Текст книги "Побег из ада"
Автор книги: Валерий Ковалев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Глава 4. Дорога на восток
1. Конвойные войска входят в состав вооруженных сил Союза ССР (статья 4 Закона о всеобщей воинской обязанности) и, как специальные войска, имеют своим назначением:
а) конвоирование лиц, содержащихся под стражей за нарушение законов Советского социалистического государства;
б) осуществление наружной охраны тюрем НКВД, перечень которых установлен Народным комиссаром внутренних дел Союза ССР.
2. Конвойные войска, выполняя поставленные задачи, обязаны обеспечить:
а) при конвоировании заключенных:
1) соблюдение социалистической законности;
2) полную изоляцию заключенных от граждан, а при наличии особых указаний, и между самими заключенными;
3) своевременную доставку заключенных по назначению;
4) пресечение попыток со стороны конвоируемых заключенных к побегу;
5) отражение и уничтожение злоумышленников в случае вооруженного их нападения на конвой.
б) при наружной охране тюрем:
1) пресечение попыток к побегу со стороны заключенных, содержащихся в тюрьмах;
2) отражение и уничтожение злоумышленников в случае вооруженного их нападения на караулы, посты или часовых.
3. Каждый военнослужащий конвойных войск НКВД должен быть безгранично предан партии Ленина – Сталина, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству
4. Военнослужащий конвойных войск обязан всегда помнить и мужественно выполнять присягу, данную им Рабоче – Крестьянскому Правительству.
5. При выполнении внутренней и караульной служб конвойные войска руководствуются соответствующими уставами Рабоче-Крестьянской Красной Армии; при выполнении конвойной службы – настоящим Уставом.
(Из Устава конвойных войск НКВД)
Вторые сутки состав шел по Европе. За мутным стеклом окошка (место Шаман выбрал не случайно) мелькали леса с перелесками, поля, какие-то местечки и хутора. Ехали не быстро, пропуская встречные поезда, с частыми остановками.
На них состав загоняли на запасной путь. Там выводили на оправку, потом грузили и следовали дальше. Кормить стали хуже. Пайка уменьшилась, суп сменился баландой, махорку давали раз в два дня. Так что свою заначку компания пока берегла.
В Варшаве, где стояли в каком-то тупике до ночи, в вагон догрузили десяток власовцев* в грязных немецких мундирах, с нашивками «РОА»*.
– Ну что, навоевались, суки? – спрыгнули с нар сразу несколько человек.
– Да и вы вроде. Не похожи на победителей, – злобно оскалился один.
– Н-на! – впечатался в лицо кулак.
Упал. Возникла драка.
Трибой с Громовым тоже хотели ввязаться, Лосев удержал, – не надо.
Закончилось все быстро. Окровавленных предателей запинали сапогами под нары, – вот ваше место, гады.
Так они и ехали, словно звери. Паек жрали там.
О генерале Власове Лосев впервые услышал, командуя штрафной ротой от бывшего капитана, начальника шифровального отдела 2-й ударной армии Волховского фронта. Власов принял ее весной 42-го уже окруженной немецкими войсками в районе Мясного бора. До этого считался одним из лучших военачальников, проявив себя в боях за Киев и обороне Москвы.
– Чтобы было понятно, в каких условиях мы там сражались, сказал в беседе штрафник, приведу текст последней радиограммы, что передал в штаб фронта за подписью командарма. «Войска армии три недели получают по пятьдесят граммов сухарей. Последние дни продовольствия совершенно не было. Доедаем последних лошадей. Люди до крайности истощены. Наблюдается групповая смертность от голода. Боеприпасов нет».
Тем не менее, коридор для выхода армии к своим мы пробили, и часть армии успела спастись. Остальная так и погибла в окружении. Что случилось с командармом, тайна покрытая мраком.
– И за что же тебя к нам? – спросил тогда ротный.
– За утрату шифровальной станции. Вменили преступную халатность.
Спустя еще год, от знакомого «смершевца» Лосев узнал о предательстве Власова и создании так называемой РОА* из советских военнопленных. На фронте их не встречал, но, как и все другие, ненавидел.
На пограничном переезде в Бресте задержались на сутки. Там сменили вагонные тележки. Начиналась территория СССР, железнодорожная колея в нем была шире.
Пейзаж за окном начал меняться. Леса стали гуще, поля меньше, то и дело попадались дотла сожженные деревни. На обочинах дорог ржавела искореженная техника.
– Белоруссия, – растроганно шептал мичман, не отлипая от окошка. – Наконец-то увиделись
– Ты из этих мест? – спросил Лосев.
– Да, майор. С Полесья*.
– А родня как? Жива?
– Нету родни. Все погибли (сжал губы).
– Откуда знаешь? Может, живы? – участливо спросил Трибой.
– Нет, Сема. Их убили каратели. Мне зимой сорок четвертого соседка написала. Всю деревню. Загнали в сарай и живьем сожгли Ей и еще нескольким удалось спастись.
Замолчали. На стыках постукивали колеса, вагон вихляло, изредка тоскливо гудел паровоз.
Минск проехали без остановки, город бы разрушен, вскоре началась Брянщина. Кругом следы запустения и разрухи. Несколько раз видели работавших в полях женщин и подростков. Приложив к глазам ладони, они провожали состав взглядом.
– Ждут с войны своих, – сказал кто-то глядя в окошко.
– Только не нас, – мрачно добавил второй.
Дни тянулись длинной чередой похожие друг на друга. Их разнообразили недолгие остановки, оправка и получение пайка, а еще разговоры. Вспоминали мирную жизнь, близких и родных. Планов никто не строил, будущее виделось туманным.
Как-то один осужденный, психованный молодой парень, стал изгаляться над власовцами. Вытащив одного из-под нар, принялся избивать.
– А-атставить! – свесился вниз Лосев.
Повиновался. Майора в теплушке уважали и признавали старшим. Еще когда проезжали Польшу, конвойные выдававшие паек, недодали два. Возник шум, фронтовики недовольно зашумели.
– В чем дело? – подошел к теплушке старший лейтенант в синей фуражке и гимнастерке с золотыми погонами. – Прекратить бедлам!
– Твои бойцы зажилили два пайка, – вышел вперед комбат. – Прикажи отдать.
С минуту оба сверлили друг друга взглядом, потом старлей отвел глаза, – вернуть! – бросил сержанту.
Еще через день крепкий, с наглой рожей боец из секции напротив, отобрал у пожилого соседа кисет с махоркой. А когда тот возмутился, хлестнул ладонью по щеке. В следующий момент Лосев спрыгнул с нар, сделав шаг вперед, сгреб обидчика и врезал кулаком в лоб. Тот покатился по проходу.
– Держи отец, – поднял с пола кисет. – А вы чего молчите? – уставился на его соседей. Те потупили глаза.
– Кстати, за что сидит? – кивнул на обидчика.
– Мародер.
– Понятно, – вернулся на свою секцию.
Конвою вскоре надоело самому таскать термосы с баландой и мешки с хлебом, назначили раздатчиков из арестантов. В их число попал оборотистый Шаман. Теперь их вагон получал полновесные пайки и хлебово погуще. А еще он приносил новости о начавшейся демобилизации, ожидавшейся отмене продовольственных карточек и другом. Например, что в штабном вагоне везут осужденного генерала, а в теплушке через одну – Героя Советского Союза.
– Это ж надо, – удивился низенький солдат – обозник. Даже генерал чего-то начебушил.
Между тем, по мере продвижения на восток, состав увеличивался. В Курске к нему добавились еще четыре вагона, а в Воронеже три.
– В них тоже наш брат фронтовик, – сообщил бывший вор.
– Уж не на войну ли нас везут? – предположил бывший замполит с нижних нар.
– Какую? – поинтересовался сосед.
– С Японией. Со дня на день им объявят войну. Вот и пригодимся.
– Вроде штрафников?
– А почему нет? Нас уже скоро полк. Сколько еще будет.
В теплушке завязался спор. Большинство были «за». Всем хотелось на свободу.
«Чем черт не шутит» думал, покачиваясь наверху Лосев, а потом забылся.
И приснилась ему Москва, Первомай и они всей семьей на Красной площади. Рослый веселый отец в летной форме, улыбающаяся, в шелковом платье мать и он, в тюбетейке с красным галстуком. Шел военный парад, по брусчатке шла техника и печатали шаг красноармейцы, а в высокое небо улетала песня
Белая армия, чёрный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!
неслось из установленных на ГУМЕ* репродукторов.
Затем площадь тряхнуло, все исчезло. Открыл глаза. Состав, замедляя ход, гремел на стрелках. На фронте сны Лосеву никогда не снились. Видать пришло время.
– Ну, так вот, – услышал снизу хрипловатый голос Трибоя. – Было это летом сорок третьего под Белгородом. Я тогда командовал взводом. Готовилось очередное наступление, и мы получили приказ провести разведку боем, вместе с приданной пехотой.
Целью являлся участок немецкой обороны на берегу Ворсклы*, где предстояло ее прощупать и выявить огневые точки.
Утром, часов в пять, пехота влезла на броню, в небо унеслась ракета, я дал по рации команду «вперед»!», и мы рванули с места. Половину дистанции, прячась в тумане, прошли на предельной скорости, а когда у реки он поредел, немцы ударили с берега так, что всем чертям стало тошно.
Десант наш посыпался на землю кто – куда. Танк Сашки Гамалеи справа, задымил и попятился назад. Мы же, со вторым, шпарим вперед и садим по фрицам из орудий с пулеметами.
Минут через десять командую отход. Механик-водитель врубает заднюю скорость и начинаем отползать назад, в примеченную слева, заросшую кустами низину.
Там же, как на грех, оказалось болотце, он дал газ и стал его форсировать.
Но куда там. Траки погрузились в донный ил, замолотили вхолостую, и мы сели на клиренс.
– Давай, давай ходу курва! – пинаю механика сапогом в спину.
Обливаясь потом, тот заработал рычагами, дергая машину вправо-влево, и тут нам впечатали снаряд в башню. Машину тряхнуло, в морды секануло броневой крошкой, все стихло. Через пару минут кашляя и матерясь, оклемались, хриплю механику «запускай движок». Он пытается – ни в какую.
– Спокойно, говорю, Санек, давай еще. Повторяет, результат тот же.
– Ну, все, – гудит рядом башнер*, – сейчас наведут нам решку.
И точно. Вскоре со стороны немцев показался ихний «Т-3»*, давший по нам пару выстрелов. Броня выдержала. Затем рядом с ним возник тягач, обе машины покатили к низине.
– Так, слушать меня! – отрываюсь от перископа. – Судя по всему, фрицы считают нас дохлыми. Подпустим вплотную и откроем огонь. По моей команде.
Башнер загнал снаряд в ствол, замерли. А эта шобла между тем приближалась. Танк лязгал гусеницами впереди, тягач шел с отставанием и чуть справа.
– Хреново, если «панцер» зайдет к нам сбоку и лупанет в борт, – забеспокоился стрелок-радист. – Там броня точно не выдержит.
– Всем молчать! – приказываю. – Ждать команды.
Сбоку заходить никто не стал (машины остановились в десятке метров напротив). Башенный люк танка откинулся, и на кромку уселся фриц в пилотке, закуривший сигарету.
Из тягача неспешно выбрались еще три, стащили с него буксирный трос и поволокли к «тридцатьчетверке».
– Сидеть тихо, – шепчу. – Пусть крепят.
Оживленно лопоча на своем, фрицы влезли в грязь, зацепили буксир за рым, а потом вернулись. Старший махнул рукою водителю тягача. Тот врубил скорость (канат натянулся), потом прибавил обороты, и мы потихоньку двинулись вперед, освобождаясь от топи.
А как только оказались на сухом, я заорал «огонь!», и наводчик влепил бронебойный под погон башни «панцера». Ее раскололо как орех, немец тут же загорелся, а механик по ходу движения, (тягач все еще полз), снова надавил стартер, и на этот раз получилось.
Танк ожил, взревев двигателем. Я приказал «дави!», и мы прыгнули на тягач как кобель на суку. Под днищем хрупнуло, машину колыхнуло, и через минуту, объезжая злосчастную низину, мы на полном ходу рванули к своим.
Когда фрицы опомнились и стали садить вслед из пушек, было уже поздно. Машина вышла из сектора обстрела. Вот такая была у нас история, – закончил Трибой.
– Ну и что? Начальство оценило? – спросил кто-то из слушателей.
– Само – собой. Я получил за ту разведку – боем «Звездочку», а ребята по «Отваге».
И еще была заметка в армейской газете, только мы ее искурили.
– Га-га-га, – захохотали несколько голосов.
Но самыми интересными были рассказы Василия о деде.
Война всем изрядно надоела, хотелось чего-то мирного. И он поведал о тайге, охоте, путешествиях знаменитого следопыта вместе с русским ученым Арсеньевым, который как раз и написал книгу. Оказывается внук, три года учивший в интернате, тоже ее читал.
– Все так и есть, – сказал он. – Но я знаю больше. Дед не был нанайцем*, он удэге. Жена с дочкой у него действительно умерли от оспы, а вот сын остался. Это был мой отец. Воспитывался у родни в стойбище, Дерсу его навещал. А кроме той плантации женьшеня, что вырастил в тайге и подарил Арсеньеву, имел еще две, для сына.
Про них узнали контрабандисты, хотели выследить. Не получилось. Дед завел в непроходимые места и почти все погибли. Оставшиеся не простили. Подстерегли деда и застрелили. Мой отец позже отомстил.
– А плантации как, нашел? – поинтересовался Громов
– Не, – покачал головой Василий.– Тайга большая. Места знать надо.
– Это какие же деньжищи пропали, – сокрушенно вздохнул Шаман. – Женьшень то же золото.
– В тайге сейчас есть контрабандисты? – спросил, лежа на боку Лосев.
– При советской власти меньше стало. Но встречаются. Таскают из Китая спирт с опиумом. Меняют на золото с соболями и женьшень.
– Зверя много?
– Хватает. Есть кабан с медведем, лось, изюбрь, рысь и даже амба. Из пушного – соболь с горностаем, ласка, белка, и куница. Много всякой птицы, а в реках рыбы. Живи, братка, не хочу.
– Амба это кто? – донеслось снизу.
– Уссурийский тигр. Очень большой и умный. Его не трогаем.
– Почему?
– Разгонит в месте, где промышляешь, всего зверя, утащит собачек, а то и самого охотника. А еще старики рассказывают, что амурские люди пошли от них.
Как-то амба пришел к дому одной молодой женщины и лег у порога. Та попросила его уйти, но зверь остался на месте. Тогда перешагнула через него и отправилась по своим делам. Вернувшись, снова перешагнула. Вечером амба поднялся и ушел.
Спустя время почувствовала, что беременна, и родила двух мальчиков. А потом ушла с ними в тайгу, превратившись в тигрицу. Когда ее разыскал брат, отдала ему детей и велела никогда не убивать амбу. От мальчиков и появились на свет удэге, нанайцы и орочены.
– Да-а. Необычная страна, – протянули с соседних нар. Все слушали внимательно.
– А как у вас насчет колхозов? – поинтересовался один, в прошлом агроном.
– Есть такие, – кивнул удэге.
– И чем занимаются?
– Ловят рыбу и добывают пушнину. Все сдают государству.
За Саратовом начались степи. Плоские, как стол, рыжие и выжженные солнцем. Иногда вдали виднелись овечьи отары, реже табуны. Серебрился под ветром ковыль, у горизонта дрожало марево. В теплушках стояла духота, вода, что давали, стала чуть солоноватой.
– Отсюда для нас два пути, – глядя в окошко (стекло из него давно вынули) заявил Шаман. – В Сибирь или Казахстан.
– И где хуже? – подставил лицо ветерку Трибой.
– Второй срок я отбывал на лесоповале под Омском. Врагу не пожелаешь. И был у меня кореш из Джамбула. У них зэки работают на урановых рудниках. Там вообще хана. Дохнут как мухи.
– Да, куда ни кинь, всюду клин, – сказал глядя в потолок лежавший рядом Громов. Вагон мотало на стыках, лязгали и скрипели сцепки.
Когда перевалили Уральский хребет, все поняли, везут в Сибирь. Отнеслись безразлично. И только Узала оживился, – даже замугыкал на своем языке песню.
– Чему Васька радуешься? – сказал по такому случаю Трибой. – Свои края почуял?
– Ага, Сема – прищурил раскосые глаза. – Очинна соскучился.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
