Текст книги "Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943"

Автор книги: Вальтер Хартфельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

В деревне Миликонец сохранялось спокойствие. Патрули, не обнаруживая ничего угрожающего, заканчивали свою вахту с наступлением рассвета.

Егеря наведались во все хутора этого района в радиусе двадцати – тридцати километров. Их принимали без искреннего дружелюбия или откровенной вражды. Ханс Фертер, находящийся в Ревнах, подтвердил отсутствие диверсий на железной дороге.

Для коммандос это был необыкновенный период. Весна принесла определенное спокойствие, и люди оживились. Клаус и Хайнц, как и другие, наслаждались радостями жизни, может быть, потому, что понимали временный характер всего происходящего.

Что касается Манфреда, то он проводил долгие часы в доме старой Усыгиной. Он узнал теперь много русских слов и жаргонных выражений. Женя однажды пополудни повела его в лес, почти до Мертвого Дерева.

Воспользовавшись моментом невнимания Манфреда, она подбежала к тайнику Яковлева и достала из него записку. Когда она вернулась, Манфред встал сбоку от нее и оглядел ее насмешливым взглядом. Но он не сделал попытки отобрать клочок бумаги.

Они вернулись в деревню под ручку.

Этим вечером Женя услышала широкие размеренные шаги, которые уже хорошо знала. Она направилась к двери своей комнаты и стала ждать появления Манфреда.

Гюнтер тоже услышал эти шаги и рассмеялся.

Именно Хайнц первым проявил некоторое возбуждение. Он счел, что в эти пятнадцать дней произошло благоприобретенное восстановление сил. Эти дни отдыха выполнили свою роль, оснований медлить больше не было.

Манфред тоже нервничал и тревожился.

Он хорошо понимал, что отряду коммандос пора выступать. Но что случится тогда с деревнями и населением? Партизаны наверняка оставили шпионов (он невольно улыбнулся), которые предупредят об отбытии егерей. Необходимо было, по его мнению, опасаться двух вещей: во-первых, того, чтобы партизаны не укрепились здесь снова; во-вторых, того, чтобы они не занялись казнями и репрессиями.

От Ханса Фертера пришло обнадеживающее сообщение. На смену коммандос, которых ожидали важные дела на другом берегу Десны, выступила рота пехоты.

В деревне последний вечер был меланхоличным. Даже Эрнст и Людвиг не стали досаждать своим здоровенным крестьянкам.

А Манфред и Женя занимались любовью с особым неистовством.

К девяти часам утра часовые оповестили о прибытии пехотной роты.

Рядом с Клаусом и Хайнцем остановилась бронемашина, и перед удивленными взорами двух офицеров предстал капитан в прекрасной шинели с меховым воротником, который поздоровался с ними военным приветствием. Чисто выбритый, без единой складки на мундире и хотя бы пятнышка на блестящих сапогах, он выступал перед ними в несколько комичной в этих условиях роли доблестного воина.

– Дорогие друзья, я хочу сказать вам кое-что: этот сектор будет самым спокойным на всем протяжении фронта. Эти так называемые «партизаны» не более чем вульгарные воры. Им достаточно погрозить кулаком, чтобы они сгинули надолго.

Клаус не ответил и передал капитану карту сектора, на которой тщательно обозначил пути следования дозоров, все осмотренные деревни и хутора.

Он собирался дать несколько дополнительных пояснений, но собеседник прервал его:

– Не хочу вас обидеть, дружок, но каждый из методов, и, я думаю, ваш метод тоже, откровенно говоря, ортодоксален. Мне нужно закрепить то, что вы до сих пор достигли. И кстати, – добавил он после короткой паузы, – как насчет расквартирования?

Хайнц указал неопределенным и брезгливым жестом в направлении изб. Клаус пожал плечами и ответил сухо, что они привыкли ночевать в сараях.

В некотором замешательстве офицер заявил, что намерен немедленно собрать всю деревню, чтобы объявить о новом хозяине. Он быстро расстался с Хайнцем и Клаусом, чтобы отдать распоряжения. Манфред находился рядом во время этой короткой беседы и наблюдал за солдатами, которые передвигались будто у казарм Потсдама в воскресное утро!

Затем жители деревни вышли из домов и столпились на пустом пространстве, освобожденном для них солдатами.

На мгновение Клаус пожелал всем сердцем объявления часовыми тревоги, чтобы прекратилась наконец эта глупая комедия. Его желание тотчас осуществилось. Прозвучал взрыв, и в ту же секунду солдаты залегли, а крестьяне вернулись по домам. Что касается офицера, то он исчез с такой быстротой, будто, как показалось Манфреду, испарился.

Виной всему, естественно, был один из братьев Ленгсфельд. Пехотный унтер, заметив его трехдневную щетину, заставил его стоять навытяжку с руками по швам, а затем отжаться на руках двадцать пять раз. Вольфганг, переполненный яростью, смотрел на унтера и взорвал одну из своих маленьких коробок с взрывчаткой в пяти метрах от собственных ног.

Его брат между тем поспешил предупредить Клауса, кто устроил инцидент… как вдруг соизволил появиться гордый офицер.

Егеря построились по взводам для выступления из деревни. Им решительно нечего было делать в деревне Миликонец, и каждый из них смутно чувствовал, что вся эта неразбериха устроена для того, чтобы он скорее убрался отсюда.

Они прошли через лагерь, брошенный партизанами. Никто из них сюда не возвращался. Коммандос использовали для собственного обустройства то, что осталось от землянки, подорванной гранатой.

С наступлением ночи егеря добрались до селения Ревны.

Клаус, Манфред, Хайнц и Гюнтер застали Ханса Фертера за обедом. Тот передал им сначала комплименты Генштаба, сообщил последние новости с фронта, затем предложил им девочек, что было охотно принято.

Глава 4
СТАЯ

Яковлев и его люди устроились в своем старом лагере на другом берегу Десны. За зиму землянки обветшали, для их восстановления потребовались топоры и лопаты. Дозорная служба вновь обеспечила связь с соседними деревнями, вербовку новых партизан и постоянный контроль за работой подпольных партийных ячеек, которые добывали для Гайкина важную, по его мнению, разведывательную информацию.

Люди чувствовали себя несколько дезориентированными и сбитыми с толку. Приход Мити принес им некоторое облегчение. В новой форме, как настоящий солдат Красной армии, он к тому же с гордостью объявил, что принес важные новости.

Это произвело впечатление.

Мартовская встреча под Черниговом собрала военных и политических руководителей партизанских отрядов, действовавших в Белоруссии (в районе на стыке Белорусской ССР (Гомельская область), РСФСР (Брянская область) и Украинской ССР (Черниговская и Сумская области). – Ред.). По согласованию с московским ЦК были приняты масштабные решения по восстановлению военной и гражданской власти Советов в освобожденных партизанами деревнях и селах и по организации подпольной деятельности в оккупированных городах. Договорились о целой серии боевых операций. Партизаны должны были получить в качестве усиления большое количество армейских парашютистов, технических средств и специально обученных солдат.

К отряду Яковлева добавили еще четыреста человек, которые присоединились к партизанам его отряда в течение зимы. Яковлев остался комиссаром этого нового отряда, который перешел под командование старого кадрового офицера Мясенко.

Яковлеву недолго пришлось ждать новых товарищей. Люди прибыли хорошо экипированные, основательно нагруженные боеприпасами и продовольствием, в сопровождении группы связи. Их дисциплинированность и вооружение произвели на Яковлева и Ковалева самое благоприятное впечатление.

Командир Мясенко оказался крупным мужчиной, немолодым, с очень широким лицом. Маленькие круглые глазки и огромная физиономия напоминали карикатуру из журнала «Крокодил». Но этот великан отличался поразительной быстротой реакции и сообразительностью. Он был подвержен одной-единственной слабости: войне. Мясенко был также нетерпелив и через полчаса после прибытия приказал собраться на совещание всем командирам взводов и их заместителям по политчасти.

Он говорил прямо: через три дня партизаны должны организовать нападение на Красный Рог, где дислоцирован немецкий гарнизон численностью в триста – триста пятьдесят человек. Нападение должно быть успешным, и он рассчитывает на то, что каждый сделает все, что в его силах, и в первую очередь коммунисты. Для лучшего усвоения плана нападения Мясенко соорудил что-то вроде макета этого небольшого городка.

Строго говоря, Красный Рог не был особо важным населенным пунктом (это была также станция на важнейшей железной дороге на участке Гомель – Брянск. – Ред.), но немцы построили там радиопеленгаторную станцию, которая ретранслировала письма с фронта и в особенности сильно затрудняла радиосвязь между партизанскими отрядами и Большой землей (так именовалась не оккупированная немцами территория СССР).

Городок располагался среди льняных полей, примерно в тридцати километрах по прямой линии от Почепа (также станция на вышеупомянутом участке железной дороги. – Ред.). Он вытянулся к северу в сторону небольшого холма, четырех опорных пунктов – долговременных оборонительных позиций, одно из которых, особенно важное, было сооружено на гребне этого холма.

План Мясенко был прост, но требовал безукоризненной координации действий всех партизанских отрядов.

В течение более двух месяцев партизаны, готовившиеся выполнить приказ на атаку Красного Рога, получили массу ценной информации: о конкретном времени смены караулов и их составе; о маршрутах следования дозорных; расположении пулеметных гнезд, артиллерийских позиций, складах боеприпасов. Им поставлялись сведения о расположении различных КП; о домах, занятых противником; именах офицеров. Информация шла от партизан, устроившихся в силы местной вспомогательной полиции, чтобы выявить особенности каждой оборонительной позиции изнутри. Мясенко также знал, что опорный пункт на севере поддерживал радиосвязь со штаб-квартирой в городе по два часа днем и ночью.

Ключ к успеху наступательной операции состоял в быстром захвате этой позиции немцев после очередного сеанса радиосвязи с тем, чтобы позволить партизанам располагать временем для проведения двух других необходимых операций: снятия часовых трех других опорных пунктов, которые прикрывали город, и, главное, закладки мин на обратном склоне северного опорного пункта. На все это отводилось примерно девяносто минут. Нападение должно было осуществляться с запада, юга и востока. Важно было, однако, чтобы партизаны захватили северный форт бесшумно.

Фактически Мясенко рассчитывал воспользоваться тем, что войска гарнизона в течение зимы расслабились и привыкли к спокойной обстановке. Вместо того чтобы сражаться, жертвуя собой, фашисты, как предполагалось, будут пытаться отступать по единственному пути, который им казался безопасным, к холму, и, продвигаясь таким образом, попадут на минное поле. Тем более что советские партизаны будут подавать немцам из захваченного северного укрепления ложные сигналы.

Сам Мясенко должен будет командовать лобовой атакой. Яковлев и Терентьев займут фланги, а Ковалев возьмет на себя ответственность за захват северного опорного пункта.

Затем каждый командир отряда, каждый партизан отрабатывал в течение нескольких часов на макете маневры, которые должно было совершать его подразделение, и повторял их много раз.

Рядом всегда находился Мясенко, объясняя партизанам без задержки многочисленные подробности: вот заброшенный дом, но этому нельзя доверять, он может быть заминированным. Вот глухой забор: он поможет укрыться. Ночью, когда вы будете атаковать южное укрепление, там будет грязная немецкая свинья по имени Шпренгер, Эмиль Шпренгер. Он изнасиловал мать из семьи коммунистов в Брянске.

Мясенко умело возбуждал боевой дух партизан рассказами подобного рода, реальными или выдуманными. Это уже не имело значения. Если немец виновен, то это некому засвидетельствовать, это еще один солдат, который насиловал, убивал и жег. (К сожалению, выдумывать не было необходимости. Зверства немецких оккупантов и их пособников не знали границ. Обычным делом было сожжение заживо в запертых сараях, забивание колодцев убитыми (и еще живыми) малолетними детьми, не говоря уже об обычной практике оккупантов (виселицы, расстрелы, насилия). – Ред.).

Все радиоустановки немцев следовало уничтожить посредством взрывчатки: за это была ответственна особая группа подрывников. Каждый партизан должен был собрать оружие и боеприпасы в количестве, которое способен унести.

Что касается гражданских лиц, то их следовало предупредить о штурме партизанами домов, за исключением предателей, которых надо было ликвидировать. Когда речь зашла о возможных немецких пленных, Мясенко безнадежно махнул рукой: это не хотелось обсуждать.

Обрадованный предстоящим боем, Ковалев решил помыться и побриться. Он любил и уважал Яковлева, но такого, как их новый командир, у них еще не было. Ковалев вспомнил трактор, который он водил день за днем на полях у селения Воржны. Возможно, он и был силен в своей профессии, но только на войне почувствовал себя настоящим человеком. Стреляющий пулемет был столь же горяч и подвижен, как женщина. А мина напоминала маленького зверька, который прячется в земле. Старикам, которые прожужжали ему уши своими рассказами о революции и Гражданской войне, пришлось сейчас замолкнуть. Конечно, прошлое лето (когда происходило немецкое наступление) не радовало, и он в глубине души иногда испытывал страх. Но как справедливо говорил Яковлев, «впереди богатый урожай».

Ханс Фертер, находившийся в Ревнах, был огорчен. Один из партизанских отрядов вдруг сорвался с места, и он не обнаружил его следов. Ни один из его агентов не доложил ему об этом, несмотря на настойчивые требования.

Фертер знал, что в последнее время состоялось важное совещание командиров партизан, и, соответственно, его разведывательной сети необходимо было усилить наблюдение: это совещание неизбежно должно было привести к новым боевым операциям партизан, сведения о которых ему надо попытаться добыть. Следовательно, это было не время для неэффективных действий его агентов.

Что касается егерей, то они собрались переправляться на другой берег Десны.

Различные опорные пункты немцев во всем районе регулярно сообщали о стычках, терактах, нападениях на колонны и эшелоны. Исключением был Красный Рог, где обстановка оставалась спокойной.

Поэтому Ханс Фертер определил маршрут движения коммандос, в зависимости от значимости и частоты вооруженных столкновений, по локализованным партизанским зонам.

Приказы, полученные Клаусом, были формального характера: ему следовало больше внимания уделять разведке, нежели боевым операциям. Он должен был избегать серьезных боев и обращаться за помощью в гарнизоны опорных пунктов, если приходилось ввязываться в бой.

Настроение Ханса Фертера ухудшалось. Он оценивал обстановку лучше, чем кто-либо еще: в тылу, за линией фронта, разверзлась пропасть, которая медленно поглощала людские и материальные ресурсы. А те чины из Генштаба, которые морочили ему голову своим летним наступлением! На каждого пехотинца требовалось пять солдат для обеспечения его безопасности. (У немцев вплоть до конца войны оставались раздутыми службы обеспечения в ущерб подразделениям, непосредственно ведущим бой (наступательный или в обороне). – Ред.). А отправка необходимого продовольствия и боеприпасов!.. Обстановка на железной и шоссейной дорогах превратилась в кошмар. С этим пуповиной была связана боевая жизнь немецкой армии. Каждый прошедший день заставлял Фертера чувствовать непрочность ее положения: как артерии, медленно забиваемые тромбами, дороги мало-помалу выводились партизанами из строя.

Он оценивал количество партизан, действовавших в этом секторе Белоруссии (уже говорилось: на стыке БССР, РСФСР и УССР. В данном случае Брянской области РСФСР. – Ред.), в десять тысяч человек: оснащенных, организованных, с семьями, живущими в районе, где они воюют. Психологически это палка о двух концах: близость семей помогала партизанам лучше сражаться, воодушевляясь тем, кого и что они защищают. Но в случае репрессий против гражданского населения они рисковали поставить свои семьи в более уязвимое положение.

И именно в эту «пропасть» Ханс отправлял Клауса и его солдат.

Последние были рады покинуть Ревны, где в результате нескольких инцидентов они поссорились с местными властями. Те, привыкшие к вольной жизни, плохо воспринимали обычные эксцессы военного времени, и Клаус был вынужден ладить с ними во время расквартирования из опасения более серьезных конфликтов. Ха-Йот, в частности, решил взорвать комнату одного фельдфебеля, который увел у него девушку. Карл Вернер и его лесорубы, все люди вполне спокойные, тем не менее серьезно избили патруль.

Коммандос ушли в полночь, по своему обыкновению, в гражданской одежде. На другом берегу реки нужно было позаботиться о приобретении (реквизиции. – Ред.) лошадей и телег.

На рассвете 13 апреля 1942 года Клаус и его команда переправились на другой берег Десны.

Чуть раньше Мясенко отдал приказ о выступлении отряда Ковалева. Путь разным подразделениям прокладывали разведчики.

Для Красного Рога это был такой же день, как и все остальные.

В двадцать один час Ковалев с отрядом увидели гребень холма с немецкой укрепленной позицией и антенной. Оставался час для того, чтобы блокировать этот опорный пункт, поскольку атака не могла начаться до сеанса радиосвязи в двадцать два часа. Двигаясь крадучись между деревьями и кустами, сливаясь с рельефом местности, партизаны смогли за сорок минут окружить опорный пункт немцев и добраться до часовых.

Без двух минут десять обычно происходила смена караула. Ковалев с двумя партизанами подползли к обреченным немецким солдатам, еще не привыкшим к ночной темноте и ее звукам, и сняли часовых кинжалами.

В самом опорном пункте двое русских из состава вспомогательной полиции – это были люди Мясенко – ожидали прихода своих товарищей, перед тем как открыть им входные ворота. Во внутренней части опорного пункта имелись два больших помещения: одно использовалось под столовую и казарму, другое – под радиостудию.

Ровно в двадцать два часа семь минут один из партизан на две минуты вырубил электричество. Когда свет погас, партизаны легли на пол и открыли огонь, в то время как Ковалев поднялся с двумя партизанами на крышу и ликвидировал пулеметный расчет. Двое русских из вспомогательной полиции и партизан, который говорил по-немецки, остались возле радио и телефона, собрали оружие убитых немецких солдат. Ковалев и другие партизаны пошли минировать склон холма. До начала атаки оставалось сто десять минут.

Мясенко, Яковлев и Терентьев со своими людьми выдвинулись с целью сближения с противником без всяких затруднений. В течение нескольких недель этот район оставался спокойным, и немцы, полагаясь на это спокойствие, фактически не осуществляли полноценного патрулирования.

Партизаны, укрывшиеся у Красного Рога, терпеливо выжидали.

Группа, которая должна была ликвидировать часовых, находилась на месте: на одного часового приходилось по двое русских с ножом или топором. Одному молодому коммунисту из Минска поручили ликвидировать Эмиля Шпренгера. То, что рассказал Мясенко о немецком часовом, вызвало столько злобы у этого парня, что он чуть не опоздал со своим ударом. Он хотел, чтобы у Шпренгера было время как следует прочувствовать свою смерть. И вместо того чтобы быстро ударить часового ножом, молодой коммунист набросил часовому на шею большой кожаный ремень и стал медленно затягивать его. Но когда прошло первое мгновение замешательства от неожиданного нападения, гигант Шпренгер освободился от нападавшего одним сильным рывком. К счастью для нападавших, второй партизан заметил опасность и рубанул немца по голове топором.

Затем с трех сторон и сразу партизаны бросились на штурм.

Ночь меняла свои цвета и очертания, когда вспыхнули первые пожары.

Разбившись по пятеркам, партизаны растекались по улицам и вели огонь по каждой двери, каждому окну, где происходило какое-то шевеление, по каждой тени. Позади ударных отрядов устанавливались пулеметы, тогда как минометы брали на прицел радиостанцию.

Северное укрепление на холме оставалось мрачным и молчаливым. Один немецкий младший лейтенант приказал выдвинуть на боевую позицию противотанковое орудие, которое простреливало главную улицу. Партизаны были вынуждены прекратить продвижение до тех пор, пока один из них не заметил грузовик с бочками горючего. Он сел в него, повел на немецкую огневую позицию и, прижав акселератор камнем, выпрыгнул из кабины как раз перед самым взрывом. Одна из бочек свалилась прямо на орудие.

Партизаны снова повели наступление.

В большинстве домов было два входа. В то время как на некоторых улицах скрывавшиеся во дворах партизаны бросали гранаты, их товарищи следили за бегством оккупантов и уничтожали их пулеметными очередями.

– Внезапность, – рычал Мясенко, – внезапность – это движущая сила войны.

Блестя от пота, с непокрытой головой, он торопил своих партизан, нимало не беспокоясь об опасности, которой подвергался. Некоторое время назад ему тоже пришлось, как этим немцам, позорно бежать ночью из маленького городка у польской границы.

Один партизан бросил на крышу дома справа, где находилось пулеметное гнездо, связку гранат. Раздался взрыв.

В одном из дворов немецкий и русский солдаты, без оружия, лихорадочно искали камень или оглоблю, чтобы продолжить схватку.

Немцы отступали шаг за шагом к радиостанции, которую продолжали обстреливать минометы. Полковник, командовавший гарнизоном, естественно, запросил подкрепления, но было маловероятно, что они прибудут вовремя. В большом замешательстве он отдал приказ отходить малыми группами к безмолвному холму.

Теперь жители городка присоединились к партизанам, они собирали оружие погибших немецких солдат. О том, что их городок разрушают, зачастую бессмысленно, они даже не думали. Они тоже хотели разделить с партизанами боевую славу. Один партизан нагрузил телегу взрывчаткой и погнал лошадь, которая, обезумев от грохота и выстрелов, понеслась вправо и остановилась, когда телега ударилась об угол здания радиостанции. Для окончательного штурма Мясенко приготовил бутылки с зажигательной смесью. Так как время теперь играло против него, с наступлением рассвета он должен был находиться далеко от Красного Рога.

Ковалев кусал ногти, видя городок в сполохах огня. Он вглядывался в темноту, скрывавшую ловушку, которую приготовил. Вскоре первая группа немцев напоролась на минное поле.

В тот момент, когда думаешь, что избежал опасности, становишься наиболее уязвимым. Удаляясь в обнадеживающую тьму, немцы ступали на землю, которая взрывалась под их ногами. Обезумевшие, не зная, куда бежать, солдаты, миновавшие мины, попадали под безжалостный огонь автоматов и пулеметов отряда Ковалева.

Но Терентьев, командовавший атакой на город с западной стороны, недостаточно перекрыл свой сектор. Оставался узкий свободный проход, который немецкий полковник быстро обнаружил. Он собрал людей, чтобы провести их через этот проход, и одна группа из состава гарнизона – очень незначительная – смогла прорваться в лес.

В городе разыгрывался поразительный спектакль. Его жители довольно долго занимались трупами немецких солдат. Группа подрывников взорвала радиостанцию. Повесили нескольких предателей.

Мясенко начал беспокоиться об отходе. Хотя ему и нравилась стихийная реакция жителей на появление партизан, он был достаточно умен, чтобы понять, что она вызвана большей частью сложившейся в ходе боя обстановкой. В лихорадке подобного рода самозабвение делает мирных граждан и маньяков героями или заставляет завидовать им. Но начинало светать, и жизнь брала свое. С рассветом прибывали немецкие подкрепления.

Мясенко не мог заботиться о лишних ртах: поэтому ему пришлось предоставить мирных жителей их собственной судьбе.

Убедившись в надлежащем выполнении акций по разрушению, он приказал отступить.

Сильно нагрузив себя, унося своих убитых и раненых, прихватив оружие и боеприпасы, партизаны отправились лесной дорогой, оставив Красный Рог и его жителей на произвол судьбы. Некоторые из жителей присоединились к партизанской колонне.

Почти в полночь Клаус и его команда были подняты по тревоге Фертером. Но Красный Рог находился в двадцати километрах от их расположения, и в любом случае было маловероятно, чтобы двадцать четыре человека могли серьезно изменить характер боя. Представлялось гораздо более важным организовать охоту на партизан.

Им потребовалось четыре часа, чтобы добраться до городка, который пылал в первых лучах рассвета. Карл Вернер забил тревогу: к ним не без шума приближался какой-то отряд. Коммандос рассредоточились в одно мгновение, спрятавшись за деревьями, кустами, в кучах листьев. Этот шум спас от полного уничтожения в иной обстановке колонну немцев. Все еще не раскрывая себя, Клаус окликнул отряд немцев с целью опознания и спросил, кто они такие. Полковник в одиночку выступил из девственного леса и увидел, как его один за другим окружают люди.

Из Красного Рога смогли уйти тридцать девять солдат и офицеров из трехсот тридцати семи человек, составлявших гарнизон.

Гюнтер взял на себя оказание первой помощи раненым, в то время как полковник рассказывал Клаусу и Хайнцу, как происходило нападение. Хайнц протянул полковнику свой блокнот, чтобы тот начертил ему план городка.

Немецкие подкрепления должны были вскоре прибыть, и для полковника и его людей безопаснее было бы ожидать их здесь. Впрочем, Клаус не настаивал.

Что касается коммандос, то они должны были продолжать охоту. После изучения плана, который начертил полковник, Хайнц предложил обойти город с севера. Отряд партизан, занимавший северный опорный пункт, не мог отступать иначе как этим путем, чтобы обойти минное поле.

В укреплении на холме Клаус обнаружил двадцать пять убитых немецких солдат без оружия и одежды. Один партизан-весельчак взял на себя труд заменить портрет Гитлера портретом Сталина. Предусмотрительный Эрнст Райхель снял его и сунул тайком в сумку: портрет может пригодиться.

Следы отступавшего отряда не обнаруживались в пределах двух-трех километров. Но Хайнц не обманывался: Ковалев должен был совершить этот обход, который позволял к тому же прикрыть большую часть партизан от нападения с северо-востока.

Не увидев Красный Рог, егеря без труда представили в своем воображении трупы немецких солдат, лежавших на разоренных и окровавленных улицах города. Они быстро двигались в душевном напряжении, как сбившаяся стая. Увидев хутор, они сделали короткую остановку, и, не обнаружив ничего подозрительного, пошли дальше, разбившись на небольшие группы. Хуторяне, заметив егерей, приняли их за вторую группу партизан и приветствовали их с большим энтузиазмом. Они не замечали своего промаха до того, как все егеря оказались среди них. Установилось невыносимое молчание, пока Хайнц не прервал его грубым голосом:

– Просто великолепно! Даю вам пять минут, чтобы определить направление, в котором ушли партизаны.

Хуторяне стали охать и шептаться.

Возможно, жители Красного Рога в такой обстановке и молчали бы. Но здесь, в этом небольшом затерянном хуторе, в пользу немцев действовал на короткое время закон джунглей. Староста поспешил указать требуемое направление и не посмел солгать относительно численности сил Ковалева.

Яростная охота возобновилась. Люди шли вперед с лицами перекошенными от напряжения, забыв о шуме, который производили. Перед одним крутым и лесистым холмом они не дали себе труда искать более легкую дорогу. Ругаясь, когда спотыкались о камни или когда ломались ногти, они выиграли несколько драгоценных минут у партизан.

За вершиной холма расстилалось широкое, под паром, поле, которое пересекала небольшая речка, вероятно приток Десны. Партизан следовало нагнать как раз перед речкой.

Теперь коммандос усилили внимание, строго соблюдали дистанцию друг от друга, держали оружие наготове. Что касается Ковалева, то он быстро продвигался к месту сбора, немного досадуя на отставание от графика движения. Но так же как и его партизаны, он не мог избежать соблазна рассказывать о разгроме немцев во всех деревнях, которые они проходили.

По обыкновению, егеря разделились на три группы: первая, увидев партизан, открыла огонь.

Речка находилась примерно в восьмистах метрах, когда немцы атаковали арьергард Ковалева.

Услышав первые очереди, Ковалев понял, что дело плохо. Мгновенно он нашел правильное решение: пожертвовать арьергардом и отступить к реке, избавившись по необходимости от всего того, что обременяло, и как можно скорее.

Яковлев повторял ему много раз, что отход не трусость, когда отряд не готов к бою.

Он сражался не на фронте, но участвовал в необычной войне, где дела и люди становятся важнее боя, может быть, героического, но бесполезного. После ночной нервотрепки партизаны ощущали усталость и отупение. Решение Ковалева избавляло их от страха. Это был бросок к реке.

У партизан арьергарда не было времени на раздумья: они стреляли столько, сколько могли, но без особого результата и были быстро окружены.

Другие егеря устремились к реке, спотыкаясь во время бега о брошенные вещи, стреляя по теням. В ходе преследования были убиты четверо партизан. Однако Ковалев, хотя и раненый, добрался с остальными товарищами до реки и бросился в ледяную воду. Из десяти окруженных партизан шестеро застрелились, четверых других допросил Густав Хальгер.

Они стояли с руками за головой, отвечая односложно. Один немец бил их по почкам прикладом. За ним последовали товарищи, но им помешал Хайнц.

Хальгер различал имена Мясенко, Яковлева, Ковалева. Но по общему согласию пленные значительно преувеличивали численность партизан.

Гюнтер с невозмутимым выражением лица наблюдал сцену и ожидал неизбежной развязки. Он внимательно изучал лица четверых русских. Кто из них не выдержит? Хайнц задавал себе тот же вопрос и остановил взгляд на худеньком парне, чья белизна кожи контрастировала с бронзовыми загорелыми лицами других партизан. Этот, конечно, долго не продержится, как остальные партизаны.

Унтер Байер подошел к одному из пленных, поставил его на колени и выстрелил в голову. Через мгновение Манфреду хотелось завыть. Одним толчком Байер вывел вперед другого партизана и снова выстрелил. В этот момент паренек с белой кожей закричал. Его последний товарищ хотел заставить его замолчать, но Хайнц тут же его пристрелил.

Допрос был очень краток. Трясущийся, запинающийся партизан с очень белой кожей обещал указать немцам дорогу к лагерю. Хальгер говорил с ним спокойно, ободряюще. Конечно, этот тип побережет свою жизнь и послужит им проводником. Но спец-группа не может атаковать в одиночку отряд партизан, сколь бы это ни было важно. Она дает только некоторые рекомендации, чтобы облегчить последующие боевые операции. Не понимая, что теряет последний шанс выжить, партизан указал Хальгеру нужные ориентиры.