Текст книги "Единственный воин Королевы"

Автор книги: Валерий Иващенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10. Ривердэйл – впечатление второе, более верное

Пройдя через холмы виноградников, спящих пока длится эта пусть и мягкая, но зима, Майкл вышел на берег моря. Присев на макушке невысокой дюны, он вновь опустил голову в раздумьях. Вот уже седьмицу он прожил в тихом и спокойном Ривердэйле. Кроме утренних разминок с оружием и без оного, всех и забот у него, как гулять по ближним окрестностям города, иногда забредая в деревушки или хутора. И всё же предпочитал места поуединённее. «Вот уже и людей сторониться начал!» – горько усмехнулся он, по-прежнему чувствуя, как жжёт душу клеймо брато– и отцеубийцы. Закрыв глаза, он поднял голову и подставил свежему морскому ветру пылающее лицо. Правду говорят – совесть это самый строгий судия. Но правду говорят и те, кто ворчит – лучше бы без этой самой совести жить, как звери вольные. Победил – съел добычу. Догнал – любись с подругой. Кто сильнее, тот и прав. Не терзаясь какими-то угрызениями и страданиями, в полном согласии с собой и природой. Свобода? Несомненно, в чистейшем виде! И всё же что-то в глубине души его протестовало. А как же справедливость

– неужто нет её на свете белом? Э-э, нет – брось, Гуго, эти сопливости. Справедливость существует только та, которую мы утверждаем силой своего оружия и закованных в сталь кулаков. И длится она ровно столько, сколько у нас есть сила её поддерживать, и ни минутой дольше. Значит, сила… Да, а как же закон? Майкл вздохнул и чуть пошевелился, меняя позу. Да-а, с законом шутки плохи – за законом стоит сила. Опять, опять сила. Закон сильнее одиночки, и опять выходит – кто сильнее, тот и прав. А кто сильнее закона? Ну, ясное дело, боги – тем законы вообще не писаны. Король? Пожалуй, да – он и есть закон. Молодой парень со смешком вспомнил тщедушную фигурку шахматного короля, стоящего рядом с плечистым рыцарем или боевым слоном. Сам король ничто без своих воинов – но почему они подчиняются ему? Деньги – вовсе нет. Идея? Да, пожалуй, идея подходит – это тоже сила. Только где же её взять, идею? И с чем её есть? Обнаружив, что проголодался, Майкл легко поднялся на ноги и осмотрелся. Если пойти по берегу влево, то за мысом будет порт с обилием всяких таверн и кабачков. Но опять шум, сутолока… А вот направо – чуть поодаль стоит рыбацкая деревушка. Да, пожалуй, сойдёт! Уже спускаясь по осыпающемуся песком склону дюны, Майкл вспомнил, как пару дней назад он в своих блужданиях по окрестностям набрёл на эту деревеньку, и не без колебаний зашёл в пропахший рыбой и элем трактир. И как пришлось ему втолковывать тощему крестьянину, содержащему заведение – как особым образом приготовить свинину. Да подать её с особым сортом мадеры – а лозу эту завезли сюда уже давно с дальних, принадлежащих Хаосу островов. И когда благодаря маслянистой мягкости этого вина блюдо вдруг приобрело совершенно непонятный и изумительный ореховый привкус, хозяин даже попросил дочь записать у пришлого лорда этот рецепт, и напрочь отказался брать деньги за обед. Уже на входе в заведение Майкл принюхался, своим обострённым от аппетита, ещё не успевшего перерасти в голод, обонянием уловив новые запахи. Хозяин встретил молодого дворянина с поклонами – чуть ли не как сына родного.

– Ваша милость что изволят сегодня? Парень снова демонстративно принюхался.

– А чем это так пахнет – свежим и весьма интересным? Тот с улыбкой покосился в сторону двери, открытой в закопчённую кухню.

– Рыбаки только с промысла вернулись. Треска – свежайшая! Изволите? Чуть порывшись в памяти, молодой парень не обнаружил там такого слова, о чём и спросил трактирщика:

– А треска – это что-то вроде рыбы? Тот усмехнулся – совсем необидно, но чуть укоризненно.

– Ваша милость, как можно? Рыба и есть, самая знатная для здоровой еды.

– Тащи. И по стаканчику всех сортов белого вина, – подумав, сообщил ему Майкл своё решение. Год или чуть больше назад Берта (ах, где же ты сейчас, сестрица?) на время разочаровалась в живописи, и с присущей ей жаждой деятельности занялась изучением искусства приготовления пищи. Надо ли и объяснять, на ком она испытывала свои кулинарные изыски? Но некоторые весьма удачные её находки они оба с удовольствием поедали – а один раз даже удивили королевского повара. Так что Майкл извлёк из памяти кое-какие наставления сестры по этой части, и решил поделиться ими с провинциальными умельцами. Местные, уже отведавшие и оценившие «ореховую поросятинку», да и вернувшиеся с промысла рыбаки подвинулись поближе, завидя, что молодой лорд хоть и при железе, а парень вроде ничего. Майкл долго пробовал и дегустировал, советуясь и обсуждая оттенки вместе с совсем осмелевшими и подсевшими прямо за его стол рыбаками. Когда рецепт вроде был найден и трактирщик умчался на кухню отдать указания, как и что готовить, а затем в подвал – за бочонком кьянти вот того самого урожая, парень запросто побеседовал с местными. О погоде, об улове и ценах, о том о сём, а в общем – и ни о чём. Задумчиво прожевав содержимое первой тарелки, он во весь голос заявил, что если через эту деревню проедет да хоть бы и сам король – таким блюдом его вполне можно попотчевать.

– Вот те раз! – крепко сбитый рыбак почесал в затылке пятернёй и тут же потребовал и себе «треску по-королевски». После некоторых прений и словоизысков послали за старым Леопольдом, да за женщинами. Но в конце концов именно это название и закрепили за новым здесь блюдом. Правда, уже к вечеру сокрушённый хозяин заявил, что кьянти этого урожая закончилось – этот сорт популярностью обычно не пользуется. А в город когда ещё с обозом ехать… Двое молодых парней тут же предложили сгонять на своей рыбацкой лодке в порт да затовариться бочками с вином прямо там. Сельский староста, раскрасневшийся и довольный, одобрил. А трактирщик побожился, что молодой лорд Майкл отныне будет есть в его трактире бесплатно. Подумав, тот в качестве ответной любезности сообщил, что через день-два опять зайдёт – есть ещё одна идея.

– О-о! – заинтересовались рыбаки. Молодой лорд описал им рака, по наивности не зная, что тот водится только в пресных водах. Но рыбаки с хохотом ответили, что такого и у них тут навалом, только – разве можно есть такую гадость? Проку никакого, только сети рвут да путают. Обведя всех заговорщическим взглядом и добившись этим заинтригованной тишины, Майкл под большим секретом сообщил – что это на его родине дозволено есть только королю да герцогам.

– Во всяком случае – не ниже графа! Баронам уже нельзя. А я вот раз свёл знакомство с девонькой из кухни… м-м-м… одно после другого… – он восхищённо закатил глаза. – Так что к послезавтрему корзину самых больших – чтобы было! На том и распрощались. Так что домой, в город, Майкл шёл в самом распрекрасном настроении и весело насвистывал какую-то песенку. Даже рано темнеющее хмурое небо и моросящий дождик оказались не в состоянии ничего с этим поделать. Уже на подходе к окраинным домишкам Ривердэйла – а городских стен ввиду отсутствия сухопутного противника тут попросту не было – он стал свидетелем некрасивой, но увы, не столь уж редкой в иных местах сцены. Двое парней самого что ни на есть висельного облика с хохотом утаскивали за ряды виноградных лоз визжащую от ужаса девицу. Судя по чистой одежде и валяющейся на дороге корзине – служанку из богатого дома. Девица верещала так, будто её тащили не для известного и привычного дела, а четвертовать с последующим поджариванием на медленном огне. М-да, можно подумать – у Майкла был выбор. Злодеи, едва завидев его решительную фигуру с обнажённым клинком, сразу дали стрекача со вполне понятной резвостью. А заплаканная девица в слегка растерзанном оборчатом платье оказалась на диво хороша. Настолько хороша, что парень вопреки всему почувствовал, что хочет её – прямо здесь и сейчас. Видимо, что-то такое передалось и девушке, потому что её слёзы вмиг высохли, и она взглянула на своего спасителя с нескрываемым простодушным интересом. И всё же, пожалуй, это было бы уже чересчур… Выяснилось, что зовут её Санни. А на вопрос, откуда она, и куда её проводить, чуть загадочно ответила.

– Я работаю в домике на холме. Уже немного зная здешние романтические и напрямую связанные с седыми легендами обычаи, Майкл вспомнил, что именно так горожане и сельские называют резиденцию здешних графов. Если память не изменяет – сейчас у них вдовствующая графиня. «Наверняка какая-нибудь старая грымза – брюзжащая и жадная» – подумал он, вспомнив кое-какие весьма колоритные фигуры из числа вечно околачивающихся в королевском дворце. Повесив на плечо вовсе не тяжёлую корзину, он уже шагал рядом с симпатичной девчонкой, болтая с ней о том, о сём, и настроение его стремительно поднималось. Много ли надо молодому парню?.. И всё же что-то грызло, точило его, пока он не вспомнил. Как услыхал о том, что преступность на острове – явление настолько редкое и исключительное, что этими случаями занимаются самые высокие особы персонально. Он даже предпринял пару походов по ночному городу и традиционно самому злачному району – порту Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что ни играющие в полночь на улице дети, но возвращающаяся с любовного свидания раскрасневшаяся девица, что встретилась в тёмном переулке – они его не боялись. То есть – им это даже в голову не приходило. Немало поломав голову над этой загадкой, он попытался расспрашивать, неплохо зная, что человеческие пороки так же неискоренимы, как и сама человеческая порода. Но не преуспев и тут, отложил изыскания до появления новых сведений. Так-так – а это освещает происшествие с девицей совсем в ином свете. Конечно, всё оно возможно – может, по здешним законам, отыметь девицу без её согласия это не преступление, а наоборот – оказать ей честь… Майкл вспомнил приятеля Фреда, Алекса. Имея в будущем самые блестящие перспективы, молодой барон тем не менее занялся не традиционно подобающим дворянину делом – войной или науками. Нет – он заинтересовался теми тайными службами, что невидимо существуют в любом крупном государстве, и из которых обывателю известна только полиция. И судя по некоторым обмолвкам его отца, барона Твидлиха, проявил в этом деле недюжинные способности. Как там говорил Алекс – «чаще всего сыплются на мелочах»? А ведь интересно… и Майкл самым открытым образом принялся осматривать назвавшуюся Санни девицу в поисках этих мелочей. Та приняла его взгляды за чисто мужской интерес, и даже чуть зарделась – а глазки эдак симпатично заблестели. Э-э, чёрт возьми, а Алекс был тысячу раз прав! Нежные, чистые ладошки и пальчики уж явно не знали иной работы, кроме как подносить ко рту ложку или ласкать возлюбленного. Платье служанки смотрелось на ней как на корове седло – а вот более лёгкий и открытый наряд знатной девицы пошёл бы ей как влитой. И разговорчик… Майкл немного привык к здешнему мягкому, напевному и чуть акающему наречию, и уже вполне различал – как говорят простолюдины, а как представители аристократии. Эта еле заметная властность, с рождения въевшаяся привычка повелевать… С некоторых пор, когда юный Майкл начал интересоваться противоположным полом, он во дворце немало наблюдал и сравнивал кокетливых служанок и надменных маркиз, хохотушек-горничных и чопорных герцогинь, в горячечных юношеских мечтах примеривая их на себя. Пока в его жизнь так властно не вошла Фиона, разом затмив их всех… Вспомнив сияющие нежностью зелёные глаза, он чуть не застонал и лишь изрядным усилием вернул себя к действительности. Значит, решили подцепить на древний как мир, но такой безотказный крючочек… А они уже стояли у боковой калитки в каменной ограде стоящего чуть на возвышенности большого дома, и девица, очаровательно покраснев от собственной смелости, нежнейшим голоском пролепетала.

– Увижусь ли я ещё с вами, благородный сэр Майкл? Тот осторожно приподнял её подбородок и лицо к себе, сам не зная, чего ему хочется больше – то ли сорвать поцелуй с этих розовых, чуть раскрывшихся в ожидании уст, то ли влепить пощёчину играющей не в свои игры юной аристократке.

– Тебя действительно зовут Санни? Девица взмахнула ресницами, и чуть обиженно подтвердила, что да – от самого рождения так и кличут.

– Так вот, Санни, передай тем, кто тебя послал – если мы с тобой ещё раз увидимся, ты об этом горько пожалеешь… Судя по чуть сузившимся и ставшим на миг колючими глазам, он безошибочно попал прямо в цель – с первого выстрела. А посему легонько поклонился и ушёл в наплывающие с моря клубы вечернего тумана. Ему было над чем подумать.

Ему вспоминались ласковые и незабываемые объятия матери… Ни с чем не сравнимый аромат Фионы, когда она его хотела… Нежное обожание младшей сестры – милашки Берты… Осторожную, но явно симпатизирующую поддержку бедняги Майкла… По всему выходит – в его логических построениях имеется существенный изъян. Ведь именно эти отношения он ценит превыше всего – а ведь они не укладываются в пирамиду – Сила, Идея, Власть. И чего греха таить – именно за этих людей он не колеблясь бы резал глотки. Хоть бы и королю или барону, как это ни прискорбно и стыдно. Вздохнув, молодой человек на время оставил всю эту философию. Тело требовало движения, расхода силы. Хотя бы и в приятных отношениях, от которых он недавно отказался с этой… Санни. Зря, пожалуй… провёл бы неплохо время, да простит меня Фиона. Заодно и узнал бы – чего же хотят здешние власть имущие.

Глава 11. Ривердэйл – взгляд изнутри

– Нет, Паоло – с Санни сейчас говорить не стоит. Она вся в слезах и соплях. Представляешь – сначала она потребовала от меня его голову на подносе, и тут же следом заявила, что наложит на себя руки, если его тронут хотя бы пальцем, – графиня Люция усмехнулась.

– Но во всяком случае – то, как он явно сказал ей, что раскусил её игру, свидетельствует о том, что нахал меня не боится. Двоюродный брат графини, благородный рыцарь Паоло, покачал головой.

– Судя по вашим описаниям, кузина, этот Майкл воин – по складу характера и повадкам. Мне кажется более вероятным другое объяснение – эти интриги и подковёрные игры просто претят его понятиям о чести. Проще говоря – солдаты всегда недолюбливают полицию и спецслужбы с их штучками, а предпочитают открытую игру. Сидящая в кресле графиня чрезвычайно внимательно выслушала его слова, поигрывая вином в узком высоком бокале, затем усмехнулась.

– Вот что значит мужской взгляд! Спасибо, кузен – о такой стороне я как-то и не подумала. Да, пожалуй, ты прав – это объяснение и мне кажется более правдоподобным. Сир Паоло чуть поклонился, а затем прошёлся по мягкому толстому ковру, на котором так приятно поваляться в детстве у камина.

– Так вы подсунули ему Санни, и он не клюнул? С трудом представляю, как такое возможно… Он случайно не из этих? Которые предпочитают себе подобных. Возмущённая Люция от отвращения поперхнулась и выплюнула в камин вино.

– Ну знаешь, кузен! Больше не смей говорить в моём доме всякие гадости! Тот чуть насмешливо поклонился.

– Ваша светлость, мы обсуждаем дела, и если мои рассуждения вам неприятны… Однако графиня уже пришла в себя и раздражённо отмахнулась.

– Хватит паясничать, Паоло… Нет – Санни клялась, что если бы она сделала навстречу ему хоть шажок за рамки приличий, он взял бы её тотчас же, хоть бы и на крыльце моего дома.

– Нашего дома, – мягко поправил её кузен и плеснул обоим ещё этого весьма удачного вина с Южных холмов.

– Нашего. Поэтому я здесь и всегда буду здесь, если возникнет угроза нашему дому и нашему роду. Но скажите, Люция – почему вас так заинтересовал какой-то мальчишка из сине-белого королевства? На этот раз графиня задумалась всерьёз и надолго. Откинулась на мягкую спинку глубокого кресла, серьёзно и внимательно всматриваясь вглубь себя – в одно что-то, видимое и понятное только ей. Лишь потрескивали в камине прогорающие дрова, да тихо цокали большие, красного дерева башенные часы в углу. Попугай в большой клетке даже заснул, привычно засунув голову под крыло

– так, как он делал десять и двадцать, а говорят – и больше лет назад.

– Чутьё. Чутьё, Паоло – всё, что я могу сказать. Тот, всё это время бездумно глядя в угасающий огонь камина, повернул голову и серьёзно кивнул.

– Интуиция сильной волшебницы – это не то, от чего стоит отмахиваться. А что говорит Челина? Люция слабо улыбнулась – лишь тень улыбки скользнула по её губам.

– Тоже в растерянности. Так что будем делать? Можно, конечно, ничего не предпринимать и пустить ситуацию на самотёк – но ты же знаешь, что это не в наших привычках. Её кузен пожал плечами.

– Если парень предлагает открытую игру – почему бы и нет? Только надо продумать – что ему предложить. Чем соблазнять и припугивать, если говорить совсем уж прямо. В конце концов, если ваше чутьё не ошибается, он нужен нам куда сильнее, чем мы ему – коль скоро он дворянин, то в конце концов просто из вежливости мог бы зайти и представиться – ведь двери нашего дома всегда открыты. Люция вспомнила. Как давно, ещё в детстве, в одной старой книге нашла описание – как старый граф Серджио Ривердэйл распорядился снять все замки в родовом гнезде. А ещё – записанное рядом пророчество о том, что Ривердэйл падёт, когда его повелителям понадобятся запоры. И о том, что это всё означает и с какими трудами поддерживается… Из задумчивости её вывел голос кузена.

– Ваша светлость – близится полночь. Нам пора.

Тяжёлая бронзовая дверь в подвале, возле которой день и ночь неусыпно несли стражу двое солдат, отворилась на каменную лестницу, спиралями уходящую вглубь скального основания острова. Паоло, поддерживая под локоток свою повелительницу и кузину, графиню Люцию, долго спускался по чуть влажным ступеням, оставив над собой толщу камня высотой едва ли не с пятиэтажный дом. Лестница закончилась ещё у одной двери, и здесь тоже двое стражников строго и чуть торжественно отсалютовали прибывшим на суд. За дверью обнаружилась большая сводчатая подземная зала. Здесь уже собрались представители от гильдий и деревень, самые знатные и уважаемые граждане города – все, кому пришло личное приглашение графини и выпала честь присутствовать здесь по решению совета. Но главной достопримечательностью залы были не старинные статуи у стен, и не вычурные канделябры, заливающие помещение живым, чуть желтоватым светом. И даже не белый с серыми прожилками каменный алтарь, стоящий на низком возвышении в центре. Нет – взгляды собравшихся нет-нет, да обращались к занимающему часть потолка большому зеркалу графов Ривердэйл, смотрящему вниз и сейчас отражающему лишь залу и собравшихся в ней людей. Едва графиня со своим провожатым вошли, взоры всех обратились к ней. Повелительнице Ривердэйла пришлось потратить некоторое время, принимая положенные почести и отвечая на приветствия. Она сидела в большом золочёном кресле и внутренне уже ощущала холодок от того, что должно было произойти. По обе стороны от неё стояли по два меньших, но тоже золочёных кресла, и в одном из них занял место сир Паоло. Когда шум в зале утих, графиня холодно осведомилась, где её верный рыцарь, сир Серджио.

– Благородный рыцарь сейчас в море со своим кораблём, поэтому по праву рода его заменяет супруга, благородная донна Франческа, – с лёгким поклоном ответствовала одна из дворянок. И тётушка Франческа – полная дама лет пятидесяти, кивком подтвердила своё присутствие в кресле. Графиня мельком взглянула на последнее оставшееся пустым кресло слева, и тень набежала на её строгое и красивое лицо.

– Где мой верный рыцарь сир Тото? По присутствующим пробежала такая же угрюмая тень, а сир Паоло ответил глубоким сильным голосом, эхом отдавшимся по всей зале.

– Пал в бою месяц назад, и место его пока пустует. Люция помолчала немного, вспоминая улыбку и голос самого верного друга её покойного отца.

– Я попрошу кого-нибудь из уважаемых собравшихся занять его место на время суда. Поскольку вопрос этот был уже обсуждён, перед графиней появился пожилой рыбак Родольфо. Он низко – очень низко – поклонился ей и по величавому знаку руки важно уселся в свободное кресло.

– А теперь ваше слово, сир Паоло, – голос графини оказался тих и печален. Рыцарь встал, и в зале заметался его сильный, чуть хриплый от сдерживаемой ярости голос.

– Я, верный вассал её светлости графини Люции, законной владычицы Ривердэйла, рыцарь Паоло – обвиняю! Он выбросил вперёд руку, и взгляды собравшихся сосредоточились на стоящем в дальней стороне связанном парне лет двадцати пяти, которого стерегли сразу четверо неулыбчивых стражников.

– Я обвиняю бывшего виноградаря Санто – в краже! Он был пойман с вещами, выкраденными из моего дома. Я простил бы ему этот грех, но при поимке он тяжело ранил слугу. И даже это не так страшно – мой старый гувернёр поправился от ран. Но мать Санто, почтенная и уважаемая в посёлке женщина, не вынесла позора своего сына. Вчера мне сообщил управляющий – разум её помутился, и она наложила на себя руки… Графиня откинулась на спинку своего кресла, закрыв глаза рукой. Смерть… опять смерть – словно вся грязь и пороки человечества собираются в грязную клоаку, что в конце концов заканчивается – ею… Сир Паоло выждал паузу, давая своей графине время прийти в себя и испепеляя преступника яростным взглядом.

– И вот в этом – я обвиняю! – чуть тише, с печалью закончил он. Запахнул на себе плащ и сел, давая понять, что более говорить не намерен. Донна Франческа подала голос.

– Улики проверены? Нет ли какой ошибки? Один из собравшихся шагнул вперёд.

– Увы, почтенная сеньора – ошибка исключена. Слуга и сторож дали показания, и они совпали до мелочей. А за пазухой вора найдены были серебряные предметы посуды из благородного дома… Старый рыбак Родольфо оторвал руку от немилосердно терзаемой бороды и поднял вверх, давая знак, что хочет говорить.

– Такое неслыханное злодеяние, как кража из дома своего господина, не могло произойти внезапно и само по себе. Что предшествовало этому?

– Санто большую часть времени вёл праздный образ жизни, редко просыхал, и денег ему постоянно не хватало. Рыбак посмотрел на рыцаря.

– В таком случае в случившемся есть и вина сира Паоло. Собравшиеся негромко загудели – шутка ли, обвинить самого рыцаря! Однако сир Паоло встал.

– Почтенный Родольфо прав, и я своей вины с себя не снимаю. Замечу лишь, что в последнее время я часто выполняю поручения её светлости, и у меня не всегда есть время заниматься делами поместья и деревни. Однако храбрый и оказавшийся весьма неглупым рыбак не сдался.

– В таком случае вашей милости следует обзавестись супругой – хозяйкой дома, советчицей в делах и матерью детей. Прошу уважаемую графиню взять этот вопрос под свою ответственность. Донна Франческа и молчаливый сир Джованни неожиданно поддержали простого рыбака, и её величество заверила, что теперь «наш Паоло не отвертится». Ещё некоторое время шло разбирательство, и наконец, перед креслами вынесли ящичек, и слово взяла графиня.

– Теперь вам предстоит решить судьбу несчастного. Решайте трезво и непредвзято – но помните, что возврата нет. Бросите в ящик белый шар – пощадить, чёрный – виновен! Один из горожан медленно и торжественно пронёс перед креслами обитый серой материей ящичек, напоследок с поклоном подойдя к графине. Пять раз стукнули шары о дно, пять раз решалась судьба человека. По традиции, если в результате решения внутри оказывался хотя бы один белый шар, то обвиняемого через некоторое время приговаривали к более мягкому наказанию. Но сегодня в зале словно витал скорбный дух матери – и горожанин высыпал на стол пять чёрных – пять голосов «виновен». Сам Санто словно стоял в оцепенении, не видя и не слыша ничего. Но судьба его уже была решена и снова заговорила графиня. Но на этот раз голос её был мягким и чуть взволнованным.

– По традиции Ривердэйла у нас в графстве нет смертной казни, да и вообще тюрем. Я, как верховный судья в здешних делах, имею право решить – чья душа заменит душу преступника в этом теле и хотя бы отчасти восстановит справедливость. Внесите! Обычно, если суд доходил до полного обвинения, с помощью магического зеркала душа преступника стиралась из тела, а на её место неведомые силы как бы копировали сущность кого-то по решению правителей Ривердэйла. Но сегодня был особый случай. В залу четверо нарядно одетых моряков в сопровождении капитана Калхана внесли носилки, и собравшиеся увидели там тело бледного, искалеченного, едва живого Пьетро. Капитан поклонился, и сильным голосом человека, привыкшего отдавать команды с капитанского мостика, произнёс:

– Вот перед вами молодой и храбрый сын нашей земли – Пьетро, сын Челии и покойного ныне Фабьо из Плотницкого квартала. Он честно служил и работал. И храбро защищал корабль, пассажиров и имущество, когда седьмицу тому на нас напали пираты. Но – в бою он так пострадал, что сейчас жизнь держится в его истерзанном теле только усилиями целителей да магией наших волшебников. Графиня поблагодарила капитана, и чуть возвысила голос.

– По праву повелительницы Ривердэйла я повелеваю – вместо души преступника в тело Санто будет перенесена душа честного моряка, вынужденного иначе умереть от ран и страданий. Поскольку такие приказы уже даже не обсуждаются, а быстро и с максимальным тщанием выполняются… ритуал был давно известен, хотя и не так приятен. Перед графиней поставили трясущегося от ужаса преступника. Миг-другой он ещё боролся. Но его мечущийся взгляд всё равно попал в глаза повелительницы – и хриплый вой обречённого стих. Его воля была подавлена Силой – той Силой, что творит чудеса. Еле приметный знак Люции – и с осуждённого сняли путы. Неровно шагая и деревянно подёргиваясь при каждом движении, уже не принадлежащее человеку тело поднялось на возвышение и легло на алтарь. Рядом на свободную половину моряки поспешно положил носилки со своим умирающим товарищем. Даже издали было видно, что дела его плохи – правого плеча и половины лица попросту не существовало… А зеркало вверху уже обрело бездонную черноту, из которой смотрели холодные и незнакомые морякам созвездия. Графиня чужим голосом произнесла несколько слов, воспринимаемых не слухом, а морозным ощущением по спине. Ярчайшая лиловая вспышка, судорожный вскрик с вершины алтаря – и всё стало кончено в один миг. На носилках остались лишь пустые окровавленные одежды, а бывший Санто вздрогнул, сел и недоумённо стал осматривать себя. Заметив в зале графиню Лючию, человек соскочил с алтаря и, мимоходом отдав приветствие Калхану, склонил колено и голову перед нею.

– Как ты себя чувствуешь, Пьетро? – голос её высочества был ласковым и усталым.

– Ваша светлость… как же это? У меня же руки не было. И лицо… – он с недоумением стал ощупывать себя. Капитан решительно отбросил в сторону свою треуголку. Встав на оба – оба! Неслыханная честь! – колена перед своей графиней, старый моряк бережно поцеловал подол её длинного платья, и вовсе не скрывал при этом слёз, текущих по продубленных ветрами всех морей щекам…

Теперь-то становится понятным отсутствие в графстве тюрем, прокуроров и каторги. Нет преступников – нет преступности. Правда, иногда случались забавные казусы. Ещё при покойном графе в тело убившего свою жену пьяницы пересадили копию сущности столяра Ричи. И новый Ричи вдруг показал себя художником – да таким, что его картины и поныне украшают многие знатные дома, и даже комнаты таинственного для чужеземцев Домика на Холме.