Текст книги "Летающая собака"
Автор книги: Валерий Медведев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Медведев Валерий
Летающая собака
Валерий Владимирович Медведев
Летающая собака
В один из выходных дней я сидел дома и ждал своего репетитора Мишку Шишкова, чтобы заниматься с ним по геометрии. Сидя за столом, я смотрел в учебник и тупо повторял одни и те же непонятные слова: "Свойство отрезков, пересекаемых параллельными прямыми на сторонах углов..." Зачем мне нужно было знать эти свойства отрезков, я никак не мог себе представить. Наверное, для того, думал я, чтобы только своими двойками не портить общую успеваемость класса.
В это время домой с базара вернулась моя мама. В руках у неё была сумка, набитая всякой всячиной. Теперь свойства отрезков, пересекаемых зачем-то параллельными прямыми, меня перестали совсем интересовать. Теперь меня интересовало, что принесла мама в своей сумке с базара. В кухню я пришёл как раз тогда, когда мама вытащила из сумки поллитровую банку, перевязанную пергаментной бумагой. Я пошмыгал носом и облизнулся как кошка. От банки пахло мёдом, но он был в какой-то странной упаковке.
– Это я тебе купила мёд в сотах, – объяснила мама, отбирая у меня банку.
Затем я узнал, что мёд в сотах очень полезен, потому что он неочищенный, в нём всякие витамины с пыльцой от цветов, и ещё сказала мама, что я его съем, когда я простужусь или заболею. Тут же на кухне я стал кашлять изо всех сил. А мама посмотрела на меня и сказала:
– Пожалуйста, не притворяйся. Иди учи уроки, а то Миша придёт с минуты на минуту.
Я нехотя поплёлся в столовую и сел за стол и, глядя в учебник, опять стал вслух кашлять, как мой дедушка, и тупо повторять:
– Если на стороне угла отложить от вершины равные отрезки... Кха-кха!.. Если на стороне... Кха-кха!
– Пожалуйста, – сказала мама, – не доказывай мне, что ты простудился, а доказывай теорему.
После этого она опять ушла из дома по своим делам. Оставшись в квартире один, я решил без маминого разрешения всё-таки полечиться этим мёдом в сотах, тем более что мне вдруг стало жарко – от простуды наверное... А Шишков всё не приходил. Войдя в кухню, я достал с полки банку, откупорил её, взял кусок мёда в сотах и сказал:
– Сейчас я тебя немного съем, потому что я себя плохо чувствую. – Это я сказал, конечно, сам себе неправду, но так у меня хоть было оправдание, почему я ем без спроса мёд. – Я себя плохо чувствую, – повторил я и... покраснел... Может, от температуры, а может, от того, что говорю сам себе неправду.
В это время в прихожей раздался звонок, это, конечно, припёрся совсем не вовремя Шишков. Я торопливо открыл рот, но в это время у меня над ухом кто-то зажужжал и влетел мне прямо в разинутый рот. "Неужели пчела?" подумал я испуганно, чувствуя, что у меня во рту кто-то действительно летает. Наверно, эта пчела случайно оказалась в банке, а может, эту пчелу мама нарочно купила вместе с мёдом, чтобы она охраняла мёд. А тогда это вообще не пчела, а настоящая летающая собака. Всё это быстро пронеслось у меня в голове.
Застыв от испуга с разинутым ртом, я хотел было выплюнуть эту пчелу, но в это время она ужалила меня прямо в язык, с помощью которого я только что вслух врал самому себе, что я плохо себя чувствую. Я заорал от боли и чуть не уронил банку с мёдом на пол, но в это время Шишков уже не звонил, а колотил ногой в дверь, он, наверно, услышал мой крик и подумал, что у нас что-нибудь случилось. Быстро закрыв банку и поставив её на место, я ещё быстрее побежал к входной двери и стал открывать замок. При этом у меня во рту язык горел как ошпаренный.
– Что случилось? – спросил меня Шишков Мишка. – Ты чего орал?
– Это я за... занимался, – сказал я, чувствуя, как у меня во рту начинает что-то твориться с языком и что он у меня начинает как-то увеличиваться в размерах, что ли... При этом по щекам у меня текли слезы.
– До слёз дозанимался? – спросил Мишка.
– До слёз, – ответил я, чуть не плача.
Кроме боли и всего такого, я первый раз в жизни почувствовал, что мне мой язык мешает почему-то разговаривать.
– Ты выучил задание? – спросил Мишка.
Он прошёл в комнату и положил на стол целую кипу книг, с которыми никогда не расставался. Я хотел сказать, что, конечно, выучил, но у меня вышло "конефно фымучил", потому что во рту у меня творилось уже что-то ужасное!
– Сейчас проверим, выучил ты или вымучил, – сказал Мишка. – "Если на стороне угла отложим от его вершины равные отрезки, – сказал он, – и из точек деления проведём параллельные прямые до пересечения с другой стороной угла", то что?..
Я заглянул в книжку и незаметно для Мишки прочитал вслух:
– То и на этой фтороне уфла отлофутся рафные мефту фобой отрефки...
– Что это у тебя какая-то гречневая каша во рту? – сказал Мишка подозрительно.
– Какая каффа, – сказал я, – никакой грефневой каф-ф-фы...
– Может, овсяная? – спросил Мишка. – Ты что, съел, что ли, что?
– Ка-кая офф-фяная? Фто я фъел? Нифефо я не фъел! – возмутился я.
Но Мишка решил, что у меня во рту что-то всё-таки есть, поэтому скомандовал:
– Открой рот!
Я открыл рот. Мишка заглянул мне в рот и удивился, потом потрогал пальцем мой распухший язык и спросил:
– Что у тебя это?
Хватает грязными пальцами чужой язык да ещё спрашивает, что это...
– Как – фто?.. Ях-фых, – сказал я. – Яхфых!
– Какой яхфых? – спросил меня Мишка. Он, наверно, решил, что это не каша, конечно, у меня во рту, а какое-нибудь кушанье, что ли. – Чей яхфых?
Я хотел всё сказать, что это мой язык, а у меня всё получался то какой-то яхфых, то какой-то фыхыях...
– Ну прожуй тогда и проглоти, – сказал Мишка, – свой фыхыях.
С большим трудом я объяснил Мишке, что "фыхыяхом" я называю свой язык и проглотить его не могу...
– Ладно, – смирился Мишка, – язык свой ты можешь называть хоть фыхыяхом, хоть яхыфыхом, а теорема чтоб у тебя от зубов отскакивала. Повторяй за мной... "Если на стороне угла отложим от его вершины..."
Я смотрел на Мишку дурак дураком, потому что за это время у меня во рту мой язык ещё подрос и я чувствовал, что, кроме фы или хы, я вообще ничего не смогу произнести.
– Ну что ты молчишь? – спросил меня Мишка. – Повторяй!..
Тогда я решил Мишке объяснить, что сегодня ему вообще лучше со мной не заниматься и что лучше перенести наше занятие на другой день. Потому что... И вот этим "потому что" я всё окончательно испортил.
– Фыфифаеф, Фифа Фифкоф, – сказал я медленно, что означало: "Понимаешь, Миша Шишков".
Потом я хотел рассказать, как меня укусила пчела, которую я назвал летающей собакой, и что у меня от этого распух язык, но Мишка разобрал только четыре слова: "Фыфифаеф, Фифа Фыфков" и "фобака", а всё остальное я и сам не разобрал, что я сказал.
– Кто фифа? Я фифа? – разъерепенился Шишков. – Кто фобака? Что за фыфифаеф? Я ничего не фыфифаю! К нему приходят заниматься, а он обзывается всякими фифами, фобаками и какими-то фыфифахами... Сейчас же возьми все свои фыфифахи обратно или... или я тебе сейчас как дам по твоей дурацкой башке!
И Мишка поднял в воздух целую кипу книг, которую он всегда таскал с собой. Между прочим, в этой кипе были два тома Большой советской энциклопедии.
– Берёшь свои слова обратно или нет? – заорал снова на меня Мишка.
– Я не могу взять свои слова обратно, – промычал я на своём фыфифахском языке, – потому что у меня язык растёт!
– А мофги у тефя не рафтут? – заорал на меня Мишка, тоже почему-то неправильно выговаривая слова.
Мне эта Мишкина мысль понравилась, что, если пчела укусила бы меня в голову и у меня стали бы расти мозги, я был бы умнее Мишки.
– Ты берёшь свои слова обратно или нет? – спросил снова Мишка.
Я бы, конечно, с радостью взял свои слова обратно, но к этому времени у меня язык настолько вырос и распух, что уже перестал и вовсе помещаться во рту. Его кончик вдруг сам по себе взял и вылез наружу. Поэтому я и сидел молча с высунутым языком и смотрел как дурак на Мишку.
– Так, – сказал Мишка, – вместо того, чтобы извиниться, ты ещё мне язык показываешь?.. Спрячь язык!.. Кому говорят: спрячь!..
Я попробовал выполнить Мишкину просьбу, но у меня из этого ничего не вышло. За это время, пока я пытался спрятать язык обратно в рот, язык подрос у меня ещё немного и высунулся ещё больше.
– Ну знаешь? Это уже издевательство. Считаю до трёх, – сказал угрожающе Мишка, – не спрячешь, получишь по зубам!
Пока Мишка считал до трёх, я успел написать в тетрадке, что меня укусила пчела в язык, и показал это Мишке.
С криком: "Что же ты молчал раньше!.." – Мишка подбежал к цветку, стоявшему на подоконнике, зачерпнул из горшка целую горсть земли, потом полил её водой из графина и, подбежав ко мне, стал почему-то совать эту мокрую землю мне в рот. Тогда я выплюнул эту землю в горсть и стал совать эту землю Мишке в рот. Тогда Мишка дал мне по башке, а я ему дал по зубам.
– Так, – раздался в дверях мамин голос, – значит, кулаками доказываете друг другу теорему?
Драться мы сразу же перестали. А я сидел молча на полу весь перепачканный землёй, с высунутым языком.
– Валентин, – сказала мама, – что это у тебя за гадость торчит изо рта? Сейчас же выплюнь!
– Это не гадость, это у него язык, – объяснил Мишка, – его пчела укусила... А я ему в рот землю...
– Зачем же ты это сделал, Миша? – спросила мама.
– А меня в деревне один раз пчёлы кусали, и бабушка мне мокрую землю прикладывала по народной медицине, – объяснил Мишка.
– Сначала надо жало вытащить, – сказала мама.
Она прополоскала мне рот и вытащила жало и, погладив по голове, сказала:
– Вот видишь, этот мёд тебя должен лечить, а теперь ты из-за него будешь болеть... – И добавила: – Не хнычь, пожалуйста, укусы пчёл вообще-то полезны...
К вечеру язык у меня перестал болеть. С Мишкой мы помирились и на другой день занимались как ни в чём не бывало.
А насчёт того, что укусы пчёл полезны, мама оказалась права. Потому что больше я никогда и никому не говорил неправду. Потому что, когда я хотел что-нибудь соврать, я чувствовал, как у меня во рту моментально начинает распухать язык, как будто меня снова пчела в язык ужалила.
А вас, ребята, никогда пчела в язык не жалила?..
Будьте осторожны!!!