Текст книги "Танго Агарта. Книга первая"

Автор книги: Валерий Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Вслед за этим рев моторов стих, и стало слышно, как в борт плещутся волны.

– Надо попытаться его утопить, – утирая рукавом катящийся с худого лица пот, – обернулся старшина к Ванину. – Иначе фрицы разнесут нас в щепки.

– Ты хочешь атаковать эсминец?

– А почему нет? Я ж катерник. Давай, зови Ахто.

Когда весь мокрый прибалт ввалился в рубку, ему быстро обрисовали ситуацию, и Леви снова помчался к пулемету.

То же было сообщено по переговорной трубе Хромову, и снизу глухо донеслось, – есть.

Потянулись тревожные минуты ожидания.

На седьмой в воздухе возник едва различимый вой турбин, потом он стал громче и в рваных клочьях тумана, возник силуэт эсминца.

Он шел параллельным курсом на расстоянии в пять кабельтовых и, судя, по всему, не видел цели.

– Ну, с богом, – прошептал Галич и толкнул вперед рукоятку реверса.

Взвыв моторами, катер вынесся из укрытия, и, вздыбившись на редан*, фурией понесся к эсминцу.

Орудийные башни корабля тут же развернулись в его сторону, с палуб застучали пулеметы, но было уже поздно.

Две, выпущенные «шнельботтеном» торпеды, мчались к его борту.

В следующий момент, когда катер уже отворачивал в сторону, его накрыл артиллерийский залп, а вслед за этим взорвались торпеды.

И последнее, что увидели глаза разорванного в клочья Ванина, был уходящий в пучину враг.

Они победили.

…Кольцо окружения вокруг Берлина сжималось.

Войска 1-го Украинского фронта, под командованием маршала Жукова, подходили к реке Хафель.

Им противостояла трехсоттысячная группировка армий «Центр» и «Висла», получившая приказ, стоять насмерть.

И к тому были все условия.

Оборона города была тщательно продумана и хорошо организована. В её основе лежала система шквального огня, опорных пунктов и узлов сопротивления. В столице было создано девять секторов обороны.  И чем ближе к центру, тем она становилась плотнее.

Всего же в столице имелось более четырехсот железобетонных долговременных сооружений, выполненных в виде многоэтажных бункеров и дотов, оснащённых орудиями, огнеметами и пулеметами. Улицы перекрывались мощными баррикадами, а обороняющиеся имели неограниченный запасов боеприпасов, медикаментов, воды и продовольствия.

Кроме того, в черте города была развёрнута сеть радиолокационных постов наблюдения, и Берлин располагал сильной противовоздушной обороной, включавшей в себя авиацию и зенитную артиллерию.

20 апреля 1945 года в подземном бункере рейхсканцелярии собралась верхушка Третьего рейха. Здесь присутствовали – Геббельс, Гиммлер, Борман, Дениц и еще несколько высокопоставленных лиц.

Все они прибыли поздравить фюрера с очередным днем рождения.

Но о том, что это фарс и он его главный режиссер, знал только Гиммлер.

«Партайгеноссе»* должны были увидеть двойников Адольфа Гитлера и Евы Браун.

Первый имелся давно и настолько вошел в роль, выступая с трибун перед массами, в войсках и присутствуя на второстепенных встречах, что его принимало за настоящего, даже ближнее окружение.

А «Еву Браун» дальновидный Гиммлер, подобрал год назад, создав, таким образом, уникальную пару.

Причем каждый в ней, считал второго настоящим.

Выйдя в сопровождении «Евы» из своей комнаты, «Гитлер» коротко поприветствовал соратников и, шаркая ногами, начал их обход. Выслушивая поздравления, он вяло пожимал каждому руку и произносил в ответ несколько слов. Затем все перешли в личные апартаменты фюрера, в которых по этому поводу был накрыт стол.

Несколько позже они поднялись наверх, где в парке, у самого входа в бункер, были выстроены офицеры ставки, охрана и небольшой отряд «гитлерюгенда».

При появлении зябко кутающегося в шинель «отца нации», все вытянулись и, выбросив вверх руки, проорали нацистское приветствие.

Сопровождаемый гостями и кинохроникером, «фюрер» медленно прошелся вдоль короткого строя, апатично потрепав по щекам нескольких одетых в униформу подростков и, брызжа слюной, обратился к присутствующим с бессвязной речью. Суть ее, как всегда, сводилась к неизбежной победе Германии.

Выход «фюрера» к соратникам, его сомнамбулистический* вид и все, что зафиксировала кинокамера, тоже являлись частью прекрасно организованного и преследующего далекие цели, спектакля.

А закончился он пятого мая, когда обугленные тела «великого фюрера» и его «пассии» были обнаружены контрразведкой «СМЕРШ» в воронке неподалеку от бункера.

Позаботился Гиммлер и о себе. Спустя две недели «он» был задержан английским военным патрулем вблизи местечка Мойнштадт за Эльбой и благополучно отравился цианистым калием в лагере для военнопленных.

…По горной альпийской дороге, визжа колесами на поворотах, неслись два черных «хорьха» в сопровождении бронетранспортера.

Спустившись в окаймленную высокими пиками долину, с растущими на склонах буковыми лесами, они на секунду остановились перед перекрывающими дорогу двумя бронеколпаками, с торчащими из амбразур пулеметами, выскочивший из будки эсэсовец быстро вздернул вверх полосатый шлагбаум, и машины покатили дальше.

Миновав второй, также тщательно охранявшийся и сопрягавшийся с трехметровым колючим ограждением, кавалькада выехала на обширную бетонную площадку, с расположенными на ней несколькими пятнистыми ангарами и стоящими в центре тремя дисколетами.

Из первого автомобиля вышел фюрер, в сопровождении Евы Браун, а из второго Гиммлер с тремя охранниками.

– Хайль! – вытянулся перед ними полковник в экипировке люфтваффе*, и «отец нации» ответно поднял руку.

– Вы готовы, Людвиг? – блеснул очками Гиммлер.

– Да! – последовал ответ, и полковник щелкнул каблуками.

После этого вся группа проследовала к первому дисколету, и, очутившись под ним, поднялась вверх по трапу.

– А где остальные? – усевшись в предложенное ему высокое кресло, и подождав, пока его пристегнут ремнем, кивнул Гитлер в иллюминатор.

– Остальные семь кораблей, мой фюрер, – отправлены в «Агарту» накануне, – сказал Гиммлер. – В них лазерное оружие, партийная казна и имперские документы.

– И через сколько наши специалисты смогут его собрать и установить на дисколеты?

– Им необходимо два месяца, экселенц. Всего два.

– Свиньи! – внезапно взорвался Гитлер и замолотил кулаком по подлокотнику. – Они лишили меня победы!!

Кого имел в виду фюрер, окружающие не поняли и благоразумно промолчали.

– Взлетайте, – успокоившись, буркнул рейхсканцлер. – Нас ждут великие дела!

Вслед за этим нижний люк бесшумно закрылся, в салоне раздался тонкий свист, и, спустя минуту, далеко внизу поплыли горные вершины.

Рейха, который умирал.

В крови и агонии.

Часть 2. Па-де-де*

Глава 1. Невыполненный приказ Сталина

В один из сентябрьских дней 45-го, у высокого окна главного кремлевского кабинета стоял пожилой усатый человек и задумчиво смотрел на площадь.

На нем был маршальский китель со звездой Героя, широкие, с лампасами брюки и мягкие шевровые ботинки.

Звали человека Иосиф Сталин, он был великий вождь и думал о дальнейшем обустройстве мира.

Длившаяся четыре года война закончилась Великой победой, в Европе строился социализм, но бывшие союзники становились опасными.

Первым звонком была проведенная в августе, ядерная бомбардировка США японских городов Хиросимы и Нагасаки, что выглядело явной демонстрацией силы.

Противопоставить этому было нечего, что тревожило.

В дальнем конце кабинете бесшумно приоткрылась дверь, и по ковру мягко прошел помощник.

– К Вам Абакумов, товарищ Сталин, – произнес он бесцветным голосом.

– Абакумов?– неспешно обернулся вождь, и, выдержав паузу, кивнул, – пусть войдет.

Помощник исчез и в кабинете появился рослый генерал – полковник.

– Здравия желаю, – товарищ Сталин, – произнес он, вытянувшись у двери с зажатой в руке черной папкой.

– И вам не хворать, Виктор Семенович, – последовал ответ. – Проходите.

Вслед за этим хозяин кабинета размеренно пошагал к стоящему под портретом Ленина широкому рабочему столу, и, усевшись в кресло, сделал жест рукой, – присаживайтесь.

Генерал сел на стоящий у приставного стола стул и аккуратно положил перед собой папку.

– Что-то заслуживающее внимание? – взглянул на нее «отец народов».– Докладывайте, я слушаю.

Назначенный в 1943 году по личному указанию Верховного* начальником Главного управления контрразведки «СМЕРШ», Абакумов отлично проявил себя как руководитель, и его ведомство переиграло «Абвер»*. К тому же Виктор Семенович не гнушался и черновой работы, достойно показав себя на Кавказе при ликвидации немецких резидентур и депортации чеченцев, и вождь имел на него виды.

– Как вам известно, товарищ Сталин, – начал хорошо поставленным голосом Абакумов, – на острове Рюген и в Свинемюнде, нам удалось получить доказательства работы немецких ученых над принципиально новым видом оружия и захватить его некоторые узлы и компоненты.

– Известно, – глубокомысленно кивнул Сталин и потянулся за лежащей на столе трубкой.

– А теперь мы имеем неоспоримые данные о том, что в Антарктиде находится хорошо законспирированная нацистская база, где оно, возможно, имеется, – сказал генерал и положил руку на папку.

– База говорите? – ломая извлекаемые из коробки с «Герцеговиной флор»* папиросы и набивая их табаком трубку, прищурился вождь, – продолжайте.

– В начале июня, в штаб – квартире ВМФ Германии в Берлине, сотрудниками контрразведки «СМЕРШ» семьдесят девятого стрелкового корпуса, были обнаружены секретные «Карты прохождения морских глубин», с грифом «Только для капитанов подводных лодок зондер – конвоя фюрера», а также инструкции к ним.

Их перевод и последующее изучение показали, что речь идет о некой сверхсекретной базе «Агарта», находящейся в Антарктиде.

По данному факту я сразу же проинформировал наркома госбезопасности товарища Меркулова и получил от него указание провести тщательную проверку.

– Угу, – окутался дымом Сталин. – Дальше.

– Мы дешифровали карты и установили, что в них даны точные координаты входа в «Агарту» подо льдами, в зависимости от времен года и расположения Луны.

А помимо этого нашли место, где карты изготовлены.

Это концлагерь Дахау в семнадцати километрах от Мюнхена. Отпечатаны они в начале сорок четвертого заключенными в «зонденлаборатории», все исполнители уничтожены.

– Немецкая пунктуальность, – хмыкнул вождь. – Продолжайте.

– А вот это, товарищ Сталин, – извлек из папки Абакумов блокнот с имперским орлом и тиснением на обложке, – секретная тетрадь некого полковника Вильгельма Вольфа. В ней конспекты приказов Верховного главнокомандующего Вооруженными силами Германии Адольфа Гитлера и Рейхсфюрера СС «О подборе среди военнослужащих Вермахта, Люфтваффе, военно-морских сил и войск СС кандидатов для отправки в Антарктиду».

Кроме того, здесь, – кивнул генерал на папку, – перевод стенограммы гросс – адмирала Деница на совещании высших чинов Рейха, где он сообщает о создании по приказу Гитлера, неприступной крепости на другом конце света, а также протоколы допросов нескольких высших офицеров кригсмарине о месте ее нахождения.

После этого в кабинете возникла долгая пауза.

– А почему об этом докладываете вы, Виктор Семенович, а не Меркулов? – ткнул чубуком трубки вперед маршал. – Информация стратегического характера. Не по рангу.

– Она чисто военного плана, товарищ Сталин. Мы посчитали, что так будет лучше.

– Вот как? – сказал вождь.– Интересно, – и потянулся к телефону.

– Здравствуйте Николай Герасимович, – приложил он к уху трубку.– Тут у меня сидит товарищ Абакумов с весьма важным сообщением. Вам необходимо встретиться и поговорить. А потом доложить мне. О принятом решении.

Кстати, Виктор Семенович, – опустил он трубку на рычаг, – а не поторопились мы объявить, что Гитлер мертв? Как вы считаете?

Этот вопрос давно мучил генерала, и он внутренне содрогнулся. Потом выдержал пристальный взгляд и ответил, – Гитлер мертв.

Сталин не прощал ошибок.

Встреча чекиста и наркома состоялась в этот же день в Главном морском штабе.

Адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов был одним из немногих, к которым давно благоволил Хозяин.

И к тому были причины.

С началом войны флот оказался единственным боеготовым видом Вооруженных сил, оказавшим врагу достойное сопротивление. Он отлично проявил себя в боях и десантных операциях, а в Заполярье немецкие части так и не смогли достичь стратегического превосходства.

На следующее утро оба были в кабинете Сталина.

– Мы можем провести разведывательную операцию, – сказал нарком.– А в случае обнаружения базы, захватить ее или вызвать подкрепление.

– Именно, – поддержал его Абакумов. – Я полностью согласен.

– Какими силами? – поинтересовался, расхаживая по кабинету, вождь.– Сколько вам потребуется кораблей?

– Три подводных лодки, с командами, имеющими опыт арктических плаваний, – ответил Кузнецов. – А также океанская плавбаза с необходимым запасом топлива, воды и продовольствия.

– И когда они могут выйти?

– Через пару недель, чтобы к декабрю достичь Антарктиды. Там в это время лето и благоприятная ледовая обстановка.

– Хорошо, – сказал, остановившись, Сталин. – Займитесь этим лично, и держите меня в курсе. Я жду результатов.

Вечером Кузнецов с Абакумовым вылетели на самолете в Ленинград, и там приступили к подготовке операции.

Для начала нарком связался с командующим Северным флотом адмиралом Головко и потребовал срочно откомандировать в Кронштадт три опытных экипажа подводных крейсеров, а затем пригласил к себе адмирала Трибуца* и отдал ему распоряжение подготовить к длительному плаванию все необходимое.

Кораблями для необычного похода избрали крейсерские субмарины серии «К»*.

По своим тактико-техническим характеристикам они находились на уровне последних достижений мирового кораблестроения, а по ряду показателей, в том числе по скорости и вооружению, превосходили иностранные образцы. Надводное водоизмещение «Катюш»*составляло 1720 тонн, корпус имел длину в сто метров, и, несмотря на столь солидные размеры, лодки хорошо управлялись в подводном положении.

Два мощных дизеля позволяли им развивать скорость надводного хода до 23 узлов, и помимо этого на кораблях имелся третий, для зарядки аккумуляторных батарей и малого хода. Дальность их плавания составляла 15 тысяч миль, а автономность достигала 50 суток.

Главным оружием субмарин  были десять торпедных аппаратов с общим запасом торпед в 24 единицы, артиллерийское вооружение состояло из двух 45-мм полуавтоматов и двух модернизированных 100-мм орудий с боезапасом в 400 выстрелов.

Следует упомянуть и о некоторых других элементах их оборудования. Так, на лодках было по два перископа большой светосилы, приспособленных, в частности, и для фотосъемок. Коротковолновые радиостанции подводных крейсеров обеспечивали устойчивую двустороннюю радиосвязь даже на самых дальних дистанциях.

В качестве же плавбазы для них, был занаряжен трофейный ледокольный пароход, водоизмещением в 4700 тонн, с запасом топлива, воды и провианта.

После прибытия в Кронштадт, экипажи сразу же занялись предпоходовой подготовкой, а командиров вызвали в штаб ЛенВМБ*.

– Капитан 2 ранга Прибытков, капитаны 3 ранга Иванов и Катченко, – представил их Трибуц Кузнецову с Абакумовым.

– Присаживайтесь товарищи, – сказал нарком. – Ставлю перед вами боевую задачу.

И далее, подробно, был изложен весь план операции.

– Надеюсь все понятно? – сказал Абакумов, обращаясь к командирам, когда адмирал закончил. – Операция особой важности, стоит на контроле, и с вами пойдут мои сотрудники.

– Ясно, товарищ генерал-полковник, – ответил старший из командиров.– Не в первый раз.

Далее со всеми был проведен подробный инструктаж и Абакумов вручил подводникам три дешифрованные карты немецких лоций*.

– Прощу их тщательно изучить, – сказал в завершение нарком. – Пока можете быть свободны.

В этот же день, в «Большой дом»* на Литейном, Абакумов вызвал трех военных контрразведчиков, которым предстояло участвовать в операции.

Фамилии их были Полуянов, Кирмель и Батраков.

Все трое были из морских подразделений «СМЕРШа», владели немецким языком и имели необходимый опыт диверсионной деятельности.

– Ваша задача обеспечение скрытности плавания, – обратился к подчиненным генерал. – А в случае обнаружения базы, с учетом наличных сил, принятие решения о ее захвате и руководство им, или же вызов подкрепления. При достижении успеха, выход на связь для получения дальнейших указаний. Вопросы?

– Кто будет старшим на походе, товарищ генерал? – встав со своего места, поинтересовался один из офицеров.

– Ответственными за операцию, мною и наркомом назначены командир «К– 25» капитан 3 ранга Иванов и капитан-лейтенант Батраков, – последовал ответ. – Еще?

Больше вопросов не поступило.

…На пятнадцатые сутки, ночью, подводные лодки в сопровождении ледокола, вышли из гавани Кронштадта и взяли курс в открытое море. Им предстояло пройти тот же путь, который в свое время на шлюпах «Мирный» и «Восток» прошли Лазарев с Беллинсгаузеном, открыв неведомую Антарктиду.

Благополучно обогнув побережье Европы, которая пожинала плоды мира и по ночам светилась маревом огней, корабли вышли в Атлантический океан и здесь разделились.

Пароход увеличил ход и ушел вперед к точке рандеву* у острова Буве, расположенному в тысяча шестистах километрах от Антарктиды, а подводные лодки, двигаясь в светлое время суток под шахтами РДП*, скрытно последовали вслед за ним.

Пустынная в годы войны Атлантика ожила снова.

Иногда на горизонте возникали дымы идущих в свои порты танкеров и сухогрузов, а однажды, в мерцании звезд, прямо по курсу, пронесся американский круизный лайнер, оглашая все кругом взрывами петард и громкой музыкой.

– Веселятся янки, разжирели на войне, – стоя на темном мостике и глядя на него в бинокль, процедил командир «двадцать пятой».

– Да, кому война, а кому мать родна, – сказал стоящий рядом Батраков, и сплюнул за борт.

Потом он спустился вниз, и, миновав центральный пост с вахтой, прошел в одну из кают, которую делил с помощником командира.

Вначале отношения у офицеров не сложились, Львов, так звали капитан– лейтенанта как-то нелицеприятно отозвался о ведомстве Батракова, на что тот ответил резкостью, но после одного случая все изменилось.

Произошло все это в Северном море, в сильном тумане, после шторма.

Львов находился в рубке, отправляя обязанности вахтенного офицера, когда раздался крик сигнальщика, – мина! и впереди по курсу в волнах заплясал черный шар.

– Право пять, сбросить обороты! – нагнулся к переговорной трубе помощник, лодка стала отворачивать, но мину подтянуло к борту.

– Кранты, – прошептал бледный рулевой. – Щас взлетим в воздух.

В тот же момент с заднего обвода рубки кто-то сиганул в воду, спустя секунды рядом с миной появилась голова, и, человек, отплевываясь, вцепился в гальванические ударники.

Затем вместе с рогатой смертью он заскользил вдоль борта, а когда оказался в кильватерной струе, отпустил руки.

– Ну, ты даешь, каплей, – сказал Львов, когда выскочившая наверх швартовая команда выловила Батракова из воды.

– З-замерз, – просипел тот, и его стали спускать вниз.

С этого момента помощник стал трепетно относиться к соседу и, сменившись с вахты, ночью распил с ним бутылку спирта. В знак дружбы.

А еще рассказал историю, почему не любит НКВД, нелицеприятную.

– Служил я тогда на Балтике,– начал он, – а точнее в Кронштадте, на одной из подводных лодок минером*.

Шла зима 1942-го и Ленинград был в блокаде. Летняя кампания для наших лодок прошла неудачно. Многие подорвались на минах, пытаясь прорваться из Финского залива в море, а из тех, кому это удалось, с боевого дежурства вернулись единицы. Настроение было хреновое. Залив замерз, немцы постоянно бомбили Питер и Кронштадт, наши береговая и корабельная артиллерия непрерывно отражали их атаки.

А мы «припухали» на берегу. Точнее на лодках. Они вмерзли в лед, который приходилось окалывать, занимались «проворотом» оружия и механизмов и несли якорную вахту. Электропитания с берега практически не было – только для наиболее важных корабельных систем жизнеобеспечения, так что в отсеках «Щук», «Эсок» и «Малюток» стоял собачий холод. Надевали поверх роб ватные штаны и телогрейки. В них и спали. Утром проснешься – на переборках иней, а волосы, если шапка свалилась, к подушке примерзли. Так и жили. Ждали весны и чистой воды.

Зато кормили хорошо. У меня в торпедном отсеке стояли несколько бочек с селедкой и квашеной капустой. В провизионке хранились картошка, солонина, крупа и черные сухари в крафт-мешках. Практически каждый день в обед выдавали спирт и что-нибудь горячее, чтоб окончательно не померзли. И это при всем том, что Питере свирепствовал голод. Съели всех птиц, кошек и собак. Ходили слухи, что даже людей ели.

Увольнений в город не было. Война, какие уж тут увольнения. Но изредка, небольшими партиями на несколько часов в Ленинград отпускали офицеров, старшин и матросов, у которых там были родители или жены с детьми. Таких в бригаде было немало.

Естественно, что ко времени «отпуска» ребята старались подкопить каких-нибудь харчей, чтоб подкормить своих близких. А было с этим делом строго. Сам свою флотскую пайку ешь, тебе ее нарком Обороны положил, а отщипнуть от нее для других не смей – вплоть до трибунала. На этот счет политработники с нами даже специальные беседы проводили.

Но жизнь, есть жизнь. Продукты ребята все равно потихоньку копили, «шхерили»* и, когда случалась оказия, передавали в Питер родным.

Был у меня в команде торпедист старшина 2 статьи Саня Александров. Коренной ленинградец. Служил по третьему году, и имел в Питере мать – учительницу и сестер – двойняшек. Отец их погиб в Бресте в первые дни войны. Семья бедствовала и при любом случае, Саня всякими правдами и неправдами старался навестить родных. И, естественно, подкинуть им что-либо из харчей. А что может быть у старшины – срочника?

Только свой паек* – ну, там, сахар, сухари, табак. Вот это он и переправлял в Ленинград. И мы понемногу помогали, чем могли. Я, к примеру, не курил и отдавал Сашке свой табак. Сменять на барахолке – тот же хлеб.

Однажды наш помощник, прихватив с собой боцмана и Александрова, отправился в Питер, по служебной надобности. Ну и Санька свой «сидор» набил сэкономленными сухарями, табаком и сахаром.

Сухари эти были особенные. Из ржаной муки, размером с добрую ладонь, темно-коричневого цвета и каменной твердости. Разгрызть их было невозможно. В обед мы разбивали их молотком, сыпали в суп и тогда только ели. Зато качество у них было отменное. Душистые и очень вкусные.

Вечером из города вернулись только помощник с мичманом и доложили командиру, что Александрова забрал патруль. Причем не наш, флотский, а комендантский, с петлицами НКВД.

Оказывается, по дороге Сашка отпросился забежать на минутку к матери, которая жила в доме на площади Труда и прямо на площади его «замели». Никакие доводы о том, что команда находится в служебной командировке и предъявление помощником соответствующего предписания, не помогли. А когда рьяные патрульные обнаружили в мешке старшины продукты, его сразу же взяли под стражу и увели.

Командир обозвал помощника мудаком и, прихватив с собою замполита, отправился в штаб бригады. Оттуда вернулся обозленный и посадил того на «губу».

Оказывается в штаб уже позвонили из комендатуры и сообщили о задержании Александрова с казенными продуктами. Это было «ЧП», которое по военному времени каралось трибуналом.

Так оно и случилось. Через неделю, худого и наголо остриженного Александрова судили в клубе бригады. За кражу продуктов определили пять лет лагерей, которые здесь же заменили несколькими месяцами штрафбата.

После этого случая, отпуска в Ленинград практически отменили, а если кто и ехал, то «шмонали», что б ни дай Бог в карманах не оказалось продуктов.

А Сашка достойно воевал пулеметчиком на Карельском перешейке. Туда списывались многие ребята с боевых кораблей, и матросская почта принесла от него весточку.

Такая вот история, – закончив, взглянул на Батракова Львов. – Что скажешь?

– Хреновая история, – нахмурился тот. Он знал и похуже.

…На подходе к архипелагу Тристан-де Кунья*, с шедшей на левом фланге лодки Катченко было получено радио, об обнаружении у побережья неизвестного транспорта.

Поскольку архипелаг значился в лоциях необитаемым, а нахождение в этих водах судна наводило на определенные мысли, Иванов с Батраковым приняли решение подойти ближе.

– Немецкий балкер* – сказал капитан 3 ранга, глядя в командирский перископ. -Дедвейт* примерно тридцать тысяч тонн. Ну что, осмотрим его, Владимир Иванович?

– Обязательно, – ответил Батраков, наблюдая судно в артиллерийский. – Я высажусь на него со смотровой командой.

Радировав остальным двум лодкам «наблюдать за акваторией», Иванов приказал всплывать.

Спустя десять минут от борта «К-25» отвалила резиновая шлюпка с контрразведчиком и пятью вооруженными подводниками, в воздухе замелькали короткие весла.

– Табань*, – тихо приказал Батраков, когда, пройдя два кабельтова*, она оказалась под высоким, покрытым ржавыми потеками бортом. – Приготовить оружие.

Подняться наверх не представлялось возможным, и он махнул зажатым в руке «ТТ», – идем в сторону кормы.

Решение оказалось верным, полузатопленная задняя часть судна низко сидела в воде и все поочередно, быстро вскарабкались наверх.

– Осмотреть трюмы, – бросил капитан-лейтенант рослому старшине, а сам, прихватив с собой боцмана, шагнул в открытую дверь надстройки.

Изнутри дохнуло ледяным холодом, на переборках и палубе густо нарос иней.

– Да, судя по всему, никого, – включив фонарик, осветил мрачное помещение контрразведчик. Оно было низким, с уходящим в темноту коридором и ведущим наверх трапом.

– Проверь здесь, – сказал Батраков напарнику и взялся за скользкий поручень.

Наверху была рубка, с выбитыми иллюминаторами, тумбой стоящего в центре гирокомпаса и судовыми приборами управления.

– Точно немец, – прочел офицер несколько надписей на табличках под ними.

Потом он обратил внимание на клочок бумажной ленты на пульте, и взял его в руки.

Это был обрывок шифрограммы, с несколькими колонками цифр, завершающийся «11. 12. 44».

– Интересно,– пробормотал Батраков и сунул ее в карман канадки.

В следующую секунду внизу прогремела автоматная очередь, и он кубарем скатился с трапа.

У темного проема, в конце коридора, опустив вниз дымящийся ствол ППШ, стоял боцман и виртуозно матерился.

Сзади Батракова загрохотали каблуки, и в помещение вломились несколько матросов, держа оружие наизготовку

– В чем дело, Орлов? – шагнул к стрелявшему контрразведчик.

– Да вот, ухлопал сам себя, – ткнул пальцем внутрь мичман.

Там, в неверном, льющемся из засоленного иллюминатора свете, на переборке висели остатки привинченного к ней зеркала, а внизу валялись его осколки.

– Бывает, – сказал усатый старшина. – А в носовом трюме, товарищ капитан – лейтенант, трупы. По виду лагерники. И еще вот это, – раскрыл заскорузлую ладонь.

На ней, каплей крови, рубиново отсвечивала звездочка.

– Пойдем, я взгляну, – сунул пистолет в кобуру Батраков, и, выйдя из надстройки, все направились к одному из грузовых люков, с торчащей над ним кран-балкой.

Затем, оставив наверху троих, остальные спустились в гулкий корпус и, включили захваченные с собой фонарики.

Судя по тому, что два кормовых трюма были затоплены, судно потерпело аварию.

– Не иначе в шторм потеряло ход, и его выбросило на камни, – сказал мичман, показывая на разошедшийся в одном месте, стальной лист обшивки.

– Резонно, – ответил контрразведчик, – а что там за доски?

В воде плавал какой-то щит, и моряки подтащили его ближе.

– «Рейнметалл» – прочел на нем черную надпись Батраков. То была марка оружейного концерна.

Далее вся группа проследовала в сторону носа и остановилась перед открытой металлической дверью с наружной кремальерой*.

Поочередно переступив высокий комингс*, моряки оказались в затхлом громадном помещении, с тянущимися по бортам высокими рядами деревянных нар, на отдельных из которых виднелись тела в полосатых робах.

– Скорее всего, они умерли от истощения, – констатировал старшина, указывая на ближайшего.

Труп был предельно худ, с провалившимися щеками и заострившимся носом.

– А вот этот точно из флотских, – наклонившись над вторым, – сказал один из матросов. – Глядите.

На свесившейся с нар костлявой руке, на запястье синела едва различимая наколка -якорек, и внизу надпись «Север».

– Вот гады, уморили ребят, – сказал кто-то, и все сняли шапки.

Потом Батраков приказал пересчитать тела – их было двадцать девять, и все в полном молчании направились назад, в сторону люка.

На обратном пути один из матросов споткнулся, и, чертыхнувшись, что-то поднял с палубы.

– Взгляните, товарищ капитан-лейтенант, – сказал он в следующую секунду и протянул находку офицеру.

Это был довольно крупный, призматической формы кристалл, холодно поблескивающий на гранях.

– Вольфрамит*, – взвесил его в руке контрразведчик. – Применяется для производства брони и высоколегированных сталей.

– Да, проклятая это коробка, – переглянулись подводники, и группа направилась к трапу.

Когда все поднялись наверх, Батраков приказал боцману дать семафор на лодку, и, вскоре, тихо постукивая дизелями, «К-25» пришвартовалась у борта.

После того, как Батраков сообщил Иванову о результатах осмотра, они пришли к выводу, что немецкий транспорт оказался здесь не случайно, плыл он, скорее всего в «Агарту», и было это зимой прошлого года.

– А вот груз они на что-то перегрузили, и, судя по всему, это было оружие, – уверенно заявил контрразведчик.

– Скорее всего, – согласился Иванов, – а что ты думаешь насчет вольфрамита?

– Наверное, транспорт перевозил и его. Вопрос в том, куда и откуда.

Далее посоветовались и решили предать земле тела умерших, а предварительно обследовали побережье.

Как и ожидалось, оно было пустым и диким.

О скалистый берег шуршал прибой, далее следовала холмистая возвышенность, а за ней туманились горные отроги.

Оставив одну лодку на позиции, капитан 3 ранга приказал части свободных от вахты поднять из трюма все тела, а второй выкопать на ближайшем склоне братскую могилу.

Перед этим умерших обыскали, в надежде найти какие-либо документы или что-либо идентифицирующее их личность и не ошиблись.

У одного, заросшего многодневной седой щетиной, в пришитом изнутри кармане обнаружили затертую фотографию женщины и ребенка, с надписью на обороте «Белгород, 1940 год», а у рослого высохшего парня, на шее, солдатский медальон, с вложенной внутри бумажкой, из которой следовало, что он красноармеец Сергей Горин, 1925 года рождения из деревни Молодой Туд Калининской области.

– Наши, славяне, – передавая Батракову находки, сказали матросы.

Потом завернутые в брезент тела аккуратно опустили в могилу, которую засыпали и водрузили сверху большой валун, после чего дали вверх залп из автоматов.