Текст книги "Избранница стража мглы"
Автор книги: Валерия Чернованова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Валерия Чернованова
ИЗБРАННИЦА СТРАЖА МГЛЫ
ПРОЛОГ
Высокий темноволосый мужчина вошел в подземный зал, где в своих клетках, зачарованных зеркалах, томились тени. Узники Альнеи встретили его приглушенным шепотом, тихим смехом, невнятными мольбами. Приблизившись к одному из зеркал, страж коснулся позолоченной рамы и не отнимал руки, пока по зеркальной глади не заструились, мерцая, колдовские символы, а на смену им из белесого марева проступили очертания женской фигуры. Когда туман рассеялся, взору стража явилась та, что уже давно жила в его мыслях, владела его сердцем.
– Никак соскучился по мне, милый? – Женщина потянулась, мягко, с кошачьей грацией, и прильнула к зеркальной глади. Провела ладонью по такой хрупкой на вид преграде и промурлыкала: – Мой любимый муж, маркиз де Шалон дю Ноайли, я тоже по вам скучала.
Страж молчал, неотрывно глядя на рыжеволосую красавицу. Сегодня она предстала перед ним во фривольном шелковом платье. Обнаженные плечи, узкий корсаж, подчеркивающий тонкую талию и пышную грудь, в ложбинке которой поблескивал кулон из турмалина. Такой же зеленый, как и ее глаза.
Еще совсем недавно красоту Серен воспевали все трубадуры Вальхейма. Еще совсем недавно… она была жива.
– Не желаете меня освободить, сударь? – игриво повела плечиком кокетка. – Мне одной здесь так одиноко. Так тоскливо, – по-детски надула и без того пухлые губы. – Да и вам, судя по вашей постной физиономии, тоже живется несладко. Я бы с удовольствием скрасила ваше унылое существование. Только освободи, – посмотрела на стража с плохо скрываемым нетерпением. – Освободи меня, мой милый Моран.
Мужчина грустно усмехнулся.
Темная сущность его покойной жены. Прекрасная с виду и ужасающая внутри. Сколько раз Моран готов был поддаться искушению и уступить уговорам. Тени в зеркалах умели искушать, могли с легкостью затуманить разум.
Именно потому стражам запрещалось бывать в Альнее. А он, рискуя всем, уже не раз нарушал этот запрет. Лишь бы увидеть ее снова.
Обмануть себя хотя бы на несколько коротких минут.
– Я освобожу. Но не тебя. Ее, – тихо проронил он, любуясь женой.
Вернее, той, что была так на нее похожа.
– Ты еще безумнее своего отражения, страж! – расхохоталась первая красавица Вальхейма. – Безумнее всех нас!
Тени в зеркалах, будто соглашаясь с ней, возбужденно зашептались. Захихикали и заскреблись, со злостью и отчаянием царапая когтями зеркальную поверхность своих темниц.
Шелк платья постепенно истаивал, превращаясь в изумрудную дымку, не способную скрыть манящие изгибы столь желанного для стража тела.
– Цена такого колдовства может быть очень высока. Да ты и сам это знаешь. – Мгновение – и от наряда не осталось и следа. Девушка соблазнительно выгнулась, завела руки за спину, упиваясь своей властью над мужчиной.
Словно зачарованный, Моран шагнул ближе, желая ощутить тепло ее нежной кожи, пропустить сквозь пальцы медовые локоны жены.
Сознание заполнял вкрадчивый, едва различимый шепот:
– Тебе не нужен никто, кроме меня. Освободи меня, любимый…
– Моран!
Страж встрепенулся, услышав за спиной громкий оклик, и спешно отдернул руку от зеркала, тотчас подернувшегося рябью. Ангельское личико девушки исказилось гримасой злобы и разочарования.
– Тебя не должно быть здесь. – Заметив, что с маркизом что-то не так, Касьен нахмурился и ускорил шаг. – Ты только зря себя изводишь. Она – не Серен. Зачем нарушаешь правила? Рано или поздно ее все равно придется отпустить.
– Сделал то, о чем я тебя просил? – проигнорировав увещевания друга, мрачно проговорил Моран.
Страж бросил на пленницу последний взгляд. Из искусительницы в одно мгновение та превратилась в мегеру и теперь с отчаянием билась о магическую преграду, отделявшую ее от мира живых. Мужчина приложил ладонь к символу, мерцавшему на раме, и исходящее яростью отражение заволокло туманом.
– Сделал, – буркнул шевалье де Лален, не преминув заметить: – Хоть я в сводницы не нанимался. И вообще, почему тебя интересуют только кузины Серен? Жениться на родственнице покойной жены – это прямо извращение какое-то, тебе не кажется?
– Имена, – потребовал страж, не склонный сегодня к задушевным беседам.
Недовольно покосившись на молочного брата, Касьен принялся перечислять потенциальных претенденток на титул маркизы де Шалон.
– …И последние: Лоиз и Соланж ле Фиенн. У обеих довольно заурядные способности. К тому же бедны как церковные мыши. В общем, ничего особенного. Мадемуазель Анаис де ля Шор, как по мне, самая подходящая для тебя партия. Не красавица, как Серен, зато…
– Помнится, у барона ле Фиенн были еще дочери, – перебил друга Моран, перебирая в памяти лица и имена ближайших родственниц супруги.
Провожаемые несмолкающим перешептыванием теней, мужчины вышли из зала и по узкому, едва освещенному коридору направились к лестнице, что вела из подземелья.
– Старшая, Маржери, уже год как замужем. А средняя… – Касьен замолчал. Вздохнул печально и выразительно покачал головой.
– Что с ней не так? – усмехнулся де Шалон. – Хрома, слепа или, быть может, тоже толстуха, как мадемуазель Анаис, которую ты все пытаешься мне сосватать? – вспомнил-таки страж, кто такая эта де ля Шор, и тут же мысленно вычеркнул ее из списка невест.
– Хуже, – состроил скорбную мину шевалье. – Александрин ле Фиенн – пустышка. В ней не проявилось ни капли родовой магии.
Немалых усилий стоило маркизу сдержать нахлынувшее на него чувство радости. Родственница Серен, да еще и не владеющая магией! На такую удачу он даже не смел надеяться.
– Невозможно, – ошарашенно прошептал де Шалон.
– Почему невозможно? – удивился Касьен, не догадывавшийся о мыслях друга. – Александрин – досадное недоразумение. Редкость, конечно, среди дворян, но все же… – Шевалье де Лален задумчиво потеребил клинышек своей жиденькой бородки – жест, свидетельствовавший о том, что он находится в раздумьях, – и глубокомысленно заключил: – Бедный барон ле Фиенн. Такое пятно на их славном семействе!
Моран толкнул тяжелую, окованную железом дверь и довольно зажмурился, ослепленный ярким весенним солнцем.
– Чего это ты разулыбался? – окончательно сбитый с толку странным поведением друга, недоуменно пробормотал Касьен. Еще минуту назад маркиз хмурился, был мрачен и молчалив – обычное его состояние, а теперь, казалось, готов был прямо здесь, перед святилищем, сплясать ригодон.
– Рад переменам, друг мой. Скорым переменам в жизни, – с мечтательным видом проговорил Моран.
– Заинтересовала какая из девушек? – с облегчением спросил шевалье, радуясь, что время скорби по маркизе скоро закончится и де Шалон наконец выберется из своего траурного кокона. – Можно устроить бал и пригласить их всех. Познакомишься, присмотришься…
– В этом нет необходимости, – оборвал друга страж. – Я уже все решил. Моей избранницей станет – как ты сказал? – досадное недоразумение.
Заметив, что Касьен застопорился, огорошенный его словами, Моран обернулся и воскликнул весело:
– Ты что, здесь корни решил пустить? Поехали скорей! Хочу уже сегодня обрадовать барона и его пустышку-дочь.
ГЛАВА 1
– «…Пленившись красотой земного юноши, пресветлая Витала снизошла с небес, дабы забрать возлюбленного с собой в райские чертоги. Но сердцем молодого человека уже владела другая, и он отверг любовь Единой. Разгневавшись, богиня низринула его в бездну. Так появился первый демон мглы. Мира, которым и по сей день правит претемный Морт – бог смерти и кошмаров». – С трудом подавив зевок, я перелистнула страницу одного из наинуднейших талмудов, когда-либо созданных летописцами былых времен.
«Сказания о пресветлой Витале, Создательнице неба и земли, Повелительнице стихий и жизни» – гласило тиснение на видавшем виды переплете. Некогда золотое, а теперь почти неразличимое.
Данный опус, а также подобные ему не менее скучные книженции денно и нощно штудировали в монастырях девицы из благородных семей. К счастью или нет, но ни я, ни Соланж с Лоиз в Сент-Луази не попали. Папа просто было нечем платить монахиням за наше с сестрами содержание. Тех крох, что оставались после уплаты королевского налога и сеньориальной ренты, едва хватало на жизнь. А наследство дедушки, покойного барона ле Фиенн, ушло на обучение сначала Флавьена в коллеже стихий, потом – после того как брата удалось пристроить в королевский флот, – Маржери в монастыре.
Стремясь вложить в умы младших чад хотя бы толику знаний, родители решили, что было бы неплохо нам самим заняться своим образованием. Каждый вечер мы собирались в гостиной для чтения «мемуаров» Единой и прочих бесполезностей.
Разумеется, своим мнением о хранившихся в домашней библиотеке книгах я ни с кем не делилась, дабы не шокировать дерзким вольнодумством почтенное семейство. Мама во время наших занятий устраивалась в своем любимом плетеном кресле с не менее любимым рукоделием, папа усаживался поближе к очагу, не способному согреть после затянувшейся зимы просторное, пронизанное сыростью, дышащей из всех щелей, помещение. Даже гобелены, закрывавшие стены, не спасали от холодов. За долгие годы ткань истончилась, узоры на ней поблекли. Ветхие тканые полотна являлись немым напоминанием о том, каким великим был некогда род ле Фиенн и что от него осталось. Лишь клочок земли, отданной испольщикам, да старый особняк, полный призраков счастливого прошлого и изъеденной временем мебели.
Пока глава семейства коротал время у огня, сначала сосредоточенно набивая трубку табаком, потом испуская вонючие миазмы или задумчиво посасывая длинный черешневый чубук и при этом безнадежно вздыхая, мы с близняшками читали друг другу вслух. Сегодня была моя очередь. С горем пополам преодолев первые три страницы о похождениях неугомонной богини, я уже отчаянно зевала. А Соланж так и вовсе клевала носом.
– Мама, почему Единая не успевала менять любовников, а мы, ее дочери, всего один раз в жизни имеем право сходить замуж? – с таким скорбным видом произнесла Лоиз, что я не сдержала улыбки.
– Не переживай, ты и раза не сходишь! – хмыкнула Соланж, опередив уже готовую вознегодовать баронессу, и по-детски показала сестре язык.
После чего близняшки дружно повернули головы в мою сторону и надулись, точно бурундучки.
Я нервно захлопнула потрепанный томик. Разве моя вина, что в Вальхейме существует немало глупых традиций, уже давно изживших себя?! По одной из них младшие дочери не имеют права выходить замуж до тех пор, пока дом не покинут старшие. В нашем случае читай – никогда. Кому захочется породниться с пустышкой вроде меня? Да еще и из обедневшей, пусть и дворянской, семьи. А главное, двадцать четыре года – немного поздновато для начала семейной жизни. Я уже давно записала себя в старые девы и даже смирилась с тем, что навсегда останусь в родных пенатах. Значит, на то воля нашей не в меру ветреной и любвеобильной богини.
Но вот смириться с тем, что являюсь невольным препятствием на пути сестер к счастью (после замужества Маржери они словно с ума посходили и только и думают о том, как бы поскорее выскочить замуж), не смогу никогда.
– Что за глупости, Лоиз, лезут тебе в голову! – запоздало возмутилась ее милость и, беря пример с близняшек, обиженно буравящих меня взглядами, тоже покосилась в мою сторону. Неодобрительно покачала головой.
Порой мне кажется, случись со мной какое несчастье – и сестры вздохнут с облегчением. Для них я досадная преграда, которую никак не получается преодолеть.
С каждым годом шансы пристроить меня в хорошие (или не очень) руки уменьшались. Уверена, мама с радостью сбагрила бы меня первому встречному. Главное, чтобы у него имелся хоть какой-нибудь, даже самый завалящий титул и я не опозорила наше славное семейство еще больше.
Если такое вообще возможно.
И маменька, и сестры как-то быстро позабыли, зачем мы здесь собрались, и все свелось к злободневной теме: я – негодный товар на рынке невест.
– Если бы ты, Ксандра, не была такой ледышкой, сумела бы приворожить того милого шевалье из Тарта.
Под «милым шевалье» подразумевался плешивый месье Бошан «слегка» за пятьдесят – дальний родственник маман, всю прошлую осень гостивший у нас в Луази. Сколько же мне пришлось выдержать похотливых взглядов и выслушать сомнительных комплиментов в свой адрес! А однажды чуть не спустила этого молодящегося павлина с лестницы, когда он попытался обслюнявить мне щеку поцелуем.
Не спустила лишь потому, что в тот момент из кабинета показался папа и взял на себя все хлопоты по выставлению наглеца из дома.
– Желаю тебе, дорогая Лоиз, встретить такого же милого шевалье, – не сдержавшись, огрызнулась я.
– Какая же ты все-таки эгоистка, Ксандра! – взвизгнула Соланж.
– Еще какая! – воинственно поддержала сестру Лоиз и с негодованием тряхнула рыжими кудряшками, обрамлявшими ее узкое, сейчас искривленное в гримасе обиды личико. – Маржери на твоем месте не стала бы воротить нос, а радовалась бы вниманию месье Бошана. А ты думаешь только о себе! Ну точно эгоистка! – захлебывалась возмущенно младшенькая.
В воздухе ощутимо запахло бурей. Оставаясь верным самому себе, его милость спешно поднялся. Пробормотав что-то невразумительное про срочные дела, о которых он запамятовал и вдруг так удачно вспомнил, поспешил ретироваться. Однако не успел сделать и несколько шагов, как с улицы послышалась дробь лошадиных копыт по насыпной дорожке, ведущей к особняку.
– Кто бы это мог быть? – вскинулась Лоиз.
– Так поздно, – подхватила Соланж, и обе рванулись к окну, опередив баронессу лишь на долю секунды.
Переглянувшись, мы с отцом отправились встречать нежданного гостя. Выйдя на крыльцо, я поплотнее закуталась в шаль, почувствовав, как мурашки побежали по коже. То ли от холода, то ли от вдруг охватившего волнения: всадник, стремительно приближавшийся к нам на вороном скакуне, вез с собой перемены.
– Надеюсь, хорошие, – чуть слышно прошептала я, глядя на вырисовывающуюся в сумерках фигуру в темном плаще, развеваемом холодным весенним ветром.
Спешившись, мужчина коротко приветствовал нас и изобразил быстрый поклон. После чего извлек из кожаной сумы, притороченной к седлу, письмо и протянул его барону. Заметила, как папа напрягся, принимая от гонца послание, скрепленное печатью и украшенное по углам вычурными вензелями. В сумерках инициалы было не рассмотреть.
Пальцы барона предательски дрогнули, и он поспешил прижать письмо к груди. Вежливо поблагодарил посланника, а тот, снова поклонившись, прыгнул в седло и был таков.
– Если это от сборщика налогов… – Голос отца дрожал не меньше, чем его рука пару мгновений назад.
– Тогда бы месье Флабер приехал сам лично, – мягко коснулась я родительского плеча и ободряюще улыбнулась. – Пойдемте в дом. Пока кое-кто не умер от любопытства.
Его милость чуть слышно хмыкнул, заметив прилипшие к окну любознательные мордашки близняшек и изнывающую от нетерпения баронессу. Степенно прошел в дом, все так же не спеша пересек гостиную, явно испытывая на прочность нервы супруги. Опустившись в глубокое кресло с истертой до дыр обивкой – кажется, некогда это был глазет, – папа надломил печать, развернул письмо и, поднеся листок к неровному пламени очага, принялся читать. Как назло, про себя.
Близняшки сгрудились у него за спиной, мама согнулась в три погибели, не желая ждать, когда супруг закончит чтение и передаст письмо ей. Я отошла в сторону, так как свободного места возле кресла уже не осталось.
Нарочные к нам приезжали нечасто и зачастую с плохими известиями, поэтому родителям так не терпелось выяснить, что же стряслось на сей раз. Ну а младшенькие просто изнывали от скуки и пытались как могли разнообразить свой досуг.
Когда баронесса тоненько вскрикнула и пошатнулась, словно собиралась упасть в обморок, я зажмурилась, готовясь к худшему. Главное, чтобы с Флавьеном ничего не стряслось! И с Маржери и ее месячным младенцем никакое несчастье не приключилось.
Последовавшее за сим восклицание маменьки огорошило меня и на какое-то мгновение ввело в замешательство.
– Пресветлая Витала! Чудо чудесное! Александрин, девочка моя любимая! – А в следующий миг меня уже целовали и тискали в объятиях, чего, в принципе, никогда не случалось. Нет, конечно же случалось в далеком-предалеком детстве. Еще до обряда инициации, возвестившего всем, что во мне не проявилось ни капли силы.
– Папа? – Высвободившись из крепких материнских объятий, я растерянно посмотрела на отца, потом на близняшек.
Глаза у обеих сияли, щеки раскраснелись, они пялились на меня так, будто видели впервые в жизни, и на губах у обеих играли глуповато-счастливые улыбки.
Отец же хмурился и то и дело бросал на послание, что до сих пор сжимал в руках, мрачные взгляды.
– Что случилось?
– Счастье-то какое! – взволнованно повторяла баронесса, меряя гостиную шагами. – Мессир де Шалон просит твоей руки, дорогая. Какое счастье…
– Что?! – Я чуть не подавилась собственным восклицанием и, позабыв о манерах, выхватила у отца мессирские каракули.
Впрочем, никакие это были не каракули, а красивые, с вычурными завитушками буквы, складывавшиеся в слова, а те в свою очередь – в абсурдные фразы.
Его светлость просил… Хотя какое там просил! Ставил перед фактом, что отныне я – его невеста и должна через неделю явиться в Валь-де-Манн, родовое имение стража.
– Ох, Ксандра, только не говори, что ты и ему откажешь! – всполошились сестры, заметив, что я не визжу от счастья и не подскакиваю, словно гуттаперчевый мячик, до потолка.
– Конечно же не откажет! Что за вздор вы несете? – устав наматывать круги по комнате, маман упала в кресло-качалку.
– Но почему я? – В горле пересохло от волнения и, кажется, страха.
Признаюсь, от мыслей обо всех этих стражах, потомках древних морров, некогда черпавших силу из мира мглы, меня брала оторопь.
Недаром же демоническое начало каждого стража заключают в зачарованном зеркале. Да, после такого обряда они слабеют, зато и риск меньше, что сила, унаследованная от предков – темных чародеев, со временем возьмет верх и сведет их с ума.
– Помню, помню, как он на тебя заглядывался на балу в Тюли, – причмокнула довольно баронесса и мечтательно зажмурилась, явно представляя, как в самом ближайшем будущем передаст меня из рук в руки его светлости и с чистой совестью вычеркнет проблемное чадо из своей жизни.
Младшенькие кивали в такт ее словам, словно два тианьских болванчика.
Я нахмурилась, перебирая в памяти немногочисленные выходы в свет, которые совершало наше дружное семейство. Бал в Тюли – родовом гнезде моей кузины Серен ле Круа де Шалон, стал одним из самых ярких моих воспоминаний. Такой роскоши я не видела никогда – ни до, ни после того сказочного вечера. Чувствовала себя серой мышкой по сравнению с разряженными в пух и прах гостьями. Бархат, парча, алмазы – от окружавшего великолепия рябило в глазах. Но больше всего мне запомнилась встреча с хозяевами бала – маркизом и маркизой де Шалон.
От красоты Серен хотелось зажмуриться. Она ослепляла, завораживала всех без исключения. Недаром ее прозвали Огненным Цветком Вальхейма. Ее длинные густые волосы в бликах свечей действительно напоминали пламя, дикое, непокорное, как и их обладательница. Огонь горел и в ее колдовских зеленых очах. Супруг кузины был ей под стать. Статный красавец-страж. Жгучий брюнет с пронзительными черными глазами. И если в глазах жены маркиза можно было запросто утонуть, раствориться, то от его взгляда разило холодом и высокомерием.
Когда кузина трагически погибла, о ней скорбело все королевство. И вот по какой-то необъяснимой причине мне предстояло занять ее место, выйти замуж за этого напыщенного вдовца.
Мама утверждает, что чародей заприметил меня еще на празднике. Глупость, конечно. Помню, как мессир скользнул по мне и сестрам мимолетным, ничего не выражающим взглядом, проходя мимо под ручку со своей распрекрасной женой. Которую, говорят, любил до умопомрачения и становиться заменой которой мне совершенно не хотелось.
Зачем? Чтобы всю оставшуюся жизнь терпеть насмешки его приближенных и постоянно проигрывать ей в нелепом сравнении? Кто я и кто Серен! Могущественная чародейка – и никому не нужная пустышка.
Хотя нет, теперь уже нужная. Вот только непонятно зачем.
Похоже, отца посетили такие же мысли. Широкий лоб его избороздили глубокие складки – признак того, что его милость мрачен и задумчив и ничего хорошего не ждет от этого подарка судьбы.
Зато баронесса прямо светилась от счастья и сестры с ней за компанию.
– Мама, а можно мы тоже поедем в Валь-де-Манн? – неожиданно спросила Соланж. Опустившись на колени возле кресла-качалки, взяла родительницу за руку и, умильно хлопая ресницами, заканючила: – Ну, пожалуйста… Вдруг мессир де Шалон окажется столь любезен, что позаботится и о нашей судьбе? У него ведь такие связи!
– Ах, я тоже хочу замуж за стража! – восторженно захлопала в ладоши Лоиз, придя в самый настоящий экстаз от идеи сестры.
А у меня от их бесконечной трескотни заломило в висках.
– Какая же ты у меня умненькая-разумненькая, – потрепала по щеке младшую дочь баронесса. – Решено! Поедем все вместе. Что скажете, ваша милость? – и так зыркнула на отца, что у того язык не повернулся ответить «нет».
Впрочем, как и всегда.
В который раз пробежавшись взглядом по коротенькому посланию, до боли закусила губу. В чувства мессира к совершенно незнакомой девушке я не верила. Род ле Фиенн не был настолько знатен, чтобы породниться с маркизом, приближенным короля. Уже молчу о бедственном положении нашей семьи и своей ущербности.
А значит, нужно не торопиться давать согласие, как-то потянуть время и выяснить, зачем я понадобилась чародею.
Надеюсь только, что в процессе выяснения сестры не разделаются со мной по-тихому.
