Текст книги "Год вне Земли"

Автор книги: Валерий Рюмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

В следующем сеансе поздравления начал Виталий Севастьянов. Он умеет это делать и его приятно и интересно слушать. Вообще Виталий человек удивительный. Из всей нашей компании космонавтов я не знаю никого добрее Севастьянова. Только Леша Попов может с ним соперничать по этому качеству. Не было еще случая, чтобы Виталий, если мог, не помог при необходимости кому-нибудь из нас или даже не очень знакомому ему человеку. Поэтому он пользуется всеобщим уважением и любовью. Нам было видно, что шампанское у них было открыто и они им не пренебрегали.

Затем поздравили меня два товарища – Иван Иванович и Аркадий Леонидович. Они на протяжении обоих длинных полетов в меру возможностей помогали моим домашним, за что я им очень благодарен. Аркадий, мастер спорта по альпинизму, сказал, что альпинисты на Памире сделали восхождение на неназванную вершину и назвали ее Пик Рюмина. Вершина 5-й «б» категории сложности. Очень приглашал ее посетить после посадки.

К следующему сеансу связи на всех присутствующих у меня в доме, наверное, повлияло шампанское или что-то другое, и в эфир понеслась песня. Запевал Виталий Севастьянов одну из всеми нами любимых песен «Серега Санин». Мы им подпевали с борта станции. Даже для нас с Лешей день показался очень нелегким. А представляю, как досталось домашним и моим друзьям, организовавшим это мероприятие на Земле.

Все это было лирическим отступлением, которое, наверное, простительно человеку, уже отлетавшему четыре месяца. А все эти дни на борту шла работа по обычному циклу. В основном геофизические эксперименты по съемке территории Вьетнама и Кубы. 10 августа мы наблюдали солнечное затмение. Я снимал его кинокамерой. А Леша фотографировал. Отметили довольно странное явление. Когда затмение уже кончилось, то в том месте, куда ушла Луна, появились как бы облака. Хотя, конечно, ничего такого там быть не должно...

На период ночного отдыха включаем почти каждый день печь «Кристалл» или «Сплав». В это время мы не перемещаемся внутри станции, нет никаких микроперегрузок, что очень важно для процесса плавки. Так что даже ночное время зря не пропадает.

Несколько дней тому назад проводили проверку возможности работы с секстантом. Для нас он сейчас не нужен. А для следующей станции нужен. С его помощью планируется очень точно сориентировать станцию, для наведения приборов на источники наблюдения. Секстант до этого эксперимента практически не использовался. Сначала потому что иллюминатор, на котором он стоял, потерял свою прозрачность. В предыдущую экспедицию мы его сняли и убрали. Затем на Земле изготовили специальную подставку для его установки на другой иллюминатор. И вот сейчас подошло время проверить его работу и достигаемые при этом точности. Мы с Лешей работали параллельно, он из рабочего отсека с помощью прибора ночного видения проверял возможность ориентации в тени, а я, находясь в другом отсеке, по секстанту поддерживал нужную ориентацию. Хотя на Земле мы эту зону никогда не отрабатывали, а секстантом я работал года три назад, мы всю зону отработали без замечаний. И результаты получились хорошие.

Я вот сейчас сказал, что эта зона у нас прошла без замечаний. А ведь могла сорваться, потому что на Земле мы ее не отрабатывали. Просто ЦУП нам стал многое доверять, учитывая накопленный опыт работы на станции. А по делу мы должны были бы еще на Земле это оттренировать. Тогда вероятность ошибок свелась к минимуму. Здесь, на орбите, особенно заметны пробелы в подготовке к полету. Совершенно не чувствуется, чтобы следующий экипаж, который готовится к полету, знал в деталях всю нашу работу. Из-за текучки ему, наверное, не хватает времени на анализ наших дел. И наверное, он будет допускать некоторые ошибки, которые делаем мы. Это видно уже сейчас, потому что очень редко мы слышим, чтобы члены следующего экипажа были в ЦУП и учились на наших ошибках. Это как-то отдано на личную инициативу каждого космонавта. Кто-то интересуется всем и часто, бывая в ЦУП, в деталях знает все особенности полета. В этом отношении мне нравится Володя Коваленок. Он в ЦУП бывает много чаще, чем другие. Следит за всем. Думаю, что если он еще полетит, то постарается использовать наш опыт и избежит многих стандартных ошибок. Короче, в вопросах нашей подготовки есть еще изъяны, которые надо устранять.

31 августа 1980 года

Сегодня день рождения у моего командира, Леши Попова. Ему исполнилось 35 лет. Поздравления начались с утра. В ЦУП приехали А. Леонов и Ю. Малышев. Они поздравили Лешу. В следующем сеансе связи появились все наши домашние и Юра Романенко. Затем приезжали В. Коваленок, Г. Гречко, В. Аксенов и Г. Стрекалов. Все они очень хорошо отзывались о нашей работе и поздравляли именинника. Корреспондент Всесоюзного радио Петр Пелехов прочитал нам свой, как мы назвали, «радиошантаж», скомпонованный из наших с ним радиопереговоров, но специально смонтированных. Получилось очень смешно. Вообще, на протяжении всего полета мы два раза в неделю давали ему интервью или отвечали на его вопросы. Петр всегда готовился к таким передачам, и они, как мне кажется, у него получались интересными.

Сегодня заметили, что в установках «Светоблок», в которых росла подопытная трава арабидопсис, появились бутоны. Раньше до бутонов дело не доходило. «Светоблок» – это цилиндр, размещенный под источником света, в котором растет арабидопсис. С объемом станции он связан через маленькое отверстие, и в блоке не происходит смены атмосферы. Таким образом, влияние человека и техники на растение сведено к минимуму. Может быть, поэтому и появились бутоны.

В минувшие дни мы с интересом проводили наблюдения с бортовым субмиллиметровым телескопом. Все предыдущие экспедиции с ним также работали. Но прошло время. Ухудшились характеристики приемного зеркала под влиянием факторов космического полета. Добавлю два слова по его устройству. Излучения попадают на вогнутое зеркало диаметром полтора метра. Дальше изображение передается на собирающее зеркало и с него с помощью световодов передается на приемник. Их два. Один из антимонида индия, другой из германия. Принимая излучение определенной длины волны, приемник изменяет свое электрическое сопротивление, а оно через специальные усилители фиксируется.Здесь, правда, есть один небольшой нюанс. Кристаллы реагируют на излучение, будучи охлажденными до температуры минус 269 градусов. И вот здесь встала проблема создания на борту холодильной установки, способной создать такую температуру. Даже на Земле это не очень легко, но на Земле ничто не ограничивает. Сколько угодно электроэнергии и любые объемы. Другое дело борт станции. На все существуют ограничения, но тем не менее такая установка была создана и успешно функционировала.

Другую же проблему – ухудшение характеристик приемного тракта – пришлось исправлять изготовлением специальных синхронных усилителей сигнала. Их нам привезли «Тереки», мы их ввели в схему и провели несколько наблюдений. Для ученых большой интерес представляют излучения в диапазоне от нескольких микрон до двух миллиметров. Это так называемый субмиллиметровый диапазон. В этом диапазоне удобно изучать холодные тела с температурой от нуля до приблизительно ста градусов Кельвина. Волны в этом диапазоне несут сведения об атомах и молекулах, рассеянных в межзвездном пространстве. Изучая спектр субмиллиметрового излучения, можно проводить «химический анализ» космического пространства. Другое направление использования этого диапазона – это фиксация рождения новых звезд. На небе они становятся видимыми лишь после того, как разогреются до сверхвысоких температур. А исследования в этом диапазоне позволяют зафиксировать рождение звезд задолго до того, как они достигнут таких температур. С помощью субмиллиметрового диапазона можно фиксировать газопылевые сгущения, в которых образуются новые звезды, размеры таких образований и их плотность. Все это богатейший материал для космологии.

В будущем, я думаю, для таких наблюдений будут созданы специальные модули, которые будут вести постоянные наблюдения. Ведь проводимый на станции «Салют-6» цикл работ с субмиллиметровым телескопом – это первая ласточка, и сейчас получение каких-то сенсационных открытий не самое важное. Важно создать методики, уточнить требования к подобным приборам, заложить фундамент для создания будущих приборов, работающих на беспилотных спутниках-автоматах.

Параллельно с этими работами у нас попеременно работали две печи – «Кристалл» и «Сплав». Попеременно потому, что процесс плавки очень энергоемкий. Мы провели три длительные плавки на установке «Сплав». Две – по пять суток и одну – длительностью двое с половиной суток. В предыдущем полете, вместе с Володей Ляховым, мы получили два монокристалла. Проводились подобные опыты и еще раньше, начиная с первой длительной экспедиции. Но на весь процесс отводилось 10—12 часов. Исследовав те первые образцы, ученые увидели, что из общей массы твердого раствора примерно десятая часть представляла собой монокристалл. Никакой теории в этом деле пока нет. Есть предположение, что на образования кристаллов влияют особенности конвекционного движения жидкости, действие сил поверхностного натяжения, влияние микрогравитации на станции, время кристаллизации. И вот предположили, что для получения монокристалла нужно увеличить время кристаллизации. А программа исследований составляется заранее, и в ходе полета существенно корректировать ее не удастся. Одно цепляется за другое и, выделив время для одного, надо что-то исключить, что уже заранее готовится. Поэтому только сейчас и было выделено время для таких длительных экспериментов. Мы два полученных образца отправили на Землю с «Тереками». И вот, проведя на Земле исследование полученных образцов, сделав шлифы, ученые убедились в однородности полученных в невесомости кристаллов. Это очень важный результат, и нам приятно было узнать, что он достигнут при нашем участии.

А оценить перспективу исследований в этом направлении сейчас, наверное, трудно. Мне кажется, что в будущем космическое материаловедение даст людям Земли новые материалы с совершенно уникальными свойствами, что позволит создать новые приборы для народного хозяйства, науки и техники.

10 сентября 1980 года

Идет шестой месяц полета. Наша жизнь течет размеренно. Все устоялось. Режим труда и отдыха стал всех устраивать. Проведенные ранее эксперименты, требующие затрат топлива, закончились, а теперь остались в основном те, что расхода не требуют. Следующий грузовик придет через три недели, поэтому сейчас соблюдаем режим экономии горючего. Большей частью находимся в так называемой «гравитационной ориентации» – наиболее устойчивом положении связки «Салют-6» – «Союз». При этом продольная ось комплекса направлена к центру Земли. Станция, подобно детскому волчку, как бы обкатывает Землю, медленно качаясь вокруг продольной оси. Это положение очень удобно для визуальных наблюдений, поскольку большинство свободных иллюминаторов находится в переходном отсеке, а он расположен ближе к Земле. Поэтому через иллюминаторы удобно проводить как наблюдения Земли, так и верхней атмосферы. Этими наблюдениями мы в основном и занимаемся. В одном из разговоров е Володей Коваленком у него промелькнули слова, что он видел структуру второго эмиссионного слоя. Должен сказать, что я в течение двух длительных полетов основательно занимался вторым слоем. Отснял, наверное, с десяток пленок, а уж сколько раз его наблюдал, даже и сказать невозможно. Но структуру его никогда не видел. То есть это разнояркостное свечение, но без каких-либо вкраплений или локальных мест яркости. Иногда он бывал очень ярким, настолько, что просматривался его красноватый фон, что подтвердилось и фотографиями. Я уже говорил, что по периметру горизонта он простирался максимально на 270—290 градусов, но никогда это кольцо не было замкнутым, то есть никогда не было его целиком на 360 градусов. Володя говорил о сплошном кольце второго слоя. Я много раз проверял свои наблюдения и убеждался в их достоверности. Проверяли мы их вместе с Лешей и сплошного кольца никогда не видели.

Два раза в день занимаемся физическими упражнениями. Как говорится, до седьмого пота. Майка у меня после занятий совершенно мокрая. По старой традиции разыгрываем врачей. Они все хорошие люди, но юмор наш не всегда понимают. Сегодня в разговоре с А. Д. Егоровым, руководителем медицинской группы, сказали ему, чтобы на посадке были те же девушки, которые надевали на нас медицинские пояса на старте. Он спросил, а в чем дело. Леша сказал, что мы до сих пор не можем снять пояса и надеемся только на них. Анатолий Дмитриевич совершенно серьезно спросил: «Что же вы все пять месяцев в них и ходите?» Мы сказали, конечно, ходим, ведь мы не знаем, как их снять.

Он задумался и надолго. В следующем сеансе связи оператор нам сказал, что Анатолий Дмитриевич не мог найти дверь выхода из зала, так он был озабочен и обеспокоен нашим состоянием. Думаю, что он стал подумывать о нашей психике. А учитывая, что иногда мы сообщали ему в специальной медицинской форме разные отклонения от нормы, типа сновидений с кошмарами, ему было о чем задумываться. Он после этого пытался очень тактично выяснить, что это за кошмары, а мы скромно уходили от ответов. Это были наши забавы, хотя мы и понимали, что так шутить не всегда уместно. Из медиков мы откровенно говорили с врачом нашего экипажа Робертом Дьяконовым. Он нас понимал с полуслова и, чем мог, помогал. Нужной информацией на эзоповском языке, выполнением отдельных просьб и пожеланий, защитой наших интересов. В это время уже начались с Земли вопросы, где бы мы хотели провести послеполетный отдых, вместе или раздельно... Мы сразу сказали, что отдыхать будем вместе, и после анализа разных предложений остановились на Кисловодске. Там в санатории имени Орджоникидзе есть отдельный домик, который нас устраивал.

Вышел на связь Юра Сенкевич. Он для своей передачи «Клуб кинопутешествий» предложил снять один виток вокруг Земли. Идея хорошая, но на это нет пленки. Хотя мы не раз снимали Землю. И я думаю, что из этих кинокадров может получиться много хороших передач с интересным комментарием. Вообще-то пока еще наши космические съемки до телезрителя доходят в очень малой дозе. Кто здесь виноват, я не знаю, но есть очень занимательные кадры, и думаю, что зрителю было бы интересно их увидеть.

В субботу у нас планировалась баня. На Земле это всегда удовольствие. Казалось бы, что и на борту это тоже должно быть приятно. И действительно, первое ощущение после бани приятное, но когда начинаешь думать о том, сколько подготовительных операций, а потом заключительных ' нужно провести, желание принять баню уменьшается. Надо нагреть воду, причем греть ее приходится порциями. Нужно собрать камеру, смонтировать сборники воды, приспособить пылесос и выполнить целый ряд других работ. На всю эту баню Уходит почти целый день. А дни к концу полета уже начинаешь считать и, как всегда, недосчитываешься нескольких. Поэтому мы, взвесив все «за» и «против», баню себе отменили. Тем более мы после каждого занятия на тренажерах мочили полотенца горячей водой и обтирали тело. Такой санитарный режим нас устраивал. Вместо бани мы провели регламентные работы:; я заменил восемь вентиляторов в системе терморегулирования, а Леша подготовил к замене программно-временное устройство.

Почти каждый день в течение последних двух недель выдавали рыбакам координаты пятен в океане. Впервые открылся от облачности район на юге Чили и район Фолклендских островов.

Интересный эффект при наблюдении второго эмиссионного слоя мы заметили. Мы провели параллельные наблюдения: я фиксировал время его появления, пропадания и время появления максимальной яркости через иллюминатор переходного отсека, а Леша из рабочего отсека смотрел на экран визира с электронно-оптическим преобразователем (ВЭОП) при закрытых окуляpax. И у нас совпали все времена, которые мы фиксировали. Это наводит на мысль, что второй эмиссионные слой состоит из частиц, проникающих через крышку ВЭОПа, и возбуждает свечение экрана. Факт очень интересный и новый. Затем мы видоизменили опыт. Я наблюдал через иллюминатор, а Леша, закрыв ВЭОП светозащитным рукавом, вращался медленно вокруг оси «X» с прибором в руках. Наблюдая в окуляры экран прибора, он очень точно определял место, в котором второй слой имеет максимальную яркость. В направлении максимальной яркости на экране прибора было на несколько порядков сильнее мерцание. А это значит, что оболочка рабочего отсека не задерживает эти частицы и они вызывают повышенное мерцание экрана. Пока объяснить это явление мы не можем. Нужны какие-то измерения.

12 сентября 1980 год

Шестой месяц работы на борту станции. Надо сказать, что все это время у нас сохранялся хороший настрой на работу. И основой этого настроя, я считаю, является внутренний контакт в экипаже. В любой момент всякое предложение Алексея или мое, направленное на какое-то улучшение, на увеличение КПД от любого эксперимента, от любой работы, поддерживается, конечно, после обсуждения. Поэтому каждый из нас старается внести что-то свое, новое, лучшее. Иногда даже предложения, не направленные на увеличение КПД, но служащие поднятию нашего тонуса. Как-то Леша предложил разыграть Землю в очередном телевизионном сеансе. Я, конечно, эту идею поддержал. Очень скучными стали наши сеансы связи. Мы ухлопали часа два своего личного времени, но подготовили сцену, когда к нам, сидящим на главном посту станции, приходит непонятно откуда взявшийся третий член экипажа. Мы взяли выходной скафандр. С помощью тросиков заставили его двигаться и на магнитофон записали его речь. Тросики проложили так, что зрители, наблюдающие нас по телевидению, ничего заметить не могли. И в очередном сеансе с телекомментатором Леша незаметным движением заставил открыться люк между рабочим и переходным отсеком и, так же незаметно потянув за тросик, заставил двигаться выходной скафандр. Причем перед этим мы перестали говорить, и в ларингофон был отчетливо слышен как бы стук в дверь входящего человека. Мы, естественно, спросили: «Кто там стучит?» На магнитофоне была уже записана речь входящего. И вот, к полному изумлению сидящих на Земле, из люка выплывает скафандр и начинает говорить. Мы делаем удивленные глаза и изображаем полную непричастность к этому мероприятию. В ЦУП сначала возникает легкое недоумение, а потом смех... Нам больше же ничего и не было нужно. Просто хотелось как-то развеселить товарищей, несущих свою вахту на Земле. Мы, потом уже, выразили надежду, что репортаж покажут по телевидению, но его не показали. Может быть, качество изображения не соответствовало стандарту телевидения, может быть, кто-то его неправильно расценил. Но он вызвал живой отклик у смены Центра управления полетом, а медиков утвердил во мнении, что у нас на борту все идет хорошо и экипаж работает в полном взаимопонимании и контакте. И это на самом деле соответствовало действительности.

19 сентября 1980 года

Сегодняшний день знаменателен тем, что со станцией состыковался корабль «Союз-38» с интернациональным экипажем в составе Юрия Романенко и первого кубинского космонавта Арнальдо Тамайо Мендеса. Первый представитель Латинской Америки поднялся в космос, и им стал представитель свободной Кубы – страны, в недавнем прошлом нищенски бедной, подавляющее большинство населения которой до революции было неграмотно. Двадцать один год строительства социализма и сотрудничество с Советским Союзом позволили Кубе послать своего представителя в космос.

Юрия Романенко я знаю давно. Он был дублером в программе «Союз» – «Аполлон». Затем мы вместе в одной группе начинали готовиться к работе на станции «Салют-6». Он был командиром экипажа, который в 1977—1978 годах первым перешел в станцию вместе с Георгием Гречко и отработал на ней 96 суток. В то время это был самый продолжительный полет в мире. Юра даже в первое время, по-моему, от такого рекорда задирал нос. Потом, к счастью, это прошло. А по своим деловым и человеческим качествам он мне импонировал. Хорошо и очень быстро схватывал все по технике. Ему не надо было ничего объяснять дважды. В придачу к быстрому уму у Юры был веселый, общительный характер, любил и ценил шутку, а это в нашей работе очень нужное качество. Сейчас на станцию он попал почти после трехлетнего перерыва и сразу стал оценивать те изменения, которые произошли за эти годы.

Арнальдо сравнивать было не с чем. Он на станции и в космосе впервые. Мне показалось, что он еще не верил, что это он в космосе, что это ему кубинский народ доверил первым прикоснуться к новому направлению исследований, первым увидеть свою любимую страну с космической высоты. Поверить было тяжело, потому что судьба Арнальдо Тамайо действительно самый убедительный пример тех огромных перемен в жизни простых кубинцев, которые принесла с собой революция 1959 года. Не будь ее, Арнальдо сейчас оставался бы на самой низшей ступени классовой лестницы. На что мог рассчитывать негр? Его уделом на Кубе до революции была только черная работа. О получении высшего образования он мог только мечтать. Арнальдо не исполнилось еще года, когда у него умерла мать, а затем отец. Его усыновила семья его дяди. Но жизнь была тяжелой. С девяти лет он начал трудиться, чем мог, помогал принявшей его семье. С 13 лет уже работал на мебельной фабрике.

Революция 1959 года изменила его судьбу и всю жизнь. Он сразу стал активистом ассоциации молодых повстанцев, на базе которой потом был создан Союз молодых коммунистов Кубы. Работал в молодежных бригадах труда в горах Сьерра-Маэстро. Не расставаясь с оружием, молодежь помогала крестьянам строить дома, сажать деревья, налаживать новую жизнь. Как одному из самых достойных, Арнальдо предложили стать летчиком и поехать на учебу в Советский Союз. Здесь же, на трудовом фронте, он впервые услышал о космосе, когда полетел Юрий Гагарин. Как потом рассказывал Арнальдо, они даже дали залп из винтовок от восторга за Советский Союз и это выдающееся достижение.

В 1962 году он уже вернулся на Кубу летчиком. Много летал, набирался опыта. В 1969 году поступил в Кубинскую высшую школу Революционных вооруженных сил. Закончив ее, перешел на командную работу и продолжал летать. Пользовался заслуженным авторитетом среди своих товарищей и руководства военно-воздушных сил. Трудолюбивый, уравновешенный, доброжелательный к людям, общительный, любящий юмор, шутку, но в то же время требовательный к себе и подчиненным. Все эти качества оценивались при выборе первого кубинского космонавта, и поэтому выбор пал на него вполне заслуженно.

1 сентября 1979 года он вместе с Юрием Романенко приступил к совместным тренировкам и к подготовке к полету на станцию «Салют-6». Меня с ним познакомили в Звездном городке сразу после возвращения из предыдущего полета. Потом были мимолетные встречи, и я, конечно, не предполагал, что нам придется ближе знакомиться уже на орбите.

Как раз накануне своего третьего полета я вместе с семьей отдыхал на Кубе. Для нас, северян, Куба всегда будет оставаться страной экзотической. Необычная для нас природа, голубое небо, чистейшая вода, замечательные пляжи и никогда не унывающий, доброжелательный народ. После многих лет бесправия и нищеты страна впервые получила возможность самостоятельно определять свой курс и строить жизнь по-новому, в интересах людей труда. Наша страна оказывала Кубе все эти годы бескорыстную помощь, и, как сказал Фидель Кастро, что если бы не эта помощь, Куба не смогла бы построить социализм. Кубинцы об этом прекрасно знают и при встречах с советскими людьми всегда оказывают нам очень теплый прием. И здесь, на орбите, мы готовы были оказать добрую встречу новому экипажу экспедиции посещения.

Ребята стартовали вчера поздно вечером. Самая напряженная работа первых суток на орбите у них была ночью. Все операции по подготовке к стыковке прошли успешно, и сегодня в 23 часа 49 минут произошла стыковка «Союза-38» со станцией. Стыковка проходила в тени. Мы на экране своего монитора наблюдали только свет фары, с транспортного корабля освещавший стыковочную мишень станции. До дальности 180 метров я снимал подход «Союза-38» на пленку, только чтобы зафиксировать включение и работу двигателей ночью. Это очень красивое зрелище. Затем была привычная уже для нас стыковка, стягивание двух кораблей, проверка герметичности стыка, и вот ребята уже в станции.

После открытия люка первым в станцию вплыл Арнальдо. По русскому обычаю мы его встретили хлебом-солью. Затем появился Юра. Мы все обнялись. Это действительно большая радость – принять гостей на орбите, а нашему экипажу повезло в этом отношении особенно – мы встречали уже четвертый экипаж. Теперь нам предстоит выполнить около 20 экспериментов. Ребята чувствовали себя хорошо, и по ним не было заметно, что они только первые сутки в невесомости. В первом же телевизионном репортаже Арнальдо делает сальто, и, наверное, все сидящие в этот момент в Центре управления полетом убеждаются в этом. После окончания первого совместного телерепортажа ребята передают нам посылку с Земли – письма, газеты. Среди газет есть и специальный выпуск газет «Известия» и «Гранма», сделанный на русском и испанском языках. Я уже кратко говорил о таких спецвыпусках. Сейчас остановлюсь на этом подробнее.

Когда на станции была первая длительная экспедиция Юрия Романенко и Георгия Гречко, то в ЦУП стали думать, как можно скрасить их длительную работу. Появилась мысль приглашать на встречу с ребятами артистов, комментаторов радио и телевидения, интересных людей. Желающие сразу же нашлись, и эти встречи вошли в жизнь и быт ЦУП и экипажей. Как-то Алексей Елисеев, который был тогда руководителем полета, в беседе с корреспондентом «Известий» Борисом Коноваловым предложил выпустить какой-нибудь печатный листок специально для экипажа. Борис Коновалов ответил, что уж если выпускать, то нужно делать спецвыпуск «Известий». Доложил эту идею главному редактору, и тот его поддержал. И вот тогда появился первый специальный выпуск газеты «Известия». Он имел малый тираж, что-то около 200 номеров. В продажу он не поступал, а раздавался бесплатно в ЦУП, и несколько экземпляров отправлялось на борт.

Первый экземпляр был направлен на борт с экипажем первой экспедиции посещения Володей Джанибековым и Олегом Макаровым. Спецвыпуск прижился сразу. Он всем понравился. Обычно там помещались репортажи из семей космонавтов, находящихся в данный момент в полете. Печатались фотографии, которые до этого не публиковались. Был раздел сатиры и юмора, и вообще печаталось все, что можно было придумать, чтобы как-то подбодрить, развеселить людей, находящихся наверху, оторванных от Земли, дома, друзей. У Бориса нашлись помощники, которые помогали найти интересный материал, но, конечно, основная нагрузка ложилась на него, и он эту добровольную ношу тянул до конца, за что все мы ему были благодарны. Почти вся программа «Интеркосмос» нашла в спецвыпусках свое отражение. Во время предыдущей моей экспедиции, когда к нам летели Н. Рукавишников и Г. Иванов, с ними также был спецвыпуск, но тогда стыковки не получилось, газета вернулась на Землю вместе с экипажем, а затем, уже в грузовом корабле, попала к нам на борт. А в этом полете каждая экспедиция посещения по программе «Интеркосмос» привозила нам на борт свою газету, которую мы прочитывали от корки до корки.

В предыдущем номере, присланном нам с В. Горбатко и Фам Туаном, была замечательная фантастическая миниатюра «Воспоминание о будущем» – плод коллективного творчества ЦУП, так, во всяком случае, было написано в конце. Тем, кто хорошо знаком с работой ЦУП, его структурой управления, конкретными людьми, читать эту миниатюру без смеха было невозможно. А это и входило в основную задачу, которую решали этим спецвыпуском, – поднять настроение у экипажа в длительном полете, заставить нас по-доброму улыбнуться. Я эту миниатюру приведу здесь полностью.

«Итак, приближались юбилейные десятитысячные сутки полета орбитального долголета «Привет-7». В Центре отображения полета (ЦОП) было, как всегда, многолюдно, но тихо. Лишь изредка заходили страховые агенты и небольшие экскурсии из Института истории техники.

В одиннадцатой комнате сидел, как обычно, бессменный руководитель полета (БРП). Ему регулярно приносили справки о днях рождения космонавтов, об основных событиях, которые происходят у него дома, и о радиационной обстановке. Зачем ему это, никто не знал. Но тем не менее каждый раз, когда молодая секретарша входила к нему с очередным донесением, он явно оживлялся, даже пытался привстать с кресла, но возраст уже взял свое, и он быстро снова погружался в дремотное состояние.

В этот день кто-то предложил отметить юбилей полета. Идею поддержали. Организацию юбилея поручили молодому специалисту из отдела психологической поддержки сотрудников ЦОП, внуку одного из основоположников управления полетами Пете Благову. Праздновать решили в главном зале отображения (ГЗО) – туда никто не заходит. В отделе планирования начали составлять меню. Коля Касьян обещал достать неучтенный элеутерококк, а Арсен Оганесянц должен был привезти атлантическую селедку. Все жили предстоящим праздником.

И вдруг неожиданный звонок из отдела кадров. Сказали, что в этом году надо проводить переаттестацию космонавтов и следует подумать о замене бортинженера. На него стали поступать жалобы (мало занимается перспективой, не следит за герметичностью, слишком много времени стал уделять личным вопросам). Предупредили, что скоро на станцию будет направлена квалифицированная комиссия. Якобы даже нашли человека, который в общем знал устройство станции, кто-то из бывших проектантов. Сейчас его направили в Институт восстановления памяти.

Это был как гром среди ясного дня! Оперативный дежурный помчался к БРП. Референт его в кабинет не пустил, сказал, что БРП очень занят и что этим вопросом он займется сам. Дежурному поручили разыскать по телефону сотрудников и уговорить их прийти в ЦОП.

К вечеру все собрались на работе. Самым мудрым оказался референт. Он сразу понял, что неполадки, которые происходят на борту, ЦОП не касаются. Главное, чтобы у нас ничего не обнаружили. Начали опрашивать начальников отделов. И тут началось!

Точного списочного состава экипажа нет, регистрация рождаемости на станции не организована. Доставка на станцию кровельного железа и краски задерживается. Срок действия договора с космонавтами истек. Сведения об НЛО не систематизируются... Да... если все это дойдет до начальства?..