Текст книги "Последние мечты"

Автор книги: Валерий Брюсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

ЭТО ВСЕ – КОШМАР!

КОШМАР

Есть в мире демон, с женственным лицом,

С когтями львицы, с телом сухопарым;

Садится к спящим он, согнут кольцом,

На грудь, и мы – зовем его Кошмаром.

Он давит нас, и вот, в тяжелом сне,

Черед видений сумрачных проходит;

Дыханье стеснено, чело в огне,

И судорога тщетно пальцы сводит.

Нам грезится ужасных ликов ряд:

Смеются дьяволы над всем заветным,

Терзают близких, алтари сквернят

И стонам вторят хохотом ответным.

Нельзя бороться и бежать нет сил:

Оковы на ногах и руки в путах,

Повсюду вскрыты пропасти могил…

Блестят из мглы орудья пыток лютых…

И вдруг мы вспомним: это все – кошмар!

Рукой свободной призраков коснемся…

Все сгинет вмиг, исчезнут страхи чар,

И мы, дрожа от радости, – проснемся!

ЗАТРАВЛЕННЫЙ ЗВЕРЬ

Олень затравленный напрасно взор молящий

Обводит вкруг, дыша прерывно, – смерть везде;

Собаки рвутся вслед, сверкают ружья в чаще…

И зверь, ища пути, бросается к воде.

Плывет, глотая пар, а сзади слышит глухо

Лай, крики, зов рогов; пес беспощадный, вновь

Врага догнав, ему вонзает зубы в ухо…

Окрасив зыбь реки, струей стекает кровь.

А лес кругом стоит роскошен, как бывало;

Меж камней и коряг, журча, бежит ручей;

Круг солнечный, горя торжественно и ало,

Сквозь изумруд ветвей кидает сноп лучей.

Слабея, смотрит зверь вверх, в небеса, откуда

Лилось тепло, и дождь, и свежесть вешних бура;

Защита с высоты не явится ли? Чудо

Не совершится ль? – Нет! Пуста, нема лазурь.

И стону слабому уже не вторит эхо…

Сквозь радугу слезы так странны берега…

Но всюду – взвизг собак, гром криков, гулы смеха,

И, кроя все, поют охотничьи рога!

16 февраля 1918

БИБЛИОТЕКИ

Власть, времени сильней, затаена

В рядах страниц, на полках библиотек:

Пылая факелом во мгле, она

Порой язвит, как ядовитый дротик.

В былых столетьях чей-то ум зажег

Сверканье, – и оно доныне светит!

Иль жилы тетивы напрячь возмог,—

И в ту же цель стрела поныне метит!

Мы дышим светом отжитых веков,

Вскрывающих пред нами даль дороги,

Повсюду отблеск вдохновенных слов,—

То солнце дня, то месяц сребророгий!

Но нам дороже золотой колчан,

Певучих стрел, завещанный в страницах,

Оружие для всех времен и стран,

На всех путях, на всех земных границах.

Во мгле, куда суд жизни не достиг,

Где тени лжи извилисты и зыбки,—

Там дротик мстительный бессмертных книг,

Веками изощрен, бьет без ошибки.

1917

НАУТРО ПОСЛЕ ШАБАША

Чу! под окошком звенят колокольчики,

Белые, синие, разных оправ;

Листья ольхи завиваются в кольчики,

Запахи веют с обрызганных трав;

Солнце ко мне проникает приветливо

Длинным лучом, между ставень, сквозь щель;

Где-то гудит, осторожно и сметливо,

К сладким цветам подлетающий шмель;

Все так знакомо… И песня не новая

Сладко ласкает: «Ты дома, дитя!»

То напевает мне печь изразцовая,

Вторят ей стены, смеясь и шутя.

В теле – истома. Я дома! Давно ли я

Дерзко плясала, раздета, в кругу!

…В душу нисходит опять меланхолия.

Нет! жизнью мирной я жить не могу!

1919

ИЗ НАБЛЮДЕНИЙ

Меж лун искусственных – луна,

Вися на небе, в перспективе,

Вздымается, робка, бледна

И с каждым мигом боязливей.

Внизу, как буйственный бурун,

Прибой людей и экипажей,

И наглое блистанье лун,

Вдоль улиц выставленных стражей;

Таксованных прелестниц смех,

Сухое грассованье франтов,

Боа неимоверных мех

И перебои шляп и бантов;

В гостиницах белеет ряд

Оконный, – комнаты, где двое

Пародию любви творят,

Пороча таинство ночное…

А там, вверху, несмелых звезд

Чуть-чуть зубчатый свет – белеет;

Туман, как туника невест,

Кой-где разорванная, веет.

И та ж безмолвная луна,

Свидетельница жертв Ашере,

Висит, глядя, робка, бледна,

На буйства в оскверненном сквере!

Октябрь 1917

ПЕРЕД ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ ЛАМПОЙ

Злобный змей, зигзагом длинным

Раздевавший темень туч,

Чтоб, гремя, в лесу пустынном

Иль на склоне горных круч,

Ветви, поднятые дубом,

Серным пламенем Зажечь,

И, ликуя, дымным клубом —

Смертным саваном – облечь!

Змей, сносивший с неба, древле,

Прометеев дар земле!

Что таишь ты, стыд ли, гнев ли,

Ныне замкнутый в стекле,—

Сгибы проволоки тонкой

Раскалять покорно там,

Подчинись руке ребенка,

Осужден – в угоду нам.

И, струя лучи из шара,

Ветром зыблем над толпой,

Скрывшей ленту тротуара,

Пестрой, шумной и тупой,—

Чем ты занят? Иль, в причуде

Смутной грезы, веришь ты,

Что вокруг – вес те же люди,

Те же гулы суеты;

Что, как прежде было, сыты

Мясом мамонта, тебя

Славят пляской троглодиты,

Дико космы теребя?

В злобных лицах, в ярых взорах

Ты узнать бы ныне мог

Те же сонмы, для которых

Ты в былом сверкал, как бог.

Иль века виденье стерли,

И теперь, могуч и слаб,

Мыслишь ты: «Не на позор ли

Здесь я выставлен, как раб?»

И, без сил, влеком на угли

Длинным проводом, зигзаг

В небе помнишь ты, – нам друг ли,

Иль, горящий местью, враг?

1918

МАЛЕНЬКИЕ ДЕТИ

ДЕТСКАЯ ПЛОЩАДКА

В ярком летнем свете,

В сквере, в цветнике,

Маленькие дети

Возятся в песке:

Гречники готовят,

Катят колесо,

Неумело ловят

Палочкой серсо;

Говорят, смеются,

Плачут невпопад,—

В хоровод сплетутся,

Выстроятся в ряд;

Все, во всем – беспечны,

И, в пылу игры,

Все – добросердечны…

Ах! лишь до поры!

Сколько лет им, спросим.

Редкий даст ответ:

Тем – лет пять, тем – восемь,

Старше в круге нет.

Но, как знать, быть может,

Здесь, в кругу детей,—

Тот, кто потревожит

Мглу грядущих дней,—

Будущий воитель,

Будущий мудрец,

Прав благовеститель,

Тайновед сердец;

Иль преступник некий,

Имя чье потом

Будет жить вовеки,

Облито стыдом…

Скрыты в шуме круга

Оба, может быть,

И сейчас друг друга

Погнались ловить;

И, смеясь затеям,

Вот несется вскачь

С будущим злодеем

Будущий палач!

Маленькие дети!

В этот летний час

Вся судьба столетий

Зиждется на вас!

Июль 1918

ПРАЗДНИКИ

Ждать в детстве воскресенья,

Дня пасхи, рождества,

Дня именин, рожденья

Иль просто торжества,—

Какое восхищенье,

Когда вся жизнь – нова!

Зажгут в сочельник елку,

Мы раньше, вечерком,

Ее подсмотрим в щелку!

И в масках мы потом

Запляшем, втихомолку

Пугая целый дом!

И будем мы, при бое

Часов, под Новый год,

Записывать простое

Желанье в свой черед…

Зато нам ангел вдвое

Подарков принесет!

На масленой неделе

Кататься мы должны!

И утром чуть с постели,—

Вопрос: когда ж блины?

А голосом свирели

Поют ручьи весны.

Под пасху мать заставит

Нам волоса подстричь,

Но праздник все поправит…

Ах! пасха! ах! кулич!

Пусть вечером слукавит,

Катя яйцо, Лукич!

Но не довольно ль, впрочем,

И именин простых.

Мы поутру бормочем

Свой именинный стих,

А целый день хохочем

Среди друзей своих!

И даже день воскресный,

Когда уроков нет,—

Сияет, как чудесный,

Небесный чистый свет!

Так после влаги пресной

Солдат вином согрет!

Вы, праздники меж будней,—

Как звезды в груде страз!

Чем рок был многотрудней,

Тем слаще вспомнить вас,—

Рубинной, изумрудной

Алмазной, чем алмаз!

16 марта 1918

ДЕТСКАЯ СПЕВКА

На веселой спевочке,

В роще, у реки,

Мальчик и две девочки

Говорят стихи.

Это – поздравление

Бабушке: она

Завтра день рождения

Праздновать должна.

Мальчик запевалою

Начинает так:

«Нашу лепту малую

Преданности в знак…»

И сестренки вдумчиво

Оглашают лес,

Вторя: «Детский ум чего

Просит у небес…»

Песенка нескладная

Стоит им труда…

А вблизи, прохладная,

Катится вода.

Рядом – ели острые,

Белизна берез;

Над цветами – пестрые

Крылышки стрекоз.

Реют однодневочки,

Бабочки весны…

Мальчик и две девочки,

Aх, как им смешны!

1918

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Спи, мой мальчик! Птицы спят;

Накормили львицы львят;

Прислонясь к дубам, заснули

В роще робкие косули;

Дремлют рыбы под водой;

Почивает сом седой.

Только волки, только совы

По ночам гулять готовы,

Рыщут, ищут, где украсть,

Разевают клюв и пасть.

Зажжена у нас лампадка.

Спи, мой мальчик, мирно, сладко.

Спи, как рыбы, птицы, львы,

Как жучки в кустах травы,

Как в берлогах, норах, гнездах

Звери, легшие на роздых…

Вой волков и крики сом,

Не тревожьте детских снов!

1919

СОНЕТЫ

МИГИ

Бывают миги тягостных раздумий,

Когда душа скорбит, утомлена;

И в книжных тайнах, и в житейском шуме

Уже не слышит нового она.

И кажется, что выпит мной до дна

Весь кубок счастья, горя и безумий.

Но, как Эгерия являлась Нуме,—

Мне нимфа предстает светла, ясна.

Моей мечты созданье, в эти миги

Она – живей, чем люди и чем книги,

Ее слова доносятся извне.

И шепчет мне она: «Роптать позорно.

Пусть эта жизнь подобна бездне черной;

Есть жизнь иная в вечной вышине!»

1918

НАРЯД ВЕСНЫ

За годом год, ряды тысячелетий,—

Нет! неисчетных миллионов лет,

Май, воскрешая луговины эти,

Их убирает в травянистый цвет.

Пытливцы видят на иной планете,

Что шар земной в зеленый блеск одет;

Быть может, в гимне там поет поэт:

«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»

Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,

Обходит равнодушно зелень куп

И свежесть нив под возрожденной новью;

Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;

И изумруд весенних трав багрим,

Во имя призрака, горячей кровью!

1918

НА ПОЛУСТАНКЕ

Гремя, прошел экспресс. У светлых окон

Мелькнули шарфы, пледы, пижама;

Там – резкий блеск пенсне, там – черный локон,

Там – нежный женский лик, мечта сама!

Лишь дым – за поездом; в снега увлек он

Огни и образы; вкруг – снова тьма…

Блестя в морозной мгле, уже далек он,

А здесь – безлюдье, холод, ночь – нема.

Лишь тень одна стоит на полустанке

Под фонарем; вперен, должно быть, взгляд

Во тьму, но грусть – в безжизненной осанке!

Жить? Для чего? – Встречать товарных ряд,

Читать роман, где действует Агнесса,

Да снова ждать живых огней экспресса!

16 ноября 1917

МАКСИМУ ГОРЬКОМУ В ИЮЛЕ 1917 ГОДА

В*** громили памятник Пушкина; в*** артисты отказались играть «На дне».

(Газетное сообщение 1917 г.)

Не в первый раз мы наблюдаем это:

В толпе опять безумный шум возник,

И вот она, подъемля буйный крик,

Заносит руку на кумир поэта.

Но неизменен, в новых бурях света,

Его спокойный и прекрасный лик;

На вопль детей он не дает ответа,

Задумчив и божественно велик.

И тот же шум вокруг твоих созданий,—

В толпе, забывшей гром рукоплесканий,

С каким она лелеяла «На дне».

И так же образы любимой драмы,

Бессмертные, величественно-прямы,

Стоят над нами в ясной вышине.

17 июля 1917

БЕГЛЕЦЫ

Стон роковой прошел по Риму: «Канны!»

Там консул пал и войска лучший цвет

Полег; в руках врагов – весь юг пространный;

Идти на Город им – преграды нет!

У кораблей, под гнетом горьких бед,

В отчаяньи, в успех не веря бранный,

Народ шумит: искать обетованный

Край за морем – готов, судьбе в ответ.

Но Публий Сципион и Аппий Клавдий

Вдруг предстают, гласят о высшей правде,

О славе тех, кто за отчизну пал.

Смутясь, внимают беглецы укорам,

И с палуб сходят… Это – час, которым

Был побежден надменный Ганнибал!

24 сентября 1917

MEMENTO MORI[1]1
  Помни о смерти (лат.).


[Закрыть]
Импровизация в кафе «Десятая муза»
14 мая 1918 г

Ища забав, быть может, сатана

Является порой у нас в столице:

Одет изысканно, цветок в петлице,

Рубин в булавке, грудь надушена.

И улица шумит пред ним, пьяна;

Трамваи мчатся длинной вереницей…

По ней читает он, как по странице

Открытой книги, что вся жизнь – гнусна.

Но встретится, в толпе шумливо-тесной,

Он с девушкой, наивной и прелестной,

В чьих взорах ярко светится любовь…

И вспыхнет гнев у дьявола во взоре,

И, исчезая из столицы вновь,

Прошепчет он одно: memento mori!

14 мая 1918