Текст книги "Бурнасой* (СИ)"

Автор книги: Валерий Столыпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Иван. Теперь курить и спать. Все. Где мое место?

– У печи. На широкой лавке. Постель сейчас дам.

– Хорошо. Теперь гаси свет и иди. Не мешай отдыхать.

Утром Иван, так звали гостя, начал собираться, когда из своей горницы вышла Вера. Он засуетился, посерел лицом, осунувшись враз. Немного погодя сказался больным.

Матвей к тому времени собрался на заработок. Еще вчера сговорился с соседями заготовить лес на дрова. На его лице проявилось удивление и недоверие, но он хозяин своему слову, нарушить его не в праве. Нужно идти. Наказал Вере напоить гостя горячим чаем со смородиновым листом и сухой малиной, да дать подышать над сваренной в мундире картошкой. Попрощался с гостем и ушел.

Иван улегся под одеяло, натянув его чуть не с головой. Вера суетится по хозяйству. Когда принесла ему смородиновый чай в алюминиевой кружке, тот схватил ее за руки и резко дернул на себя. Девушка повалилась на скамью. Иван подмял ее под себя, ухватив, словно клещами, сильными ручищами с натянутыми как канаты напряженными жилами. Силушки у него вдосталь. Не обижен. Побороть молодицу – развлечение.

Вера вскрикнула, выдергивая руки и отбиваясь ногами. Куда там... Справился, враз, только дышит прерывисто и тяжело. Глаза налились кровью, лицо покраснело, на лбу выступила испарина. Иван прижал руки девушки, навалившись на нее всем телом, а рукой начал шарить под юбками, пока не нащупал влажную горячую мякоть.

Вера все еще билась в немой истерике, пытаясь сбросить с себя охальника. Не судьба. Рывком постоялец задрал подол, сильными коленями раздвинул оголенные бедра и отыскав вожделенное отверстие рывком вогнал в него восставший орган, понимая, что насилует девственницу, но не обращая на это ни малейшего внимания.

Вера вскрикнула от резкой горящей боли и завыла. Ей казалось, что внутри что-то раскаленное увеличивается до невероятных размеров, пытаясь разорвать пространство внизу живота. Потом это нечто начало конвульсивно сокращаться, по ее бедрам потекло горячее и липкое. Это длилось всего несколько мгновений, однако достаточно, чтобы Вера лишилась сознания, почти перестав дышать...

Иван привстал, оглядел происшедшее, вытерся хладнокровно о задранный подол, еще раз протер руки, брезгливо посмотрев на пятна крови вперемешку со спермой и ухмыльнулся, по привычке огладив усы. Чем не гусар. Победитель. А ведь могло все быть по-иному.

Мужчина засуетился, судорожно собирая свои нехитрые пожитки, оглядел внимательно все вокруг, достал наган и пошел к постели, где только что осрамил молодицу. Вера очнулась, смотря на него мутными от слез глазами, видя только размытый неясный силуэт обидчика. Иван потряс наганом, потом махнул рукой.

– Э-э-э... Убью, если что... Тьфу. – Брезгливо сплюнул в сторону Веры и выбежал. Через несколько минут захрустели на снегу копыта и послышался скрип уносящейся прочь дрожки.

Вера поднялась, не глядя на окровавленную постель, шатаясь пошла к себе в комнату.

– Все. Теперь все... Что я тятьке скажу? Почему? Почему я? А люди? Как теперь на люди показаться? Жить не хочу. Теперь я грязная, гулящая. Пропащая теперь. Такую, никто замуж не возьмет....

Вера зарыдала без слез, сотрясаясь до икоты каждой клеточкой опороченного, обесчещенного молодого тела. Сил хватило только на то, чтобы забиться в дальний угол. Глаза опухли от слез. Горло сдавило спазмом от рыданий. Она сидела, опустив руки, и качалась, словно укачивая свое ушедшее разом детство.

Такой и застал ее отец. Только сперва его встретили тишина и пустота темного дома. Дочка не встретила, чего никогда прежде не бывало. Предчувствия не обманули. Чуяло его отцовское сердце неладное, только посчитал – блажь. Внутри все оборвалось. В сердце вогнали стальной огненный шип. Он зажег керосиновую лампу, осмотрелся, увидел смятую окровавленную постель. Знал! Чувствовал! Дочка!

Матвей посмотрел с укоризной и ненавистью на образа. Плюнул в их сторону и повернул иконы лицом к стене.

– Нет от вас никакой заступы. Сперва, жена, затем я, теперь дочка... Если и есть ты, Господь, то совсем не добрый...

Он прошел в комнату Веры. Увидев ее страдания, молча, снял шапку и упал на колени.

– Прости! Прости, родная! Это я во всем виноват! Я.

Вера его не слышит. У нее в ушах шум, в голове пелена. Она и сама не знает, кто теперь и жива ли. Матвей дотронулся до ее лица, огладил ласково, прижал к себе.

– Ничего, дочь! Ничего. Меня тоже никто не спросил, когда на войну помирать отправляли. И мать твоя не по своей воле голодная работала задарма круглые сутки, через чего и преставилась. Видно такова наша мужицкая доля. Ничего не поделаешь. Судьба. Зато у меня есть ты, а у тебя я. Разве это мало? Проживем. Еще и счастье увидим. Я тебе обещаю...

Осенью, в самый грибной сезон, Вера родила. Две замечательные девочки. Старшую, она появилась на час раньше, назвали Алевтина. Младшую величают Варвара. К тому сроку, как родить, имена уже были заготовлены. Макар не посмотрел, что назвали не по святцам. Очень уж обижен он на того Бога, что посылает людям одни несчастья, причем совсем незаслуженные.

За повитуху был отец. Он очень удивился числу и размеру малышек. Такого чуда, когда рождение близнецов, в их местности прежде не бывало. Они до сих пор скрывали от общества беременность Веры, боясь порицания и презрения односельчан.

На деле этого не случилось. Целую неделю заходили к ним соседи с подарками и поздравлениями. Откуда и как прознали про появление двойни – не понятно, только в маленьком поселении ничего от людей не скроешь. Несли муку, крупу, картофель, отрезы холста и ситца, кур и даже гусей.

Матвей не успевал наливать стаканчики "за здравие". Вера? враз просветлела лицом и сердцем, с упоением принявшись учиться быть матерью. Особенно по вкусу пришлось ей кормление дочек. Хоть порой это было и больно, но к ней опять вернулось томление, как в девичестве. Иногда внизу живота что-то начинало судорожно сокращаться, даря небывалые прежде ощущения, которые Вера ждала, как прежде ожидала встречи с любовью.

Девочки подрастали быстро. Были они похожи, как две капли воды. Дед и мать зачастую не могли отличить одну от другой. Пришлось пришивать на платьица тесьму разного цвета, что вызывало бурю негодования обеих, желающих все такое же, как у сестры.

Лицом и сноровкой девочки совсем одинаковы, а характером разные. Старшая, Алевтина, добрая и нежная. Прижимается, ластится, следует за мамкой хвостиком, учится у нее всему, стараясь упредить ее желания. Варвара хитрее и изворотливей. Любит подшутить, обмануть, схитрить. Совсем немного.

Вдвоем им хорошо и весело. Вместе они занятные, никого не тревожат. Изредка выходят конфликты, когда занятия не хватает на двоих. Тогда, бывает, подерутся. Потом обнимаются, ластятся, норовят сделать дружке приятное.

Так и выросли. Никто оглянуться не успел, как созрели ягодки разом. Мамка им нашептала кое-чего, научила, как с такой оказией справляться, зная о том на личном опыте. Еще рассказала, от чего детишки родятся, показала, как и откуда появляются котята.

Этим только разогрела их любопытство. Неожиданно появилась потребность разглядывать свое и сестры тело, трогать его, испытывая неведомое прежде возбуждение, хвастаться набухающими сосочками и первыми волосиками между бедер.

Пришла пора и на мальчиков посмотреть внимательно, изучая и отмечая происходящие у них изменения. Оказывается кроме соплей у них есть красивые сильные мышцы, изумительные глаза и губы... А голос. Совсем, как у взрослых. И отчего так волнуется сердце, когда соседский Егор нечаянно заденет даже не рукой, а всего-то рукавом своей рубахи?

Алевтина первая отметила, что мальчишка стал статным красавцем. Только рыжий совсем . Их семья на всю округу такая единственная. Волосы медные, словно выкрашенные луковой шелухой, какой яйца на Пасху расцвечивают . Ей даже нравится. Глаза у него карие. И такие глубокие-глубокие, как озера перед наступлением сумерек. Еще он замечательно морщит нос. Тогда на нем появляются поразительный и загадочный рисунок, до которого хочется дотронуться губами. Про губы и говорить нечего, настолько они притягивают взор. А как ловко закидывает он на скирду полный навильник сена, словно оно ничего не весит. Хочется, чтобы вместо сена он поднимал ее... и прижимал. Тогда она сможет положить свою голову на его плечо и понюхать, чем он пахнет. Правда – чем на самом деле благоухает мужчина? Нет, не мужчина – юноша. Чем пахнет дедушка, она знает с детства. У него терпкий и очень родной запах, как в старом доме. У мальчиков наверняка иначе. Нежнее, что ли. Думает, если вдохнуть запах Егорки, у нее наверняка закружится голова. Конечно и без того внутри все вертится, как юла. Особенно мысли. Где они все были раньше? Интересно, что он думает о ней? Наверно совсем ничего. Она ведь простая девчонка. У нее даже грудь как следует не подросла. Все – равно, красивая. Лучше, чем Варька. Та, задавака и слишком хитрая. Варя не такая. Егорка тоже не такой. А какой он? Он хороший. Как же хочется дотронуться до его лица, послушать, как он говорит... Варюха ни о чем и не о ком, кроме него, не может думать. Неужели он этого не видит?

Видит, милая девочка. Еще как видит. Еще и думает почти как, как ты. Только он тебя боится гораздо сильнее, чем ты его. Оглянись и увидишь, как следует за тобой тенью и ждет, когда настанет миг, в который он сможет обратиться к тебе или помочь чем. Например, поднести ведра от ручья.

Такая минута все приближалась, пока не повстречались они лицом к лицу со своими желаниями, справиться с которыми уже стало невозможно. Обнимались тайком под высоким берегом говорливой реки. Молча. Понимая друг дружку без слов, торопясь не успеть сделать и познать все, о чем мечтали долгое время до близкого знакомства.

Захлебывались от набегающих волн сильных эмоций, растворяясь в неведомом, страстно желая познать все больше. Больше потихоньку наскучило и захотелось глубже. Каждый понял, что отдавать и дарить много приятнее, чем брать без отдачи. Они наслаждались каждой минутой, подаренной им счастливой судьбой, стремясь угодить, наблюдая за реакцией и настроением друг друга. Постепенно научились понимать потребности души и тела, подстраиваясь. Для Алевтины с каждым днем было все сложнее найти время для тайных встреч: Варвару начали беспокоить постоянные исчезновения сестры, она стала за ней следить.

Самое обидное, что тайну, связанную с пропажей, Алевтина раскрыла в тот необыкновенный момент, когда близость вплотную подошла к кульминации. Она выследила сестру с Егоркой на сеновале. В ту минуту свершалось таинство первого проникновения, миг небывалой близости до степени смешения, слияния мужчины и женщины в одно целое.

Сначала Варвара ужаснулась происходящему, прикусив в ужасе ладонь. Потом смотрела во все глаза, чувствуя небывалое возбуждение и рождение страстного желания... повторить, самой прочувствовать все до последней капельки. Ну почему все самое лучшее в этой жизни достается Альке? Разве она хуже?

В голове Вари моментально созревает план. Довольно коварный, если не сказать больше. Ужасный. Безжалостный вариант хитроумной подмены. Ведь они похожи, как капли воды. Можно сказать Варвара это Аля, а Алевтина – та же Варя. Когда другие о том не догадываются. Значит надо досмотреть спектакль до конца, услышать, когда следующая встреча и тогда...

Варвара закрыла в общей с сестрой комнате ставни на засовы снаружи, подперла тяжеленным комодом дверь, оделась во все Алькино и довольная отправилась на сеновал. Правда перед этим ревела, как белуга, всю ночь, завидуя сестриной удаче. Додумалась до того, что убежит с Егоркой далеко-далеко, где их никто не сыщет. Только мамку жалко. И деда. Впрочем, Алевтина тоже хорошая. Как она без нее? Но любовь важнее. Они с Егором нарожают детишек целую пропасть и будут жить долго и счастливо, пока не умрут в один день. Непонятно только, почему обязательно умирать. Разве нельзя без этого? Нет, не так. Она будет жена Егорки, а Алька их лучшая подружка. Так лучше. Сестренка будет наших детей воспитывать и по хозяйству. А мы оба ее любить и дарить кучу подарков.

Все удалось как нельзя лучше. Когда Егор залез на сеновал, Варвара его ожидала. Тот начал городить всякий любовный бред. варя молчала, чтобы нечаянно не выдать себя голосом, хотя была уверена, что все пройдет гладко. Егорка увлеченно целует, а девочка не знает, что нужно делать. Хорошо, мальчишка справился и без нее, не дай Бог разоблачил бы проказницу.

Варька с восторгом познавала всю науку в ускоренном варианте, без предисловий. Сразу практика, без возможности и права допустить ошибку. Она так старалась, что не заметила, когда прозвучал финальный звонок и милый начал ее раздевать. Этого ужасно хотелось, но было жутко страшно. А ну, как у нее не получится, как у Альки. Если Егорка прознает, тогда беда.

Тот целует и ласкает, слишком долго, как ей показалось, влезая своим смелым, но до ужаса приятным языком в каждую щелочку, возбудив девочку так, что она готова была умолять закончить наконец эту сладкую пытку. Только Егора уже было не остановить. Варя о том даже не догадывалась. Он щепетильно приближался к желанной развязке, по хозяйски запустив ей между ног два пальца. Варя съежилась и превратилась в камень. Что же дальше? А дальше он ласково раздвинул ее детскую щелку и нежно ввел в нее.... это точно не были пальцы. Но как здорово, хотя немножко больно. Она решила с достоинством вытерпеть все до самого конца: ведь Алька терпела.

Дальше все было, как в волшебном сне: она парила над собой, плавая в невыразимом блаженстве, отдаваясь Егорке целиком, позволяя делать что угодно, лишь бы подольше. Варя не испытывала чувства стыда и угрызений совести. Ей было слишком хорошо. Так не бывает, однако так есть. Как же она счастлива. Только что дальше? Она ведь воспользовалась сходством, украла у сестренки любовь... значит стала воровкой. Сможет ли теперь Варя в этом признаться? Как вести себя дальше? Неужели правда придется бежать от родных и близких людей? Ощущение блаженство стало бороться с чувством горечи и утраты. Неужели она настоящая преступница и нет ей в этой жизни прощения? Только не это... О таком она и помыслить до случившегося не могла.

Домой Варя вернулась под утро, почти перед самыми петухами, успев испытать боль и наслаждение многократно и с трудом расставшись с любимым. Вот только с чьим любимым? Теперь она уже не была так уверенна в этом, понимала, что прямо сейчас придется открыться и выяснять отношения... с родной и единственной сестренкой. Это становилось мучительным. Однако и жалеть о случившемся Варвара не собиралась: должен быть выход. Наверняка есть. А если есть, то она обязательно его найдет.

К Алевтине Варя пришла с готовым планом, считая его приемлемым и необходимым. Точнее единственным. Отодвинув комод, она осторожно, на цыпочках, вошла в комнату... Аля не спала. Девушка приосанилась и пошла к сестре, как ни в чем не бывало. Та смотрела на нее опухшими глазами, явно не сомкнув глаз. Она еще не знала, но догадывалась, точнее чувствовала интуитивно – что-то произошло, страшное и неправильное. От сознания того, что это с ней сотворила любимая родная сестра, ее двойник, хотелось утопиться. Алька резко соскочила с кровати, вцепилась в волосы сестры и начала ожесточенно хлестать ту по щекам. Варька сопротивлялась, но молча и не в полную силу – чувствовала за собой вину. Отсутствие отпора довольно быстро остудило Алю. Вслед за яростью и злобой пришло безразличное отчаяние. Варвара притянула сестру за голову, погладила и спокойным тоном начала говорить.

– Прости. Ну, прости меня. Ведь мы сестры. Неужели не сможем договориться, решить по-доброму?

– О чем? О чем я должна с тобой договариваться? Ты воровка, развратница и разлучница.

– Не спорю. Да, я такая. И что дальше? Тебе полегчало от того, что все это мне высказала? Нет. Нужно договариваться. Нам с тобой это нужно. Иначе плохо будет всем: тебе, мне, Егорке. Можно поступить иначе...

– Как? Не бывает иначе. Ты подлая, развратная, безжалостная... Ту предательница и этим сказано все. Я тебя убью... или себя. Какая в сущности разница. Одна из нас лишняя. Кто?

– А если скажу, что лишних нет. Мы все друг другу нужны. Все...

– Зачем ты мне, если так со мной поступаешь? Не знаю. Наверно я отсюда уеду. Навсегда.

– Для чего? Можно никуда никому не уезжать и жить счастливо...

– Как? Ты бредишь, милая, родная моя сестренка. Правда, теперь не настолько родная, как прежде. Не настолько...

– Есть вариант, когда всем будет хорошо. Слушать будешь?

– Что мне еще остается в этой жизни... только слушать.

– Тогда развешивай уши и думай...

Варя не успела договорить, когда послышался скрип половиц за дверью. Мамка. Сестры условились договорить позже, когда она уйдет на работу. К тому времени страсти немного улеглись, девчонки принялись за уборку. Любовь любовью, а домашние обязанности никто не отменял. За столом обе сидели с кислыми физиономиями. Отговорились недомоганием, головной болью и вообще... Что подразумевалось под вообще, сказано не было. Да матери этого и не нужно. Главное вот они, расчудесные ее и самые лучшие на свете кровиночки, похожие, как... как маленькие котятки, даже больше. Вот если бы не знала по выражению лица и привычкам, тоже легко могла бы перепутать. Хорошие девчата растут Вот, кому-то счастье в жены достанется. С этими мыслями мамка собралась и ушла на ферму, а заговорщицы продолжили прерванный разговор.

– Вот я и говорю – договариваться нужно. Есть только один выход: любить его вместе. А он пусть нас обеих любит. Тогда всем будет хорошо.

– Это как? Ты любишься, а я над вами свечку держу, а потом наоборот?

– И совсем не так. Как сегодня. Он ведь не знает, кто из нас кто. Вот. На свидание по очереди нужно ходить. Потом рассказывать, о чем говорили. Чтобы не попасть в неловкое положение. В остальном у каждой своя любовь. Другая и разная. И всем хорошо.

– А если прознает?

– Не прознает. Уже испробовано. Мы для него как одно целое. Он для нас – тоже. Ну, же! Давай, решайся.

Секретное совещание продолжалось долго, с переменным успехом, но закончилось ничьей. Решение было принято. Вопрос о том, что когда-то признаваться все – равно придется, отложили на потом. И началось...

Так они дурили Егора до тех пор, пока обе одновременно не начали округляться. Однажды увидев их вместе, он пристально смотрел то на одну, то на другую. Обе покраснели.

В голову парня закралась догадка, скорее сомнение. Начал Егор сопоставлять и только тогда стал примечать, что подружка у него разная. У одной шрам на внутренней стороне бедра, у другой он пропадает. Пришлось прижать обманщиц к стенке. Под давлением аргументов те вынуждены были сознаться. Егора обманули. Обе. А он, получается, многоженец. Не иначе. И что дальше?

Дальше вопросы начала задавать мамка. Она дозналась много быстрей и Егорка был вызван "на ковер" для дачи показаний и выработки неотложных мер. На семейным совете приняли решение: свадьбу будут играть Егор и Алевтина, поскольку она первая влюбила в себя Егора. Варька остается "вечной невестой", детей будут воспитывать сообща, а регистрировать их сестры будут каждая на себя. Еще решили, что жить Егорке с обеими поочередно, через неделю. На том прения сторон закончились и началась подготовка к свадьбе.

Гуляли широко. Егоркина семья не из бедных. Пригласили всю деревню. Первая неделя после свадьбы досталась Алевтине. Та ночь далась Варе очень нелегко: ревела белугой, страдала от ревности, еще более от зависти, что опять Алька самый лучший кусок себе вытянула.

Дальше – как договорились. Только позже решил Егор, что совместно сестры хозяйствовать по доброму не смогут – ревнивые. Решил каждой построить свой дом. На время уехал в Няндому, учиться на шофера-механизатора. Вечерами помогал зодчему, реставратору старинных церквей, который в совершенстве обучил его плотницкому, столярному и слесарному мастерству. Теперь Бурнасый в совхозе главный механик, а после работы лучший в округе строитель и столяр. Настрогал двенадцать ребятишек. Все, до единого, девки и все бурнасы. Сам видел.

На рассвете мы встали из-за стола, когда закончился его необыкновенный рассказ, подтверждаемый фактическими данными. Глаза и уши обмануть невозможно. А Егорка? Герой он или преступник – решать вам.

В девять утра открыли сельсовет. Я дозвонился в совхоз. Соврал, что ЗИЛ сломался и мы его ремонтируем. В остальном говорил правду, только она сути не меняет. Коля Шпякин успел напиться до чертиков, поэтому за баранку его "пылесоса" пришлось сесть мне, хоть и не было у меня водительского удостоверения, да и за рулем второй или третий раз – новичок.

Пришлось рисковать. Через несколько часов мы уже стояли под погрузкой. Увязали солому, оформили документы, заправились и отправились домой. Теперь по трассе. И так срезали прилично. Не доехав километров двадцать до совхоза, я схватил правым колесом бровку и уехал в заснеженный кювет, скрывшись в сугробе по самую крышу. Сначала пришлось разгружать машину, потом тянуть ее из снежного болота на лебедке, благо в северных широтах все для такого случая предусмотрено. Потом грузились обратно.

Оказалось, что я довольно серьезно повредил правое крыло. Металл-то мы выстучали, а краска облетела. Пришлось заезжать в леспромхоз и уговаривать мастеров подмазать, подкрасить, чтобы скрыть факт аварии. В совхоз приехали ночью. Колька все еще спал. Позже выяснилось, что он припрятал по разным местам презентованную ему самогонку, которую он на остановках украдкой попивал. Оттого и оставался всю дорогу в овощном состоянии.

Я ехал всю дорогу под впечатлением. Не поездки. Егорки Бурнасы и его удивительной семьи. Так и не удалось мне прийти к уравновешенному мнению – как я отношусь к нему и его женам. Сумел бы я при подобных обстоятельствах оставаться счастливым и жизнерадостным? А как сам отношусь к этому коренастому рыжему парню? Вопросы, вопросы. Только где отыскать на них ответ. Жизнь порой такого накрутит. Вовек не расхлебать.

? Copyright: Валерий Столыпин, 2018

Свидетельство о публикации ?218041400342 http://www.proza.ru/2018/04/14/342