Текст книги "Под музыку Вивальди (СИ)"

Автор книги: Валерий Суриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Annotation

Суриков Валерий Вениаминович

Суриков Валерий Вениаминович

Под музыку Вивальди

Под музыку Вивальди

Памяти Александра Величанского, автора слов к песне «Под музыку Вивальди», окончившего в 1958 году немецкую спецшколу номер 3, что на Чапаевском переулке в Москве(ныне школа 1249

– Надо ложиться... Безнадега – полная... Снег кончился, мороз крепчает, а облака по-прежнему – на верхушках деревьев, – сказал второй пилот, вернувшись в избушку.

– Да... – ответил ему командир, заглянул в печку, поворошил угольки кочергой, закрыл задвижку и тоже начал укладываться....

Они еще не успели уснуть, как раздался энергичный стук в дверь. Поблизости от этой избы на краю небольшой вертолетной площадки людей быть не должно – они это знали точно... Правда, в 70– 80 километрах в местечке из пяти домов под названием Янгурахта люди были – туда на своей стрекозе они и пытались прорваться. Дважды взлетали, но так и не рискнули сесть. Слишком низкой была облачность, а на крошечную полянку на Янгурахте и в ясный солнечный день садиться было небезопасно...

Странный был, одним словом, стук. Потому первый пилот, прихватив стоящий у стенки карабин, двинулся не к двери, а к окну.

– Какой-то мужик... Со здоровым рюкзаком... На лыжах... Больше ничего не видно... Пожалуй, надо открывать, – доложил он...

В избушку ввалился невысоко роста коренастый человек, весь залепленный снегом, с белой от инея бородой, плотно обвешенной сосульками. Огляделся и, не слова не говоря, начал выпрягаться из рюкзака. Осторожно опустил рюкзак на пол, присел на стоящую у стены лавку и несколько минут сидел неподвижно – расставив ноги и тяжело опустив голову. Видно было, что устал он страшно и все еще не верил, что добрался до тепла...

– Вода горячая есть?

– Да, почти целое ведро, умывальник за печкой, – откликнулся второй пилот...

За печкой гость находился минут десять, летчики терпеливо ждали и с вопросами не спешили. Сами бывали в разных передрягах и понимали, что раз человек молчит, значит, ему просто нужно придти в себя...

Он вышел из-за печки уже без ватника и в сапогах. Да и сосулек в бороде уже не было.

– Ты, откуда путь держишь, если не секрет? – спросил осторожно первый пилот.

– С Янгурахты...

Минуты две летчики напряжено молчали– видно было, что ответ их поразил.

– И сколько же дней ты шел?

– Двое суток. Позавчера стало известно, что вертолет будет, а вчера в пять утра я вышел. По погоде было ясно, что на Янгурахте вам не сесть, вот я и пошел...

– Так мы за тобой что ли летим?

– И за мной тоже. Там еще двое ждут, но идти со мной не решились. А мне надо. Мне завтра к восьми вечера край нужно быть в Москве...

– Ни хрена себе заявочки, – фыркнул один из летчиков.

– И как же ты туда собираешься добираться?, – спросил другой, всем своим видом показывая, что много всего разного он за жизнь слышал, но должен же все-таки существовать какой-то предел человеческой наивности....

– До Красноярска вы подбросите, а дальше ... Об этом будем думать в Красноярске...

– Там сегодня, между прочим, метель ... И неизвестно, что будет завтра здесь, – пробурчал в ответ первый пилот.

Он встал со своей раскладушки, неторопливо закурил и задал вопрос, который его, похоже, мучил с момента появления ночного гостя в избушке.

– А как ты добрался с Янгурахты? Я слышал, что туда– оттуда есть только два пути – по воздуху или по воде...

– А я по воде и шел – по руслу я имею в виду.

– Ты чего городишь, мужик, мы здесь не первый год летаем. Тебе каждый пацан в Красноярске скажет, что и зимой, даже в крещенские морозы, эта речка местами не замерзает.... Что за послевоенные годы всего шесть человек пытались пехом спуститься с Янгурахты зимой.. И ни один до сих пор не дошел...

–Ну, значит, я первый. К тому же я готовился. Я здесь уже третий сезон торчу. Всю речку прошел на моторке не раз и опасные места затесами пометил. В одном месте, правда, чуть не утянуло под лед. Но я шел с пятиметровым шестом, так что успел отскочить назад и взять левее...

– А ночевал где...

– Нодья,– ответил гость.

Это таинственное слово хотя и произвело впечатление на летчиков, но сдаваться они не собирались...

– Нодья... На нодью поди полдня потратить надо, не меньше

– Это точно, – ответил гость.– Но я еще летом приготовился. И место нашел, где можно с русла выбраться на берег, кое-чего расчистил, подкопал. Завалил лесину, распилил и целые две нодьи наладил. Меж ними на еловых ветках и спал. Ветерок.., аж жарко было.

Все время, пока шел этот разговор, гость разбирал свой рюкзак – что-то искал в нем, судя по всему. Уже из рюкзака была извлечена гитара – это ее гриф, аккуратно замотанный мешковиной, как теперь стало ясно, торчал из рюкзака. Достал гость и три больших банки "коровьей головы" – говяжьей тушенки.

– Спирту выпьете, – спросил он, наконец, выдергивая из своего мешка полулитровую, запечатанную сургучом бутылку с зеленоватой этикеткой, на которой крупными черными буквами было написано "Спирт питьевой, ректификат, крепость 96 градусов". – Или вам за рулем тоже нельзя?..

С бутылкой и разогретой на печке прямо в банках тушенкой они расправились быстро. На вопросительный взгляд гостя, который летуны расшифровали мгновенно,– "Вторую доставать?", они ответили вежливым отказом:

– Не стоит... Завтра, может быть, и впрямь лететь... Ты лучше спой чего-нибудь. Ведь поешь, раз в такую непогодь гитару с собой по зимней тайге таскаешь?..

Упрашивать гостя было не надо. Он расчехлил гитару, чего-то малость подкрутил и запел низким, слегка хрипловатым баритоном:

Кожаные куртки, брошенные в угол,

Тряпкой занавешенное низкое окно...

Бродит за ангарами северная вьюга,

В маленькой гостинице пусто и темно...

У пилотов, и это не будет преувеличением, волосы на голове поднялись, когда они услышал этот голос и эту песню, которую знал каждый летчик от Калининграда до Анадыря....

Они слышали, конечно, что автор песни сам чуть ли не летчик и чуть ли не здесь в Красноярском крае работает... Но, ведь, про обладателя этого известного на всю Россию голоса где только и чего только ни говорили... Кто только ни встречался с ним... Кто только не пил с ним...

– Ты что и в самом деле он что ли?.. – только и вымолвил первый пилот, когда гость двумя резким ударами по струнам завершил песню.

– Ну я, конечно, кто же еще, – впервые за вечер улыбнулся гость.

– А какая нужда у тебя, – спросил после долгой паузы первый пилот, – так рваться в Москву. Я имею в виду так рисковать...Если не секрет, конечно.

Гость задумался.

– Нужда есть... Не к чему мне это вам рассказывать, но понимаю, если не расскажу, мне к завтрашнему вечеру до Москвы не добраться... Теперь, когда я дошел до этой взлетной площадки, все в ваших руках...

И он снова на время замолчал.

– Уже пятнадцать лет каждый год в последнюю субботу декабря я пою в той школе, которую окончил... Так сложилось. Началось в декабре 1956. Вы, может быть, даже помните тот 1957-ой новый год – " Карнавальная ночь" тогда вышла. Учился же я тогда в девятом классе... Я хорошо играл на гитаре, но об этом никто, кроме мамы, отца и младшего брата не знал. Гитара модной еще не была, а игре на ней я был обучен насильно. Отец мой – гитарист-профессионал, всю жизнь стремился доказать, что классическая музыка может звучать и на гитаре. И я попал под этот каток. Учить меня начали, похоже, лет с трех, и детство мое было испорчено этой гитарой напрочь. Отец был строг, и все свободное от школьных уроков время я долбил по струнам. Он, видите ли, обнаружил у меня абсолютный слух...

Жизни у меня не было никакой. Одноклассники накручивали на свои валенки гаги и гоняли во дворе по льду консервные банки проволочными клюшками. А я – перебирал струны....

Когда подрос, то начал, как мог, показывать, что судьба такая меня не устраивает... Отец это заметил и в шестом классе как-то сказал мне:

– Все, что можно в тебя вложить – я вложил... Тебе, я вижу, это занятие сильно не нравится... Ну что ж, я согласен, коль так, оставить тебя в покое, но при условии, что ты сдашь экзамен – сыграешь эту вещь вот так...

И он исполнил эту вещь – из " Времен года" Вивальди. Я по наивности своей с радостью согласился. Не понимал тогда, что мне элементарно не хватит длины пальцев, чтобы сыграть, как он. Но я согласился, и отец освободил меня от ежедневной повинности.

Два года прошло... Наверное, у меня и в самом деле был хороший слух.... И желание было – получить полную вольную... Одним словом, в конце восьмого класса я сыграл ему.

Он был потрясен:

– Ты не можешь так сыграть, – сказал он мне, – физически не можешь.

И тогда я показал свои аккорды, мною сделанные под мои короткие пальцы и звучащие почти как его – взрослые...

Вы не представляете с каким удовольствием вбивал я в стену гвоздь, на который повесил ненавистную гитару...

Но и года не прошло, как я эту гитару снял и тайно, когда родителей не было дома, начал играть. Одну за другой я разучил две песни. И теперь мне нужно было внезапно, неожиданно для всех появиться с этими песнями на новогоднем вечере. Уж очень хотелось вымахнуться перед одной совершенно непреступной красоткой из десятого. И я разработал хитрейший план...

Еще в первых числах декабря подошел к Валентине, которая была у нас в школе на должности воспитателя – в ее руках и находилась подготовка вечеров.. Так вот, подошел с предложением прочитать один веселый рассказ Тургенева, длинный – минут на сорок его вполне можно было растянуть. Весь декабрь мы репетировали. Я смиренно выслушивал и исполнял все рекомендации Валентины по части ударений, пауз, ритма. Естественно я выучил этот рассказ наизусть. План же мой заключался в том, что, я договариваюсь с друзьями, они под каким-то предлогом вызывают Валентину из зала, удерживают ее в коридоре минут пять, а я вместо рассказа начинаю петь...

Борька, Игорь и Захват приняли идею с восторгом.

– Что петь-то будешь? Не частушки? – спросил Захват. И тут же предложил конкретный план операции: они затевают с Игорем драку в коридоре, Борька же вызывает из зала Валентину, чтоб разняла...

План был классный, но Борька сразу же полез в бутылку – доносить, мол, и понарошку, он не будет... Решили бросить жребий, кому доносить. На него, Борьку, он и выпал.

Все прошло как по маслу. Меня объявили, но тут же из коридора влетел в зал Борька, подошел к стоящей у стены Валентине и начал ей что-то шептать на ухо. Та всплеснула руками и стремительно вышла из зала. Тут из-за занавеса и появился я с гитарой.

Гитара в то время была большой редкостью среди школьников, и меня встретили удивленным гулом. Я сказал, что собирался читать большой и смешной рассказ. Но в последний момент передумал:

– Лучше я вам эти полчаса попою... И выдал ту самую вещь из Вивальди, исполнением которой я изумил своего отца...

Стулья у нас в школе на новогодних вечерах с самого начала всегда стояли у стен. И не только потому, что в дальнем углу зала возвышалась елка. Открытым пространством подчеркивалось, что художественная часть сегодня исключительно для проформы и что главное то, что впереди – танцы. Мне нужно было следить за пальцами, и я играл не подымая головы, а когда поднял – весь зал стоял у сцены. Может быть, я и в самом деле виртуозно исполнял эту вещь, а может, все собравшиеся просто впервые слышали ее... Не знаю. Но впечатление она произвела – я это видел. Настолько сильное, что не было даже аплодисментов...

– Это Антонио Вивальди, – нарушил мертвую тишину я, – Отрывок из его "Времен года". А вот – первая из обещанных песен. Она так и называется " Под музыку Вивальди"...

Теперь реакция зала была очень бурной. И мне до сих пор не понятно – почему. Возможно, песню восприняли, как толкование музыки Вивальди... И единодушно согласились:

– Да, да, все действительно так, будем печалиться... И начали колотить в ладоши.

Я такой реакции, честно, не ожидал. И потому решился исполнить вторую песню.

Сказал о том, что школа наша молодая – в уходящем году был первый ее выпуск. И потому самое время обзавестись гимном. Если им не станет эта песня, то пусть она останется старинным студенческим или гимназическим гимном – в этом стиле она и написана..

"Поднявший меч на наш союз" приняли таким же энтузиазмом. И когда крикнули из зала: " Еще что-нибудь...", я решил выложить и свой стратегический запас – заготовку про Новый год, про елку.

Я начал перебирать струны, проиграл несколько тактов и, не прекращая игры, спрыгнул со сцены в зал...

– Вальс начинается, дайте сударыня руку....

Завелся не только я. И на мой призыв " Что же вы не танцуете – вальс ведь", некоторые закружились в этом ритме:– раз-два-три, раз– два– три.. И я вальсировал, как мог, продолжая играть и петь.

– Все, больше ничего не знаю и не умею...

Кто-то крикнул : "Тогда гимн еще раз..."

– Хорошо, только все вместе...

Так мы его и спели, вставши в круг и взяв друг друга за руки. Стояли в этом кругу и преподаватели – наш историк, всеобщий любимец, Булдаков Владимир Николаевич..... Я запевал, а все подпевали:

"Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке..."

На следующий год я, уже десятиклассник, снова пел в последнюю субботу декабря. Все началось с Вивальди – эта песня всегда потом была первой, затем все вместе пели гимн. Далее было новое, что появилось за год...

И так потом – каждый год. Не было ни одной новой песни, которую я бы не спел сначала в своей школе. И всегда присутствующие в зале выстраивались около сцены строго в определенном порядке. Сначала седьмые классы, для них это был первый вечер, на который им позволялось придти, потом, восьмые, потом девятые, потом десятые и дальше – выпускники.

Ни разу, ни в один год этот декабрьский вечер не отменялся и не переносился. Ни разу...

В этом году у нас на Янгурахте дела шли очень плохо, и уже в конце лета было понятно, что кондиционного сырья мы не наберем – план летит, и придется пахать до Нового года. Я еще в августе подстраховался, спустился на моторке километров на 50, выбрал место, заночевал. Заготовил нодьи...

Начальник партии все успокаивал меня:

– Не дергайся, в пятницу утром прилетит вертолет за сырьем – доберешься до своей школы в срок. И тут этот туман, изморозь. Стало понятно, что нужно идти... В общем, все теперь в ваших, мужики, руках. Что зависело от меня я исполнил – живым до этой площадки от Янгурахты я дотопал...

Летчики выслушали рассказ молча. И продолжали молчать...

– Ты знаешь – заговорил, наконец, первый пилот. Я скажу тебе прямо: я этого не понимаю.... Тому, о чем ты рассказал – верю,. Верю, потому что слушаю здесь, почти в ста километрах от Янгурахты... С которой пешком еще никто не выходил ...

И все-таки не могу понять, что тебя гнало сюда с Янгурахты.... При нулевых практически шансах добраться живым. Не понимаю.... И если бы сам свидетелем не был – никому бы не поверил: литература чистой воды, красивая выдумка... Но я знаю и другое... Если я завтра утром не взлечу в сторону Красноярска, при тех же малых шансах долететь и сесть там, я буду дерьмом... И мне никогда не отмыться... Так что попытаемся прорваться. Утеплим насколько возможно двигатель. Прогреем его получше, благо горючего здесь запасено предостаточно. При посадке нам, конечно, помогут. Посветят – Красноярск не Янгурахта. Главное не обледенеть, пока летим...

Грелись на следующее утро они долго и взлетели легко. Уже на высоте ста метров видимость была нулевая. Шли в густом тумане, и почти сразу же вертолет начал покрываться льдом.

– Ну вот, что следовало ожидать.... – выругался первый пилот...

Что делал дальше со своей стрекозой этот хмурый сорокалетний мужик не предусмотрено, конечно, ни в одной инструкции. Более того, наверняка, во всех инструкциях категорически запрещается это делать... В течении всех двух часов полета он с интервалом минут в десять встряхивал вертолет – резко скидывая подачу топлива и снова ее резко увеличивая.

По окаменевшему, мертвенно белому лицу второго пилота было видно, что над вертолетом вытворяется что-то запредельное, недопустимое и смертельно опасное... Первый и сам, видимо, отдавал себе отчет в этом – понимал вот-вот что-то одно из двух должно непременно случиться: вертолет либо развалится, либо не заведется. Все это и вырвалось в словах его, которые он после очередного удавшегося встряхивания прохрипел:

– Пой что-нибудь... Пой!

И пассажир запел...

Охоту на волков, Горизонт, снова Охоту, еще раз Горизонт, Спасите наши души. И еще, и еще....

Спустя три часа, они будут лежать на вещах в багажном отделении несущегося в Москву ИЛ– 18...

Да, да, в Москву они улетят втроем...

Когда вышли из вертолета в Красноярске, первый как бы в шутку сказал:

– Ну, слава Богу, не плюхнулись. Теперь только и остается с тобой в Москву слетать...

– А за чем дело?.. – поддержал идею пассажир, – ту полосу везения, что сегодня у нас началась, прерывать просто глупо. И опасно...

Но на московский рейс в кассе не нашлось даже одного билета. И тогда первый пилот разыскал командира московского рейса... Объяснил ему, как мог, ситуацию...

– Ты, точно он? – спросил, командир – Вертолетчик не сочиняет?.. Да ладно, ладно.... Я в лицо тебя знаю – был я однажды на новогоднем вечере в этой немецкой школе на Чапаевском... У меня там один из сыновей учился....

Потом оглядел внимательно всех троих, немного помолчал и добавил:

– Впрочем, могу и всех троих забрать, но только в багажное отделение. По грузу у меня недобор, так что килограмм пятьсот вполне могу прихватить. Только сидеть тихо – не петь, не пить, и не курить. Штурман вас проведет к самолету и через люк посадит... Подтягиваться на руках еще не разучились?....

Так вот, когда они лежали на вещах в багажном отделении первый пилот и подвел итог:

– Только на песнях, что пел, мы и удержались в воздухе...

Удача не оставила их и в Москве. Они выгрузились в Домодедово около восьми. Позвонили в школу. Но на такси была очередь человек двести, не меньше. Недалеко от остановки стояла патрульная милицейская машина. Подошли. Поговорили.

Майор, сидевший в машине, снял свою шапку, почесал зачем-то затылок и сказал: " Успел все-таки..."

Затем открыл дверку кабины и включил сирену с мигалкой...