Текст книги "Хирурги"
Автор книги: Ванда Белецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Ничего себе! Неужели опухоли бывают такого размера? Где же она была? – недоумеваю я.
– За брюшиной. Она-то и вызывала деформацию кишечника, что ввело в заблуждение при первоначальном диагнозе.
На Владимира Дмитриевича все взирают с восхищенным уважением.
– Как же вам удалось?
– Вот так...
– Это сплошные кровеносные сосуды – понимаете, опухоль вся проросла ими, каждый надо было перевязать,– горячо шепчет мне на ухо кто-то из окруживших профессора сотрудников.– Отделить опухоль было почти невозможно, в любой момент могло начаться кровотечение, с которым не справиться. Он удалил опухоль в пределах здоровой ткани, не нарушая ее капсулы, оболочки, понимаете? И о том думал, чтобы не было рецидивов. Ведь она подозрительно быстро росла. Какая точная, нежная, какая анатомичная операция!
"Анатомичная" – очень высокая похвала для хирурга. Это значит -выполнена операция с тончайшим учетом анатомии, когда движения скальпеля рассчитаны до сотых далей миллиметра.
– Из чего же состоит опухоль?
– .Мне лишь бы она оказалась доброкачественной,– улыбается Владимир Дмитриевич.
– А как чувствует себя больной? – спрашиваю я, когда мы спускаемся на первый этаж.
– Нормально. Никакой патологии в кишечнике. Только эта опухоль давила, деформировала его.
Потом я узнала, что опухоль оказалась доброкачественной. Пациент выписался в хорошем состоянии.
НЕМНОГО ИСТОРИИ
А теперь пришло время рассказать о том, что же это за наука -проктология и каково ее прошлое, которое всегда самым тесным образом бывает связанным с настоящим.
Само название науки происходит от греческих слов: проктус – прямая кишка и логос – изучаю. Она включает все сведения об этом органе как в здоровом, так и больном состоянии. Однако сегодня к проктологии как отрасли медицинских знаний относят не только заболевания прямой кишки, но всей толстой, а также тканей околокишечной зоны.
Проктология – наука и древняя и молодая одновременно. Древняя -потому что болезни, которые она изучает, занимали умы великих ученых и врачей прошлого. До наших дней дошли, например, описания болезней и методы лечения, разработанные Гиппократом, жившим в 460–377 годах до нашей эры. Сюда же можно отнести работы ученого Древнего Рима Корнелия Целса, известного китайского хирурга Доу Хинь-Цина, наконец, прославленного средневекового естествоиспытателя Востока Абу Али-ибн-Сина. В своих трудах он более тридцати раз возвращался к описанию различных заболеваний прямой кишки, предлагал их лекарственное и хирургическое лечение.
Однако, несмотря на столь древнюю историю, Проктология оформилась в самостоятельную отрасль медицины лишь в конце XIX века.
Одной из первых обобщающих работ; посвященных заболеваниям прямой кишки, стала вышедшая в России в 1870 году книга И. Карпинского. Через шесть лет подобное руководство Генри Смита появилось в Англии.
А первое специальное медицинское учреждение для лечения проктологических больных возникло раньше, в 1835 году, тоже в Англии, в Лондоне. .Это госпиталь св. Марка, который и до сего дня остается одним из крупнейших в Европе центров проктологии.
На рубеже века, в 1899 году, в США состоялась первая конференция врачей-проктологов. Специалистов в этой области было тогда мало, в конференции приняли участие лишь 13 человек. Примерно в это же время появляются работы по проктологии в Германии, Франции, Испании.
В России вопросами клиники и лечения различных заболеваний прямой кишки занимались многие известные врачи и ученые. Начиная с 1830 года выходит несколько важных практических исследований. В 1897 году С. П. Федоров разрабатывает первый ректороманоскоп, довольно близкий к современному. В этот период несколько интересных исследований русских ученых посвящено хирургии рака прямой кишки. Над совершенствованием диагностики и лечения проктологических болезней работают такие крупные русские ученые и хирурги, как А. В. Вишневский, В. Р. Врайцев, С. И. Спасокукоцкий...
...Особенно стремительно развивается отечественная Проктология в последние три десятилетия. Здесь следует назвать имена профессора, руководителя первой проктологической лаборатории, созданной в Москве, А. Н. Рыжиха и профессора А. М. Аминева, руководителя аналогичной лаборатории при кафедре госпитальной хирургии Куйбышевского медицинского института.
Но, пожалуй, наиболее яркие и глубокие исследования советской проктологии сделаны в последние годы. Эти работы вывели школу советских проктологов на одно из первых мест в мире. И весомый вклад внес в науку первый в стране Научно-исследовательский институт проктологии, которым руководит член-корреспондент АМН СССР В. Д. Федоров.
Сейчас проктологическая служба охватывает всю страну. Специализированные проктологические отделения созданы не только в Москве и Куйбышеве, но и в Ленинграде, Казани, Свердловске, Ростове-на-Дону, Новосибирске, Хабаровске, Киеве, Харькове, Львове, Ереване. Они имеются почти во всех республиках. Все больше хирургических клиник медицинских институтов включается в научную разработку проблем проктологии. Например, мединституты в Горьком, Благовещенске, Риге, Красноярске, Саратове...
Возрастающий интерес к проктологии объясняется сильным ростом болезней толстой кишки, особенно в индустриально развитых странах, в том числе и в Советском Союзе. К сожалению, эти болезни приобретают все большее социальное значение, становятся частой причиной длительной нетрудоспособности и инвалидности даже молодых людей. Объясняется это в значительной степени неправильным питанием и малоподвижным образом жизни. В пище современного человека индустриально развитых стран, как правило, присутствуют в избытке белки, жиры, мало углеводов, а особенно не хватает грубой клетчатки, необходимой для правильной работы кишечника.
Перед врачами и учеными остро встала задача разработки методов профилактики, ранней диагностики и лечения болезней толстой кишки. Причем именно своевременное лечение является одновременно и методом профилактики такой тяжелой и возрастающей, к сожалению, болезни, как рак. В СССР, например, частота заболеваний рака прямой кишки за последние 20 лет возросла в четыре раза, в то время как частота рака желудка стала снижаться.
Еще более разительны показания заболеваемости в ФРГ и США. Американская статистика свидетельствует, что рак толстой кишки стал встречаться в 5–6 раз чаще, чем рак желудка. В 1975 году в США число впервые зарегистрированных больных раком толстой кишки достигло 100 тысяч человек!
За последние десятилетия в мире вышел ряд солидных руководств по проктологии, интересных научных статей. Большой опыт накоплен у врачей в Англии, ФРГ, США.
В СССР сейчас действует около 10 крупных проктологических учреждений. Среди них ведущее место занимает клиника НИИ проктологии. Она располагает 250 койками. В ней ежегодно выполняются сложнейшие операции по поводу диффузного полипоза, неспецифического язвенного колита и болезни Крона. Сотрудники института ежегодно дают 100–140 научных публикаций.
С 1949 года существует Международная академия проктологии с центром в Нью-Йорке. Она ежегодно проводит конгрессы в различных городах мира. Второе международное общество по этому же вопросу объединяет хирургов, интересующихся заболеваниями толстой и прямой кишок. Оно проводит конгрессы раз в два года.
Работы советских проктологов вызывают на международных съездах и конгрессах большой интерес. Не раз выступал с докладами на этих съездах директор НИИ проктологии профессор В. Д. Федоров.
НОВАЯ ПРОФЕССИЯ МАГНИТОВ
Два часа дня. Вторник. Идет институтская научная конференция. Зал полон. Сотрудники докладывают о проведенных научных исследованиях, диссертанты – о том, как продвигается работа по мере приближения защиты.
На кафедре – доцент Владимир Иннокентьевич Рыков. 2-й Мединститут он окончил в 1968 году, с 1977 года работает здесь, у Федорова. Кандидатская его была посвящена лечению инфекционного вирусного гепатита, а докторская – совсем новым вопросам в проктологии – так называемым "магнитным заслонкам".
При операциях на кишечнике хирурги иногда сталкиваются с необходимостью вывода кишки на переднюю брюшную стенку – как говорят специалисты, "наложения колостомы". Почему именно на переднюю брюшную стенку? Так больному легче ухаживать за искусственно созданным отверстием выхода пищи, считают хирурги.
Есть уже большой опыт наложения колостомы. Ведь первая подобная операция была сделана еще в 1776 году, когда французские медики Петре и Пилори спасли от смерти одного из французских королей, сделав ему искусственный выход из кишечника.
С тех пор в мире проведены тысячи операций, защищены по этой проблеме сотни диссертаций. Медики ищут более рациональные методы.
Однако сами больные часто, узнав о необходимости вывода кишки на брюшную стенку, переносят это известие психологически тяжело и иногда вообще отказываются оперироваться. А такой отказ может кончиться очень печально – привести к смерти больного.
Тогда хирурги решили идти на хитрость: "обмануть больного" и вывести ему кишку не на живот или в бок, а на естественное место, в промежности. Психологически – эффект достигнут, но ухаживать теперь за колостомой стало труднее. Однако самое главное заключается в том, что после подобной необходимой операции, независимо от того, где наложена колостома, пациент не чувствует никаких сигналов к выводу кишечного содержимого – он происходит непроизвольно. Отсюда неудобства, мешающие перенесшему операцию жить нормальной жизнью и трудиться.
Главная проблема в том, чтобы создать для таких больных искусственный замыкательный аппарат.
Заведующая онкопроктологическим отделением доктор медицинских наук Тамара Семеновна Одарюк говорила мне: "Конечно, при операции мы стараемся не накладывать колостомы, стараемся сохранить больным, как мы говорим, естественную проходимость, естественный замыкательный аппарат. Ведь главная проблема для хирургов-проктологов даже не в том, чтобы изыскать для пластики здоровые участки кишечника (найти их всегда можно), а именно в замене удаленного замыкательного аппарата. В институте разработан оригинальный способ делать его из мышцы бедра пациента".
Работы эти тоже шли по инициативе и под руководством В. Д. Федорова. Надо сказать, что попытки создать такой замыкательный аппарат предпринимались не раз и раньше. Медики пытались использовать различные мышцы бедра. Сначала были успехи – мышца технически сдавливала прямую кишку, но вскоре почему-то переставала действовать. Метод этот не прижился. Причина неудач крылась в том, что врачи пересаживали мышцы, которые при этом утрачивали свою основную функцию. В Институте проктологии хирурги решили использовать большую приводящую мышцу бедра, самую мощную из этой группы мышц, на которую почему-то раньше не обращали внимания. Главное заключается в том, что при использовании этой мышцы удается часть ее сохранить на прежнем месте. За счет этого не происходит атрофии пересаженного участка.
Сначала шли опыты на животных. И вот после всесторонней апробации метод получил путевку в жизнь.
Вот уже 5 лет у подавляющего большинства больных искусственный замыкательный аппарат из мышцы бедра работает хорошо. Мышца прочно замыкает просвет кишки и открывает его лишь по желанию пациента, который делает определенные движения. Это большой успех: ведь часто подобную операцию переносят молодые люди, у которых еще вся жизнь впереди. Опрос показал, что даже близкие многих из них не знают о характере операции. Группа ученых Института проктологии получила на разработанный метод авторское свидетельство, операция не имеет аналогов в зарубежной и отечественной хирургии.
Проведение такой операции требует особого мастерства, это "высший пилотаж" в хирургии. А врачи стремятся к разработке более простых методов, чтобы делать операции могли не только в одном институте, но и многих больницах страны. Кроме того, нередки случаи, когда условия болезни не разрешают использовать: ткани мышцы бедра для такого искусственного замыкательного аппарата. Вот тогда-то ученые и обратились к так называемым "магнитным заслонкам", которым посвящена докторская диссертация В. И. Рыкова.
Магнитные заслонки предложили впервые ученые из ФРГ хирурги Фестель и Хениг. Однако работы Рыкова сделаны на принципиально новой основе и имеют много преимуществ. Замыкательное устройство, созданное немецкими учеными, гораздо тяжелее, более громоздко, а главное – имеет ограниченные показания к применению, приживается далеко не у всех больных.
После доклада В. И. Рыкова, который на конференции прошел с большим успехом, я расспрашиваю его о работе. Ведь она важна не только для хирургии – в дальнейшем использование метода позволит вернуть к трудовой деятельности людей, обреченных сейчас на пожизненную инвалидность.
– Исследования шли долго,– рассказывает Владимир Иннокентьевич.-Надо было создать устройство, во-первых, из материала, совершенно безвредного для больных, во-вторых, чтобы магнитные его свойства не отражались на здоровье человека и, наконец, в-третьих, чтобы магнитные свойства не пропадали с течением времени. Например, потеря магнитного поля у применяемого нами материала составила всего два процента за 70 лет. Фактически за время жизни человека параметры не меняются. Я уже не говорю о главном – надо, чтобы устройство было легким, надежным, удобным, а сама операция показана для широкого круга больных. Медикам помогали инженеры, физики, химики, специалисты по материаловедению. Так магниты получили новое применение – в хирургии.
Сейчас поиски уже позади. Выполнено около 400 операций. 75 процентов из оперируемых людей работают по своей прежней профессии.
Владимир Иннокентьевич показывает мне разные конструкции белых колец, обтянутых эластичным материалом. Кольцо вживляется в стенку живота, через него пропускается кишка, а на ее выводе ставится магнитная пробка из такой же эластичной резины. Чтобы кишка разомкнулась, надо вынуть на время пробку. Ученые считают такую операцию лишь первым этапом своих поисков. Ими создана и другая модель магнитной заслонки для вывода кишки уже на естественном месте. В институте готовятся выполнить эту уникальную операцию. Выполнить впервые в мире.
"МИЛОСЕРДИЕ – НАШЕ ПРИЗВАНИЕ"
– Не люблю я, когда называют "медсестра", неправильно это. Надо, как раньше называли – "сестра милосердия",– говорит мне главная сестра института Лия Ивановна Маврина. Школу сестер она оканчивала при Институте имени Склифосовского после войны, в 1947 году, о медицине мечтала с детства, хотела быть именно операционной сестрой. Как хотела – так и вышло. Много лет оперировала с В. С. Маятом, потом с В. Д. Федоровым.
– "Хорошая операционная не терпит шума и крика" – теперь мы, сестры, сами повторяем их слова, когда учим молодых,– говорит Лия Ивановна.– "В. Д.", как и Маят, оперирует спокойно, сосредоточенно, молча. Даже так же протягивает руку за инструментом, и вместо слов у него чуть заметное движение пальцев. Операционная сестра сама знает, что надо подать. И так же, как Маят, "В. Д." вроде бы советуется с ассистентами во время операции, а на самом деле учит их.
Мне не раз приходилось бывать в больницах, и я знаю: проблема медицинской сестры сейчас, пожалуй, самая острая в медицине. Сестер мало, не хватает их, и плохие бывают часто. Не умеют сострадать больному, заботиться о нем.
– Как же в Институте проктологии решают эту проблему?– спрашиваю я у Лии Ивановны.
– Как ни грустно, но все, что вы говорите о сестрах, правильно,-соглашается она.– Многое мы пытаемся предпринимать, чтобы из медсестры сделать "сестру милосердия". Для этого, во-первых, с самого начала раскрываем девочкам (медбратья бывают реже) благородство их профессии, учим специальности и все время подчеркиваем глубокое уважение к профессии сестры милосердия, стараемся, чтобы работать было интересно. По секрету скажу – и платим больше, находим средства, но не уходят от нас сестры все-таки не из-за материального стимула – интересно им. Для молодежи это очень важно.
...Я была уже на институтском празднике – "Посвящение в сестры милосердия". Все собрались в конференц-зале, пригласили родителей, членов семей, молодых сестер и медбратьев. Родители должны видеть, как уважают их дочку или сына врачи, как ценна будущая профессия для молодого поколения.
Под музыку вносят знамена. Почетный караул. Молодое пополнение читает клятву свято служить медицине, больному. Теплое слово напутствия говорит директор, профессор Федоров. Всем юношам и девушкам вручаются белоснежный халат и шапочка в нарядном пакете, цветы. А потом родителям ребят врачи показали институт, лаборатории. Родители должны знать, где будет работать их сын или дочь.
И еще есть праздник в институте – конкурсы на "лучшую сестру милосердия". Конкурс – итог годичной учебы. Один раз в месяц хирурги читают сестрам лекции, ведь каждое отделение имеет свою специфику, и сестра должна это знать.
Конкурс начинается в отделениях – первый этап. Председатель комиссии – всегда заведующий отделением. Входят в комиссию хирурги, врачи, старшая сестра.
Лучшие сестры отделений допускаются ко второму туру конкурса. Он проходит в конференц-зале. Председатель комиссии – профессор В. Д. Федоров,
Проверяется, как сестра умеет сделать укол, смерить давление, как заряжает она капельницу и так далее и так далее. Вместе с практикой идет экзамен по теории: какие лечебные травы в том или ином случае помогают больным, какие медикаменты, какова история медицины? При мне, например, молоденькую девушку спросили, какая высшая международная награда сестры милосердия. Она ответила, что это медаль имени Флоренс Найтингейл, англичанки, сестры милосердия, жившей в XIX веке.
Вывешены на стенах выполненные домашние задания на тему "Какова, по вашему представлению, форма операционной сестры, сестры вашего отделения? Летняя форма, зимняя? А как следует одеться санитарам, медбратьям?"
Эскизы, сделанные девушками и молодыми людьми, интересны, содержат много рационального. Жюри даже решает просить шить форму по лучшим из этих эскизов.
Но особенным почтением среди сестер пользуется профессия операционной сестры. Профессия трудная, романтическая. Она требует особых способностей, знаний, черт характера.
– Операционная сестра – это сестра милосердия экстра-класса,-делится со мной Лия Ивановна Маврина.– Она знает и умеет все, что делают палатные сестры милосердия, но делает все лучше и знает больше. Во-первых, знает анатомию в значительно большем объеме, чем учат в училище. Хирург во время операции часто ничего не говорит, а сестра должна предвидеть, что ему может понадобиться в ходе работы. Предвидеть ход операции – это иметь прежде всего медицинские знания, а уже потом интуицию, опыт, которые приходят в процессе работы; Во-вторых, операционная сестра должна обладать обостренной совестью и честностью, как и хирурги. Профессиональная совесть и честность операционной сестры должна быть на высочайшем уровне. Ведь между ней, больным и хирургом все отношения основаны на доверии.
Операционная сестра не боится никакой медицинской работы и служит она медицине, не считаясь с личным временем.
Должна она быть не только хорошим специалистом-медиком, но и хорошим организатором.
И еще – обостренное чувство ответственности отличает операционную сестру. Она хозяйка в операционной, она отвечает и за стерильность в операционной, и за одежду хирургов, и за инструментарий, и за ход операции. Глаза у нее должны быть везде. Редкая операционная сестра не любит свою работу. Как правило, уже никуда не уходят такие сестры из операционной, доживают здесь свой век.
В кабинет Лии Ивановны заглядывает молодая женщина, хорошенькая, очень женственная.
– Познакомьтесь, старшая операционная сестра Надежда Сергеевна Потапова,– говорит Лия Ивановна и с гордостью прибавляет: – Моя воспитанница.
О Наденьке Потаповой мне уже рассказывали и хирурги и больные:
"Ровная, спокойная, очень знающая. Ей всего 28 лет, а она уже пользуется в коллективе таким большим уважением. С ней считаются даже опытные врачи".
– Надя и воспитатель отличный,– продолжает Лия Ивановна.– За год из 6 девочек, своих учениц, сумела сделать настоящих сестер милосердия, операционных сестер.
Надя слушает похвалы и мило краснеет. А Лия Ивановна, видно, твердо зная, что добрые слова уже не испортят ее ученицу, рассказывает мне, что Надя человек не только хороший и спокойный, прекрасный специалист, но человек творческий.
Я спрашиваю Надежду Сергеевну, не собирается ли она поступать в медицинский институт.
– Нет,– честно отвечает она.– Я прирожденная операционная сестра, люблю свою работу, знаю ее. Я чувствую здесь себя на месте. Мне приятно, что все так ко мне относятся...
Она еще больше краснеет, но, преодолевая свое смущение, поднимает на меня большие красивые глаза и говорит:
– Я знаю примеры, когда операционные сестры оканчивали институт, но хорошими врачами не становились, а профессиональные качества операционной сестры утрачивали. Лучше быть хорошей операционной сестрой, чем неважным врачом.
"Мужественная женщина, действительно с обостренной честностью,-думаю я.– Ведь не каждая так скажет..."
А Надя между тем продолжает:
– Я ничего плохого про тех девочек, кто, поработав сестрой, идет в медицинский, не хочу сказать. У нас многие учатся и врачами хорошими становятся, правда? – спрашивает она у Лии Ивановны. Та кивком подтверждает ее слова и продолжает рассказывать мне о профессии сестры милосердия.
– Недавно выписался у нас в хорошем состоянии больной после тяжелой резекции поджелудочной железы и желчного пузыря. Так в его становлении участвовал весь институт. Кровь все давали – от операционной сестры до хирурга, у кого группа крови подходит. Девочки работают до половины четвертого, а оставались дежурить до 11, до 12 ночи. Поддерживали друг друга, помогали.
– Особая статья – это сестра в отделении реанимации и интенсивной терапии,– продолжает она.– Больной здесь особенно нуждается в уходе, заботе, приветливости, сострадании, милосердии. Недаром девизом одного из конкурсов на лучшую медсестру у нас были слова: "Милосердие – наше призвание".
А я вспомнила, может быть, не совсем профессиональные, но искренние, чистые строки стихотворения, придуманного сестрами института к очередному конкурсу:
"Мы не просим у славы бессмертия,
Не стремимся на пышный парад,
Кроме званья "сестра милосердия",
Никаких нам не надо наград".
ТЕРАПЕВТ СРЕДИ ХИРУРГОВ
– Как вы себя чувствуете здесь, терапевт среди хирургов? – задаю я шутливый вопрос главврачу института Алле Григорьевне Еропкиной. Она отвечает с улыбкой:
– А вы уж думаете, что терапевту нечего делать в хирургическом учреждении? Совсем наоборот...
И я узнаю о том, что не обойтись хирургам без терапевтов, что есть в Институте проктологии особый терапевтический отдел.
Начну с того, что обычно проктологические больные попадают в институт с большим багажом общих и сопутствующих заболеваний. Тяжесть основной болезни требует хирургического вмешательства, а здоровье пациента и без того подорвано, бывает, что есть и порок сердца, и инфаркт миокарда больной перенес, и печень у него никуда, и почки... А хирурги должны сделать такому ослабленному больному серьезную полостную операцию по поводу язвы кишечника, опухоли или полипов. И сделать так, чтобы больной перенес ее и поправился после операции. Отсюда первый вопрос к терапевтам в хирургическом отделении: возможна ли операция данному больному вообще? И второй вопрос: как готовить пациента к этой операции? Скажем, при болезни сердца очень сложна подготовка кишечника к операции, ряд заболеваний печени требует выбора особого наркоза; перед операцией необходимо подлечить ослабленного больного (а как правило, именно такие попадают в институт проктологии), подкрепить его организм. Особая область лечения после операции – от травм, нанесенных уже в процессе хирургического лечения.
Бывает, что поступает больной с, казалось бы, неопасным заболеванием, таким, как анальные трещины, геморрой. Само по себе хирургическое вмешательство при такой болезни несложно, однако результаты хирургического лечения не будут стойкими, если пациент не поймет, что устранена не сама причина его болезни, а лишь следствие. А причина, скажем, кроется в постоянных запорах, в неправильном питании, режиме, привычках больного, в отсутствии движения и так далее. Если не изменить поведение, не устранить причины болезни, могут опять появиться следствия ее – анальные трещины и геморрой.
Разъяснить это больному должен терапевт среди хирургов.
И еще. Пришел в клинику человек на своих ногах, полный сил, считающий себя здоровым. А хирург знает: ему необходима сложнейшая и очень тяжелая операция. И вот после такой операции, которая может длиться до 10–12 часов, пациент, естественно, слабеет. Его организм борется с обычными последствиями тяжелого хирургического вмешательства, грубо говоря, с нанесенной раной, а у больного никак не укладывается, что операция спасла ему жизнь, а не принесла болезнь, как ему кажется. И задача терапевтов не только выходить больного в отделении реанимации, назначить правильный уход и лекарства, но и заранее психологически подготовить его к тому, что слабость и боли, и даже осложнения после операции временны и выздоровление обязательно наступит.
– Хирурги – народ особый,– говорит Алла Григорьевна Еропкина,-малоразговорчивый. А больной чувствителен не только к лечению, так сказать, действием, но и словом. Подготовка пациента к операции еще и психотерапия. Надо, чтобы больной полностью поверил врачу, понял, что операция необходима, что она единственный, наилучший способ лечения, ложился на операцию с легким сердцем. Достигается такой эффект индивидуальной беседой с больным не только хирурга, но и терапевта. Я бы даже сказала – в основном терапевта. Честно говоря, у нас хирурги так заняты, что часто они даже не могут уделить столько времени и внимания для бесед с больными, сколько им бы самим хотелось. Поэтому подготовка к операции падает в основном на терапевта; его работа, его слово очень важны в хирургии и до операции, и во время нее, и после, в отделении реанимации и интенсивной терапии.
Операция, скажем, сама по себе была тяжелой, травматичной, да и сопутствующих заболеваний у больного немало, фон плохой.
Терапевт должен предугадать, как поведет себя этот "фон", сопутствующие болезни при наркозе, во время операции, после нее. Провести лечение так, чтобы не дать разгуляться болезням, обхитрить их, обезвредить влияние на организм больного во время операционной травмы и после нее.
Кроме того, что терапевт у нас должен помогать хирургам, он несет и свои собственные функции, как врач общего плана, осуществляет в клинике всю функциональную диагностику.
Алла Григорьевна по возрасту молода, но терапевт она опытный, знающий. Главным врачом Института проктологии работает уже третий год, работу свою любит.
– Алла Григорьевна, а почему вы выбрали профессию именно терапевта, ведь хирург более романтично? Хирургом вы стать не хотели?
– Представьте себе, нет, не хотела. Да, наверное, и не смогла бы, не тот характер. У каждого свое призвание. И потом, знаете, больные сами помогают тебе угадать это призвание, подсказывают, кем тебе стать. Больные со мной очень откровенны, расскажут то, что и близкий родственник не узнает, слушают меня, да и я сама нахожу удовольствие в общении, с ними в беседах. Больные часто как дети. Ко всему прислушиваются, доверяют тебе, и не смеешь ты обмануть это доверие.
Конечно, для работы терапевта у нас в институте идеальные условия. Больной твой всегда рядом, и ты можешь проводить с ним столько времени, сколько тебе требуется. Обычный терапевт в поликлинике этого не имеет. Великолепная база для анализов, исследовательские лаборатории; через родственников, которые приходят проведывать больного, узнаешь обстановку в семье, привычки. Деликатно даешь советы. Ну, например, нужна диета больному после операции. Как правило, скажем, если болела бабушка, она только для себя готовить не будет. Она готовит обед для всех, а сама уж, как придется. Так вот идешь иногда на хитрость – дочь, сын или зять с невесткой говорят: и нам нужна диета, нельзя есть такие-то продукты. Бабушка старается им угодить, готовит, что надо, начинает заодно правильно питаться и сама. Любовь и забота о ближнем всегда требует маленькой жертвы, тем более что диета после операции обычно временна.
Очень важно заранее психологически подготовить больного к операции и выздоровлению после нее. И нет большего счастья, когда через несколько лет после тяжелой операции приходит к тебе бывший твой больной и говорит – все шло так, как вы говорили, я теперь здоров...
Алла Григорьевна пишет сейчас кандидатскую диссертацию, посвященную функциям и состоянию печени у больных диффузным полипозом. Исследования в этой области чрезвычайно важны, ведь у больных удалена кишка. Как это сказывается на состоянии печени?
– Не мешает работе над диссертацией то, что вы стали главным врачом?
– Еще как мешает! Тяжелая работа главврача, очень. Мне, например, трудно было перестроиться с клинических методов мышления на организационные. На главврача нигде не учат, а ведь должность эта требует и специфических знаний и специфических качеств характера, которые приходится в себе вырабатывать. Терапевт в основном общается со своими больными, с лабораториями, а на главвраче и оборудование, и кадры, и медикаменты, и санитарки, и сестры... Один только пример приведу – есть нормы на медикаменты. А наши больные тяжелые, не укладываются они в эти нормы... Кто отвечает? Главврач. Сестры у нас работают с двойной сестринской нагрузкой и без санитарок. Кто принимает претензии и от сестер и от проверяющих организаций? Опять главврач. Нельзя, по инструкции, платить сестрам больше полутора ставок. Но ведь не учитывает инструкция, что больные у нас тяжелые, ухода требуют большого, желудочно-кишечные больные, каждый понимает, что и недержание у них и поносы... Медсестре, которая здесь и за санитарку, приходится нелегко... А кто изыскивает пути, чтобы оставались у нас хорошие медсестры? Опять главврач.
"Да,– думаю я,– и дипломатом главврач должен быть, и организатором, и хозяйственную жилку иметь... Но, главное, должен быть хорошим терапевтом, не терять своих профессиональных качеств, вести и научную, исследовательскую работу, чтобы пользоваться уважением среди врачей и среди больных. Иначе какой же он Главный врач?"
ЛЕЧИТЬ, НО КАК?
Операции... Операции... Замечательные, самоотверженные здесь хирурги. Наверное, одни из лучших в стране. Но ведь оперируют они иногда, как бы это сказать точнее ...от безысходности. Оперируют, чтобы спасти жизнь, оперируют, когда неизвестно, как лечить иным способом.
