Текст книги "Рубежники"

Автор книги: Варвара Давлятшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава третья

Посреди ночи я вдруг проснулась ни с того ни с сего. Просто открыла глаза и уставилась в полоток. Холодок прошел по открытым рукам, отчего тонкие волоски на них встали дыбом. Меня передернуло от липкого ощущения чужого взгляда. Я хотела было перевернуться, но увидела их: трех черных чудовищ с хоботами вместо носа.

Крик ужаса застрял где-то в горле, тело застыло, будто кусок льда. Только мысли, яркие и колючие, бились в мозгу.

– Она проснулась, – проговорило женским голосом одно из чудовищ. – Что будем делать? Заорет ведь.

– Неважно, пусть орет, никто ее не услышит, – отмахнулось второе, повыше и покрупнее. – Будет даже сытнее.

Меня заколотило от страха. Но не только из-за слов, сказанных монстром, сколько из-за того, что я узнала голос. Королев!!!

Неужели тогда я видела врача?! Вернее, его настоящее лицо. Как же так?! Ведь чудовищ не существует в реальной жизни.

Монстры окружили койку и, будто примериваясь, куда лучше пристроить хоботы, стали меня разглядывать.

– Папа, ну можно уже? – визгливо поинтересовалось самое мелкое из существ. – Я голодна.

– Секунду, дорогая. Сейчас придержу нашу еду, и начнешь.

И, больше не медля, протянул ко мне лапы. Вот тут уж я не выдержала, завизжала так сильно, что сама оглохла. Монстры только поморщились, продолжив начатое. Королев прижал лодыжки к койке, а вторая взрослая особь сжала запястья. Мелкая распустила хобот, из которого вырвалось нечто похожее на язык муравьеда с присоской на конце, и впилась в едва зажившее плечо.

Резкая боль пронзила тело, я взвыла. А малявка принялась сосать мою кровь, боль и страх, словно сок из трубочки, и от наслаждения закатывала глаза.

Сознание мутилось. Я уже не могла кричать, только хрипела. Сколько ни сопротивлялась, ни дергалась, ни рвалась, монстры были не по-человечески сильны. Казалось, меня пристегнули к койке цепями.

Боль от прокушенного плеча распространялась все дальше: перешла на горло, спустилась до пальцев рук, охватила грудь и живот. Я пропустила тот момент, когда вместо одной присоски на мне повисло две, а потом и три.

Звук разбившегося окна раздался внезапно, будто в стекло бросили камень. Следом ворвался разъяренный птичий клекот, студеной водой разгоняя дымку приближавшегося обморока. А спустя мгновение мне на грудь, чудом не расцарапав кожи, приземлилась птица размером с серую ворону и отрывисто закричала:

– Кьяк-кьяк! Кьяк-кьяк!

Рядом заверещала малявка, отдирая присоску. Забегала по палате, пытаясь спрятаться, вот только прятаться было негде, одни приборы кругом.

– Веден! – заорала самка, сматывая хобот. – Веден!!! Уходим!

Королев зашипел рассерженным котом, растопырил руки, закрывая собой остальных. Птица воинственно расправила крылья и прямо по моему телу пошла на него.

– На выход! – приказал он. – Живо!!!

Пока самки выбегали, врач медленно пятился.

– Прости, видящая, – так и не вернув себе обличье человека, заговорил он. – Я оказался неправ. Не трогай семью, усмири ведена, прошу. Мы поможем тебе уйти. И сделаем так, чтобы все забыли и о тебе, и о твоем быстром выздоровлении.

Я тяжело дышала, потому что весила птица предостаточно или у меня кончились последние силы. А еще пыталась вникнуть в слова чудовища, но получалось плохо. От пернатой защитницы шло тепло, отчего мне казалось, что волны охватывали тело, изгоняя боль, принесенную присосками.

– Видящая, – снова привлек к себе мое внимание Королев, – ты согласна?

– Согласна, – прохрипела я с трудом. – Выводите меня отсюда и верните вещи.

Врач судорожно закивал, а птица, как показалось, одобряюще заклекотала. Значит, пока что я все делала правильно. Пусть происходящее заставляло меня усомниться в собственном здравом смысле, неважно. После. После обязательно во всем разберусь. Главное, убраться отсюда и оборвать все ниточки, связывавшие мою персону и волшебное выздоровление.

– Быстрее, – повысила я голос. – Или мне попросить ведена вам помочь?

Я блефовала, впервые в жизни говоря о том, о чем понятия не имела. Но, видно, не ошиблась, Королев побледнел и метнулся за дверь. Спустя несколько долгих минут он вернулся с моей сумкой, сапогами и чужой женской одеждой.

– Прости, видящая. – Врач опустил взгляд, но нет-нет да опасливо поглядывал на птицу. – Твоя одежда пришла в негодность, в ней невозможно ходить. Я имел смелость предложить вещи своей дочери. Они чистые, не волнуйся.

Меня передернуло от омерзения. Как представила, что ткань прикасалась к черной обугленной коже, чуть не рассталась с ужином. Но деваться было некуда, не в больничной же рубашке идти.

Добраться бы до дома, а там я эту одежку выкину и сразу же в душ пойду, отмываться.

– Хорошо. Выйдите, переоденусь.

Королев вновь закивал и как будто с радостью выполнил требование.

– Смотрите, без фокусов, – добавила я, глядя, с какой скоростью чудовище уматывало в коридор.

Наконец в палате, кроме меня и птицы, никого не осталось. Я с облегчением откинулась на подушку. Пернатая спасительница спустилась с тела на койку и, зацепляясь изогнутыми когтями за белье, влезла на подушку. Остановилась возле моего лица, наклонилась, задевая серпообразно загнутым клювом нос.

– Кра-кра-кра, – подала она голос, смотря большим выпуклым глазом мне в глаза. – Кра-кра-кра.

Я даже дышать перестала, не зная, чего ждать от птицы. Та тоже замерла.

– Птичка, красивая, – прошептала одними губами. – Что ты хочешь? Я не понимаю.

Пернатой, видимо, надоело ждать нужной реакции, потому птица, недолго думая, оцарапала когтем мою руку. Взвизгнув от неожиданности, я внезапно все вспомнила. Перед внутренним взором проносились минувшие события, словно кто-то решил перемотать пленку моей жизни назад. Черная малявка с хоботом, Королев в образе монстра, первое пробуждение, боль, яркая молния ножа, бьющего в грудь, парень с шестом, нападение.

– Мама, – прошелестела я, когда видения ушли. – Мама…

А потом судорожно схватилась за грудь, ощутив вдруг фантомную боль от ножа.

Потихоньку сердцебиение успокаивалось, дыхание выравнивалось, а неприятные ощущения сходили на нет. Я пришла в себя и первым делом заглянула за ворот рубашки, ища следы от ножа. Вот только следов не было: чистая кожа, ни царапины, ни шрама, ни малейшего намека на то, что меня, в общем-то, убили, заколов кинжалом.

Поморщившись от мыслей, лезших в голову, я в который раз пообещала себе, что потом во всем обязательно разберусь, сейчас же мне следовало одеться и покинуть наконец больницу, превратившуюся в сумасшедший дом.

С трудом сдерживая брезгливость, натянула шмотки дочери Королева, обулась, проверила сумку. Телефон был на месте, как и кошелек с остатками пособия. Я вздохнула, ощущая озноб, будто от высокой температуры. Поудобнее перекинула лямку и потащилась к двери.

– Кра-кра. Кра.

В тишине палаты голос ведена прозвучал особенно громко и пронзительно. Я остановилась, взглянула на птицу, которая до того времени сидела тихо и, казалось, не шевелилась.

– Хочешь со мной? – спросила, как никогда ощущая себя ненормальной.

Веден нетерпеливо взмахнул крыльями, будто намеревался взлететь, но с места не сдвинулся.

– Ты хочешь, чтобы тебя несла я? – озарило меня внезапно.

Птица наклонила голову, словно кивая, соглашаясь с моими словами.

– Ну, ладно. Попробую.

Я вернулась к койке и в нерешительности окинула взглядом ведена. Судя по кинжалообразным когтям и загнутому клюву, птица относилась к хищным. И, честно говоря, мне было страшновато брать в руки существо, столь хорошо одаренное средствами для убийства. Слишком сильно запечатлелось в память мое собственное.

– Кра! – Веден топтался на подушке. – Кра!!!

– Давай накрою тебя полотенцем? А потом возьму на ручки. Ты согласна? – решилась я.

И даже за вышеупомянутое полотенце схватилась, намереваясь набросить его на птицу. Вот только пернатую спасительницу такое предложение не устроило. Была бы она человеком, наверное, покрутила бы пальцем у виска. А так лишь презрительно отвернулась.

– И что с тобой делать? – уныло протянула я. – Боюсь я тебя с такими стилетами голыми руками брать.

Птица повернулась и совсем не по-птичьи закатила глаза. Затем поковыляла ко мне и, подцепив клювом полотенце, настойчиво подергала. А потом и вовсе мотнула себе на ногу. Зацепилась, упала на спину, возмущенно проорав что-то явно нецензурное на своем птичьем.

– А!!! – дошло наконец до меня. – Ты хочешь, чтобы я обмотала свою руку полотенцем и посадила тебя?

Сердитое «кра» стало ответом.

Пусть удивление и зашкаливало, я действовала. Намотала полотенце на запястье и предложила птице взобраться, что та с видимым удовольствием сделала.

– Ну, пойдем, что ли, пока монстр не сбежал, – предложила я.

Королев вопреки опасениям оказался на месте. Мерил шагами коридор, периодически поглядывая на часы. Он так и не сменил облик, что очень меня напрягало.

– Я готова, – окликнула врача, не переступая порога.

Тот мгновенно оказался рядом, аккуратно потеснив меня обратно в палату. Я хотела было возмутиться, но Королев опередил.

– Видящая, – обратился он почтительно ко мне, – как я и обещал, все документы и файлы, которые указывали бы на вас, исправил. Персонал в течение трех дней обработаю, память подотру. Вам не о чем беспокоиться.

Мысленно трясясь от страха, я важно кивнула.

– Хорошо.

– Видящая, – низко склонил он голову, – еще раз прошу простить меня. И принять в дар вот это. Так сказать, за неудобство.

Монстр неуловимо быстро протянул руку, отчего я чуть было не заорала от неожиданности, но потом увидела зажатые в пальцах купюры и разозлилась.

– Уберите деньги! Мне от вас ничего не нужно! И выведите меня отсюда!

Королев сгорбился еще больше, вытянутая рука задрожала.

– Не сочтите за дерзость, видящая, это единственное, что я могу вам дать. Выпитое дочерью мне не вернуть. Прошу, возьмите.

Я смотрела на монструозного врача, на купюры в его руке и думала. Гордость возмущенно кричала, требовала швырнуть деньги в лицо чудовищу. Здравый смысл советовал взять и купить хотя бы замену испорченной одежды. В конце концов, у меня было не так много наличности, чтобы позволить себе ей разбрасываться, да и тетка явно придет в ярость, узнав, что я лишилась курточки.

А, была не была!

– Ладно, давайте, – решилась я.

Врач явственно выдохнул и торжественно вручил купюры. Затем он велел мне идти за ним: мимо спящей на посту медсестры, мимо одурманенных охранников, мимо храпевшего дежурного врача.

– Все, видящая, я выполнил свою часть сделки, – сказал Королев. – Теперь ваша очередь.

Я вопросительно на него посмотрела.

– Поклянитесь, что не станете преследовать мою семью. – Врач требовательно смотрел мне в глаза.

Я заволновалась. Ни о какой клятве речи не шло. С какой стати он с меня вообще что-то требует? В конце концов, это я пострадавшая сторона. Однако, открыв рот, была вынуждена его закрыть. Птица успокаивающе кракнула, как бы говоря, что все в порядке.

– Ну, раз ты так считаешь, тогда ладно.

А потом спросила Королева:

– Хорошо, какая нужна клятва?

– Вы должны обещать, что никогда не используете свои знания и силу во вред моей семье, – с готовностью сказал врач.

– Обещаю… – начала было я, вот только веден возмущенно закьякал, сорвался с руки и, подлетев к монстру, бесцеремонно полоснул того когтями по лицу. Затем преспокойно вернулся.

– Простите-простите! – Королев как подкошенный рухнул на колени. – Я ошибся! Вы лишь должны пообещать, что за сегодняшний проступок моя семья не понесет наказания!

Мстительно помолчав некоторое время, я все-таки пообещала то, что он требовал. И со спокойной душой пошла прочь, видя, как бледный до синевы врач схватил телефон и неживым голосом произнес:

– Тоня, готовьтесь. Через три дня мы должны покинуть этот город навсегда.

Глава четвертая

До дома я добралась без проблем, никто на меня не покушался. Что, безусловно, радовало. Птица продолжала сидеть на руке. Рука к концу путешествия почти отсохла. Все-таки весил веден предостаточно. Да и слабость давала о себе знать. Я то и дело покрывалась холодным потом, ноги едва шли.

Увидев обшарпанное здание, я обрадовалась впервые за все время жизни здесь. Пусть в комнатах постоянно воняло сигаретным дымом, а тетка обладала мерзким характером и громким голосом, главное, там имелась кровать и не было черных страшилищ с хоботами.

Когда до подъезда оставалось всего ничего, я остановилась. Появилась вдруг мысль, что с пернатой находкой тетка меня на порог не пустит. И так непонятно, как она отнесется к тому, что я сбежала из больницы. Вдруг разорется и пойдет к Королеву выяснять отношения?

– Ммм, птичка… Веден, – обратилась я к ноше, – боюсь, вдвоем нам придется на улице заночевать.

Пернатая защитница склонила голову, кракнула, а потом расправила крылья и взлетела. Я провожала ее взглядом до тех пор, пока могла разглядеть на фоне черного неба. Затем улыбнулась и открыла подъездную дверь, уверенная, что в случае чего птица обязательно вернется.

Дверь в квартиру я открыть своим ключом не смогла, видно, Тома закрылась еще и на задвижку. Пришлось стучать. Ждать, пока она откроет, мне пришлось долго. Полусонная, а оттого злобная тетка образовалась на пороге, когда я прикидывала, куда можно прилечь в подъезде.

– Лизка, ты? Чего это ты? Ты ж вроде в больнице прохлаждалась?

– Я, тетя Тома.

Она прищурила и без того узкие глаза, уперла руки в свисающие бока и громогласно заявила:

– И в чем это ты? Чья это одежда?! Украла?! Мне неприятности с полицией не нужны!

– Врач дал, чтобы до дома дойти могла, верну позже, – сказала я полуправду и ужом ввернулась в проем. – Моя одежда пришла в негодность. Собака порвала на куски.

Ну не говорить же ей, что меня убили, а потом я ожила и стала видеть монстров. Мне и самой не верилось, все случившееся казалось затянувшимся кошмаром.

– На куски?! – ахнула она, отчего все три ее подбородка затряслись, словно желе. – И где я тебе новую найду? Между прочим, я еще за ту куртку не расплатилась. Живем в долгах как в шелках!

Я поморщилась:

– Мне денег на одежду дали, вернее, подали на бедность, так что не беспокойся.

– Слушай, Лизка, а ты точно в больнице была? Одежда рваная, деньги – что-то это плохо пахнет.

– На что ты намекаешь, тетя? – напряглась я.

– Я не намекаю, говорю открыто: ты завела себе богатого с причудами? Девка ты взрослая, кто тебя знает. И зачем только твоя мать выдумала учить тебя до одиннадцатого класса. Шла бы в техникум, нормального парня там захомутала, а в восемнадцать я бы тебя замуж с чистой совестью отправила.

Меня передернуло.

– Нет, тетя Тома. Точно нет, я была в больнице.

Тетка почесала голову под бигудюшкой и смерила меня подозрительным взглядом. Явно не поверила. Мне захотелось сказать какую-нибудь пакость, но пришлось сдерживаться. Как бы то ни было, до совершеннолетия она считалась моим опекуном. Пришлось действовать иначе, а то прилипнет и будет выяснять обстоятельства до самого утра.

– Тетя, посмотри на меня и скажи: клюнул бы на меня богатый мужчина?

Хотелось бросить фразу с вызовом, но получилось с горечью.

– Ну, – протянула Тома. – На такую серую моль, как ты? Вряд ли бы.

Она не преувеличивала, я и была молью: волосы оттенка асфальта, серая радужка глаз. Да и кожа выглядела болезненно-бледной, сероватой.

– Что и требовалось доказать.

– Но, – не преминула она добавить, – это нормальный, а сейчас полно извращенцев.

– Тетя! – возмутилась я.

– Ладно уж, поверю на первый раз, – все же смилостивилась она. – Иди и спи. Завтра в школу. Не забудь справку, иначе прогулы поставят, а меня опять к директору вызовут.

Я кивнула и пошла к себе, мысленно радуясь, что так легко отделалась. И тут же внутренне похолодела. Справки у меня не было, что означало прогулы и нависшую опасность прихода ненормальной работницы из соцслужбы, желающей отобрать меня у Томы и вернуть в интернат. Как бы ни была плоха тетка, но в интернате было еще хуже. Вот только пересилить себя и вернуться к Королеву я тоже не могла. Как вспоминала ужасное черное лицо, так ощущала дрожь отвращения и ужаса.

– Эй, погоди! – окликнула Тома, когда я уже закрывала дверь в свою комнату.

– Что опять? – грубовато ответила ей.

– Не чтокай! – прикрикнула тетка. – Ты, говоришь, богатая сегодня?

– Угу. – Я сразу поняла, куда она клонит.

– Тогда дай тетушке денег на вкусное. Я волновалась, беспокоилась о тебе, ночь не спала, все думала, как ты, бедняжка, одна в больнице.

Глаза тетки заблестели от предвкушения, пальцы скрючились, приготовившись сжимать хрустящие купюры. Тома не пила, не принимала наркотики, она была патологической сладкоежкой и тратила все сбережения на торты и конфеты.

– Хорошо, немного дам, – ответила я.

Если не поделюсь, она заберет все. И тогда мне придется ходить в одежде дочери Королева. Фу!

Тома не была мне кровной родственницей. Но когда мама умерла, а меня забрали в интернат, именно она вызволила никому не нужную восьмилетнюю малышку из этого страшного места. Как и откуда она появилась, тетка не говорила, упоминала лишь о том, что выполняла волю покойной. Вначале я допытывалась, а потом отстала, не хочет говорить – и не нужно.

У Томы была специфическая мораль: меня она за личность не считала, любила поизмываться, периодически спускала на сладкое мое пособие и свою зарплату, забывала купить самое необходимое. Но если кто-то другой желал причинить мне вред, превращалась в орудие мести и не успокаивалась до тех пор, пока виновник не приползал на коленях, прося прощения.

Отдав часть денег, я все-таки закрыла дверь в свою комнату. Моментально накатила такая сильная усталость, что даже думать было тяжело. Как ни побуждала себя сходить в душ, не сумела. Только скинула чужую одежду и завалилась в кровать. Постельное белье пахло мелиссой. Когда я была маленькой и плохо засыпала, мама клала под подушку саше с этой травой. С тех пор аромат лимонной мяты ассоциировался с ней и успокаивал меня в самый трудный день.

Разбудил меня голос: грубый, крикливый, но, главное, знакомый. Тома проснулась и теперь громогласно вспоминала, куда она могла подевать помаду. Слушать ее завывания я не стала, но вставать пришлось: школу никто не отменял. За ночь произошедшие страсти не то чтобы забылись, но воспринимались спокойнее. Странное ощущение, будто все это случилось не со мной.

Наскоро помывшись, я собрала сумку, оделась и выбежала на улицу. Автобус пришел с опозданием.

– Здравствуй, Лиза. – Водитель поздоровался со мной как со старой знакомой. – Где пропадала?

– Да приболела слегка. – Я решила не углубляться в подробности.

– Понятно, – протянул он. – Сейчас погоним, а то, гляжу, припозднился сегодня, потому беги быстрее, усаживайся. Твое любимое не занято.

Смешно. За все шесть лет, пока я училась в профильной экономико-математической школе, автобус ни разу не был полон даже наполовину. Первые три года со мной ездил старшеклассник, следующие – паренек из началки. Остальных учеников школы привозили личные водители на дорогих авто.

Обучение оплатила мама перед смертью, видно, хотела, чтобы дочь выбилась в люди. Но, честное слово, лучше бы ограничилась обычной школой. Обидное прозвище «бомжара» до сих пор вызывало во мне желание вцепиться в аккуратно уложенные волосенки одноклассниц. Однако приходилось терпеть, ведь нарушение дисциплины моментально привело бы к отчислению. А значит, мамины труды были бы напрасными.

Выйдя из автобуса, я надвинула капюшон пониже и, ни на кого не смотря, преодолела школьный двор. Первым уроком числилась ненавистная литература. Не повезло, попала прямо в лапы к Шипигиной.

Несносная литераторша приказала сдать доклад, а я только голову все ниже и ниже опускала. Чего нет, того нет. На вялую попытку откреститься пребыванием в больнице Шипигина велела отправляться к директору. Пришлось мне выматываться из класса.

Мысленно успокаивая себя тем, что все могло быть гораздо хуже, я не заметила входящих. Ими оказались двое: приснопамятный Макаров, тут же обливший меня презрением с головы до ног, что, впрочем, никак не отразилось на моем самочувствии. Чувство к Илье умерло на той аллее. И Эльвирка.

Покраснев как рак, я решила бежать, да Элька поймала. Схватила за рукав и потащила прочь. Только я хотела вырваться, как вдруг увидела на голове у подруги рожки, а еще волосы, которые по непонятной причине из русых превратились в зеленые.

– Элька! – не веря глазам своим, прошептала я. – Эльвира…

Подруга резко остановилась и повернулась ко мне лицом.

– Ну что Эльвира! – возмущенно воскликнула она. – Я чуть от беспокойства не умерла! Приехала, а тебя нет, и никто не знает, где ты!

Я и слова не могла вымолвить, пялясь на остроконечные уши, кожу, словно покрытую блестками, узкие, вытянутые к вискам глаза. И рога. Маленькие тупые рога – пеньки, как у олененка.

– Благо додумалась твоей ненормальной тетке позвонить. Иначе я не знаю, что бы сделала!

– Элька, – наконец я обрела дар речи. – Кто ты, Эля?

Подруга подавилась словом.

– Я – это я. А тебя, по ходу, рано выписали.

Элька протянула руку, дабы потрогать мой лоб, но я не позволила, отступила на шаг.

– Лиз, почему ты на меня так смотришь? – удивленно спросила Эльвира.

Я проглотила мерзкий ком в горле и только тогда ответила:

– Потому что не узнаю тебя.

– Не понимаю, – попятилась Элька. – Я все такая же.

Я помотала головой:

– Знаешь, Эль, раньше у тебя рогов не было.

Подруга замерла. В узких глазах промелькнул страх. Даже не страх, а ужас.

– Мать лесная, – одними губами прошептала Эльвирка. – Ты – видящая?!

И, завизжав, драпанула со всех ног. Я только и могла, что закрывать и открывать рот.

Видящая. Видящая! Видящая!!!

Да сколько можно?!

Ну ладно Королев, но Элька-то?

И что теперь делать?

Невольно всхлипнув, я проводила тоскливым взглядом подругу, исчезнувшую за поворотом, и потопала дальше, но у самых дверей в приемную директора остановилась. Представила, как меня сейчас встретят, и передумала заходить. Не время. Завтра. Слишком много всего произошло, чтобы еще и выговоры слушать. Мне просто необходимо отдохнуть и развеяться. Хоть немного, иначе я точно свихнусь. В тот момент меня не пугало даже отчисление. Странно, надо сказать. Ведь хорошая школа – шанс поступить в университет для сироты, как я.