Текст книги "Любить непросто. Просто – не любить"

Автор книги: Валерий Столыпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Валерий Столыпин
Любить непросто. Просто – не любить

Самая счастливая

Ксюха, на самом деле её звали Аксинья (папа тяготел к старине, принципиально называл её полным именем) не спала уже минут сорок, но не решалась встать, чтобы не разбудить Антона.

В промежуток плотно задёрнутых штор пробивался рассеянный утренний свет, подвижный и объёмный.

Наблюдать, как спит любимый, было чертовски приятно.

Она обожала этого покладистого мужчину с внешностью мальчика и решительным характером.

Он был для неё  всем, что дарило ощущение непрерывного блаженства, особенно когда находился так близко, как сейчас.

Аксинья прощала возлюбленному всё, даже когда первой реакцией на его поступки была обида.

Она всегда была миролюбивой и кроткой, тем более с ним, самым-самым дорогим человеком.

Девушка любила таинственную тишину пробуждения, когда оставалось время понежиться в постели, тем более, что она была не одна.

С Антоном Ксюха жила в гражданском браке больше пяти лет.

Девушка называла его мужем и ни разу не усомнилась в том, что это действительно так.

Любимый последовательно, без вариантов и сбоев вёл себя как настоящий глава семейства, ограждая Аксинью не только от бытовых сложностей, но и от принятия жизненно важных решений.

Девушка тихонечко освободилась от одеяла, не отрывая взгляда от Антона, осторожно приподнялась, опустила на коврик ноги.

Любимый потешно сморщил нос и губы, застонал во сне.

Ксюха инстинктивно прикрыла ладошкой рот, словно таким жестом можно было закупорить звуки, и перенесла тяжесть тела на ноги.

Крадучись на цыпочках девушка добралась до окна, тихо раскрыла форточку, чтобы запустить в комнату утреннюю свежесть и вздрогнула от неожиданно раздавшегося звука.

– Сюха, ну чего вскочила ни свет ни заря? Иди сюда, мне без тебя так зябко, так одиноко. Только ты можешь меня отогреть.

– Спи уже, будильник почти через час зазвенит. Я пока сырники приготовлю и кофе.

– Ага, уснёшь тут, когда такие деликатесы по комнате шныряют. Живо ко мне, кому сказал!

– Ишь, раскомандовался. Сейчас всё брошу и побегу грелкой работать.

– Не работать, дурёха, а спасать страждущего, нуждающегося в утешении и исцелении.

– Знаю я, чего у тебя болит.

– Не болит, а изнывает. У меня пульс прерывистый и сердечная недостаточность.

– По-моему напротив, избыточная достаточность. Скромнее нужно быть, сдержаннее. Через час тебе на работу.

Ксюха улыбалась, понимая, к чему клонит Антон. Такое представление с завидным постоянством разыгрывалось почти ежедневно.

Этот спектакль был сродни феерическому лазерному шоу Жан-Мишеля Жарра на восемьсотлетие Москвы на Воробьёвых горах.

На самом деле Аксинья шизела от происходящего.

Её уже потрясывало от желания, но уступить без боя девушка не могла.

Немедленная капитуляция могла разрушить сценарий сокровенного ритуала соблазнения.

Антон был настойчив, Ксюха вполне убедительно играла роль непонятливой упрямицы, стараясь выскользнуть из старательно расставляемых любимым силков как шустрая ящерка, но, не тут-то было.

Мужчина умело вёл наступление, выигрывая тактически.

– У меня ногу свело. Вот здесь.

– Я знаю, что ты называешь ногой. Её не свело, а раздуло. Сходи под душ, помогает.

– Смерти моей хочешь? У меня начинается лихорадка. Вызови скорую.

– Есть более консервативные средства.

– Да-да, одно я точно знаю, неужели ты можешь… ради меня… как же я люблю тебя, Ксюха.

Аксинья чувствовала, что её упрямства хватит на пару минут, не больше.

Она уже потекла.

Нужно было продержаться ещё чуточку, чтобы неминуемое “поражение” не закончилось “сдачей в плен”.

Возбуждающая игра стремительно выходила на космическую орбиту, за пределами которой безкислородная зона и полная невесомость.

Ксюха знала, что будет потом.

Антоха улетит в астрал, утащит её вместе с собой…

Придётся торопиться, оправдываться перед начальством.

Хорошо хоть, что она тоже не уборщица, имеет весьма ощутимый репутационный бонус, дающий  право… не налево, конечно, но на малюсенькие исключения от общих правил.

Ксюха ещё пыталась сопротивляться, но внутреннее течение сексуальных энергий остановить стоп-краном было невозможно.

 Антоха нервно моргал и картинно куксился, делая вид, что через мгновение пустит слезу, если…

– Иди ко мне, тебя я умоляю. Слова любви стократ я повторю… Цигель-цигель, родная, хочешь, чтобы моя любовь лопнула, как…

– Есть радикальное средство, – упрямилась Ксюха, – сходи, пописай.

– Ах, так! Тогда я иду к вам. Может получиться не очень романтично, но ты вынуждаешь. Ну!

– Не нукай, не запряг. Позавтракать не успеем.

– Забудь. У меня для тебя офигенный подарок.

– Не сомневаюсь. У меня тоже кое-что поплыло.

– Так я и знал. Нечего было фифу из себя строить.

Аксинья сама уже изнемогала, но одним глазком взглянула на будильник.

Надо было сразу соглашаться, подумала Ксюха и двинулась в объятия любимого, как бандерлоги в пасть питона Каа.

Антохина рука без промедления легла на Ксюхин животик, скользнула ниже.

Стон девушки наверно слышали соседи, но это не точно.

Любовники ни черта не слышали: им было не до этого.

Аксинья, увлекаемая Антоном, рухнула в кровать.

Что он опять творил, что делал…

Фиг с ней, с работой. Пусть будет, что будет.

Антоха не стал церемониться, сразу пошёл в наступление. Возможно, несколько грубовато, но энергично и сильно.

В конце концов, сама виновата – нечего было томить, разыгрывать спектакль.

Ведь хотела, соками истекала, но ждала, когда окончательно захлестнёт сладострастие.

Ксюха извивалась, кричала, впивалась ногтями в упругое тело любимого, который, казалось, ничего не чувствовал и не видел, кроме…

Концентрированный аромат похоти стремительно наполнял комнату. Антоха рычал, вбивая сваю за сваей в подготовленный интригующим спектаклем истекающий влагой грунт.

Девушка мечтательно думала о том, чтобы это сражение со стихией вожделения никогда не кончалось, но взгляд невольно отметил – шесть сорок пять.

Пора!

Прозвучал гонг.

Оглушительный взрыв где-то изнутри вкусно сотряс тело до самого основания.

Оргазмические конвульсии сводили с ума сладкой судорогой каждую клеточку, пропитанную любовью и чем-то ещё, отчего хотелось закричать, как Тарзан, но мозг начал просыпаться, подавая сигналы SOS.

К великому сожалению нужно было выпрыгивать из постели, принимать душ и бежать на работу.

Антоха, как назло, лез с ласками, которые были не ко времени и не к месту.

Он опять запустил ладонь между ног и…

Чёрт бы побрал эту безумную любовь, сумасшедшую страсть и неуёмную сексуальную жажду.

– Молчи, – шептал любимый, просовывая голову меж её ног, – сейчас будет самое сладкое.

Ксюха знала – точно будет.

Как не уступить.

Антоха опять раззадорился. Каждое его прикосновение вызывало волну воодушевлённого сладострастия.

Ксюха сдалась, хотя мысли её и чувства раздваивались.

Ей было хорошо и в то же время совсем плохо, потому, что папа научил быть ответственной и аккуратной во всём, что касалось обязательств и служебного долга.

Повторный приступ любовного экстаза был не таким продолжительным, но не менее чувственным и бурным.

Смятое постельное бельё окончательно соскочило с кровати, Антоха смеялся, как ненормальный и целовал, целовал.

– А давай на работу не пойдём.

– А давай – не давай. У меня проект и командировка. Тебе может и всё равно, а я…

– А ты… ты меня любишь. И пусть весь мир подождёт.

– Я тоже…

– Чего?

– Тоже подожду, пока надумаешь на мне жениться. Впрочем, это такая мелочь.

– Ну вот, началось! Как было хорошо и вот…

– Прости, прости милый. Я не хотела. Это нервы.

Антоха вскочил, сграбастал Ксюху в охапку, зацеловал.

– Прости. Я не думал, что для тебя это так важно. Но это совсем не значит, что мне всё равно. У меня сюрприз! Ага, не ожидала. Закрывай глаза и жди.

– Мне некогда, Антосик. Опаздываю.

– Не возражаю. Достаточно одной минутки… ахаляй-махаляй, улюль булюль и хиштаки сеританур… Сезам – откройся!

Антоха засунул руку под подушку, вытащил оттуда красную коробочку.

– Женюсь, какие могут быть игрушки. А вы, вчерашние подружки… Люблю!

– Как ты догадался?

– Ха! Как думаешь, что я там… ну, там. Искал? Вот! Ин-фор-ма-цию! А ты думала, я сексом занимаюсь? Глупенькая…

– Как же я тебя люблю!

– Я знаю.

Сегодня Аксинья ехала на работу счастливая.

Не потому, что утром был умопомрачительный секс, не потому, что Антоха, наконец, решился сделать официальное предложение. Она радовалась, что не были обмануты её ожидания, её беспредельное доверие.

Ксюха чувствовала с самого начала, что Антошке можно довериться.

Он человек ответственный, верный. Мало того: сильный, надёжный и самый-самый любимый.

Любить непросто. Просто – не любить

Не все видят, не все слышат, не каждый себе на пользу старается. Соблазнов много.

Диалог отца и взрослой дочери

Не знаю, у кого как, но существует на свете такая должность… обязанность, может быть полномочия или повинность, которую можно обозначить одним словом – папамама.

Это когда на самом деле ты папа, но выполняешь значительно расширенные родительские функции в связи с отстранением от служебного регламента матери по причине многочисленных злоупотреблений родительскими обязанностями, утратой доверия и добровольным самоустранением от хозяйственных и воспитательных обязанностей.

Так бывает.

Поверьте, это совсем не редкость.

Вот… не знаю с чего начать. Тема больно скользкая.

Приходит, значит, ко мне дочуля, вся в слезах и… как в песне у Евгения Осина, – плачет девочка в автомате, кутаясь в зябкое пальтецо, вся в слезах и губной помаде. Перепачканное лицо…

Короче, – бла-бла-бла… мёрзлый лёд на щеках блестит, это след от мужских обид. Приехали, значит, выросла, повзрослела, твою печаль… созрела моя маленькая принцесса.

Как сейчас помню: напялит на головёнку корону со стеклярусом, в мамкино платье и в туфли залезет, – я цяревна.

Ага, принц, похоже, не той системы.

Рыдает, короче, цяревна у меня на плече, остановиться не может.

Я её по головке глажу, на личико дую осторожно, успокаиваю, как в детстве, когда коленку разбивала, или мальчишки обижали. Хотя у доченьки ещё тогда был решительный, бойцовский характер.

Встанет “руки в боки”, – анука!

Маленькая такая атаманша.

Слушались.

И что теперь?

– Ладно, – говорю, – отдышалась, расслабилась, теперь по делу. Проблема в чём?

– Витька, паразит… ты же опытный, всё знаешь…

– О чём, дочь? У меня кроме твоей мамы никого не было. Я же до сих пор стажёр, пробную версию семейной стратегии до конца не освоил, не успел, на лицензионную программу способностей не хватило.

– Ты же мужчина… вот и скажи…

– Зайка ты моя, солнышко лесное, где, в каких краях… да, уж… мне б самому отыскать тот ручей у янтарной сосны, где сквозь туман ярко светит кусочек огня, где ожидают, дочуль, не меня, не ме-ня…

– Шуточки всё тебе, а я…

– Послушай, солнце моё, откуда мне знать про твоих мужчинов-то, если совсем ничего в подлунном  мире не повторяется даже  дважды, хоть и состоит всё сущее из одних и тех же кирпичиков. В голову к твоему кавалеру залезть никак не могу. Уж если для тебя он загадка, то мне…обидел чем?

– Хуже! Скажи, чего мне теперь делать, как быть?

– Вопрос, конечно, интересный. Пока ничего не пойму, но объясняешь занимательно, как математик с докторской степенью. Икс, игрек и Z в наличии, дальше сплошной туман. Конкретизируй. Попробую вникнуть. Есть, правда, одно радикальное средство, от всех напастей помогает.

– Какое?

– Верёвка и мыло. Как вариант – камень на шею. Или бутылка уксусной эссенции внутрь. Только не советую. Представляешь, как некрасиво будешь выглядеть, когда твой милый разрыдается над твоими останками?

– Тьфу на тебя! Я думала ты папка, а ты…

– Правильно, я папамама, мне нельзя ошибаться: вину свалить не на кого. Я не эксперт. Собственно, в существование толковых экспертов не верю в принципе. Одни дилетанты, солнышко. Никто ничего ни в чём не соображает, только губёшки  надувают и пузыри пускают.

– Так что там у нас, тобишь у вас, стряслось? Разлюбил, разочаровал, изменил, скандал устроил… или это… по мужской части прокололся? У вас было чего? Молчу, молчу… не моё собачье дело. Мужчина – существо нежное, ранимое, впечатлительное. Нам, люба моя, мальчикам, ничего под руку говорить нельзя, поскольку мужская сущность, которая за любовь отвечает, весьма уязвима. Разволновался, перенервничал –  не справился с управлением, из мужчины превратился в бесполое существо. Легко и просто. И это нормально.

– Наговоришь тоже.

– Как есть. Если мы слёзы не льём, это не значит, что не плачем. Нам с детства в голову деревянной киянкой клин в мозг загоняют, что мужчина не имеет права быть сентиментальным, эмоциональным и чувственным романтиком. А потом девочки обижаются, что мы чёрствые сухари, бессердечные, бесчувственные циники. Ладно, дочь, колись. Я уши заткну, только суть выясню. Может, тогда докумекаю, чего от меня солнышко моё хочет. Мамку бы тебе… да, увы… Не сыпь мне соль на рану, не говори навзрыд. Душа, твою дивизию, страдает и болит.

– Я ему говорю, а он… ну, почему…

– О, факты косяком попёрли. Теперь яснее стало. Вот, что скажу, любовь моя… любил ли кто тебя как я… не пытайся нас, мужиков, понять. Сначала себя спроси – чего именно твоё  сиятельство желают. Скажу сразу – намёки и туманности мы, человеки со вторичными половыми признаками мужчины, не улавливаем. Так мужской мозг устроен. И сопротивляемся противоречивым аргументам женской логики. Мальчику конкретика нужна. Через поцелуй, через ласку, через доверие.  Говори только прямо – хочу харчо, секс или шубу, но ответа не жди. Мысль должна вызреть, оформиться. Сама понимаешь – обидно, если тобой дама командует. Мужчина действует прямолинейно. Обмозгует твой Ванька, Джон или Макс, составит план действий, определит тактику и стратегию… подойдёт и скажет, – любимая, я тут подумал и решил. О, как! И ты в дамках, и ему хорошо. Ну, догоняешь?

– Как у тебя всё просто.

– Вовсе нет. Напротив, нужно так исхитриться, чтобы у мальчишки душа пела оттого, что угодил тебе. Но и с его желаниями считаться нужно. Себя пойми, солнышко. Нравится он тебе, интересно с ним? Эмоции зашкаливают, сердце радуется, тело стонет? Приложи к душе ухо и слушай, она всё про тебя знает. Только в душу лезть не пытайся. Испугается и свернётся спиралькой – не выковырнешь. Там, в душе, мама мия… такое понаверчено… чёрное, белое, цветное, всех форм и консистенций.

– И у тебя тоже?

– Кхм… ато… вот, мамка твоя… плюнула в душу и  упорхнула. Думает, с рук сойдёт. Мол, всё можно. Ан, нет… есть такое орудие – бумеранг: кого ранит, а кого и убивает. Не дай бог испытать его разрушительную силу. Есть такое явление – интерференция называется. Это когда энергетические потоки взаимно усиливают или снижают амплитуду волн. Любовь, это силища. Чем больше отдашь, тем больше к тебе вернётся.

– Откуда мне знать, что он меня любит?

– Если сомневаешься – уходи, добра не будет. Любовь в доказательствах не нуждается, она сама по себе неопровержимый факт, который как ни старайся – не сотрёшь и не спрячешь. Я же вижу, как ты светишься.

– Скажешь тоже.

– Зуб даю. Можешь не слушать. Мне-то что. Вот сейчас, если честно, обидно было. Сама спрашиваешь и сама же не веришь. Есть и ещё кое-что. Никогда не ограничивай личное пространство своего мужчины – не простит. Мучиться будет от неразделённых чувств, но не простит. Мы такие. Учти. Именно поэтому мужья и любовники через одного рыбаки, охотники и путешественники.

– Ага, а я, значит, мучайся, страдай, жди, когда он нагуляется.

– Так и не жди. Нет терпежу – гуляй Вася. Пускай катится колбаской по Малой Спасской. Можно ещё на хутор бабочек ловить отправить или вообще, куда Макар телят не гонял. Я не шучу, доношу до твоего неокрепшего женского сознания существенные факты организации мужской психики. Так-то, цяревна.

– Это всё? На этом конструктивные особенности нежной мужской души закончились? Огласите, пожалуйста, весь список.

– Такая ты мне больше нравишься. Ну, слушай. Мы, мальчишки, страсть какие ревнивые, хотя сами не подарок. Такими уж нас создали. Да, мы ужасные собственники. Но есть варианты. Например, не давать поводы для домыслов. Сложно, но выполнимо. Нервы – не игрушка, не музыкальный инструмент. Не манипулируй. Почувствует – уйдёт. Свобода и доминирование для мужчины важнее любви и секса.

– Вам, значит, можно, а нам нельзя?

– Никому нельзя. Любовь, это пограничная застава, флажки, но держаться в рамках, если чувства взаимны, просто. Вот ещё: никогда не додумывай за нами сказанное, понимай буквально, как есть. Скрытые смыслы –  женская фишка. Нам она ни к чему. Прислушивайся. И никогда не обижайся, если твой избранник не замечает изменение внешности, новые серьги или туфельки. Увы, на фантики мы слепы и глухи.

– Обрадовал. Слепые, глухие, ранимые, нежные… к тому ещё ревнивые, обидчивые и тупые. И чего со всем этим богатством делать?

– Думай, дочка. Жизнь прожить – не поле перейти. У вашего брата список изъянов куда обширнее, а как искусно замаскирован. Чего стоят только вечные перепады настроения, капризность и склонность к фантазиям. Не каждому, девочка, дано яблоком падать к чужим ногам… Счастье, есть ловкость ума и рук. Все неловкие души за несчастных всегда известны… Это не я сказал – Есенин. Так и живём, подруга: подстраиваемся, приспосабливаемся, ублажаем, жертвуем. Иначе никак.

– Надеюсь, это-то всё.

– Не совсем. Не забывай, что он мужчина. Трусики, помаду и туфельки выбирай сама. Он тебе не советник. И не старайся помогать там, где требуется мужская сила, нервное напряжение, выносливость, жертвенность и отвага. Ты наверно слышала про половинки. Так вот, так и есть, только они ужасно не симметричны. Мужественность, это духовная и физическая сила, основанная на осознанной чувственности в сочетании с глубинным пониманием сущности вещей и явлений. Вот только жить ради себя любимого настоящие мужики не умеют. Это правда, дочь, истинная правда. А теперь думай.

– Наговорил, наговорил. Я ведь не записывала.

– А и не надо. Сердце само подскажет. Поймёшь себя, и всё сложится, как кубик Рубика, грань к грани. Ему с тобой хорошо будет, счастье ложкой черпать начнёте. А на нет и суда нет.

– Пап, вот ты умный, добрый, а мамку не удержал. Не старался?

– За себя скажу, за неё – нет. Чужая душа – потёмки. Я же тебе говорил – не вникай, не копайся, не старайся понять. От многих знаний многие печали. Полюбишь себя, и тебя любить будут.

– А тебя?

– Моя половинка пока в пути. Будет, всё будет. Счастье, его разглядеть нужно. Наклонись над тем цветком или над травинкой – столько всего увидишь, себе не поверишь. Создатель изначально, в момент рождении, даёт человеку всё необходимое для лучшей жизни.

Не все видят, не все слышат, не каждый себе на пользу старается.

Соблазнов много.

Не подходи – я обиделась!

Ожидая в открытом кафе за чашечкой не очень ароматного  напитка знакомого, загляделся я на миловидную леди, напомнившую мне идеальный образ героинь  Тургенева.

Рыжеволосая девушка с открытым лбом и кудрявыми локонами,  одетая элегантно, но скромно впечатлила меня, мужчину в возрасте осознанной духовной сексуальности до полного  изумления.

Дитя, (для мужчины на седьмом десятке лет женщина до тридцати всегда воплощение целомудренной непорочности), сидело в задумчивой позе с прикрытыми глазами, переживая, видимо, волнительный эпизод из раскрытой перед ней книги.

Девушка была соблазнительно хороша.

Я любовался мимикой, чертами лица девочки, строгой целомудренной позой, в которой она сидела и пытался угадать, что именно задело душевные струны прелестницы.

По её лицу можно было прочитать, какие именно эмоции вдохновляют и будоражат воображение, но тайна оставалась тайной.

Интенсивное сопереживание с персонажем книги прервал громкий телефонный звонок.

– Могу. Зачем? Садко. Хорошо, подожду.

Спустя десять минут к ней подсел юноша её лет. У него был взъерошенный, очень расстроенный вид.

– Слушаю тебя, Рома. Мечтала побыть одна… опять не срослось. Разве от вас скроешься?

– Ну, извини… я же не просто так. Только ты можешь мне помочь… у нас такое ЧП… вот… позвони Юльке, а.

– У тебя телефон сломался?

– Если бы. Мы это… мы поссорились. Так, фигня. Я ни сном, ни духом. На пустом месте. Ни о чём, честное слово. Ты же меня знаешь.

– Ещё бы. Даже красный горшок в белый горох помню в детском саду. Попроси прощения, чего проще?

– Как? Она… короче… всё, говорит – достал. Разревелась и ушла, хлопнув дверью. Я просто спросил, где была, почему так долго. Сказал, что соскучился и есть хочу. Мы всё-таки муж и жена. Имею я право или нет? Вот. Вазу с цветами о пол грохнула. Обозвала меня чудовищем… и убежала. Ещё утром. Время пять часов. Её нет и нет. Представляешь, что я про всё это думаю! Мрак, бред, я в шоке! А если у неё кто-то есть, если она…

– Позвони и выясни, чего проще. Это всё?

– Я же к тебе за помощью пришёл, вы подруги.

– Допустим. Это не даёт мне права вторгаться в личную жизнь. Мало ли чего ты недоговариваешь.

– Понял… кажется, понял. Ты чего-то определённо знаешь. Говори, иначе…

– Роман Степанович, ты же не девочка курсистка. К чему эта нелепая истерика. Ещё начни головой о стол биться или стаканы грызть. Лучше подумай, что могло вызвать такую бурную реакцию. Ты не того… уси-пуси, трали-вали… интрижки, амуры, не задодил?

– Ты о чём? Не было ничего… ни-че-го! Люблю я её.

– Верю, любишь, как же иначе. У вас ещё медовый год не закончился. Иди домой, успокойся и жди. Придёт, никуда не денется принцесса твоя.

– Не могу домой. Я же не знаю, что с ней. У меня мозги кипят. Позвони, прошу.

– Рома, не вмешивай меня, пожалуйста, в ваши семейные отношения. Милые бранятся – только тешатся. Из-за пустяка не хочу потерять подругу.

– Звони, говорю!

– Нет!

– Звони… она меня везде в чёрный список внесла. Везде, понимаешь! В соцсетях, в ватсапе, в вайбере. Звонки не проходят.

– Вы совсем очумели, молодожёны? Что за блажь? Не подростки уже, чтобы так глупо рвать отношения.

Придумал же кто-то виртуальные чёрные списки, с помощью которых можно запросто вынести мозг кому угодно.

Мы ссорились иначе.

Может, время было другое?

Вспомнилось, как однажды позвонил своему боссу через диспетчера (его телефон не подавал признаков жизни), по безотлагательному, жизненно важному вопросу.

Дама голосом разбушевавшейся фурии ответила что не собирается его звать. Потому что шеф сволочь и разговаривать с ним она не собирается.

О, как!

В тот раз я попал на серьёзный штраф, фирма тоже осталась в убытке.

Но там всё реально было сложно. Девочка оказалась беременной от любвеобильного начальника.

А здесь…

Мне стало действительно интересно, но ведь это чужая история.

И всё-таки финал случился на моих глазах.

Друзья долго препирались, однако звонок был сделан.

– Юлька, ты где?

– ((

– Что случилось, почему не отвечаешь на Ромкины звонки?

– ((

– Что-что? Не смеши, подруга, разве это повод… хватит ахинею нести. Не валяй дурака, истерика. Твой муж… короче, кажется я его от попытки суицида спасла. Он тебя любит. Лю-бит! Точно, тебе говорю. Сидит и плачет. Сами разбирайтесь… я вам не стоп-кран… не нянька. В кафе Садко ждём.

– Да, дело, Ромео, обстоит следующим образом, – тургеневская леди, рассказывая о причине боевых манёвров закрыла ладошкой рот и рассмеялась: раскатисто, громко.

– Юлька в салоне красоты была, по дороге ноготь сломала. Ты под руку попался, вот и всё. Сейчас приедет, она рядом.

Через несколько минут я наблюдал крайне эмоциональное, весьма романтичное и трогательное примирение сторон  конфликта, понять логику которого почти невозможно.

Говорят, но это неточно, что на международном конкурсе по женской логике победил генератор случайных чисел.

И тут я вспомнил эпизод из фильма «Блондинка за углом», когда Догилева чуть не в истерике говорила Миронову: –  Вот поженимся,  родится у нас мальчик… и будет у него всё, чего душа пожелает… и «поступим» мы его учиться в лучший университет. И вот он поедет летом на картошку…  увидит там сарай с подвалом… начнёт спускаться в подвал, а тут на него случайно упадёт топор, лежащий на полке, и всё – нет нашей кровиночки, нашего мальчика!

Вот так, из-за пустяков, из-за романтической тургеневской впечатлительности иногда даже настоящие войны начинаются.