Текст книги "Совершенное убийство"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Клюева Варвара
Совершенное убийство

Варвара Клюева

Совершенное убийство

Адвокат Мерри Пейсон откинулся на спинку кресла, соединил кончики пальцев и устремил испытующий взгляд на новую клиентку – молодую женщину, сидевшую через стол напротив него. Миссис Абердин, пожалуй, можно было бы назвать миловидной, если бы не ее ужасающая бледность и болезненная худоба. Длинные костлявые пальцы, нервно теребившие ручку сумочки, наводили на мысль о кистях скелета, и кроваво-красный лак на ногтях почему-то совсем не противоречил этому образу. Темные, глубоко посаженые глаза и тени, залегшие во впадинах щек, резко контрастировали с высокими белыми скулами и выпуклым алебастровым лбом. Небрежно накрашенные алые губы вносили в эту мрачную черно-белую гамму пронзительно-тревожную ноту. Лора Абердин уже в третий раз разлепила их кончиком языка, но так и не сумела заставить себя говорить. Волнение душило ее. Видя это, заговорил адвокат:

– Не хочу показаться вам бесчувственным истуканом, миссис Абердин, но вы пришли ко мне без записи, а через полчаса у меня назначена встреча с другим клиентом. Я понимаю, что у вас произошло нечто из ряда вон выходящее, что вы потрясены, но если вам сейчас трудно собраться с мыслями и изложить суть дела, вероятно, будет лучше, если вы заглянете позже... – Мистер Пейсон взглянул на свое рабочее расписание. – Скажем, в двенадцать тридцать...

Миссис Абердин испуганно вскинула на него глаза, в четвертый раз облизала губы и наконец решилась:

– Простите, мистер Пейсон. Я действительно пережила сильное потрясение, в мыслях полный сумбур... но, боюсь, дело мое не терпит отлагательства. Сегодня утром скончался мой муж, прокурор Сан-Феличано Квентин Абердин, и обстоятельства его смерти... – Она сглотнула и судорожно стиснула сумочку, вынуждают меня просить... словом, мне срочно требуется ваш совет.

Видя, что пауза грозит затянуться, адвокат подбодрил миссис Абердин самой совершенной улыбкой из своего арсенала; этот шедевр мимики одновременно выражал глубокое сочувствие, успокаивал и внушал клиентам твердую веру в юридическое всемогущество советника Пейсона.

– Где и по какой причине скончался ваш супруг, мэм?

– В клинической больнице Сан-Феличано. Диагноз, поставленный лечащим врачом, – острое пищевое отравление.

– Но вы полагаете, что лечащий врач ошибся?

– Не знаю... Может быть, я лучше попробую рассказать вам все по порядку?

– Да, прошу вас.

– Квентин – человек во всех отношениях безупречный... Ох, простите, мне следовало сказать: был безупречным, но я еще не привыкла... Так вот, он был блестящим профессионалом – прекрасным оратором, в высшей степени квалифицированным юристом и образцом порядочности. Возможно, кто-то считал, что прокурору не следует быть таким бескомпромиссным, но его честность и справедливость признавали все. Стремление к совершенству отличало мужа во всем, какую бы сторону общественной или частной жизни вы ни взяли. Квентин щедро жертвовал на благотворительность, во многих благотворительных акциях принимал личное и весьма активное участие, с подчиненными и слугами держался просто и сердечно, в обществе был душой любой компании. Его благородство вошло в Сан-Феличано в поговорку. "Благороден, как Абердин", говорят у нас, когда хотят удостоить кого-то высшей похвалы. За какое бы дело ни брался Квентин, результаты всегда были блестящими. Ни на теннисном корте, ни на крикетном поле, ни за карточным столом ему не было равных. Даже деревянные фигурки, которые он вырезал на досуге, выходили у него настолько удачными, что их выставляют в нашем художественном салоне наравне с работами профессионалов. Коллекция фарфора, собранная Квентином... Впрочем, не буду продолжать, вы уже поняли мою мысль. Единственной слабостью – маленькой и даже трогательной – моего мужа было его увлечение составлением экзотических коктейлей. Он отдавался изготовлению этих дьявольских смесей с таким энтузиазмом, так трогательно-пылко убеждал друзей отведать свое очередное изобретение ("Сделайте глоточек, старина! Держу пари, вам не доводилось пробовать ничего подобного!"), что поначалу ни у кого не хватало духу ему отказать, хотя выглядели его напитки, мягко говоря, сомнительно. Но после одного случая, когда нескольким добровольцам пришлось промывать желудок, Квентин стал очень осторожен. Теперь, когда он составлял по вдохновению новый рецепт, коктейль сначала испытывался на авторе, и только после нескольких успешных проб предлагался гостям.

Миссис Абердин перевела дыхание и спросила нельзя ли ей выпить глоток воды. Адвокат бросил взгляд в сторону своей доверенной помощницы и секретаря, но как всегда опоздал – Стелла уже стояла подле посетильницы с графином и стаканом в руках.

– Благодарю вас. – Клиентка сделала несколько быстрых мелких глотков, поставила стакан на стол, достала из сумочки платок и промокнула губы. Наконец-то я добралась до сути. Простите мое многословие, это от нервов. Итак, вчера мы принимали гостей. Это был не официальный прием, а небольшая вечеринка в узком дружеском кругу. Квентин очень любил такие "домашние" вечера. С его легкой руки они стали у нас чем-то вроде традиции. Мы собираемся два-три раза в месяц. Число приглашенных колеблется в пределах десяти, но несколько пар можно отнести к завсегдатаям. Среди них Эндрю Линдер, помощник мужа, его жена Вера, наши соседи Сара и Томас Гудмены и чета Галлуэев, Берт и Анна – они друзья детства Квентина. На вчерашнюю вечеринку пригласили еще мэра с супругой, но у них неожиданно заболела дочь, и они не пришли.

Примерно за полчаса до назначенного часа у мужа случился очередной приступ вдохновения, результатом которого стала неаппетитного вида бурая смесь – "нечто божественное", как он выразился. Естественно, он решил немедленно провести испытание. Гостям, согласно недавно установленному правилу, новинку не предлагал, они довольствовались традиционными аперитивами. За обедом я обратила внимание на необычную бледность мужа и, когда все выходили из-за стола, тихонько спросила, хорошо ли он себя чувствует. Квентин заверил меня, что превосходно.

Мы присоединились к гостям. Первое время я наблюдала за мужем, но он вел себя, как обычно: смеялся, шутил, рассказывал забавные случаи из своей практики, и я успокоилась. Потом мы решили сыграть в шарады. Я и Квентин попали в разные команды. Моя группа перебралась в библиотеку, чтобы подготовить свое выступление, а когда мы вернулись в гостиную, Квентин полулежал в кресле, а вокруг него суетились Сара, Анна и Эндрю. Выглядел Квентин ужасно, но предложение вызвать врача категорически отмел. "Это всего лишь гастрит, мои дорогие, я точно знаю. Сейчас приму чудо-порошок и через полчаса вернусь к вам свеженький как огурчик. Не вздумайте испортить мне такой чудесный вечер!" – вот его точные слова. Я проводила мужа в спальню и уложила в постель, но остаться он мне не позволил – пригрозил, что встанет и вытолкает к гостям силой. Мне ничего не оставалось, как подчиниться.

Шарады, конечно, были забыты – мы все не на шутку разволновались, но Тому Гудмену удалось нас немного приободрить. "Не переживайте, друзья! Самое страшное, что грозит старине Квентину, это несколько неприятных минут, сказал он. – Держу пари, все дело в его адской смеси. Квентин, разумеется, никогда этого не признает, иначе его репутации изобретателя будет нанесен непоправимый урон. Но можно не сомневаться: промыть себе желудок у него ума хватит. А поскольку он вряд ли подмешивает в свое пойло цикуту или сулему, для тревоги у нас нет ни малейших оснований".

Мы посмеялись, и обстановка разрядилась. Эндрю, Сара, Берт и Анна сели играть в бридж, а мы с Верой и Томом предпочли скрэбл. Но я все же немного нервничала, поэтому через какое-то время поднялась в спальню проведать Квентина. – Лора Абердин судорожно втянула в себя воздух. – Он лежал без сознания на краю кровати, голова свесилась вниз, в комнате стоял кислый запах рвоты... Я вызвала врача, тот сказал, что необходима срочная госпитализация. Я поехала с ними и всю ночь просидела в приемной. Утром мне сообщили, что Квентин скончался. Они хотели оставить меня в больнице, предлагали сделать инъекцию, чтобы снять напряжение, но я отказалась. Взяла такси и отправилась домой. А дома подошла к бару – налить себе чего-нибудь покрепче и увидела это...

Миссис Абердин вынула из сумочки сложенный листок бумаги, развернула его и положила на стол перед адвокатом. Тот открыл верхний ящик стола, достал увеличительное стекло и склонился над листком, в сгибах которого темнело несколько ядовито-фиолетовых кристалликов. С минуту Пейсон разглядывал диковинные крупинки, потом поднял голову и посмотрел на клиентку в упор.

– Вам известно, что это такое, миссис Абердин?

– Да. Мышьяк. Наш аптекарь специально вымачивает его в каком-то красителе, чтобы люди не отравились по ошибке. Мне хорошо знаком этот порошок, я подмешиваю его в раствор, которым опрыскиваю цветы от вредителей.

– Где вы нашли эти кристаллы?

– На столике для приготовления коктейлей. Он стоит перед баром. Я наливала себе виски и увидела... Выронила стакан и бросилась в оранжерею. Но на полке, где обычно хранится мышьяк, банки не было. Я нашла ее почти у самого входа в оранжерею. Она валялась под кустом... и крышка была завинчена криво.

– Вы сообщили кому-нибудь о своем открытии?

– Нет. Я сразу же села в машину и поехала к вам.

– Почему? У вас была какая-то особая причина поступить именно так?

Миссис Абердин опустила голову и приложила ко лбу платок, потом скомкала его в руке.

– Да. Если Квентина отравили... Когда происходит убийство, подозрение в первую очередь падает на супруга или супругу жертвы, верно? Мышьяк хранился в моей оранжерее, я сама его покупала... Деньги Квентина по завещанию достанутся мне. Следовательно, у меня были и мотив, и доступ к яду, и возможность его применить. Если добавить к этому мое далеко не безупречное прошлое, мои шансы убедить полицию в своей невиновности становятся призрачными...

– М-да... – Адвокат вновь откинулся назад, положил локти на подлокотники и сложил вместе кончики пальцев. – Давайте-ка остановимся на вашем небезупречном прошлом. Только, прошу вас, говорите по существу, у нас мало времени.

Миссис Абердин кивнула, так и не подняв головы.

– Мои родители очень религиозны. Я воспитывалась в строгости, какой, я уверена, не знала ни одна моя сверстница. Жизнь подчинялась раз и навсегда установленному распорядку: школа, дом, церковь и молитва, молитва, молитва... Меня никуда не отпускали с друзьями. И в школу, и в церковь я ходила только в сопровождении старших – матери или сестер. Я никогда не бывала в кино, театре, в гостях у подруг... О танцах и говорить нечего. Меня даже погулять в парк не выводили – прогулки считались у нас в семье праздным времяпровождением, а праздность – прямой дорогой к погибели. Все мое детство прошло в четырех стенах... И в молитвах. Мои родители всегда все делали по правилам, им ни разу в голову не пришло усомниться в целесообразности этих самых правил или в собственной правоте. Я просто задыхалась от их праведности... – Лора покачала головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и посмотрела наконец на адвоката. В ее жгучих темных глазах читался вызов. – Когда мне исполнилось шестнадцать, я сбежала из дома. Прокралась ночью на улицу, дошла до шоссе, проголосовала и навсегда укатила из этой "святой обители". Я не взяла с собой ни цента, так что можете себе представить, каким образом мне пришлось добывать деньги на пропитание. Впрочем, к черту недоговоренности! – Глаза миссис Абердин сверкнули. – Да, я торговала собой – не из порочности или наживы ради, а чтобы не умереть голодной смертью. Иногда жизнь обходилась со мной жестоко, порой – просто подло, но я ни разу не пожалела о побеге из дома. Ни на миг. Да, свобода обошлась мне недешево, но она того стоила... В конце концов я связалась с отчаянными парнями. Мы добывали деньги, грабя бензоколонки. Я отвлекала внимание служащего на заправке, а двое моих спутников тем временем обчищали кассу, наставив на кассира пистолет. Разумеется, долго наш рэкет не протянул. Нас поймали. Судья, который рассматривал наше дело, когда-то учился с Абердином в университете, и во время процесса у него как раз гостил Квентин. Позже муж признался мне, что именно благодаря его заступничеству я получила такой мягкий приговор – пять лет условно. Ну, и еще сыграла роль моя молодость: я еще не достигла совершеннолетия. Плюс к тому, это была моя первая судимость...

– А что, были и другие? – быстро перебил ее адвокат.

– Не говорите ерунды! – рассердилась клиентка, но тут же взяла себя в руки. – Простите. Нет, больше судимостей не было. Спасибо Квентину. Он подошел ко мне после оглашения приговора и предложил вместе пообедать. За обедом, узнав, что денег у меня совсем нет, а домой я не вернусь даже под страхом смерти, он пригласил меня пожить в его охотничьем домике. – Лора Абердин уловила мимолетное движение лицевых мышц Пейсона и усмехнулась. Нет-нет, все было совсем не так, как вы подумали. Я тоже сначала решила, что это приглашение неприлично... мне ведь тогда было невдомек, что Квентин второй сэр Галахад. Но все равно я согласилась – податься-то было некуда... По закону мне полагалось известить полицию штата о том, куда я направляюсь, а после устройства на новом месте еженедельно отмечаться в местном участке. Но Квентину как-то удалось избавить меня от этой неприятной обязанности. Иногда, примерно раз в два месяца ко мне в охотничий домик заглядывал с дружеским визитом шериф, но тем все и ограничилось.

– Вы жили там одна?

– Нет, с компаньонкой – мисс Вирджинией Гринвелл. И еще с кухаркой и прислугой. Это ведь одно название – "домик". В нашей скромной хижине одних спален восемь штук. Мисс Гринвелл происходит из обнищавшего аристократического рода. Ее предки были в числе отцов-основателей Сан-Феличано. Последние деньги семейства ушли на престижное образование для Вирджинии. Предполагалось, что, получив его, мисс Гринвелл выйдет замуж за человека своего круга и брак вместе с положением в обществе принесет ей деньги. Но надежды семьи не оправдались. Вирджиния осталась старой девой. А поскольку классическое образование, пусть и самое лучшее, не прививает навыка делать деньги, высокородной даме оставалось только рассчитывать на милость друзей. Я до сих пор не знаю, о ком больше заботился Квентин – обо мне или о Вирджинии, – когда предложил ей заняться ликвидацией пробелов в моем образовании и светском воспитании. Как бы то ни было, мисс Гринвелл справилась со своей задачей превосходно. Через год нашего совместного существования я уже ничем не напоминала ту уличную девчонку, которую Квентин подобрал в зале суда.

– Да, – согласился Пейсон, – ваши манеры и речь сделали бы честь герцогине.

– Благодарю вас. – Миссис Абердин склонила голову. – Не могу сказать, что эта наука далась мне легко. Мисс Гринвелл извела меня, беспощадно вытравливая из моего лексикона всякий намек на вульгарность. И извелась сама, биясь над моим французским произношением. Под ее руководством я читала классику и лучшие образцы современной литературы. Дважды в месяц мы на два-три дня покидали свое уединенное жилище, с тем чтобы выбраться в город и посетить оперу или театр. Мы останавливались в лучших отелях и обедали в дорогих ресторанах, чтобы я имела возможность оттачивать свои новоприобретенные светские манеры. По выходным нас навещал Квентин, ревностно следивший за успехами своей Элизы Дулитл. Чем это закончилось, вы уже догадались. Когда мистер Абердин решил, что меня можно не краснея представить высшему обществу Сан-Феличано, он предложил мне руку.

– Сколько лет вы были замужем, миссис Абердин?

– Два года.

Пейсону с трудом удалось сохранить бесстрастное выражение лица. Если светское воспитание Лоры Абердин началось, когда она еще не достигла совершеннолетия, и продолжалось год, то сейчас ей было не больше двадцати трех лет. Между тем выглядела она почти на тридцать.

– Ваш брак был счастливым?

– Да, вполне. Думаю любая женщина мне бы позавидовала. Даже если оставить в стороне богатство и высокое общественное положение Квентина, для зависти все равно остались бы основания. Квентин был добр, обходителен, терпелив... Конечно, иногда у нас случались размолвки. Радикальные перемены легко не даются, и временами во мне просыпалась та необузданная, свободолюбивая особа, которая сбежала когда-то из под родительского крова, но мужу хватало твердости и доброй воли, чтобы стойко переносить мои бунтарские выходки. К счастью, он был на семнадцать лет меня старше, и житейский, да и профессиональный опыт принес ему мудрость.

Обдумывая услышанное, Пейсон внимательно разглядывал клиентку. Потом кивнул.

– Ладно, оставим пока тему вашего брака. Расскажите мне о вчерашнем вечере. У кого из гостей была возможность подсыпать яд в бокал вашего мужа?

– Если судить по крупинкам мышьяка, рассыпанным на столике для коктейля, яд, скорее всего, подсыпали не в бокал, а в шейкер. Квентин смешивал свои экспериментальные микстуры в отдельном шейкере. А возможность была, пожалуй, у каждого из гостей. И Эндрю, и Том, и Берт поочередно смешивали коктейли, а дамы подходили к столику, когда их бокалы пустели, и болтали с очередным "барменом", пока тот готовил им напитки.

– Понятно. Тогда у кого была возможность прихватить мышьяк из оранжереи?

– Ответ тот же. У любого. Все наши друзья знают о моем увлечении цветоводством и, приходя в дом, первым делам заглядывают в оранжерею, чтобы получить повод сделать хозяйке комплимент. Я отнюдь не всегда возглавляю эти экскурсии. Если приемы неофициальные – почти никогда. С приходом гостей у хозяйки столько хлопот... Вчера я проводила в оранжерею только Эндрю и Веру – они пришли первыми. Но и за них не могу поручиться, я не ходила за ними по пятам. Пока я показывала Вере орхидеи, Эндрю бродил у бассейна с водяными лилиями, а потом меня позвал Квентин, и Линдеры какое-то время бродили по оранжерее одни.

– Другие гости тоже туда заходили? Все без исключения?

– Думаю, да. Во всяком случае, каждый из них похвалил мое хозяйство.

– Теперь в двух словах расскажите, какие отношения связывали этих людей с вашим мужем? Я уже понял, что мистер Абердин считал их близкими друзьями. Но не было ли между ними каких-нибудь недоразумений, обид? Может быть, ваш супруг с кем-то из них резко разошелся во взглядах или ущемил чьи-то интересы, повинуясь служебному долгу?

– Нет, насколько мне известно, ничего подобного не случалось.

Адвокат посмотрел на часы.

– К сожалению, у нас с вами осталось всего пять минут, миссис Абердин. Я закончу прием в пять часов, после чего навещу вас в Сан-Феличано. Но напоследок ответьте мне на такой вопрос: разве мистер Абердин не был достойным преемником ваших родителей? Разве не отличался он той же непогрешимостью и уверенностью в собственной правоте, что и они? Не наставлял вас на путь истинный, ограничивая вашу свободу с той же безжалостной твердостью, которая так угнетала вас в отчем доме? И разве не правда, что вы, будучи не в силах больше выносить этот гнет и не имея возможности бежать (ведь ваш условный срок еще не истек, а враждебно настроенный прокурор без труда найдет предлог отправить условно осужденного за решетку – хотя бы за выпитый с гостями коктейль), отсыпали в бумажку немного мышьяка из банки в оранжерее и вытряхнули порошок в шейкер вашего мужа?

– Нет! Нет! Вы не должны... Вы не смеете!..

– Стелла! – позвал Пейсон, глядя на худенькое тело, содрогающееся от рыданий.

Но он мог бы не беспокоиться. Стелла уже стояла у телефонного аппарата и набирала номер приемной доктора Вальтера, кабинет которого находился в том же здании, что и контора адвоката.

– Скажите доктору, что пациентка будет ждать его в библиотеке. Пусть войдет из коридора через запасной выход. Я не хочу, чтобы его видели Труди и клиент. Вы, Стелла, побудете с миссис Абердин до прихода Вальтера. Постарайтесь внушить доктору, что в ближайшие несколько дней нашей клиентке необходим полный покой. Я присоединюсь к вам, как только закончу с мистером э... – Адвокат взглянул на свой ежедневник – с мистером Уильямсом.

Стелла кивнула, подошла к миссис Абердин, обняла ее за плечи и повела в библиотеку. Пейсон закрыл за ними дверь и выглянул в приемную – пригласить следующего клиента.

Мистеру Уильямсу требовалась юридическая консультация по вопросу опекунства, и она отняла у Пейсона ровно двадцать минут. Проводив клиента, он отпер дверь библиотеки. В кабинет тут же проскользнула Стелла.

– Доктор Вальтер еще здесь, – заговорила она, не глядя на шефа. – Он уверяет, что у миссис Абердин сильное нервное истощение. Ей показан полный покой в течение по крайней мере недели. – Секретарша наконец посмотрела на Пейсона, и тот увидел, что щеки ее раскраснелись, а в глазах полыхает огонь. – Патрон, вы были с ней непростительно жестоки!

– Дорогая моя, уверяю вас, это не доставило мне ни малейшего удовольствия. Моя жестокость продиктована единственно необходимостью. Если лечащий врач мистера Абердина заподозрил неладное, он будет настаивать на вскрытии. Допустим, опасения нашей клиентки подтвердятся. Тогда полицейские могут нагрянуть к ней уже завтра. А они гораздо бесцеремоннее меня. Я чувствовал, что миссис Абердин находится на грани нервного срыва. В таком состоянии ее можно заставить признаться в чем угодно. А теперь у нас есть законное основание отсрочить ее свидание с полицией. Вы отвезете Лору Абердин в мой загородный коттедж и последите, чтобы ей там никто не докучал. А я тем временем наведаюсь в Сан-Феличано. Возможно, после моего визита туда необходимость в свидании нашей клиентки с полицией отпадет вовсе.

– О, шеф! – румянец Стеллы стал еще ярче, глаза увлажнились. Простите, что усомнилась в вас! Вы – лучше всех!

– Будет вам, Стелла! Вы меня смущаете. Итак, вы с миссис Абердин немедленно отправляетесь за город. Проследите, пожалуйста, чтобы она не покидала коттедж и никому не звонила. Нам ни к чему, чтобы кому-то стало известно о ее местопребывании. Сами знаете, разыскивая важных свидетелей, полиция не церемонится с их знакомыми. Ни в коем случае не позволяйте миссис Абердин пить. Ни грамма алкоголя! Над ней все еще висит тот условный срок, и, если блюстители порядка все-таки доберутся до нашей клиентки, от нее не должно пахнуть спиртным. Да, и вот еще что: уговорите ее не злоупотреблять лекарствами. Эти успокоительные затуманивают мозг, а я хочу, чтобы в случае чего Лора Абердин была в ясном сознании.

– Можете положиться на меня, патрон, – заверила Стелла, глядя на адвоката влюбленными глазами. В следующую минуту она уже закрывала за собой дверь библиотеки.

Пейсон вернулся за письменный стол. До прихода следующего клиента оставалось сорок минут, и адвокат намеревался за это время проштудировать пару томов с судебными отчетами – ему предстояло еще отыскать несколько прецедентов, чтобы выиграть процесс, назначенный на следующую неделю. Относительно миссис Абердин Пейсон больше не беспокоился. На Стеллу действительно можно положиться. Свет еще не видывал такой умелой, компетентной и преданной секретарши.

* * *

Пейсон вышел на крыльцо своего коттеджа и захлопнул дверь, закрывая от любопытных глаз толпы снующих по дому полицейских, криминалистов и врача, склонившегося над бездыханным телом Стеллы, распростертом на полу в кляксах крови, вытекшей из разбитого черепа. В гараже, примыкающем к дому, работала другая группа криминалистов – там добровольно ушла из жизни миссис Абердин, навеки уснувшая в машине с работающим мотором. Что ж, для человека, так тяжело переносившего неволю, это, пожалуй, лучший выход. Хороший адвокат, заручившись свидетельством светил медицины, скорее всего, избавил бы несчастную от смертного приговора, но тюремного заключения или принудительного лечения Лора все равно бы не перенесла.

Пейсон шагнул на первую ступеньку, и тут же, как по команде, защелкали затворы дюжины фотоаппаратов. Синие зарницы вспышек едва не ослепили адвоката, полдюжины микрофонов почти уткнулись ему в лицо.

– Мистер Пейсон, как вы восприняли произошедшую трагедию?

– Миссис Абердин и мисс Дрит находились в доме по вашему приглашению?

– Сколько лет Стелла Дрит проработала с вами, мистер Пейсон?

– Миссис Абердин была вашей клиенткой, советник?

– Что вы испытали, узнав, какая драма разыгралась в вашем доме?

Адвокат поднял руку, и хор голосов мгновенно смолк. Репортеры затаили дыхание в ожидании слов, готовых сорваться с губ убитого горем адвоката. Их постигло разочарование.

– Комментариев не будет! – объявил Пейсон и, не обращая внимания на недовольный ропот толпы и отдельные протестующие возгласы, начал протискиваться к своей машине.

По дороге в город, чтобы отогнать стоящее перед глазами кровавое виденье, адвокат заставлял себя думать о делах, ждущих его в конторе. Но мысли не слушались, самовольно возвращаясь к миссис Абердин. После поездки в Сан-Феличано Пейсон убедился, что его первое впечатление о клиентке и ее браке было верным.

– Вы не представляете, какой цветущей юной красавицей была Лора, когда выходила замуж за Квентина! – вспоминала Сара Гудмен. – За эти два года она высохла, как щепка, и постарела на десять лет. Я уже давно заметила, что с ней творится что-то неладное, но сначала не придавала этому значения знаете, некоторые женщины ужасно дурнеют, когда забеременеют. Но время шло, Лора все чахла, а других признаков грядущего материнства не проявлялось. Тогда я всерьез обеспокоилась, не больна ли она. И даже позволила себе дерзость поговорить с Квентином. Он настоял, чтобы жена обратилась к доктору, но тот ничего не нашел. Назначил какие-то витамины, ванны – в общем, всю эту якобы укрепляющую дребедень, которую назначают врачи, когда не могут поставить диагноз...

– Нет, насколько мне известно, Лора никогда не ссорилась с мужем. Квентин относился к тому типу людей, с кем невозможно поссориться. Они для этого чересчур добродушны, чересчур толстокожи, чересчур уверены в собственной правоте, – объяснила Анна Галлуэй. – Нужно дойти до полного отчаяния, чтобы наброситься на такого человека с упреками. Пока вы владеете собой, вам это даже в голову не придет – зачем понапрасну тратить нервы? Пробить такую броню не удастся.

– Лора всегда казалась мне человеком чрезвычайно тонкой душевной организации, – поделилась своим впечатлением Вера Линдер. – Когда Квентин делал ей какое-нибудь замечание – в своей обычной покровительственно снисходительной манере, – она бледнела и напрягалась так, что дрожали сухожилия на шее. Но при этом ласково улыбалась мужу. Да, самообладания ей не занимать.

– Я была против этого брака, – заявила Вирджиния Гринвелл, обучавшая Лору светским манерам. – Квентин совершенно не годился ей в мужья. Лора чудесный ребенок, очень способный, любознательный, но живой и непосредственный. При всем своем стремлении к самоусовершенствованию она не переносит принуждения, пусть даже его оказывают в самой вежливой форме. А Квентин по натуре – строгий наставник, его бесконечные нравоучительные сентенции способны довести до бешенства и куда более покладистое существо. Простите, мне следовало употребить прошедшее время... Так вот, Лоре следовало выйти замуж за ровесника, веселого и озорного юношу. Они бы смеялись, подтрунивали друг над другом и время от времени пускались бы в какие-нибудь авантюры. Квентин, с его приверженностью правилам и строгим нормам поведения, почти буквально душил жену. Да-да, я не раз замечала, что на Лору в его присутствии находит нечто вроде приступа клаустрофобии.

"Да, я угадал верно, – думал Пейсон. – Этот брак убивал Лору, но уйти от мужа она не могла – на ней висела судимость. Люди, уверенные в собственной праведности, не прощают другим своих ошибок. А положение человека, приговоренного к условному наказанию, страшно уязвимо. Окружному прокурору ничего не стоит добиться для него тюремного заключения. Полиция округа с превеликим удовольствием окажет высокопоставленному чиновнику маленькую любезность – арестует неугодную особу хотя бы за превышение скорости или вождение в нетрезвом виде. Да мало ли существует предлогов для законного задержания граждан! Скандал в общественном месте, неоплаченная по забывчивости покупка, сигарета с травкой, неведомо как попавшая в сумочку... Видимо, Лора Абердин прозондировала почву насчет расторжения брака и поняла, что подобру-поздорову муж ее не отпустит. Ей оставалось либо терпеть супруга еще два года, либо избавиться от него другим путем. Два года для человека, находящегося на грани нервного срыва, равносильны вечности. И Лора Абердин выбрала убийство. Ее замысел был прост и по-своему изящен. Дружеская вечеринка с непременным экспериментальным коктейлем мистера Абердина, коктейлем, который не рискнет попробовать больше никто из присутствующих. Свободное перемещение гостей по дому дает возможность каждому как добраться до мышьяка, открыто стоящего на полке в оранжерее, так и подойти к столику для приготовления коктейлей, где стоит индивидуальный шейкер Квентина Абердина. Недомогание хозяина ни у кого не вызовет серьезной тревоги – его спишут на сомнительный, но безопасный для жизни напиток, изобретенный самим Абердином. А это означает, что помощь вовремя не поспеет – мышьяк в сочетании с алкоголем, да на пустой желудок (аперитив ведь пьют перед обедом) всасывается в кровь быстро. Если повезет, то лечащий врач из уважения к чувствам высокопоставленной вдовы отмахнется от собственных подозрений и укажет в свидетельстве о смерти диагноз "острое пищевое отравление". Если не повезет – что ж, доступ к яду и возможность им воспользоваться имели семь человек, а мотив... Мотив, если копнуть, всегда найдется.

Самоуверенные непогрешимые начальники имеют обыкновение душить в зародыше всякую инициативу, исходящую от помощников, а если у помощника такая честолюбивая и целеустремленная супруга, как Вера Линдер, такая линия поведения может оказаться весьма чреватой...

Или возьмем, к примеру, Сару Гудмен. Если верить намекам, Сара относится к священному институту брака без должного пиетета, а супружескую верность считает забавным пережитком. Злые языки поговаривают, что пару лет назад ее хищный нежный взор частенько останавливался на импозантном и тогда еще холостом соседе. Но, разумеется, такой высоконравственный субъект, каким был Квентин Абердин, не мог попрать общественную мораль и обмануть доверие доброго друга Тома Гудмена. А отвергнутые женщины, как известно, склонны к мстительности. Впрочем, и у непогрешимых людей иногда случаются минуты слабости. Не исключено, что благородный Абердин в такую минуту не справился с икушением... Тогда мотив появляется уже у добрго Томаса.