Текст книги "По следам Штирлица и Мюллера"
Автор книги: Валерий Шамбаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Вот тут-то и германское правительство сумело осуществить «ход конем». Бросило в Россию разрушительный десант большевиков во главе с Лениным. Эту операцию курировали лично Людендорф и начальник военной разведки полковник Николаи, в окружении Ленина давно уже действовала команда немецких шпионов и агентов влияния. Усилилось финансирование большевиков через Швецию и Норвегию, они смогли завалить всю страну своими газетами и листовками. Русская армия оказалась совершенно разложенной, «самодемобилизовывалась», растекаясь по домам. От бестолковых болтунов Временного правительства народ отвернулся. А большевикам после захвата власти пришлось расплатиться со спонсорами Брестским миром. Немцам и их сателлитам отдавали Прибалтику, Финляндию, Украину, Польшу, Закавказье, Крым, возвращали 2 млн пленных, с ними заключили кабальные обязательства о поставках продовольствия и сырья.
Это позволило Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии продержаться еще год. Весной 1918 г. кайзеровское командование наметило мощнейшее наступление во Франции. Для этого концентрировались все резервы и ресурсы, накопленные за год. Строились расчеты, что удар станет решающим, позволит переломить ход войны, взять Париж, и вынудит противника просить о мире. В апреле 1918 г. прибыл на фронт и Мюллер – Людендорф собрал на острие удара все сформированные авиагруппы. Как описывают участники этого сражения, оно началось настоящей мешаниной в воздухе. Трещали моторами сотни самолетов – «ньюпоры», «сопвичи», «вуазены», «фокке-вульфы», «месершмитты», «альбатросы», «спады», «бристоль-файтеры», «юнкерсы». Бросали бомбы, резали друг друга пулеметными очередями.
Мюллер показал себя блестящим пилотом. «Гадкий утенок» превратился – нет, не в лебедя, а в орла. Сильного и уверенного в себе хищника. Хотя воздушные операции были крайне опасными. Авиатехника была еще несовершенной, нередко выходила из строя. Полет бомбардировщика в глубину неприятельской территории сам по себе был подвигом. А французы и англичане уже вовсю разворачивали систему ПВО. Их города прикрывались истребителями, зенитными батареями и пулеметами. Или обычные трехдюймовые пушки устанавливались на специальные станки и били в небо шрапнелью, ставя на пути самолетов смертоносное заграждение. Большие тихоходные машины, летевшие со скоростью 100–120 километров в час, были прекрасными мишенями, и на аэродромы возвращались далеко не все.
Но Мюллер не брезговал сам вместе с механиками проверять мотор, вооружение и другие системы. Несмотря ни на какую усталость от прошлых боев, сам тщательно готовил машину к новым вылетам. И в то время как его сослуживцы из «золотой» молодежи погибали из-за отказов двигателя или заеданий пулемета, он продолжал летать. В небе проявилась и хитрость, обманчивость его натуры. Он мог заставить пилота вражеского истребителя поверить, что перед ним туповатый медлительный увалень, – а потом неожиданно сделать замысловатый маневр, которого от него никак не ожидали.
Проявилось и его баварское упорство. Та самая бульдожья хватка, которой он будет позже известен в полиции. Ведь прицельные приспособления были еще крайне примитивными. Для точного бомбометания требовалось снизиться, подставляясь под вражеский огонь. Нередко бывало, что пилоты спешили освободиться от груза абы как, лишь бы побыстрее. Но не Мюллер. Он тщательно выбирал цель. А уж «вцепившись» в нее, не выпускал. Встав на боевой курс, не обращал внимания на очереди с земли, на разрывы зенитных снарядов – пока его бомбы не накрывали объект. А если не накрывали, шел на второй заход. Привозил дыры в плоскостях, осколки в фюзеляже, но задание выполнял всегда.
Впрочем, в этих операциях проявилось еще одно немаловажное качество Мюллера. Бомбардировщики посылали не только на военные объекты, но и на города противника – посеять панику, подтолкнуть неприятелей, чтобы взмолились мириться. В Первую мировую такие действия по нормам международного права квалифицировались как военные преступления. Летчики самолетов, сбитых над Францией, рисковали попасть под военно-полевой суд и расстрел. А экипажи бомбардировщиков, упавших в море, британские моряки вообще не спасали – предоставляли тонуть или добивали из пулеметов. Так что для подобных полетов требовалась особая смелость. И не только смелость, а еще и известная «толстокожесть». Мюллер ею обладал. Ему не было никакого дела до тех конкретных людей, на чьи головы сыпались бомбы. Главное было – выполнить задание и отличиться самому.
Старательного и умелого юношу начальство заметило. Потери в личном составе были значительными. Одних сбивали, другие возвращались ранеными. Уже вскоре 18-летний Мюллер повышается в должности, из второго пилота становится командиром экипажа. Получает Железный крест II класса. А еще через несколько месяцев его награждают Железным крестом I класса! «Нижним чинам» такой орден давали очень редко, при исключительных отличиях. Крест I класса по рангу считался офицерской наградой. Тех, кто сумел ее заслужить, обычно производили в офицеры или направляли в офицерские училища. Но… у Мюллера не хватало образования. Поэтому он был произведен в звание вице-фельдфебеля.
Однако в мечтах и надеждах наверняка он уже возносился выше. В 18 лет – вице-фельдфебель, кавалер высочайших наград. Такого и после войны наверняка оставят на службе. Значит, будущее определилось – авиация. Что же касается образования, так кто ему мешает потом подучиться? Он станет блестящим офицером-летчиком. То-то будут гордиться родители, качать головами бывшие учителя и одноклассники, заглядываться девушки…
Неплохо воевал и Гитлер. В армии ему вообще понравилось. Один из офицеров вспоминал, что полк был для него «словно дом родной». А сам он писал: «Я оглядываюсь на эти дни с гордостью и тоской по ним». Он заслужил репутацию образцового солдата, выполнял обязанности связного и был известен способностью доставить по назначению донесение даже под самым жестоким огнем, за что был награжден Железным крестом II степени. Гитлер считался «везунчиком», два года воевал без единой царапины. Лишь в октябре 1916-го его ранило в ногу. После излечения в госпитале он получил отпуск, посетил Берлин и Мюнхен. Но тыловые города произвели на него ужасное впечатление царившими там пораженческими настроениями. Гитлер отнес это на счет евреев и вражеской пропаганды. Именно тогда ему пришла мысль после войны заняться политикой.
Из госпиталя он, по свидетельству современников, вернулся в полк с радостью, «как в родную семью». В августе 1918 г. его тоже наградили Железным крестом I класса. Причем ему-то для дальнейшей карьеры образования хватало. Но, по иронии судьбы, начальство сочло, что ему «не хватает командирских качеств», и он, в отличие от Мюллера, не поднялся выше ефрейтора. Позже Гитлер попал под обстрел химическими снарядами и ослеп. Едва сумели вылечить…
Однако, несмотря на героизм солдат и офицеров, на решительный натиск, на применение новейшей техники, Германия так и не смогла добиться решающего успеха. Прибывающие из России пополнения, вчерашние пленные, были далеко не лучшего качества. Они уже привыкли в лагерях, что война для них кончилась, и вторично лезть в пекло не стремились. Трусили, дезертировали. Многие бывшие пленные были заражены большевизмом. А советские представительства в Германии и Австро-Венгрии стали «крышами» для распространения революционной пропаганды и организации коммунистических «пятых колонн». В общем, Центральные Державы получили обратно тот же самый «подарок», который они выпестовали и закинули для России. Тылы стали разрушаться, нарастали волнения, антиправительственные выступления.
А на фронте наступательный порыв иссяк, лучшие силы были измотаны и повыбиты – и армии Антанты обрушились контрнаступлениями. Боевые порядки затрещали по швам. В сентябре французы и англичане проломили «линию Гинденбурга» во Франции, одновременно нанесли удар на Балканах. 29 сентября капитулировала Болгария, там началась революция. Румыния тут же разорвала союз с немцами и перекинулась на сторону Антанты. 30 октября сдалась Турция. Забурлила мятежами Австро-Венгрия, разваливаясь на части. 3 ноября она тоже капитулировала. А едва известия о падении последней союзницы дошли до Германии, она будто взорвалась изнутри. Заполыхали восстания, покатились манифестации в Киле, Мюнхене, Берлине, Гамбурге, Бремене, Любеке.
9 ноября кайзер Вильгельм отрекся от престола и сразу сбежал в Голландию – повторять судьбу русского царя ему явно не хотелось. Социал-демократ Шейдеман с балкона рейхстага провозгласил республику. А лидеры последнего правительства Второго рейха, принц Макс Баденский, канцлер Эберт и министр Эрцбергер обратились к державам Антанты с просьбой начать переговоры о перемирии. 11 ноября 1918 г. в Компьене было подписано перемирие, согласно которому Германия демобилизовывала армию, выдавала победителям флот, оставляла Эльзас и Лотарингию.
Воевать она и впрямь больше не могла. Революционный раздрай углублялся. После падения монархии различные партии и лидеры сцепились в борьбе за власть. Ввязалась и Советская Россия, активно подпитывая самые радикальные группировки. В Германию и Австро-Венгрию хлынули коммунистические агитаторы и активисты, прибыли высокопоставленные эмиссары во главе с Радеком. Невзирая на нищету и разруху в самой России, Ленин и Троцкий выделяли для разжигания «мировой революции» колоссальные суммы – направляли для этого золото и драгоценности, конфискованные у «буржуев». Лидер германских крайне-левых «спартаковцев» Карл Либкнехт 21 ноября объявил себя большевиком и проговорился, что он обладает «неограниченными средствами». Советское правительство готовились поддержать своих ставленников и штыками. Ленин писал: «Армия в три миллиона должна у нас быть к весне для помощи международному рабочему движению».
Правда, немецкие умеренные социал-демократы оказались более дееспособными, чем российские соратники Керенского, да и основная масса народа не поддержала экстремистов. Январское восстание в Берлине и «советскую республику» в Бремене быстро разгромили. Руководителей «спартаковцев» Карла Либкнехта и Розу Люксембург нашли в канаве убитыми. Радека 2 февраля 1919 г. арестовали и упрятали в Моабитскую тюрьму. Тем не менее ситуация оставалась напряженной. Вспыхнула революция в Венгрии, тоже провозгласившей советскую республику. Ленинское правительство бросило войска на запад, чтобы поддержать венгерских и германских «братьев по классу».
А в апреле полыхнуло в Баварии. Социал-демократическое правительство этой земли во главе с Гофманом бежало в Бамберг, в Мюнхене была провозглашена Баварская советская республика. Но долго существовать ей не пришлось. Центральное правительство Эберта – Шейдемана – Носке быстро направило сюда надежные части. Гофман в Бамберге формировал добровольческие части «фрайкора». После трехдневных боев «баварскую красную армию» разгромили, несколько сот человек было убито или расстреляно, порядок восстановился. С помощью румынских и чешских войск удалось усмирить и очаг в Венгрии. Ну а российская Красная армия прорваться в Центральную Европу не смогла – ей пришлось перебрасывать силы против белогвардейцев.
Казалось бы, очаги революций в Германии и Австро-Венгрии удалось ликвидировать без тяжелых последствий. Но нет, дело обстояло совсем не так. Этими встрясками не преминули воспользоваться державы Антанты. Они вели с побежденными далеко не честную игру. В ноябре 1918 г., при заключении перемирия в Компьене, давали понять, уто условия уже продиктованы. Подразумевалось, что на последующей мирной конференции речь пойдет об уточнении и юридическом оформлении. Но когда эта конференция собралась в Версале, победители предъявили уже другие условия, гораздо более жесткие. Немцы, австрийцы, венгры взвыли, однако деваться им теперь было некуда – они уже разоружились, сдали пограничные крепости, перевели флот на британские базы. А внутренние потрясения настолько взбаламутили и ослабили их, что об отказе от предъявленных требований, о возобновлении сопротивления думать не приходилось.
Болгарию по Нейискому договору территориально обрезали, наложили огромные репарации, лишили армии. По Севрскому договору расчленялась Османская империя, а по Сен-Жерменскому и Трианонскому договорам – империя Габсбургов. Вместо нее появились Австрия, Венгрия, Чехословакия, часть земель отошла к Польше, Югославии, Румынии, Италии. А Германия по Версальскому договору, подписанному 28 июня 1919 года, теряла восьмую часть своих территорий. Эльзас и Лотарингия отходили к Франции, несколько районов уступались Бельгии, часть Пруссии и Померании – Польше, выделялись вольные города Данциг (Гданьск) и Мемель (Клайпеда). Кроме того, у немцев отбирались все колонии.
Германская армия ограничивалась численностью 100 тыс. человек и должна была стать профессиональной – чтобы ее нельзя было увеличить за счет подготовленных резервистов. Вводились жесткие ограничения по флоту, немцам запрещалось иметь танковые, химические войска, военные академии и высшие училища. Область вдоль Рейна объявлялась демилитаризованной – там вообще не должно было находиться никаких войск, а Саарская область передавалась под управление Лиги Наций (фактически – Франции). Немцев обязывали выплатить гигантские репарации в 132 млрд золотых марок. В общем, договор выглядел не наказанием агрессора, а просто грабежом по праву сильного. А немцы были не дураками, они это хорошо поняли.
Вдобавок ко всему, панацеей от всех бед, политических и экономических, западные державы объявили «демократизацию» побежденных государств. Под давлением победителей в августе 1919 г. в Германии была принята демократическая Веймарская конституция. Ее рекламировали как «самую демократическую» в Европе. Откуда и пошло название государственного режима – Веймарская республика. Слабенькая, рыхлая, аморфная.
Наряду с другими органичениями, иметь военную авиацию для Германии тоже запрещалось. Соответственно, все планы и мечты Генриха Мюллера потерпели полнейшую катастрофу. Рухнули одним махом из-за условий, навязанных англичанами, французами, американцами. Такое не могло не оставить болезненную зарубку в его памяти – и наверняка сказалось в будущем.
Глава 3
Республики Веймарская и Советская
Единовременная массовая демобилизация в Германии стала весьма болезненной. Из вооруженных сразу выплеснулись миллионы безработных. Пристраивались, кто как может. Например, Генриху Гиммлеру довелось жить «альфонсом» на содержании берлинской проститутки Фриды Вагнер, которая была намного старше его. Потом принял совет отца, стал учиться на агронома. Командир знаменитой эскадрильи «Рихтгофен» капитан Герман Геринг сумел сохранить самолет, показывал воздушное искусство на праздниках в Швеции и Дании, за плату катал публику. Некоторые пополняли ряды преступного мира. Другие спивались, кончали с собой.
Политическая жизнь после революции бурлила вовсю. Возникали многочисленные микроскопические партии, о большинстве из которых никто не знал за пределами «своей» пивной. Впрочем, как возникали, так и исчезали, едва успев составить свои «программы». Тут были и демократы, и коммунисты, и сепаратисты (напомним, что с объединения Германии тогда прошло всего полвека).
Адольф Гитлер после выписки из госпиталя устроился конвойным в лагерь военнопленных в Траунштейтене. Но в марте 1919 г. этот лагерь ликвидировали, пленных распустили по домам. Безработный ефрейтор, не зная, куда приткнуться, вернулся в Мюнхен, в опустевшие казармы своего родного 2-го баварского полка, где и поселился с разрешения офицеров. Участие в его судьбе принял капитан Эрнст Рем, являвшийся в это время доверенным лицом баварского командующего фон Эппа.
В армии все было вверх дном – шли сокращения, реорганизация в малочисленный Рейхсвер. Многие офицеры строили собственные прожекты – а как бы увильнуть от версальских условий? Нельзя ли создать некую «скрытую» армию? В рамках подобных проектов по инициативе Рема возникли курсы «бильдунгсофициров» – «офицеров-воспитателей», что-то вроде пропагандистов (но слово «офицер» в названии было условным, офицерских званий курсы не давали). На эти курсы Рем и направил ефрейтора Гитлера, проявившего столь похвальную привязанность к армии.
По окончании курсов Гитлер отирался при политичском отделе баварского Рейхсвера. Без должности, без оплаты, только кормили по солдатской норме и сохраняли за ним койку в казарме. Функции этого политического отдела оставались совершенно неопределенными, и офицеры сами выдумывали, чем бы им заняться. 12 сентября непосредственный начальник Гитлера капитан Майр послал его в пивную «Штернекерброй», где происходило собрание Немецкой рабочей партии Дрекслера. Разузнать, что это за организация, имеет ли смысл с ней связываться.
На тот момент можно было ответить – не имеет. Она являлась одной из ничего не значащих микропартий, а Дрекслер был известен только тем, что накропал и издал брошюру «Мое политическое пробуждение», потом в соавторстве с инженером Федером выпустил еще одну – «Как сбросить ростовщичество?». На собрании присутствовало всего 46 человек. Но когда один из ораторов заговорил об отделении Баварии, Гитлера это задело, он выступил с горячей отповедью. Его первая в жизни речь понравилась Дрекслеру. Он подарил ефрейтору свою брошюру, а через несколько дней прислал открытку, что тот принят в партию (даже не спрашивая согласия принимаемого). Однако Гитлер согласился. Он уже понял, что в политическом отделе перспективы у него вообще нулевые.
Рем поддержал его. Но Гитлер вдруг очутился «в своей среде». Ведь масса германских партий почти не отличалась друг от друга: все программы строились на протестах против Версаля. Гитлер же неожиданно выдвинулся в качестве талантливого оратора. А это привлекало. В октябре 1919 г. в пивной «Хофбройхаузкеллер» его слушало 100 человек, потом – 200, а к февралю 1920 г. он снимает для митинга уже самый большой зал этой пивной, собирается 2000 человек.
Прежние лидеры партии – Дрекслер, Федер, Харрер – постепенно отходят в тень. А сама «микропартия» растет за счет приверженцев Гитлера, от 86 членов до 3 тыс. Сказывалось и то, что через Гитлера и Рема партия получила поддержку Баварского военного министерства и штаба Четвертого (баварского) военного округа. Личные связи Рема позволили получать некоторое финансирование. Так, из фондов Рейхсвера Гитлеру выделили 60 тыс. марок для издания партийной газеты «Фелькишер беобахтер» – остальное собирали по подписным листам. Ну а офицеры Рейхсвера через партию получили возможность воплотить свою идею о «скрытой армии». Возникли штурмовые отряды – СА. Рем даже обеспечил их формой. Еще не коричневой, а серо-зеленой. На военных складах осталось множество комплектов формы старой армии, их все равно девать было некуда.
А форма сама по себе привлекала, выделяла партию из других. В это же время по Германии возникали многочисленные организации, в той или иной мере близкие гитлеровской: всевозможные «союзы», «боевые группы», «вольные стрелки», общество ветеранов войны «Стальной шлем», крестьянское молодежное движение «Артоманс». В Нюрнберге Штрейхер создал близкую Немецкую социалистическую партию, в Мюнхене капитан Хейсс собрал организацию «Рейхскригфлагге».
Со складов Рейхсвера подобные группировки доставали оружие. Все равно по условиям Версаля излишки вооружения требовалось выдать победителям. Офицеры, заведовавшие складами, когда к ним обращались бывшие сослуживцы, махали рукой – не лучше ли «своим» отдать? А Немецкая рабочая партия в это время наводила контакты со всеми близкими ей организациями. Так что нацисты на первых порах были, собственно, не «партией», а «движением». Впрочем, именно так они себя и называли.
Безрадостный процесс принудительных демобилизаций напрямую коснулся и Генриха Мюллера. Невзирая на боевые отличия и летное мастерство, он оказался «за бортом». Мы не знаем, что он переживал, сдавая на слом свой заслуженный бомбардировщик. Но в июне 1919 г. он был уволен в запас и сперва пристроился при инспекции по аэронавигации. Всего лишь экспедитором, на побегушках. Зато в любимой, авиационной области. Аэродромы, самолеты. Когда будут возрождаться воздушные силы – он тут как тут. Но надежды, за которые он еще цеплялся, быстро рассеивались, становилось ясно, ни о каком возрождении думать не приходится. В инспекции тоже шли реорганизации, и в ноябре она была ликвидирована.
Надо было искать какое-то другое поприще. Устроиться на завод было практически невозможно. Военное производство свернулось, а наплыв безработных захлестнул и предприятия, и торговые фирмы. Но у отца остались знакомые в баварской полиции. Там желающих поступить на службу тоже хватало. Однако связи сделали свое дело, да и высочайшие боевые награды были прекрасной рекомендацией. 1 декабря 1919 г. Мюллера приняли. Взяли его на самую низкую должность «ассистента», то есть помощника.
Это значило участвовать в облавах по грязным притонам. Сбивать ноги, опрашивая свидетелей преступлений. Мокнуть и мерзнуть на улицах, просиживать ночи на дежурствах, возиться с найденными трупами, бегать по мелким поручениям начальства. Но Мюллер не роптал, не капризничал, выполнял все задания с обычным своим старанием и трудолюбием. Теперь было не до капризов, не до воздушных замков. Главное, у него была работа, был твердый заработок и уверенность в будущем. Полиция – она всегда нужна будет, при любых правительствах.
Не исключено, кстати, что Мюллер тоже успел «познакомиться» с капитаном Ремом. Хотя и со своей, полицейской стороны. Потому что правоохранительные органы держали под надзором злачные места Мюнхена, а Рем был постоянным клиентом клуба «Эльдорадо», где собирались гомосексуалисты. Однако данный притон считался заведением «высокого класса», публика там была «избранная», поэтому облав там не проводилось, и до конфликтов с полицией дело у Рема никогда не доходило.
Но оставим на время нашего героя, проходящего нелегкую полицейскую науку. Коснемся еще одного вопроса, немаловажного для нашей темы. Отношений между Германией и Советской Россией. Ведь в 1918 г., после подписания Брестского мира, они стали фактически союзниками. Правда, в начале 1919 г. при попытке большевиков поддержать революцию в Германии эта «дружба» нарушилась. Но уже вскоре ситуация изменилась. Когда Антанта ошеломила немцев условиями Версальского мира, многие германские политики и деловые круги стали видеть в Советской России потенциального партнера.
Впрочем, в начавшемся потеплении обе стороны преследовали собственные цели. Немцы надеялись за счет России в какой-то мере компенсировать свой политический урон и материальные убытки. Рассчитывали внедриться в советскую экономику, разрушенную гражданской войной, а если получится, то и подмять ее под себя, получить рынки сбыта. А на случай нового конфликта со странами Антанты русские выглядели естественными союзниками. Советское правительство тоже рассчитывало при помощи немцев восстановить свое разваленное хозяйство. Но и оно сохраняло «камень за пазухой».
Ведь победа в России, по концепциям Ленина и Троцкого, считалась лишь завоеванием плацдарма для грядущей, мировой революции. Согласно учению Маркса, победа социализма в одной стране могла быть только временной. А Германию видели эпицентром следующей революции, будущим союзником в войне с «мировым империализмом». Вторая попытка разжечь пожар в Европе не заставила себя ждать. Весной 1920 г. панская Польша, государство молодое, дерзкое, агрессивное, пользуясь поддержкой французов и англичан, решило округлить владения, отхватить у Советской республики ее западную часть. Но на полях Украины и в лесах Белоруссии поляки понесли жестокие поражения, и красные армии, преследуя разбитого врага, ринулись на запад. Причем Польшей ограничиваться не собирались. Тухачевский в своих приказах прямо указывал: «Вперед, на Варшаву! На Берлин!»
Черчилль и ряд других западных политиков предлагали срочно пересмотреть свои отношения с немцами – уменьшить репарации, смягчить позицию к вооруженным силам и сделать из Германии «барьер» на пути большевиков. Правда, советское наступление быстро провалилось, и инициативы Черчилля не нашли поддержки в правительствах Англии и Франции.
Но резкие повороты европейской и германской политики косвенно отразились на карьере скромного мюнхенского полицейского Генриха Мюллера. Опасность разжигания новой революции обеспокоила германские власти. В полиции стали создавать специальные структуры для наблюдения за коммунистами и прочими экстремистскими организациями. При управлении полиции Мюнхена для этого стала формироваться так называемая служба безопасности. 16 октября 1920 г. в это подразделение перевели и Мюллера. Его начальником стал В. Фрик – будущий министр внутренних дел в правительстве Гитлера.
Вероятно, как раз тогда Мюллер впервые познакомился с коммунистическими доктринами, литературой, оценил качества тогдашних германских большевиков. Служба безопасности взялась за порученное дело грамотно, профессионально. Собирала информацию, обзавелась агентурой в левых группировках. Но результаты оказались более чем скромными. Серьезной борьбе мешала беззубая, «сверхдемократичная» конституция Веймарской республики. Привлечь революционеров к ответственности было невозможно. Однажды журналисты спросили полицай-президента Мюнхена Пеннера, знает ли он, что в Баварии существуют террористические группы, готовящие убийства левых лидеров. Он грустно вздохнул: «Да, существуют, но их еще слишком мало…» Словом, даже полицай-президент осознавал, что законными методами разделаться с антигосударственными организациями нереально.
Ну а потом политическая ситуация снова резко изменилась. На всех международных встречах, конференциях, в Лиге Наций с Германией обращались пренебрежительно. Особенно наглели французы, отыгрывались за свои поражения и страхи во время войны. Использовали любой повод, чтобы унизить немцев, оскорбить. Германия очутилась в международной изоляции. Даже Польша – вопреки версальским условиям – захватила у нее Силезию, и западные державы не вмешались, молчаливо поощряя Варшаву.
А раз так, то для Германии опять оказалось оптимальным выходом налаживать контакты с Советской Россией. Это требовалось и германскому правительству, и дипломатам, и банкирам, и крупным промышленникам, и армии. Только налаживание взаимоотношений с русскими открывало пути к новому утверждению Германии, к реанимации ее экономики. Сторонниками союза с Москвой в немецком руководстве выступали канцлер Ратенау, фон Хассе, Вирт, фон Гаммерштейн-Экворд, Брокдорф-Ранцау, генералы Сект, Гренер, Бломберг.
В 1921 г. Советская республика заключила с Германией торговое соглашение. А в апреле 1922 г. была созвана Генуэзская общеевропейская экономическая конференция – впервые на нее официально пригласили советскую делегацию. Немцы надеялись добиться на конференции смягчения наложенных на их страну тяжелых репараций. Но не тут-то было – Англия и Франция на уступки не шли, да еще и не упустили случая повозить Германию физиономией по столу за ее долги, показать презрение к ней. Зато с большевиками заигрывали, даже предложили включить Россию в число победительниц в войне, уделить ей законную «долю» немецких репараций – если она признает долги перед иностранцами царского и временного правительств.
Авторам этого плана он казался чрезвычайно тонким. Во-первых, вбивался клин между Москвой и Берлином. А во-вторых, уже становилось ясно, что получить такую непомерную сумму с Германии вряд ли получится. Более надежным выглядело сорвать куш с России, а она пусть сама у немцев вытрясет, если сможет. Но только советская делегация на приманку не клюнула. Вместо этого нарком иностранных дел Чичерин воспользовался грубой ошибкой англичан и французов. Раскрыл их предложения немцам. А в результате уговорил германскую делегацию подписать Раппальский договор о восстановлении в полном объеме дипломатических отношений, взаимном отказе от претензий и торгово-экономических связях.
Для Германии особенно важной стороной в таком альянсе стала возможность обойти некоторые пункты Версальского договора – об ограничениях для ее вооруженных сил. 11 августа 1922 г. было подписано соглашение о сотрудничестве Рейхсвера и Красной армии. Немцам предоставлялось право создавать на советской территории объекты для проведения испытаний техники, обучения личного состава запрещенных родов войск – танковых, авиационных, химических. Советская сторона получала за это материальное вознаграждение и право участия в испытаниях и разработках. Относительно запрета иметь высшие военно-учебные заведения Москва тоже оказала помощь, открыв для офицеров Рейхсвера двери советских училищ и академий. Для взаимодействия с Красной армией в Москве было открыто неофициальное представительство министерства Рейхсвера, так называемый «Московский центр» во главе с полковником фон Нидермайером.
Велись переговоры о совместном производстве самолетов и подводных лодок. Круппу предлагали в концессию крупнейшие оборонные заводы Петрограда – Путиловский и Охтинский. С фирмой «Юнкерс» был заключен договор на поставку самолетов и строительство военных предприятий в СССР – эти предприятия должны были производить технику и для Рейхсвера, в проекте участвовало германское правительство, выделившее «Юнкерсу» 600 млн марок. В рамках данного соглашения началось оборудование авиационных заводов в Филях и Харькове. Примерно на таких же условиях была достигнута договоренность о строительстве совместного завода «Берсоль» – для производства отравляющих веществ. В общем, дружба налаживалась весьма продуктивная.
