружить над пустыней, военной базой, городом. Эта вечная нелепая карусель, сжиравшая огромные суммы денег, называлась «непрерывной боевой готовностью».

Раз в несколько дней с дьявольским гулом с нашего космодрома – площадки сплавленного в стеклообразную массу песка взмывали в небо самолеты-ракеты, вооруженные лазерным оружием. Они уносились в космическое пространство для того, чтобы после различных маневров, затрудняющих слежение за ними, подчалить к астероиду, ставшему спутником Желтой планеты. Там, в специально оборудованном герметическом бункере – огромном стеклянном гробу, дежурила очередная смена разведчиков-наблюдателей, круглые сутки следящая за территорией Синей республики.

Когда-то, когда я ходил еще в первые классы начальной школы, на нашей планете было более десятка государств и каждое из них жило по своим обычаям и законам. Самыми крупными и сильными из них были наша Фиолетовая республика и Синяя республика. Нашу страну возглавлял президент, а страну синих – председатель республики. Все государства оказались присоединенными – одни к Фиолетовой, другие к Синен республике.

Командующий нашей базой офицер-космонавт высшего класса Со любил в высокопарных фразах расшифровывать несуществующую мудрость колоссальной глупости, называемой «непрерывной боевой готовностью». На офицерских совещаниях, в нашем клубе за бокалом ледяного коктейля наш «бочонок» произносил громкие речи. И при этом его красное рыхлое лицо принимало совершенно идиотское выражение, а крошечные свиные глазки воинственно поблескивали.

– Мы щит нашей страны, мы ее воздушные часовые, – громыхал наш «пустой бочонок». – Наши стратеги, открывшие состояние непрерывной боевой готовности, сделали гениальное военное открытие. Да, я, старый вояка, не боюсь назвать это открытие гениальным. Над сотней баз день и ночь кружат наши бомбардировщики с атомными бомбами. И если синие когда-нибудь осмелятся нанести по нашим базам ракетный удар, сотни крылатых атомных орлов – с наземных баз и из космоса – устремятся к земле наших врагов и превратят ее в безжизненную пустыню.

«Бочонок» так надоел нам своим громыханием, что насмешливый и языкастый военный инженер Гу как-то спросил его:

– Простите, мой командир! А вы не знаете, сколько денег ежедневно сжигают наши крылатые орлы, летающие над базами?

Конечно, Гу не получил от нашего командующего вразумительного ответа. Но зато, мне кажется, он заслужил немилость начальства, потому что его вскоре перевели на Северную базу, где жить труднее и беспокойнее, чем у нас.

Впрочем, никто из нас, мне думается, не принимал всерьез ни самого нашего командира, ни его «громыхающих речей». Не верили мы и в близкое нападение синих и их союзников. Ведь только дети, еще не начавшие ходить в колледж, могли поверить в глупость о счастье погибать в бою. Может быть, раньше воинственные идиоты и получали удовольствие, протыкая огромными шомполами себе подобного или получая дубинкой удар по собственной пустой голове. Но в наши дни тысячи, миллионы людей в первые же часы войны погибли бы, так и не увидев врага. Да, мы знали это.

Задумывались мы и над тем, зачем мы кружим над желтыми песками чужой, далекой страны? Для чего и для кого мы суем свои носы за горы, в чужой мир, который живет своей жизнью и нас не трогает? Но этому нас учили, это была наша работа. И мы «делали свои деньги», свой «бизнес», все другое нас не касалось.

Такова идиотская ограниченность мышления большинства граждан нашей страны, которые не хотели ничего видеть, кроме своего счета в банке, своей семьи, своего крохотного благополучия.

В этот день я был свободным от дежурства и решил поспать подольше. Но меня очень рано разбудил сигнал видеофона. Я нажал кнопку. На круглом экранчике появилась смазливая рожица «командирской мартышки» – адъютанта командира базы, девчонки, которая страшно гордилась своим званием офицера среднего класса и сожалела, что не может носить синеватой формы военного космонавта.

– Доброе утро, До! – проверещала «мартышка», кокетливо щуря свои колючие глазки. – Вас немедленно вызывает командир базы офицер-космонавт высшего класса Со. Немедленно!

У меня екнуло сердце.

– Когда прибыл из отпуска командир базы? – спросил я.

– Вчера… Поздно ночью. Повторяю: офицеру-космонавту старшего класса До приказано немедленно явиться к командиру базы.

– Сейчас буду, – выдохнул я, выключая видеофон.

Одеваясь, я представлял, какие громы и молнии сейчас обрушатся на меня. Впрочем, меня успокаивало утверждение моей Ва, что для нашего командира она является еще более высоким начальством.

Рассеянно поздоровавшись с гримасничающей «командирской мартышкой», я, одернув на себе мундир, решительно шагнул в кабинет командира базы и начал рапорт:

– Господин офицер-космонавт высшего класса…

– Не надо, сынок! – благодушным баском отозвался Со. Улыбающийся, добродушный, он шел ко мне навстречу, протягивая обе руки. – Ну, здравствуй, сынок! – Он обнял меня и прижал к своему мягкому животу. – Ну и номер вы откололи с моей маленькой Ва! У меня чуть удар не случился… Проходи, садись.

Он усадил меня за маленький столик, сам уселся напротив и долго хохотал раскатистым, гулким смехом. Потом смахнул с глаз навернувшиеся слезы и стал копаться пальцем в нагрудном кармане.

– Прежде всего моя маленькая Ва велела мне передать тебе маленький сюрприз.

Я взял у него небольшое цветное фото. С него на меня смотрел странно знакомый малыш, пухленький, улыбающийся. Я оторопело вскинул глаза на начальство.

– Не знаешь этого молодого человека? – резвился он. – Могу представить. Это мой внук и твой… сын. Его назвали Пе… Ему уже девять месяцев от роду, и я не стесняюсь признаться, влюблен в этого парня…

«Вот так Ва! Ну и сюрпризик преподнесла мне моя миленькая женушка!» – подумал я.

Мой тесть усадил меня в мягкое кресло. По его приказу «командирская мартышка» принесла нам кофе с очень вкусными пирожными и вазу с фруктами. При этом она улыбалась мне недоумевающе и льстиво, точно выпрашивая сладкий орех. Строгого и резкого командира, офицера-космонавта высшего класса со мной не было. Был пожилой добряк-отец, беседующий с любимым сыном. Он звал меня «сынком», а себя предложил называть папой, «конечно, когда мы одни», – оговорился он. Его глаза, казалось, изливали на меня не взгляды, а сладкий нектар.

– Ты знаешь, я очень рад выбору моей Ва! – сказал он, прихлебывая ароматный кофе. – Ты сразу же, как только прибыл, понравился мне. А потом ты показал себя настоящим мужниной и патриотом, когда приземлил эту синюю жабу… Сейчас перед тобой широко открыта дорога к высшим чинам и славе – ведь твое имя знает сам президент нашей страны. Скажу тебе по секрету: скоро потребуется командир базы Кория – ее теперешний заболел и уходит в отставку. Я предложил твою кандидатуру.

Я сидел счастливый и ошалелый от этого водопада сладких слов, приятных новостей, различных благ, выдаваемых мне судьбой. Но все же я пролепетал просьбу:

– Мне бы очень хотелось получить отпуск, повидаться с Ва и… с малышом.

Командир гулко захохотал, и его круглый живот волнами заходил под. мундиром.

– Понимаю, понимаю тебя, сынок! – благодушно зарокотал он. – Сам был молодым офицером и так же стремился к своей любимой… – Он стал серьезным. – Но в настоящее время все отпуска строжайшим образом запрещены. Как только хоть немного смягчится международное напряжение, я тебе предоставлю двухмесячный отпуск… К этому времени наша Ва закончит оборудование уютного гнездышка на окраине столицы – домик из семи комнат, сад, мраморный бассейн, фонтан… Я, сынок, не из бедняков, а Ва – моя единственная любимая дочурка. Вы и маленький Пе не будете ни в чем нуждаться. – Он вздохнул, и его лицо стало озабоченным. – Правда, в последнее время мои финансовые дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Но я уверен, что с твоей помощью они быстро поправятся.

Конечно, я сейчас же спросил, какая от меня требуется помощь?

И тут мой добродушный и ласковый тесть посвятил меня в свои финансовые дела. Он был одним из инициаторов и директоров широко рекламируемого строительного концерна «Счастливые города». Эта корпорация на деньги своих акционеров в разных районах страны строила подземные атомные убежища. Дело велось с большим размахом. Сооружались не примитивные бункера, а настоящие города, со своими атомными силовыми станциями, подземными садами, кинозалами, огородами, крупными воздухоочистительными установками. Каждому держателю акций гарантировались подземные апартаменты из одной или двух комнат со всеми удобствами, питание в течение двух лет, пользование всеми благами цивилизации.

– И вот, понимаешь, сынок, появились жулики-конкуренты, широко рекламирующие эти самые «спасительные» таблетки, якобы избавляющие от гибельных последствий радиации и излечивающие лучевую болезнь, – с брезгливым видом пояснил мне мой тесть. – И сразу уменьшился спрос на наши акции. А у нас, кроме уже построенных шести подземных Счастливых городов, еще двенадцать находятся в стадии строительства. Требуются деньги, деньги и еще раз деньги. А их у нашего концерна почти нет.

Я удивленно воскликнул:

– В чем же может заключаться моя помощь?

Мой тесть бросил на меня неимоверно ласковый взгляд, встал с кресла и шариком подкатился к прикрытой занавесом оперативной карте, висящей на стене.

– Иди-ка сюда, сынок, – позвал он.

Я подошел. Мягкая рука обняла меня за плечи. Он слегка тряхнул меня, полнокровный, веселый и ласковый добрячок. Другой рукой он раздвинул шторки. Перед нами была схема нашего участка границы – золотыми океанами расстилались пустыни, чернели кружки городов и селений, извивались ленточки дорог. Посредине карту рассекало коричневое переплетение горных хребтов. Все это мне было знакомо по полетам, все это я видел из стратосферы и космоса.