Текст книги "Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России"
Автор книги: Валерий Шамбаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Но уже возмужал третий брат, Николай. В завершение обучения для него устроили поездки по России, за границу. Он проявлял себя умным, внимательным, крайне ответственным. В разных городах не брезговал лично осматривать тюрьмы, госпитали, обнаружив настоящие безобразия в Порхове, Воронеже. В Белоруссии четко оценил роль польских дворян, враждебных к России, тяжелое положение крестьян, притеснения народа со стороны евреев, засилье католических монастырей и их влияние на молодежь [14]. А в Англии Николай Павлович сделал меткую оценку «демократии»: «Если бы, к нашему несчастью, какой-нибудь злой гений перенес к нам эти клубы и митинги, делающие больше шума, чем дела, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков, или, еще лучше, лишить дара слова всех тех, кто делает из него такое употребление» [14].
Царь еще раньше присмотрел младшему брату невесту, прусскую принцессу Шарлотту. В своих путешествиях за рубеж Николай останавливался в Берлине, познакомился с девушкой, и они искренне полюбили друг друга. В июне 1817 г. Шарлотта прибыла в Россию, приняла Православие с именем Александры Федоровны, и в церкви Зимнего дворца состоялось таинство их венчания с Николаем Павловичем. Семья стала дружной, любящей, и молодая супруга зачала почти сразу же. В апреле 1818 г. у них родился сын Александр.
Николай не увлекался модным мистицизмом и ересями, не обращался к «пророчицам». При тяжелых родах жены он принял обет – в храме Нового Иерусалима построить придел в честь святого Александра Невского, что и исполнил. Но нигде широко это не афишировал, а архиепископу Московскому Августину (Виноградскому) писал: «Изъявление благодарности не нужно Тому, Кто читает в глубине души, но оно необходимо душе благодарной… Пускай перед алтарем, воздвигнутым благодарностью отца, приносятся молитвы и о матери, и о сыне…на службу Государю, на честь и пользу Отечеству» [15].
В это же время, в начале 1818 г., Николай вступил на стезю военной службы. Старший брат назначил его инспектором по инженерной части – он возглавил инженерные войска лейб-гвардии и армии. Здесь великий князь оказался вполне на месте, инженерное дело он давно любил, прекрасно разбирался в нем. Но обнаружил, что в других науках его обучение было далеко не лучшим. Разработав собственноручно руководство по инженерному делу, Николай Павлович честно сказал подчиненным офицерам: «Не обращайте, господа, внимания на орфографию, я должен сознаться, что на эту часть при моем воспитании не обращали должного внимания» [16]. Он стал заниматься самообразованием.
А осенью 1818 г. в дополнение к инженерным войскам он был назначен командиром 2–й бригады 1–й гвардейской дивизии. Бригада состояла из Измайловского и Егерского полков, и вот на этой должности Николай столкнулся с настоящей строевой службой. Уставы он с детства знал назубок, но неожиданно для себя сделал открытие – реальность не имеет с ними ничего общего. Лейб-гвардия разболталась. Среди офицеров царили разгильдяйство и панибратство, авторитет начальников ставился ни во что, приказы критиковались и высмеивались.
Николай взялся наводить порядок, но… оказался на этом поприще одиночкой. Потому что нарушения дисциплины стали обыденностью, были и официальные послабления. Например, после войны офицерам разрешили вне службы носить гражданские фраки. Некоторые даже на учения приезжали во фраках, только накинув поверх шинель и форменный головной убор. Когда освободятся, не терять времени, катить куда-то развлекаться. Решить какие-то вопросы через царя Николай не мог – Александр надолго уехал за границу, на конгресс в Аахен. По мучившим его вопросам великий князь обращался к командиру гвардейскому корпуса генерал-адъютанту Васильчикову. Тот отчасти соглашался, давал советы. Но чаще махал рукой. Давал понять, что так уж сложилось, и это даже от него не зависит.
Однако у Николая Павловича руки не опустились. Он пришел к выводу, что порядок в службе напрямую зависит от личности офицеров. Ближе знакомился с ними. Придумал собственный метод, условно разделив их на три категории. Честные и добросовестные служаки. «Добрые малые» – в общем-то, порядочные, но не желающие особо напрягаться. Третьи – болтуны, критиканы, фрондеры. От этой третьей категории Николай принялся чистить свои полки. Строго взыскивал за упущения, переводил из Лейб-гвардии в армию. Но при этом снова столкнулся с неожиданным для себя явлением, «ибо сии-то люди составляли как бы цепь чрез все полки и в обществе имели покровителей». Наказание и удаление таких офицеров оборачивалось шумом, скандалами, заступничеством высоких лиц [17]. Вот так Николай Павлович, еще не понимая этого, впервые вступил в конфликт с будущими декабристами. Но дело он довел до конца, бригаду оздоровил.
Летом 1819 г., как обычно, полки Лейб-гвардии вывели в Красное Село на маневры. Участвовал и Николай со своей бригадой. Император похвалил ее, а после учений заехал в гости к брату. Сынишке исполнился уже годик, а Александра Федоровна снова ходила непраздной. Обедали в узком кругу, без посторонних, и царь разговорился, что очень рад видеть их семейное счастье. Каялся и винил себя в грехах молодости, в побочных связях, из-за чего остался бездетным, как и Константин.
Но от беседы о детях Александр вдруг перевел разговор, что пост государя очень тяжелый, требует чрезвычайного напряжения, а его силы ослабевают. Поэтому он принял решение – когда почувствует, что больше не может исполнять свой долг, отречься от власти. Сообщил, что Константин об этом уже знает, однако наследовать трон не хочет. Но оба они видят знаки Божьей благодати в семье Николая, где род продолжается. И Николай должен знать заранее – занять престол предстоит ему. Великий князь и его жена были «поражены как громом».
Видя их реакцию, царь начал успокаивать – это произойдет еще не скоро. Может быть, лет через десять. Но Николай и Александра «должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной». Младший брат наконец-то нашел слова, что никогда не готовил себя быть царем, не чувствует в себе ни сил, ни духа, помышляет лишь о службе. Александр ответил – когда он вступил на престол, то и сам был в таком же положении, и ему было еще труднее. Начал перечислять, что он многое делает и еще будет делать, чтобы передать дела в достойном порядке.
Николай Павлович вспоминал: «Государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно, по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить и воротиться…» [18]. Кстати, с орфографией в его записках уже все в порядке. Как видим, язык прекрасный, образный. Работать над собой великий князь умел основательно.
ГЛАВА 5.
РЕВОЛЮЦИИ НА ЭКСПОРТ
Заседание «Союза благоденствия»
В начале XIX в. Англия освоила сверхвыгодный бизнес – экспорт революций. Она являлась и мировым финансовым центром, и центром мирового масонства. А структуры «вольных каменщиков» стали удобным инструментом для подрывных операций. Бороться за сферы влияния такими методами оказалось гораздо эффективнее и дешевле, чем вести войны. Мы уже рассказывали, как в 1801 г. англичане организовали убийство Павла I. Но в то время им требовался только верхушечный переворот – силы России были нужны для борьбы с Наполеоном.
А вот Испанию в Лондоне считали соперницей еще с XVI в. Это была огромнейшая мировая держава, – ей принадлежали большая часть Америки, ряд других владений. Ее американские провинции жили даже лучше и богаче, чем метрополия. Национальной дискриминации не было, в отличие от британских колоний. Крещеные индейцы считались равноправными подданными Испании. Богатые креолы (потомки испанских переселенцев) и метисы владели плантациями, торговали, занимали важные должности в администрации. Посылали детей учиться в Европу. А там они вступали в масонские ложи и проникались «борьбой за свободу». Поддерживала такие идеи Англия, она рвалась торговать с Латинской Америкой через голову Мадрида, но ей не позволяли.
В 1810 г., когда Испанию подмял Наполеон, по Америке полыхнула цепная реакция революций. Правда, после побед над французами испанцы послали войска и подавили все мятежи. Но в 1816–1817 гг. их заокеанские владения снова взорвались. И вдобавок в 1820 г. разразилась революция в самой Испании. Поэтому усмирить восстания в Америке она уже не смогла. В результате скатилась на уровень второсортного государства. А ее американские провинции, еще недавно процветавшие, разделились, передрались за территории и в соперничестве лидеров. Потеряли в войнах 1,5 млн погибших, были совершенно разорены. Превратились в «банановые республики», попав в полную экономическую (и политическую) зависимость от Англии.
Важнейшей сферой влияния в Лондоне считали и Средиземноморье, дороги на Ближний Восток. И в Италии на основе масонских структур возникли боевые отряды карбонариев. В 1820 г. одна революция началась на юге, в королевстве Обеих Сицилий, другая – на севере, в Пьемонте. С ними властям удалось справиться, на помощь монархам прислала войска Австрия. Но тем самым итальянцев ссорили с австрийцами. Народ стал воспринимать их как оккупантов. А Англия выступала покровительницей итальянских «свобод», центры революционеров обосновались на ее территории.
Россию Лондон тоже не оставлял без внимания. Война на Кавказе тянулась давно, с XVIII в. Нападения горцев на казачьи станицы, похищения людей в неволю. Ответные поиски казаков и военные экспедиции. Еще в 1802 г. Александр I отмечал: «К большому моему неудовольствию вижу я, что весьма усиливаются на линии хищничества горских народов и противу прежних времен несравненно их более случается». Но даже после побед над турками и персами, после присоединения Грузии и Азербайджана, война не стихала, а наоборот, обострилась.
По совету Аракчеева в 1816 г. командовать Отдельным Кавказским корпусом и возглавить гражданское управление в Грузии, Кавказской и Астраханской губерниях был назначен Ермолов. Вместо беспорядочных операций он начал систематическое наступление в горы. Развернулось строительство крепостей, прокладка дорог. Ермолов установил и неизбежность наказания за любую враждебную акцию. Его предшественники играли в «дипломатию», склоняя к покорности князей и старшин. Те приносили присягу, получали офицерские и генеральские чины, большое жалованье. Но при удобном случае грабили и резали русских, а потом снова присягали, и им возвращали чины и жалованье. Ермолов это пресек. Нарушивших присягу стал «возвышать» иным образом – вешать.
Селения, откуда совершались набеги, навлекали на себя карательные рейды. Если они пытались сопротивляться, подводились на 50 шагов пушки и открывали огонь. Если же селение соглашалось замириться, на слово уже не верили, брали заложников. Из «мирных» горцев Ермолов формировал отряды чеченской, дагестанской, кабардинской милиции. Если ты подданный России, так и воюй на ее стороне. Земли по новым линиям и укреплениям Ермолов стал заселять казаками, для этого пополнял их ряды добровольцами, отставными солдатами. В ермоловском корпусе сложились особые традиции. Без телесных наказаний, вместо шагистики учили стрельбе, рукопашной. Даже форма была особой, по подобию казачьей: папахи вместо киверов, просторные куртки и шаровары, холщовые сумки вместо ранцев.
Тактика Ермолова приносила успехи. Но «немирных» горцев подстрекали и подпитывали Турция, Персия. И к ним подключилась Англия. Она вообще поставила задачу вытеснить Россию с Кавказа. В персидской армии появились британские военные советники, помогали вооружать и обучать ее, готовя к новой войне. Горцам через турок переправлялись деньги, оружие. А британская и французская пресса поднимали шквалы возмущения о «русских зверствах на Кавказе». Стоит иметь в виду, что сами англичане отнюдь не церемонились с местным населением при завоевании колоний, подавлении восстаний. Но о себе конструировали миф «великой благородной миссии» – нести «цивилизацию» якобы «дикарям». К нашей стране подобные оценки не относились. Горцы, терроризирующие набегами сопредельные области, выставлялись сугубо «борцами за свободу», русские – «поработителями».
Ну а либералы в окружении царя обрушивали грязь и сплетни на Ермолова, прилагали все усилия, чтобы его свалить. Только благодаря Аракчееву он оставался неуязвимым. Всесильный вельможа становился опорой и для поборников чистоты Православия. Против засилья еретиков выступили ректор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Иннокентий (Смирнов), ныне причисленный к лику святых, и его ученик иеромонах Фотий (Спасский). Фотий открыто поднял голос «против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, «Сионского вестника» и прочих».
А последователь Фотия, князь Ширинский-Шихматов (впоследствии иеромонах, настоятель Ильинского скита на Афоне) и дипломат Александр Стурдза привлекли консультантов из опытных монахов и провели экспертизу «Сионского вестника», указав на публикации еретические и кощунственные. Представили доклад Голицыну. Тот пытался выгородить Лабзина, но все же вынужден был передать цензуру «Сионского вестника» ректору духовной академии Иннокентию (Смирнову). После этого Лабзин прекратил издание журнала. Однако церковная верхушка уже уютно пристроилась к Голицыну, и первая атака на еретиков обернулась «повышениями». Иннокентия сделали епископом – но в Пензе. Фотия игуменом – но в захудалом Деревяницком монастыре под Новгородом. Обоих отправили в почетные ссылки. А Лабзин получил высокое и престижное назначение – стал вице-президентом Академии художеств!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
