Текст книги "Убежище чужих тайн"

Автор книги: Валерия Вербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10. Подводя итоги

– Шаль, – подала голос мадемуазель Делорм. – Почему она оказалась на ветке?

– Вероятно, зацепилась за нее, когда Сергей Петрович переносил тело в овраг, – спокойно ответил Курсин.

– И он этого не заметил?

– Было уже поздно и достаточно темно. Конечно, если бы он заметил шаль, он бы снял ее с ветки. Ведь она, можно сказать, кричала, вопила о преступлении.

– Итак, – вмешалась Амалия, – вы поняли, что мужчина высокого роста привез тело и оставил его в овраге. Что было потом?

– А потом хлынул ливень, который уничтожил все следы на месте преступления. Все, что я смог сделать, – распорядился положить тело на подводу, и мы перебрались в дом Кочубеев.

– Почему именно к ним?

– Потому что Виктор Кочубей явно нервничал, – холодно ответил бывший следователь, и его глаза сузились. – И нервничал он вовсе не так, как ваш отец, который поехал за игрушками для сына и наткнулся на труп… И не так, как ваш дядя, который собирался приятно провести время у соседей, а вместо того вынужден был этот труп караулить. Вообще господин Браницкий был не на шутку раздражен тем, что ему пришлось отказаться от привычных развлечений. Если бы это зависело от него, то он бы отправился играть в карты как ни в чем не бывало…

– Да, – кивнула Амалия, – это вполне в духе моего дядюшки. Скажите, Меркурий Федорович, в тот момент вы уже знали о Надежде Кочубей?

– Да, ваш дядя мне все рассказал. В сущности, я рассчитывал на то, что мне удастся с ней побеседовать, но меня к Надежде не пустили.

– Под тем предлогом, что у нее случился обморок?

– Это был не предлог, – с неудовольствием ответил хозяин дома. – Ей действительно сделалось дурно, она слегла в постель. Кроме того, доктор Гостинцев сказал мне, что она ждет ребенка и ее нельзя волновать.

Амалия резко распрямилась.

– Ребенка? Чьего именно?

– Вы слишком многого хотите от меня, госпожа баронесса, – усмехнулся Курсин. – Простите, но откуда мне знать? Впрочем, судя по тому, что я слышал, это, скорее всего, оказался бы ребенок Сергея Петровича.

– Тогда это убийство совершила Надежда Кочубей, – решительно заявила Амалия. – Она была беременна от любовника и знала, что муж от нее отвернется, а за ним и все остальные. Единственным, кто мог ее спасти, был Сергей Петрович. Женись он на ней, все было бы прекрасно, но тут возникает вопрос насчет Луизы Леман, с которой он явно не собирался расставаться, несмотря на свои интрижки… Если Луиза исчезнет, проблема решена, не так ли? И она действительно исчезает…

– Эта версия не объясняет, почему Сергей Петрович помогал скрывать следы преступления и бросил тело женщины, которой он вроде бы дорожил, в овраг, – тихо, но чрезвычайно веско промолвил бывший следователь.

– Да, но если Надежда сказала ему, что ждет ребенка? Он ведь хотел иметь сына…

Баронесса фон Корф осеклась, потому что заметила, что Меркурий Федорович смотрит на нее весьма иронически.

– Как удачно выразился ваш родич, никого Сергей Петрович не хотел и никто ему не был нужен. В том числе и Надежда Кочубей.

– Это мой дядюшка вам сказал? – догадалась Амалия.

– Да, Казимир Станиславович вообще очень умный человек, и у него нет утомительной привычки долго ходить вокруг да около, прежде чем сообщить то, что может иметь значение для следствия.

Тут Амалия с сожалением убедилась, что даже проницательные, искушенные и привыкшие распутывать сложные преступления люди порой дают маху. Сама она отлично знала, что ее дядю можно было назвать изворотливым, эгоистичным или, допустим, бездеятельным, но уж никак не умным. А следователь меж тем продолжал:

– На самом деле, госпожа баронесса, возможно, вы и правы: Надежда Кочубей убила соперницу и поставила господина Мокроусова в такое положение, что ему ничего не оставалось, кроме как помочь ей скрыть следы преступления.

– Вам известно, где оно произошло? – спросила Амалия.

– Разумеется. Прежде всего я установил, что Луиза Леман ушла вечером из дома, накинув на плечи шаль. До вас или до Кочубеев идти пешком было бы далековато, я уж не говорю об остальных соседях. Деревню она не любила и появлялась там редко. Оставалась башня в лесу, где старший Мокроусов якобы сочинял стихи. В этой башне Сергей Петрович тайком встречался с Надеждой Илларионовной. Зачем женщине идти туда, где ее любовник встречается с другой? Либо она рассчитывает застать изменника врасплох, либо хочет решительно объясниться, либо то и другое разом. К сожалению, такие встречи нередко заканчиваются весьма печально.

– Так мою мать действительно убили в башне? – вырвалось у Луизы, как только Амалия перевела ей слова следователя.

– Когда я захотел осмотреть башню, то наткнулся на решительное противодействие Сергея Петровича, – продолжал Курсин. – Он-де потерял ключ, он готов дать честное слово дворянина, что Луиза не ходила в эту башню и ей там нечего было делать, и все в таком же духе. Он лгал и изворачивался так глупо и нелепо, что его заподозрил бы и несмышленый ребенок. Тут весьма кстати подоспели показания вашего слуги Якова, и теперь я мог потребовать объяснений, уже опираясь на них. Не буду вам пересказывать то, что мне говорил этот лощеный господин – что слуги Тамариных его ненавидят, потому что он дрался с вашим отцом на дуэли, что на него наговаривают, что Яков сумасшедший, что кому я верю – какому-то холопу, в то время как сам он дворянин и готов поклясться своей честью… Этот вздор меня утомил, и я дал ему понять, что могу посадить его под замок, если он не прекратит чинить препятствий правосудию. Вы не поверите, но он решил, что я шучу. Как ему – ему, Сергею Петровичу Мокроусову, – смеет угрожать какой-то чиновник, будь он хоть сто раз на службе и представитель закона!

– Он был настолько глуп? – не удержалась Амалия.

– Боюсь, что хуже, чем глуп, – ответил Меркурий Федорович, насмешливо прищурившись. – Встречается, знаете ли, такая раздражающая смесь самоуверенности, дерзости и непрошибаемости, которая выглядит хуже любой глупости. Вот как раз таким он и был.

– Спросите у него, что он увидел в башне, – умоляюще попросила Амалию Луиза. Мадемуазель Делорм была бледна как смерть, но глаза ее горели огнем. Кошка внимательно посмотрела на нее и, неодобрительно поведя усами, отвернулась.

– Разумеется, все его отговорки ни к чему не привели, и ему пришлось уступить. Он поручил Елене Кирилловне показать мне башню…

– А Елена Кирилловна – это кто?

– Вдова его управляющего Иоганна Карловича Вартмана. Она была у Мокроусова экономкой и вела хозяйство после того, как ее муж покончил с собой.

– Кстати, вам неизвестно, почему он это сделал?

– Известно. С его единственным сыном произошло несчастье, и управляющий считал, что оно случилось по его вине. Не вынеся угрызений совести, он застрелился.

– Вот оно что, – протянула Амалия. – А местные крестьяне решили, что… впрочем, это неважно. Так что вам удалось обнаружить в башне?

– В комнате, расположенной наверху, я сразу же обратил внимание на постеленный на полу новый ковер. Когда его убрали по моей просьбе, я увидел под ним разводы, похожие на впитавшуюся кровь. Само собой, их затирали, но затерли плохо, а Елена Кирилловна, когда я на нее надавил, призналась, что хозяин недавно потребовал дать ему новый ковер для башни и стал на нее кричать, когда она попыталась узнать, зачем он ему нужен. Также нашлись люди, которые видели, как в тот вечер хозяин примчался из башни сам не свой, потребовал дать ему повозку, а когда кучер стал выводить лошадей, взбесился и завопил, что он просил только повозку, но не кучера. Это при том, что, по его мнению, править лошадьми – занятие, неподходящее для господ…

– Скажите, а как именно Сергей Петрович объяснил разводы на полу?

– Сначала он все отрицал, а потом будто бы вспомнил, что там резали курицу.

– В помещении?

– Да. Само собой, я справился у Елены Кирилловны, была ли у ее хозяина привычка резать кур в башне. Она поначалу даже не поняла, о чем это я. Других слуг мой вопрос тоже поставил в тупик…

– Может быть, лучше было бы задать этот вопрос Надежде Кочубей и послушать, что она скажет? Кстати, вы видели ее после того, как было обнаружено убийство? Я к тому, что если наши предположения верны и ссора женщин переросла в драку, на руках Надежды Илларионовны или на ее лице должны были остаться следы…

– Я видел ее на другой день после обнаружения тела, – кивнул следователь, одобрительно глядя на Амалию.

Но продолжения не последовало, потому что он улыбнулся каким-то своим затаенным мыслям и стал гладить кошку.

– И что же? – не выдержала Амалия.

– Она лежала в постели, на руках у нее были синяки, на лице – кровоподтеки. Она пыталась скрыть их под пудрой, но у меня глаз наметанный.

– Меркурий Федорович! – Баронесса фон Корф аж подпрыгнула на месте. – Но ведь это же значит…

– Нет, – медленно покачал головой следователь, – увы, ничего это не значит. Потому что в день, когда было обнаружено тело, Виктор Кочубей набросился с кулаками на жену и избил ее. Думаю, это случилось из-за того, что доктор Гостинцев неосмотрительно сказал ему, что Надежда Илларионовна находится в положении. Виктор Кочубей мгновенно сложил два и два и пришел в ярость… Он избил жену так, что у нее случился выкидыш. Семья ее мужа, конечно, уверяла, что тот произошел от естественных причин…

– Но тем не менее вы должны были установить, как выглядела Надежда Кочубей именно в тот вечер, когда вернулась со свидания в башне, – настаивала Амалия. – Ведь она рассчитывала приятно провести время с любовником, отлучилась под каким-то предлогом из дома…

– Собирать цветы, – промолвил следователь с кривой улыбкой. – Она уверяла всех, что обожает собирать цветы в лесу.

– Хорошо, она добралась до башни, но потом там появилась Луиза Леман, завязалась ссора, и произошло убийство. Воля ваша, но я не верю, что, когда Надежда вернулась домой, она выглядела как обычно…

– Она принесла в тот вечер большой букет колокольчиков и ромашек, – спокойно ответил Курсин. – Казалась немного нервозной, но слуги в один голос уверяли, что не заметили ни синяков, ни царапин – ничего.

– А ее одежда? На ней была кровь?

– В тот момент никто не обратил на это внимания, а потом выяснилось, что блузка, в которой она была, пропала.

– Куда?

– Вероятнее всего, Надежда Илларионовна уничтожила ее. Мне она заявила, что не знает.

– То есть кровь все-таки попала на блузку, но Надежда Кочубей прикрыла пятна большим букетом, а потом избавилась от улики, – протянула Амалия. – Что именно она сказала вам на допросе?

– Я успел поговорить с ней только раз, – мрачно ответил Курсин. – Она изображала, что ужасно страдает, как ей плохо, хныкала, изворачивалась и лгала. Они с Мокроусовым были пара друг другу под стать, можете мне поверить.

– Но хоть что-нибудь вы от нее узнали?

– Ничего, кроме того, что она очень хорошо относится к Сергею Петровичу, что она обожала Луизу, та вообще была душечка. Но как только я заговорил о том, что меня интересовало – была ли она любовницей Мокроусова и находилась ли в башне в момент убийства, с ней случился нервный припадок. Вмешалась Ольга Кочубей, вызвала доктора, и меня попросили прийти в другой раз.

– Кстати, что вы скажете об Ольге? – спросила Амалия. – Роль Сергея Петровича в этой драме более или менее понятна, Надежды и ее мужа – тоже. А вот Ольга…

– Боюсь, что эта милая барышня сыграла главную роль в моем отстранении, – вздохнул Меркурий Федорович. – Именно она больше всех интриговала против меня – она, а даже не Мокроусов и не старый князь. Ольга Антоновна возненавидела меня больше всех на свете, она задействовала все свои связи, своих подруг и их родственников, чтобы от меня избавиться.

– Но почему? Ведь сама она не имела никакого отношения к разыгравшейся драме. Может быть, она была втайне влюблена в Мокроусова?

– Нет, – твердо ответил хозяин дома, – она презирала его, как и Надежду, которая изменяла ее брату. По-моему, Ольга Антоновна считала, что скандал, который разворачивался вокруг убийства Луизы Леман, помешает ей самой выйти замуж. Она, так сказать, старалась исключительно для себя. Думаю, именно Ольга Антоновна подала мысль отправить Надежду и Виктора за границу, пока я не задержал неверную жену за убийство.

– И когда вы пришли, чтобы снова допросить подозреваемую…

– Выяснилось, что она уже уехала – вместе с мужем, а мне несколько дней врали, что она поправляется после выкидыша. Я сам виноват, – следователь поморщился. – Не надо было обращать внимания на то, что она будто бы больна и страдает, надо было думать только об одном – что она либо убийца, либо пособница убийцы. Каюсь, я разозлился, когда понял, что меня провели… И велел арестовать Сергея Петровича. В конце концов именно он вывез тело из башни и сбросил его в овраг. Уж ему-то точно было известно, кто убил Луизу Леман.

– Вы его допрашивали?

– Многократно. Он то угрожал мне, то оскорблял, то предлагал деньги, то кричал, что я пошел по неверному следу и он стал жертвой обстоятельств. Как только я просил его объяснить, что это за обстоятельства, он тотчас же замыкался в себе и заявлял, что ничего мне не скажет. Его поведение и все известные мне факты я могу истолковать только так: он либо сам убил Луизу, либо знал, кто ее убил. Чтобы скрыть преступление, он решил перевезти тело на землю соседей, которые были ему антипатичны, и попытаться свалить вину на них. Сам он упорно отрицал, что вывозил тело, но, впрочем, он вообще все отрицал, даже свою связь с Луизой, о которой всем было известно. Он пытался мне внушить, что ваш отец или ваш дядя могли иметь отношение к убийству, потому что, видите ли, труп нашли в вашем овраге. Право слово, он бы и генерала Тамарина не постеснялся приплести, если бы всем не было известно, что после удара ваш дедушка еле ходил…

– Однако и мерзавец этот господин Мокроусов, – заметила Амалия, сверкнув глазами. – Мне очень жаль, что вам не дали довести дело до конца и доказать его вину.

– Мне тоже жаль, поверьте, – серьезно ответил Меркурий Федорович, осторожно снимая кошку с колен и спуская ее на пол. – Орудие убийства исчезло, но косвенных улик против господина Мокроусова хватало с лихвой. После перевозки он позаботился сжечь одеяло, в которое заворачивал тело, а также одежду, в которой был в вечер убийства, но кое-какие окровавленные лоскутки все же остались, кроме того, кое-кто видел, как он сжигал улики. Также я нашел тряпки, которыми Сергей Петрович пытался стереть кровь на полу в башне. Он был на месте преступления, он с самого начала лгал следствию и пытался направить его по ложному пути, и даже если допустить, что каким-то чудом он не принимал в убийстве непосредственного участия, он как минимум покрывал преступника. Но с появлением Леонида Андреевича и его назначением сразу же стало ясно, что будет дальше. Он отпустил Сергея Петровича и стал заново допрашивать слуг, якобы для того, чтобы вникнуть в кое-какие детали. Вскоре они один за другим стали отказываться от своих предыдущих показаний – я-де непозволительно на них давил. Одновременно господин Фиалковский искал козла отпущения, который бы всех устроил – желательно крестьянина или слугу, о котором никто жалеть не будет. Но тут, само собой, люди почуяли, что пахнет Сибирью, и у Леонида Андреевича начались сложности: ему никак не удавалось выстроить обвинение так, чтобы оно всех удовлетворило. В конце концов нашли какого-то слугу, который хотел выбиться из нищеты…

– Егора Домолежанку, – подсказала Амалия.

– Да, именно так его звали. За деньги он согласился взять на себя чужую вину, и это позволило Фиалковскому закрыть дело. У Егора не было алиби, но в последний момент вмешались его родственники, которые прознали про деньги и обиделись, что он с ними не поделился. Чтобы его проучить, они стали настаивать, что в то время, когда Луизу убивали, он находился дома и они его видели. Впрочем, так как они приходились ему родственниками, прокурор легко смог доказать, что их свидетельство ничего не значит.

– А слова Якова? Как Фиалковский объяснил то, что Сергей Петрович вывез тело из башни?

– Никак. Егор объявил, что тело вывез он, а Яков в сумерках просто обознался. Француженку Егор будто бы убил за то, что она его уволила. Он затаил злобу и однажды сказал ей, что Сергей Петрович обманывает ее с другой женщиной, с которой встречается в башне. Луиза прибежала туда в то время, которое он ей назвал. Она думала застать там соперницу, а застала Егора, который ее зарезал. Потом положил тело на повозку, отвез подальше и сбросил в овраг. Что касается действий Сергея Петровича в тот вечер, то он, само собой, не имеет к убийству никакого отношения. То, что он спросил повозку для себя, это просто совпадение, потому что он хозяин и имеет право спрашивать что угодно. В башню он заглянул, потому что наверху почему-то горел свет, а на полу было пятно, и господин Мокроусов решил, что оно от сырости. Ему пятно не понравилось, и он спросил у Елены Кирилловны ковер, потому что это его башня, его ковер и он волен делать с ними что хочет. Когда он прежде говорил мне про курицу, которую резали, то он просто шутил, и вообще я не так его понял. И, разумеется, никакого романа с Надеждой Кочубей у него никогда не было, а те, кто утверждает обратное, нагло лгут.

Глава 11. Новые версии

Когда Амалия и Луиза наконец вышли от следователя, день уже клонился к вечеру. Посмотрев на часы, баронесса фон Корф поняла, что они как раз успеют на обратный поезд в Петербург, который приходит не слишком поздно.

– Адрес доктора Гостинцева у нас есть, – сказала Амалия вслух. – Впрочем, я сомневаюсь, чтобы он сказал нам что-либо помимо того, что уже сообщил господин Курсин. Что же касается господина Фиалковского…

Тут она заметила, что Луиза шатается, и подхватила ее под локоть.

– Вам дурно?

– Нет, я… Мне надо только немного посидеть, – пролепетала Луиза.

Поблизости не было скамеек, только какая-то невысокая тумба, но выбирать не приходилось. Присев, Луиза знакомым жестом стиснула сумочку и некоторое время молчала, не поднимая головы. На ее бледные щеки мало-помалу возвращался румянец.

– Сколько же я вам причиняю хлопот… – прошептала она.

Амалия немного устыдилась. Сама она воспринимала эту историю как приключение, которое позволяло ей погрузиться в прошлое и открыть для себя какие-то новые грани характеров своих родных; но для Луизы Делорм речь шла совсем об ином, это был, без всяких преувеличений, вопрос жизни и смерти, тяжесть которого она недооценила и который, судя по всему, оказался ей не по силам. Тут Амалия поневоле вспомнила слова дяди, брошенные им в порыве раздражения, – что не следует искать правду тому, кто не может выдержать ее последствий, – и рассердилась на себя еще больше, именно потому, что вспомнила в такой момент этого никчемного эгоиста, этого праздного повесу. Хорошо ему было умничать – ему, которого никогда не заботил никто, кроме его собственной персоны!

– Я позову извозчика, – сказала Амалия вслух, – чтобы он отвез нас на вокзал.

В поезде, который вез их обратно в Петербург, баронессе фон Корф какое-то время удавалось отвлечь свою спутницу беседой о более или менее приятных предметах, но Амалия была умна и отлично понимала, что она могла говорить что угодно – Луиза все равно не перестала бы думать о том, что привело ее в Россию. И когда все темы были исчерпаны, поневоле пришлось вернуться к тому, что занимало мадемуазель Делорм больше всего.

– Скажите, что бы вы сделали на моем месте? – неожиданно спросила она, и в ее голосе прозвенела странная нотка, похожая на мольбу.

Ответ, напрашивающийся сам собой – «но я не на вашем месте», – показался бы в такой ситуации слишком бестактным, и Амалия решила не упоминать о том, что было понятно без любых слов.

– Что именно вы имеете в виду? – на всякий случай уточнила она.

– Все, – Луиза сделала жест рукой, словно охватывая им то, что присутствовало в ее мыслях. – Если даже следователь не смог сказать… Ведь идти к мсье Фиалковскому бесполезно, не так ли? Раз уж он взял деньги от моего отца и родственников этой Надин… Уж он-то мне точно ничего не скажет…

– Вы хотите вернуться домой? – спросила Амалия напрямик.

– Нет, – с какой-то болезненной гримасой ответила девушка. – Я хотела бы вернуться на три месяца назад, чтобы в моей жизни ничего этого не было. – Она перевела дыхание и быстро продолжала: – У меня такое чувство, словно я попала в болото и увязаю в нем все глубже и глубже. И что бы я ни делала, мне из него не выбраться. Я до последнего надеялась, что это неправда… Что отец не бросил тело моей матери в лесу, как… – По ее щекам текли слезы. – Но он оставил ее в овраге, он сделал это. А ведь я знаю, я точно знаю, что она любила его больше жизни! Чего же тогда стоит любовь, если за нее платят вот так?

Выразив словами то, что, очевидно, мучило ее больше всего, она сконфуженно покосилась на Амалию, завозилась, вытащила из сумочки платок и стала вытирать им слезы. Баронесса фон Корф молчала, глядя в окно на пролетающие мимо телеграфные столбы. На проводах сидели птицы, стрижи или галки, Амалия не успела разобрать, потому что поезд уже пронесся мимо.

На вокзале спутницы попрощались. Луиза отправилась к себе в гостиницу, а Амалия вернулась домой.

Муж был недоволен ее поездкой и даже не стал этого скрывать:

– Если в обществе станет известно, чем ты занимаешься… И зачем, скажи на милость, ворошить эту старую историю?

– Думаю, что все кончено, – довольно сухо ответила Амалия, которую стал утомлять тон Александра. Тон этот подразумевал, что она занимается чем-то крайне сомнительным, что достойно всяческого осуждения, в то время как баронесса фон Корф вовсе так не считала. – Следователь Курсин добросовестно вел дело, но даже он не может с уверенностью сказать, кто именно убил Луизу Леман. У меня возникло впечатление, что ее дочь готова смириться с тем, что она никогда не узнает правды. Полагаю, скоро она вернется домой, во Францию.

– Ей вообще не следовало приезжать сюда, – хладнокровно заметил Александр. – На что, скажи на милость, она могла рассчитывать по прошествии двадцати лет?

Тут Амалия поймала себя на мысли, что не прочь возразить ему, хотя по существу она была с ним согласна. Ее выводило из себя, что Сергей Петрович Мокроусов, который увез тело убитой женщины из башни и бросил в овраге, остался безнаказанным, потому что деньги позволили ему найти козла отпущения, который согласился взять вину на себя. Что касается Надежды Кочубей, которая то ли убила Луизу Леман, то ли присутствовала при ее убийстве, то Амалия вовсе не склонна была считать, что ее настигло возмездие, раз в конце концов она оказалась в клинике для душевнобольных.

«А если бы она не сошла с ума? И потом, до клиники она преспокойно жила в чужой стране, в которой скрылась от своего прошлого, очаровала известного драматурга и женила его на себе… Что-то было совсем не похоже на то, что она мучается раскаянием…»

На следующий день Амалия отправилась на Невский проспект и застала там невиданную картину: дядюшка Казимир, который обычно находил тысячу предлогов для того, чтобы ничего не делать, собственноручно укладывал свои вещи, готовясь к переезду на Английскую набережную.

– Дядя, – только и могла вымолвить Амалия, – вы, случаем, не заболели?

– Хочешь, чтобы что-то было сделано наилучшим образом, сделай это сам, – парировал негодный дядюшка, захлопывая чемодан.

Лицо Казимира горело воодушевлением, глаза блестели. Человек неискушенный мог в это мгновение принять его за поэта или, во всяком случае, за тонко одаренную натуру; но Амалия знала цену своему родичу и надулась.

– Как съездили в Выборг? – спросила мать.

Амалия вкратце обрисовала ситуацию и объяснила, что Луиза, кажется, близка к тому, чтобы отказаться от дальнейших поисков.

– Вот все, как я и говорил, – не преминул торжествующе встрять гадкий Казимирчик.

– Как по-вашему, что все-таки произошло тогда в башне? – не удержалась Амалия.

– А что там могло произойти? – пожал плечами дядюшка. – Луиза Леман застала любовников и набросилась на свою соперницу. Та стала защищаться…

– Я могу поверить, что Надежда Кочубей была вынуждена защищаться, и в это мгновение ей под руку попался какой-нибудь нож, который, допустим, лежал на столе. Но все же – как она успела нанести не один, не два, не три, а целых четырнадцать ударов и Сергей Петрович не вмешался?

– Ну, может, он не мог ничего поделать? – предположила Аделаида Станиславовна. – К примеру, Луиза еще до того стукнула его чем-нибудь по голове, он на время потерял сознание, а Надежда испугалась и стала защищаться всерьез… И переборщила.

Амалия промолчала.

– В той версии, – наконец промолвила она, – которую представил суду Егор Домолежанка, он уверял, что заманил Луизу в башню нарочно.

– И что? – спросил Казимир.

– А то, что эту версию ему мог внушить только Мокроусов. Может быть, она отражает истинное положение вещей? Только самому Мокроусову не было смысла заманивать куда-то Луизу, когда он в любой момент мог избавиться от нее, даже не прибегая к крайним мерам. Значит, Луизу в башню могла заманить только Надежда.

– И что же там произошло? – заинтересовалась Аделаида Станиславовна.

– Допустим, у Надежды и Мокроусова было свидание в семь часов. Она дает сопернице понять, что встреча назначена раньше, и, так сказать, устраивает засаду. Луиза прибегает в башню, вся взвинченная, и Надежда убивает ее. Позже появляется Мокроусов, и его ставят перед фактом. Само собой, Надежда рассказывает ему сказку о том, как на нее напала злая соперница и она вынуждена была защищать свою жизнь, а еще напоминает о том, что ждет от него ребенка. И Мокроусову не остается ничего, как вывезти тело Луизы, что он и делает крайне неумело – просто потому, что он был совершенно не готов к подобному повороту событий.

– Господи, как мне это надоело! – вырвалось у Казимира. – На кой черт… Прошу прощения, но какой толк от всех этих предположений? Кто бы ни убил Луизу Леман, она мертва, а правда известна только двоим, и они ни за что ее не скажут. Пора, по-моему, остановиться на этом и признать, что можно строить какие угодно версии, доказательств все равно нет и не будет.

– Казимир, ну не будь ты таким суровым! – воскликнула Аделаида Станиславовна. – Я все-таки думаю, что Луизу Леман убила женщина. В конце концов не просто же так Надежда сошла с ума, хоть и сбежала от своего преступления за тридевять земель…

– Мы с вами не были в этой треклятой башне, когда там все разыгралось, – парировал ее брат. – Если Луиза все-таки застукала любовников, откуда нам знать, что она могла сказать в порыве злости? Язык у нее был тот еще, а женщина от ярости и разочарования может много чего наговорить…

– Думаешь, она сказала Сергею Петровичу нечто такое, что он, не помня себя, схватился за нож? – с интересом спросила Аделаида.

– Почему бы и нет?

– И четырнадцать раз ударил свою любовницу ножом? – подала голос Амалия.

– А откуда мы знаем, сколько раз ее ударили? – пожал плечами Казимир. – Я не о том, что доктор Гостинцев насчитал на теле четырнадцать ран, а о том, сколько их было на самом деле. Что, если хватило только одного удара, чтобы убить ее, а остальные нанесли уже потом, мертвой, чтобы запутать следы?

И в самом деле, сообразила Амалия, мы постоянно натыкаемся на эти четырнадцать ударов, которые плохо поддаются логическому объяснению. А что, если был только один удар? Хотя, наверное, это не упрощает ситуацию, потому что Луиза могла получить его в схватке с ненавистной соперницей или от Сергея Петровича, которого вывели из себя упреки любовницы…

Дверь растворилась, вошла горничная и подала Аделаиде Станиславовне визитную карточку на французском языке.

– Пришел господин Мокроусов, который убедительно просит его принять. Он уверяет, что у него срочное дело, о котором вам известно не хуже, чем ему.